"Могила Таме-Тунга" - читать интересную книгу автора (Нефедьев Константин, Болотников Н. Я.)Глава 9 Легенда об Арари и ЛакуриПрофессор Эваристо Грасильяму, сидя за столом, пил утренний кофе и просматривал почту. Его внимание привлек голубой пакет, в верхнем углу которого стоял почтовый штемпель: «Леблон» — одного из курортных городков неподалеку от Рио-де-Жанейро. «Опять!» — с раздражением подумал профессор и нетерпеливо вскрыл конверт. В письме кратко сообщалось: Подписи не было, но внизу стояла приписка: Что это? Очередная шутка какого-нибудь бездельника? Последнее время профессор довольно часто стал получать письма, в которых неизвестные люди издевались над почтенным ученым и даже угрожали. Поводом для этого, так же как и для ряда полемических выступлений в печати этнографов, лингвистов и историков, послужила статья профессора Грасильяму «Кто открыл Новый Свет?» в журнале «История». В ней Грасильяму ставил вопрос: кто был первооткрывателем Америки? Приводя эти и другие факты, профессор Грасильяму приходил к выводу, что Новый Свет совсем не «новый», а скорее «древний». Почти все коренные народности Америки сохранили предания о пришельцах из-за моря. Многие индейские племена называют себя потомками этих пришельцев. У инков и ацтеков существует предание, что их предки имели белую кожу, рыжие волосы и голубые глаза. В Северной Америке живет племя индейцев макдана, ничем не отличающихся от европейцев. У макдана тоже существует предание, что их предки пришли из-за моря и имели совершенно белую кожу. Найдены саркофаги с мумиями древних инков, и волосы некоторых мумий оказались белокурыми. Далее автор обращал внимание на странное совпадение между культурами древних египтян и американских народов. Чем объяснить, что скульптура древнеегипетской богини неожиданно была обнаружена в Перу? Вот этот-то тезис статьи и послужил поводом для нападок на ее автора. Получив первое письмо с приглашением приехать в Леблон, профессор Грасильяму счел его очередной выходкой своих противников. Однако через какое-то время последовало второе, а вот сейчас и третье письмо. Вряд ли шутник был бы так настойчив. Профессор отставил чашку из-под кофе и задумался. «Ехать или не ехать?» — размышлял он, чуть ли не в десятый раз перечитывая странное послание. Что может сказать этот незнакомец о лакорийцах? Вероятно, какие-нибудь вздорные измышления? А вдруг?.. Спустя два часа самолет уносил профессора Грасильяму в Рио-де-Жанейро. — Сеньор приходится больному родственником? — Нет! — Близкий знакомый или друг? — Мы с вами знакомы больше, нежели с этим больным, — раздраженно буркнул профессор. — В таком случае я не могу допустить вас без разрешения старшего врача, — ответил дежурный. — Как прикажете доложить? Грасильяму протянул визитную карточку. Дежурный ушел, оставив Грасильяму размышлять над строгими порядками, существующими в клинике. — Прошу извинить, сеньор профессор, что заставили вас ждать, — сказал старший врач, появляясь в дверях. — На пациента палаты №12 было совершено покушение, и мы, естественно, обязаны соблюдать меры предосторожности. Кстати, мы получили сообщение, что к больному приезжает еще один ваш коллега… Заявление врача несколько успокоило Грасильяму, значит, вызов не чья-то шутка, но кто и зачем еще сюда приезжает? В палате №12 на кровати, у широкого окна, пропускавшего массу воздуха и света, полулежал человек с забинтованной головой. Увидев входящего Грасильяму, больной любезно сказал: — Большое спасибо, профессор, что приехали! Садитесь, пожалуйста. Мне нужно вам кое-что сообщить. — Прежде всего, сеньор, объясните, что все это значит? Кто вы? Я получил ваши письма и не знал, что подумать, — проворчал Грасильяму, усаживаясь в кресло. Больной пытался было приподняться с подушек, но тут же обмяк, схватившись рукой за голову. Это невольное, вызванное болью движение несколько смягчило гостя. Профессор с состраданием посмотрел на больного: худощавое лицо с правильными чертами и глубокими проницательными глазами располагало к себе. На какой-то миг профессору показалось, что он уже где-то встречал такие же глаза. Внешность незнакомца разбудила какие-то тревожные, но не совсем ясные воспоминания. — Извините, профессор, я не сообщил вам в письмах своего имени, — сказал больной, морщась от