"Тигр на свалке" - читать интересную книгу автора (Шубин Дмитрий)

Глава 5. Вечер трудного дня.

Жарким удушливым вечером П. Алекс закрыл свою лавку и, проверив Боливара, который уже очнулся ото сна и причесывался, приводя в порядок лапками свою шкурку, не спеша направился к выходу с птичьего рынка. Преданная Элизабет, как всегда, следовала рядом. За день Роди продал несколько птичек, пару хомяков и одного сломанного кролика, которого забрали на запчасти. Это дало немного песо, и Алекс купил в магазине продуктов. Когда они с Лизи уже направлялись домой, у Роди появилось навязчивое чувство, что договор на словах с таким мошенником, как старый Феликс Мохман, может и не сработать. Слишком уж грубо тот сегодня с ним разговаривал. Чем больше он думал об этом, тем более чувство недоверия становилось основным.

«Надо по пути зайти в ломбард и заключить настоящий договор на бумаге, со всеми подписями, – подумал Роди. – Старый еврей сам всегда повторяет: дружба дружбой, а дела делами».

П. Алекс свернул в переулок, преодолел пару кварталов по узкой улице и подошел к двухэтажному строению с колоннами-атлантами у входа и с решетками на окнах. Мигающая вывеска гласила: «ЛОМБАРД. СКУПКА. КРЕДИТЫ». Над входом многозначительный герб с национальным символом страны: орел, сидящий на кактусе и держащий в клюве змею. Феликс всегда считал себя полноценной ячейкой государства, даже того государства, куда он когда-то вынужденно эмигрировал. Ростовщик принимал клиентов круглосуточно и поэтому тут же и жил, приспособив для себя второй этаж. Работали у него несколько охранников, дежуривших посменно, и приемщица, пожилая сеньора в очках, которая трудилась только до 18-00. Когда женщина, которой Феликс в определенной степени доверял, уходила домой, посетителей он принимал лично, резонно пологая что любой клиент, даже пришедший ночью, может принести прибыль. «Упустить прибыль, значит зря прожить день», – поговаривал ненасытный ростовщик. У Мохмана также числился в работниках индеец-полукровка по имени Какумацин, которого все звали просто – Ку?ма. Парень был способный, когда не слишком перебарщивал с алкоголем. Феликс частенько давал ему за это моральную взбучку, но не увольнял, понимая, что на такую мизерную зарплату подобрать расторопного работника будет сложновато. Бывали случаи, когда Ку?ма «подтягивал» деньги, но и это в итоге сходило ему с рук. Наверное, Феликс уже настолько привык к индейцу, что не мог никак решиться на серьезные шаги по отношению к нему. Тот был не дурак и, понимая это, порой загуливал по нескольку дней.

Роди подошел к бронированной двери и выжал кнопку переговорного устройства. Он специально посмотрел на объектив видеоглазка, скрытно закрепленный в локте у одного из атлантов, чтобы охранник увидел его улыбающееся лицо. Лизи тоже подняла к объективу голову и громко крикнула:

– Подсуетись, парниша!

П. Алекс перестал улыбаться и, зло взглянув на собаку, пшикнул. Лизи посмотрела на хозяина, состроила невинное выражение лица и добавила:

– Если бы я решила нагадить здесь возле входа, охранник бы выскочил через пару секунд.

Громко щелкнул замок и в открывшихся дверях появился здоровяк в камуфляжной форме. При первом взгляде на него в глаза бросалась массивная рукоять пистолета, торчащая из оперативной подмышечной кобуры. Он махнул головой, посаженой на «бычью» шею, приглашая войти. Роди с собакой проследовали в помещение и встали у решетки, которая стеной перегораживала поперек весь огромный зал. Охлажденный кондиционерами воздух приятно свежил. Сзади хлопнула дверь, охранник занял свое место в кресле перед столиком с несколькими мониторами. За толстыми арматурными прутьями и приваренной к ним металлической сеткой, перед длинным столом восседал пожилой лысоватый, с остатками редких седых волос на висках, мужчина. Впалые щеки и блеклые губы. Он почесал массивный, картошкой, нос, надел очки с линзами большой кратности, взглянул на вошедших и, засияв в улыбке, произнес:

– П. Алекс… – Поднявшись, Мохман развел руки в стороны. – Думаю, знаю, зачем ты пришел, – Ростовщик с укором потряс указательным пальцем. – Тебе надо за тигра еще денег. Угадал? Ай-яй-яй, старый плут. – И тут он процитировал:

Не опускай, друг Алекс, глаз!