боли и прикасаясь ладонью к вискам. — Во-первых, оно бы вам ничего не сказало, а во-вторых, у меня есть причины не слишком часто упоминать его. Теперь я готов посвятить вас в свою тайну. Только прежде расскажу легенду о двух индейцах из племени тамойо. Их звали Арари и Лакури. Они жили в разных селениях, оба были молоды и отличались огромной физической силой. Однажды произошло наводнение, вода стала угрожать их жилищам. Чтобы спастись от беды, они решили сбросить с горы огромный камень, который преградил бы путь воде. Но, повторяю, они жили в разных селениях и каждый из них не знал о замыслах другого. Арари и Лакури начали толкать камень с разных сторон, не замечая друг друга. Камень не выдержал и раскололся, похоронив под обломками двух богатырей. Не кажется ли вам, профессор, что если бы они объединили свои усилия, то несчастья могло бы и не произойти? — К чему эта сказка? — недовольно спросил профессор. — Мы с вами находимся в положении Арари и Лакури, с той только разницей, что камень еще не рассыпался и не задавил нас обоих. — Кто вы, черт возьми! — не выдержал Грасильяму. — Мне кажется, что я где-то вас встречал, и даже слышал ваш голос, но никак не могу припомнить, где и когда это происходило… — Что ж, профессор, напомню вам еще одну историю. Это уже не легенда. — Больной с трудом приподнялся с подушек, наклонился к профессору и вполголоса добавил: — Вспомните исход вашей экспедиции на Топажос… Профессор Грасильяму отшатнулся: — Могуена! — прошептал он. — Нет, профессор, Могуена — миф. А меня зовут Мартино. Запомните: Мартино… Это было шесть лет назад. Экспедиция в составе профессора Грасильяму, его помощника и девяти индейцев-носильщиков и проводников исследовала верховье реки Топажос — одного из притоков Амазонки. В девственных джунглях экспедиция искала развалины древнего храма или города, который, по рассказам индейцев, должен был находиться где-то в долине у истоков этой реки. Три месяца люди провели в пути, испытывая невероятные лишения. Вьючные мулы давно пали от укусов ядовитых насекомых, и полубольные люди вынуждены были тащить поклажу на своих плечах. Никаких развалин экспедиция пока не нашла. Ей оставалось исследовать плато у истоков реки Телис-Пирис — притока Топажоса. Еще несколько дней, и она достигает цели. Странное происшествие расстроило планы руководителя экспедиции — профессора Грасильяму. Рано утром исчезли два индейца-проводника. Профессор не мог поверить, что эти добрые и преданные парни сбежали: все время они безропотно переносили тяготы путешествия. Не было оснований думать и об их гибели — несмотря на самые тщательные поиски, трупов не обнаружили. В полдень того же дня два носильщика пошли к реке за водой и тоже не вернулись. Оставшиеся индейцы перепугались. Они отказались идти вперед, заявив профессору, что их товарищи стали жертвами Могуены и поэтому надо отсюда скорее выбираться. О Могуене, загадочном существе-вампире, жившем в глухих джунглях, среди индейцев и негров — искателей каучука ходила недобрая слава. Могуена заманивал людей в леса и болота и высасывал из них кровь. С большим трудом профессор уговорил подчиненных продолжать путь. Через день исчезли еще три индейца-носильщика. Казалось, они провалились сквозь землю. И снова Грасильяму сумел развеять страхи своих спутников. — Цель близка, — убеждал он, — только движение может нас спасти. Мужествен был руководитель экспедиции, но и у него пробежали по спине мурашки, когда как-то вечером он услышал, как из глубины джунглей раздался протяжный крик: — Несчастные! Вы идете на свою погибель! Уходите на юг… — Это Могуена, — зашептали индейцы, дрожа от страха. Сколько ни уверял профессор, что если уж Могуена — вампир, то он не станет предупреждать людей об опасности, но носильщики потребовали возвращения. Профессору пришлось уступить. Несколько дней экспедиция проблуждала в джунглях. Измученные люди оказались перед лицом неминуемой гибели. Вечером, когда они лежали возле костра, размышляя о своей горькой судьбе, из чащобы снова раздался таинственный голос: — Несчастные! Вы идете неправильно. Я укажу вам путь. Будьте внимательны! Утром профессор, которого мужество не покинуло, сделал несколько шагов в сторону, откуда доносился таинственный голос, и обнаружил на одном из деревьев свежий глубокий надрез. Пройдя еще немного, он нашел второй надрез, а за ним и третий. Это был путь, указанный неизвестным доброжелателем. Странное путешествие по зарубкам продолжалось несколько дней. Отряд забрел в такие непроходимые дебри, что люди, бывалые путешественники по сельвасам, потеряли ориентировку. Зарубки на деревьях исчезли… И тогда из чащи вышел индеец. Он был высок, строен, хорошо сложен. Правильные черты лица с выразительно горящими, проницательными глазами, светлый цвет кожи делали его похожим на сильно загорелого европейца. Принадлежность к аборигенам южноамериканских лесов выдавали его одеяние, состоявшее из коротких кожаных штанов с тесемчатой бахромой, оружие — копье и татуировка синей и красной тушью в виде цветка монстеры чуть выше локтя… Индеец знаком предложил удивленным людям следовать за ним. Через несколько дней он вывел отряд к главному руслу реки Топажос и там так же таинственно исчез, как и появился. Все эти дни проводник хранил молчание и лишь когда надо было указать направление или же предупредить об опасности, он бросал два-три слова. Суеверные носильщики со страхом смотрели на проводника, стараясь держаться от него подальше. Профессор пытался было заговаривать с ним, но индеец молчал. Что это за человек, Грасильяму так и не мог узнать, но в одном он почему-то был уверен: таинственный незнакомец стремился увести экспедицию подальше от истоков Телис-Пириса. Почему? Какое-то время профессор Грасильяму внимательно разглядывал полулежавшего перед ним человека. — Что же вам угодно, сеньор Мартино? — наконец спросил он. — Я знаю, профессор, вы всю жизнь отдали раскрытию тайны племени лакори, но вам не всегда сопутствовали удачи… — Напрасно вы считаете меня каким-то неудачником, — вдруг ощетинился Грасильяму. — Знайте, сеньор, я самый счастливый человек на земле. Гипотеза профессора Грасильяму, увидите, восторжествует! — Мне кажется, — пытался слабо улыбнуться Мартино, — для полноты вашего счастья не хватает пустяка: увидеть своими глазами живого лакорийца. Правда? Грасильяму встрепенулся, насторожился: не насмехается ли над ним Мартино. — У вас есть основания утверждать, что лакорийцы до сих пор сохранились? — Самые веские, но дело не в этом. — Черт возьми! — не выдержал профессор. — Как не в этом? Что же может быть важнее! — Вы, кажется, хорошо знакомы с профессором Гароди, директором Национального музея? — невозмутимо спросил Мартино. — Да, он — мой друг! — В таком случае, вы слышали, что на него было совершено покушение? Я знаю человека, который совершил это покушение. На лбу профессора проступила испарина. — Почему же вы не заявили в полицию? — Это исключается. — Я вас не понимаю… Мартино, не обращая внимания на волнение профессора, тем же спокойным голосом продолжал: — Известно ли вам, профессор, что в день покушения на сеньора Гароди у него находилась одна вещь… — Какая вещь? — Так вот, запомните: это и есть самое важное. Сеньору Гароди эта вещь едва ли не стоила жизни и причинит еще немало бед, если все мы будем поступать, как… Арари и Лакури. Вы меня поняли, профессор? — Послушайте, Могуена, Мартино, или… как вас лучше называть? Вам не надоело ломать мне голову всякими загадками? Я, кажется, был достаточно терпелив… Мартино негромко рассмеялся, но тут же лицо его исказилось от боли, и он приложил ладони к вискам. Прошло несколько минут, пока он снова смог заговорить. — Дорогой профессор, я пригласил вас именно для того, чтобы вы больше не ломали голову над всякими загадками. Очень трудное положение, в котором я сейчас оказался, вынуждает меня обратиться за помощью… В этот момент дверь в палату приоткрылась, и вошел новый посетитель. Это был профессор Элиас Гароди. Эваристо Грасильяму и Элиас Гароди были старыми друзьями. Их дружба зародилась еще в колледже. Потом они вместе участвовали в археологической экспедиции Макса Шмидта, производившего раскопки «кухонных куч» возле реки Каракараи, и оба едва не погибли при наводнении. Это сблизило их на всю жизнь. Эваристо Грасильяму, как и Элиас Гароди, был убежденным холостяком, целиком отдавшимся науке. Увидев входившего в палату друга, Эваристо сразу же забросал его вопросами: — Ты? Как? Здоров? Зачем сюда?.. — Обо всем по порядку, дружище, не торопись. Только я вышел из больницы, как