Ни в чем на свете нету смысла.

И только наши, Алекс, числа

Живут до нас и после нас. [21]

Феликс очень любил вставлять в разговоры рифмованные фразы, стараясь приобщить их по смыслу к какому-нибудь определенному моменту или случаю.

«Бывают же такие люди, – подумал Роди. – Кто-кто, но только не я. Странно, но я даже не задумывался об увеличении цены. Хотя, возможно, Феликс бы и добавил денег».

– На этот раз ты ошибся, старый скряга.

Обозвав кредитора, П. Алекс нисколько не хотел обидеть того, он отлично знал, что слово «скряга», словно слово «кредитки», ласкает слух ростовщика. Иногда Роди называл Феликса просто жидом, но и это не могло обидеть старого еврея. Мохман гордился своей национальностью и вместо того чтобы скрывать это, как делают многие, наоборот частенько благодарил бога за то, что не родился каким-нибудь жалким индейцем.

– Давай заходи, – ростовщик выбрался из-за стола, прошел вправо и открыл решетчатую калитку. – Выпьем холодного пивка.

П. Алекс прошел внутрь отгороженной части помещения, сел в кожаное кресло перед низким журнальным столиком и поставил рядом с собой на пол саквояж и пакет с продуктами. Элизабет тоже заскочила на кресло, но не удержалась на краешке и слетела на пол. С обидой взглянув на хозяина, мол, не подвинулся, собака пристроилась рядом с саквояжем.

– Пиво, говоришь? Можно и пива, – произнес Алекс.

– Ку?ма! – позвал Мохман помощника. – Принеси два пива!

Появился тощий, высокий, облаченный в потертый поношенный костюм из легкой ткани Какумацин. Он без слов поставил два покрытых влагой высоких бокала, пожал руку Роди, подмигнул Лизи и, ничего не сказав, бесшумно удалился.

– Опять залет? – спросил Алекс, кивнув в сторону индейца.

– Очередной. Просадил пару сотен песо из кассы, резвясь всю ночь с какой-то потаскухой. Его совершенно нельзя оставлять одного. Ну, ребенок прямо. Что ни говори, женщины несут одни неприятности.

Мохман за свои шестьдесят два года был женат трижды и ни с одной из своих жен не прожил больше двух лет. Наследников у него не имелось, и Роди частенько размышлял: кому же этот старый мошенник оставит свое состояние. Наверняка он уже состряпал завещание, тем более, что Феликс ужасно любил всяких нотариусов, адвокатов, юристов и других дельцов от бумажной бюрократии.

– Если не собираешься просить денег за тигра, так зачем же пришел? Сегодня мы вроде бы не планировали играть в покер.

П. Алекс отпил холодного пива и ответил:

– Хочу заключить с тобой настоящий договор. Не на словах, а на бумаге. Я, мол, тебе тигра, а ты – все мои долги. Такая вот бумага нужна.

– Не веришь?

– Так же, как и ты мне.

– Ошибаешься, кому-кому, а тебе я почему-то всегда доверяю. Заметь, даже в такой сложной ситуации, в какой сейчас ты пребываешь, я не наседаю на тебя. Но если ты хочешь договор, так сделаем договор. Частный, разумеется, но как положено, все по закону.