получил это письмо и сразу же помчался сюда, — сказал Гароди, протягивая распечатанный конверт. Письмо оказалось копией такого же, какое получил и Грасильяму. Друзья вопросительно посмотрели на Мартино, о котором в первые минуты встречи они даже позабыли. Мартино представился профессору Гароди, извинился за доставленное им беспокойство. Он хотел еще сказать что-то, но в палату вошел старший врач. — Сеньор, — обратился он к Грасильяму недовольным голосом. — Я разрешил вам свидание не больше двадцати минут, а вы устраиваете здесь чуть ли не научное заседание. Прошу, сеньоры, оставить больного в покое. Он нуждается в отдыхе. Милости просим завтра! Смущенные ученые попятились к двери. — Одну минутку, доктор, — остановил врача Мартино. — Извините, сеньоры. Мне действительно трудно говорить сейчас. Давайте отложим наше свидание до завтра, а пока вам небезынтересно будет познакомиться с тем, что я здесь записал. — И Мартино протянул Грасильяму свой блокнот… — Ну, что скажешь, дружище, обо всем этом? — спросил Гароди, когда они шли к ближайшей стоянке такси. — Чрезвычайно странная личность этот Мартино, но он заслуживает серьезного внимания. Кстати, что с тобой произошло, старина? Где Жоан? Гароди вздохнул и вместо ответа предложил поискать укромный уголок, где можно было бы перекусить и обо всем спокойно потолковать. — Нет ничего проще: пойдем ко мне в отель, — сразу же согласился Грасильяму, сам нуждавшийся в пище и отдыхе. Спустя четверть часа друзья находились в гостинице, ожидая, когда слуга подаст обед и бутылку вина, которую Грасильяму предложил распить в честь встречи. — Со мной произошло чертовски непонятное происшествие, — начал Гароди свой рассказ, по привычке трогая кончиками пальцев надбровья, как бы проверяя, на месте ли мысли. — Я был в музее, захожу в свой кабинет и, к своему удивлению, вижу за моим письменным столом совершенно незнакомого человека. Он держал в руках индейскую книгу, страницы которой сделаны из какого-то неизвестного мне прозрачного материала, со странными рисунками. Об этой пластинке я расскажу тебе позже подробней. Так вот, я вошел в тот миг, когда незнакомец собирался сунуть пластинку в карман. Прежде чем я успел произнести хоть слово, этот джентльмен — если он только заслуживает называться джентльменом — бросился ко мне и, — каков нахал! — ударил по голове моей же собственной палкой. Я потерял сознание и прозрачную пластинку, которую этот негодяй унес с собой. Мне ее чертовски жаль. Мы с Жоаном только-только собрались заняться разгадкой рисунка и надписей, начертанных на ней… — Гароди тяжело вздохнул. — А бедняга Жоан, дружище, погиб в той воздушной катастрофе, о которой в свое время писали газеты. Он летел к тебе, — грустно закончил Гароди свой рассказ. — Да, не повезло тебе, старина. И Жоана жаль. Это был многообещающий юноша, — с искренним сочувствием проговорил Грасильяму и, чтобы отвлечь друга от тяжелых воспоминаний, поспешил перевести разговор: — Давай, старина, поговорим об этом чудаке, вызвавшем нас сюда. Что ты думаешь о нем? Но тут раздался стук в дверь. Негр-слуга вкатил столик с посудой, кушаньями и вином, быстро и бесшумно расставил все на столе и, узнав, что сеньорам он не понадобится, так же бесшумно удалился. — Ты слышал, старина, легенду о Могуене? — спросил Грасильяму, когда дверь за слугой закрылась. — Могуена… Могуена… постой, постой, дружище… А, вспомнил! Это нечто или некто, вроде лесного духа, так, что ль? — усмехнулся Гароди. — Напрасно смеешься, старина, — нахмурился Грасильяму. — Помнишь печальный исход моей последней экспедиции на Топажос? Репортеры, наслышавшись рассказов от моих спутников, порасписали в газетах, что нас спас от гибели живой Могуена. Так вот представь себе, старина: Могуена и Мартино — одно и то же лицо… — И профессор Грасильяму рассказал другу обо всем, что говорилось в палате перед приходом Гароди. — Может быть, это какой-нибудь шарлатан или мошенник? — попытался возразить Гароди, хотя и без особой уверенности в голосе. — Нет, у меня создалось впечатление, что Мартино знает нечто очень важное и по каким-то особым причинам хочет поделиться этим важным именно с нами. На следующий день старший врач ограничил свидание ученых с Мартино до десяти минут и то только по настоятельной просьбе больного. Как только Гароди и Грасильяму вошли в палату, Мартино, словно угадывая их мысли, без всяких предисловий начал торопливо говорить: — Я слышал, сеньоры, о вас как о гуманных, честных ученых, поэтому только вам и решил доверить свою тайну. Хотя это не только моя тайна. Слушайте! Племя лакори — потомков пришельцев с других планет — существует. Оно обладает огромными богатствами, часть которых хранится в усыпальнице древнего лакорийского вождя Таме-Тунга. Случайно местонахождение храма стало известно одному проходимцу. Перед смертью он сделал на древней лакорийской книге записи, по которым нетрудно отыскать могилу Таме-Тунга. Часть этой книги совсем недавно побывала у вас, профессор Гароди. Но сейчас обе части — две прозрачные пластинки находятся в руках очень плохого человека… Мартино перевел дыхание и откинулся на подушку. Чувствовалось, что ему очень трудно говорить, но он поборол слабость, сделал глубокий вдох и продолжал: — Это страшный человек. Его имя — Агурто, или Железный Капитан, или Леми Диаш. Он — беглый каторжник. Сеньоры! Не допустите разграбления древней могилы! Нужно уничтожить эту злосчастную книгу или… или опередить Железного Капитана… Голос больного ослаб. Ученые напрягли слух, стараясь уловить каждый звук. — Помогите последним сынам некогда великого народа уберечь свою святыню. Я верю, вы сделаете это… Какое-то время Мартино молчал, но потом прошептал: — Прошу вас, сеньор Гароди, наклонитесь ко мне. Я скажу священное слово, которое откроет вам путь к цели сквозь заслон лакорийцев, стерегущих могилу вождя. Как отыскать могилу — прочтете в блокноте, что я вам передал. Гароди наклонился. Мартино шепнул ему что-то и в изнеможении упал на подушки. Ученые с тревогой глядели на его побледневшее лицо. Гароди нажал кнопку, чтобы вызвать врача. Но больной приоткрыл веки, выразительно поглядел на Грасильяму. Ученый наклонился почти к самому рту Мартино, и тот тоже что-то шепнул ему на ухо и тут же внезапно приподнялся. — Не забудьте же, сеньоры, то, что я вам сказал. — Мартино хотел сказать еще что-то, но не смог: из горла вырвался только хрип. В палату вошел врач. Ученые поспешно ретировались. До самого вечера они просидели в приемной клиники, наводя справки о состоянии Мартино, у которого началось воспаление мозга. Тут же они узнали, что Мартино в клинику привез какой-то водитель такси, который нашел его полураздетым, в бессознательном состоянии у обочины пригородного шоссе. Когда Мартино пришел в себя, он назвался сотрудником ботанического сада, что было подтверждено полицией. На следующий день, во время завтрака, слуга принес профессору Грасильяму письмо. Вскрыв конверт, профессор обнаружил внутри карту и банковский чек на довольно солидную сумму, выписанный на его имя, и записку, в которой указывался адрес некоего Мануэля Контрероса, хозяина отеля «Отдых капитанов» в Сантарене. К нему профессор должен был обратиться, если почему-либо ему понадобится отыскать Мартино. Профессора сейчас больше всего занимала карта. — Черт побери! Старина, смотри! Могила Таме-Тунга! Значит, эта долина существует! Ведь я же был недалеко от нее, у верховьев Топажоса! — радостно клокотал Грасильяму, тыча пальцем в карту. — Теперь я доберусь туда без труда! Друзья склонились над картой и долго рассматривали ее. — Меня интересует, кто же такой этот Мартино? На индейца он не похож, на европейца тоже, — сказал Гароди. — Почему это его, ботаника, вдруг волнует вопрос о существовании лакорийцев и почему он так ратует за неприкосновенность древней могилы? — Мне совершенно безразлично, к какой расе он принадлежит, но что Мартино — благороднейший человек, в этом я твердо убежден. Хотя, черт побери, зачем же он увел меня от верховьев Топажоса? — недоумевал Грасильяму. — Нет, нет, я не останусь глух к его просьбе и на этот чек немедленно снаряжаю экспедицию. Слышишь, старина? Что думаешь ты по этому поводу? — То же, что и ты, дружище! Отправляемся вместе… В следующий миг ребра почтенного директора музея трещали в мощных объятиях друга. — Ой, хватит! Пусти! Еще немного, и ты был бы одинок в своих скитаниях по джунглям, — едва отдышался Гароди. — Кстати, дружище, какой пароль сказал Мартино для усмирения стражей лакорийской святыни? — Макалуни! — Странно. А мне он сказал: Лакастра! |
||||
|