Феликс встал с кресла, отошел к длинному рабочему столу, сел и стал быстро перестукивать пальцами по клавиатуре портативного компьютера. Через пару минут из принтера выползли по очереди два листа бумаги и ростовщик, подписав их, дал прочитать написанное П. Алексу. Тот, пробежав глазами по тексту и удовлетворенный содержанием, поставил свои росписи. Лизи бросала взгляды то на хозяина, то на Мохмана, видимо соображая, что бы такое ляпнуть, но промолчала, ничего не найдя сказать.

– Ку?ма! – вновь крикнул ростовщик. – Иди, засвидетельствуй документ.

Словно тень, вновь появился помощник, опять ничего не сказав и даже не взглянув на содержание бланков, расписался внизу под текстами, после чего опять удалился. П. Алекс свернул пополам свой экземпляр и, наклонившись, спрятал в саквояж. Раздался дребезжащий звонок. Охранник, сидевший в кресле, оторвался от чтения порножурнала с грудастой сеньорой на обложке и, посмотрев на монитор, произнес:

– Какой-то работяга с мальчишкой.

– Запускай. – Феликс вновь сел за стол перед приемным окошком в решетке.

Охранник открыл дверь и в помещение вошел невысокий мужичок в промасленной робе, ведя за руку парнишку в грязной одежде лет семи. Оглядываясь по сторонам и явно не зная к кому обратится, он остановился.

– Проходите к окошку, – подсказал охранник.

Посетитель приблизился к решетке и, посмотрев на улыбающегося Мохмана, тихо сказал:

– Вот, понимаете, хочу сынишку заложить.

– Документы все собрали? – ростовщик привстал, осматривая сквозь решетку ребенка.

– А как же, все как положено. Все в наличии.

– Пусть идет сюда. – Феликс прошел к решетчатой двери и открыл ее.

– Давай, сынок, иди к дяде. – Мужчина подтолкнул мальчика и тот прошагал за ограждение.

– Раздевайся, пацан, – скомандовал Мохман и парень нехотя стал стягивать с себя местами рваную одежду.

Когда мальчик остался совсем голый, Феликс подошел к нему и стал скрупулезно, взглядом профессионала осматривать парнишку со всех сторон. Он заглядывал во все места, включая уши, нос и рот.

– Так, так, так. С виду товар в норме. Давайте посмотрим на документы, удостоверяющие вашу, а также мальчика личности. И сразу же предъявите медицинскую карту.

Отец достал из-за пазухи пачку документов и протянул ростовщику. Тот стал изучать их по порядку.

– Как я уже сказал, с виду парень вроде здоров, только, пожалуй, худой чересчур, однако вот дантист пишет, что у мальчика начальная стадия цинги. Невропатолог – психический инфантилизм. В общем, подходит, но оценю его немного дешевле… Скажем… этак в пятьдесят тысяч песо. Продать не хотите? Дам шестьдесят пять!

– Нет, нет, что вы! Это же мой сын!

– Ну, как хотите. Согласны с суммой?

– Да, да. Конечно, пятьдесят тысяч мне подходит. Понимаете, долги надо…

– Итак, давайте посмотрим на остальные документы, – перебил папашу ростовщик, явно не желая выслушивать причину, толкнувшую мужчину на этот шаг. – Согласие матери, нотариально заверенное, есть, очень хорошо. Бабушки, дедушки у парня живы?

– Нет, сеньор, земля им пухом.

– Да, вот они, нотариально заверенные копии свидетельств о смерти. Прекрасненько. Справка от опекунского совета присутствует, не возражают. Итак, все в норме. Теперь немного подождите, я выпишу залоговый билет и договор.

Мохман подтянул к себе клавиатуру и стал заполнять виртуальный залоговый бланк. Через несколько минут он протянул распечатанные на принтере документы в окошечко и сказал:

– Распишитесь вот здесь и здесь, – Феликс ткнул ручкой в квадратный листок, – и так на трех экземплярах. Потом в двух местах на договоре.

Отец ребенка проставил подписи и отдал документы обратно. Мохман протянул еще одну бумагу:

– Теперь подпишитесь под этим заявлением. В нем говориться, что вы не возражаете против продажи нами вашего сына в случае невыкупа вами мальчика в установленный срок.

Мужчина на секунду задумался, переваривая произнесенное ростовщиком, но подписал. Когда все формальности были улажены, Феликс наклонился под стол и, открыв небольшой сейф, достал оттуда несколько пачек денег. Выложив их перед мужчиной, он сказал:

– Пересчитайте. Когда вы выйдете отсюда, претензии приниматься не будут. Через тридцать дней вы должны вернуть пятьдесят тысяч песо плюс четыре процента. Сумма процентов равняется двум тысячам песо. Если у вас не будет возможности выкупить мальчика, внесите хотя бы проценты, и я продлю срок погашения кредита еще на один месяц, и так можно делать до бесконечности.

Услышав, что проценты составляют довольно приличную сумму, отец ребенка сразу погрустнел, но, видимо, считая, что обратного хода нет, повернулся и, опустив голову, направился к выходу. Охранник захлопнул за ним дверь.

– Ку?ма, – крикнул ростовщик, и когда появился индеец, сказал ему: – Отвези мальчишку на склад. Пусть его там помоют, дадут одежду и поставят на питание. Даю сто против одного, этого парня не выкупят. Не думаю, что его папаша зарабатывает приличные деньги.

Какумацин подошел к парнишке, который присел на пол прямо возле бультерьера и поглаживал его. Собака лизнула мальчика напоследок прямо в нос, и помощник Мохмана, заставив ребенка выпрямиться, пристегнул к себе наручниками. Вместе они удалились в заднюю комнату.

– Наручники-то зачем? – спросила Лизи.

– Чтобы не сбежал, – ответил с наставительной интонацией в голосе Феликс. – Бывают такие глупцы, которые считают, что когда деньги получены, ребенку надо просто улизнуть. Не выйдет, сумма порядочная.

Все это время П. Алекс безучастно наблюдал за происходящим, попивая пиво из бокала. Он, прослуживший двадцать лет в полиции, повидал и не такое, тем более данная сделка не запрещалась законом. Главное, чтобы человек, взявший на себя роль хозяина, не нарушал «Билль о правах подневольных». Подневольными считались все осужденные судом на отработку своих долгов у тех, кому они были должны, или те, кого должники предоставляли взамен себя. В эту же категорию входили люди, временно потерявшие свободу под залог и по любым другим причинам. По сути своей рабики, слово рабы было не в моде, имели право на одну минимальную заработную плату, возможность самовыкупа, что случалось довольно редко, а также подачу жалобы на хозяина о плохом обращении с ними или недостаточном обеспечении в суд присяжных, который выносил решения в зависимости от настроения самых этих присяжных. В округе была массовая безработица, но стать рабиком считалось позором худшим, чем быть бродягой. Бродяги хотя бы имели свободу. До суда заявления подневольных порой не доходили. Многие рабики, попавшие под опеку жестоких хозяев, частенько бежали от невыносимого труда, и на этот случай в полиции существовал «Отдел розыска подневольных». Впрочем, люди, имеющие деньги, не особо стремились заиметь себе рабиков и даже наоборот, всеми способами старались избегать ситуаций, связанных с рабовладением, суета все это. Слишком много контролирующих инстанций, только и умеющих делать то, что собирать пошлину. Поначалу, однако, многие бизнесмены выкупали должников, прямо делегациями ездили по городам и весям. Находчивые дельцы брали под невольников банковские кредиты и устраивали целые производства, фабрики, рудники, мастерские. Тогда правительство указом запретило иметь более десяти рабиков в личном пользовании. Понятно было, что концлагеря никто разрешать не станет. Споры шли великие, но утихли, как только стали появляться на свет искусственные заменители людей. Ведь и вправду, легче купить автоматы – симулакрумов, андроидов, големов. Их не надо кормить, не надо содержать и платить зарплату. Лишь ремонт. Закон же о привлечении должников к отработке долгов у кредиторов все же оставили, и это считалось скорее политическим шагом, потому что занимало часть людей работой. Так сказать, чем меньше бродяг, тем лучше выглядит местный политик в лице общественного мнения.

Мохман устроился рядом в кресле и с хитрой улыбкой на лице спросил:

– Собаку не хочешь продать? Даю тысячу!

– Слышал, Алекс? – Лизи улыбнулась. – А ты говорил, что я никому не нужна. Надеюсь, тысячу сиреневых?

– Эк замахнулась. Тысячу песчаных.

Элизабет недовольно нахмурилась.

– Нет, собаку не продам, – покачал головой бывший полицейский. – Ни за какие деньги. Самому нужна.

– Ну, как хочешь.

– Кстати, а зачем ты берешь мальчиков под залог? – между прочим поинтересовался Роди. – Куда их потом девать? Производств у тебя вроде бы нету, сада, огорода не имеешь.

– У меня договор с колледжем космического агентства. Они у меня пацанов берут по семьдесят тысяч. Нормальная прибыль. И не смотри на меня так. На самом деле это одно из тех немногих добрых дел, которые я пытаюсь творить. Может, из этого парня выйдет настоящий астронавт.

– А что, в колледже уже не могут найти рекрутов? Космос, это же романтика.

– Это только в рекламе романтика. А на самом деле… Да, – Феликс махнул рукой, – сам знаешь, какие там условия. В колледже из молодых парней, лишившихся родителей, формируют специальные команды разведчиков. Условия, говорят, не лучше, чем у заключенных, роющих норы на Марсе. В колледже из этих парней с детства готовят профессионалов, лишенных эмоций и боли. Короче, почти смертники. Всегда на передовой позиции. Всегда в самом пекле.

– И ты считаешь, что делаешь доброе дело?

– А что выйдет из этих пацанов тут, на улице? Наркоманы, алкоголики и гомосексуалисты. Сам служил, сам видел.

– Зато они будут свободны.

Феликс процитировал:

Свободу славил гимн твой вдохновенный,

Ты бедностью почетной дорожил,

И изменил, забыл свой долг священный,

И растоптал все то, чему служил [22].

– Кто, я? – удивился Роди.

– У тебя своя философия, Алекс, у меня своя. Спор тут неуместен.

– Скорей всего, ты прав, но тоже по-своему. Ладно, засиделся я у тебя. Пойду домой, надо еще глаз Боливару вставить.

Роди поднялся и, покинув зарешеченную часть ломбарда, направился к бронированной двери. Мохман последовал за ним, провожая. Когда они выходили на улицу, Лизи повернулась, громко и зло произнеся:

– Жалко мальчика, гореть тебе за него в еврейском аду!

Феликс нахмурился и пригрозил собаке пальцем.

– Ай-яй-яй. Смотри, предложу твоему хозяину сумму побольше, и продаст тебя. У меня же слишком не разговоришься, сидя на цепи.

– Ой как страшно, напугал. – Лизи в разговорной перепалке никому не собиралась уступать.

Мохман топнул ногой и, указав пальцем в сторону дороги, добавил:

Ступай, ступай. И думай о себе.

В твоей судьбе, как и в любой судьбе,

переплелись, как теплые тела,

твои дела и не твои дела [23].

Потом он посмотрел на Роди.

– Готовлю клетку под тигра, Алекс. – Ростовщик пожал руку бывшему полицейскому и захлопнул дверь.

Роди с Элизабет неспеша направились вверх по улице. Смеркалось. Солнце ушло за горы и лучи его, попадая на полоски облаков, создавали невероятно красивый красновато-оранжевый с прожилками облаков закат.

Одноэтажное жилище П. Алекса располагалось на склоне небольшого холма среди множества похожих строений. Не торопясь поднявшись по каменной, нагретой за день лестнице, сложенной из гранитных плит, потом пройдя вверх по мощеному переулку, Роди с Элизабет через калитку вошли во двор. Залаял настоящий пес – немецкая овчарка по прозвищу Коп, но, увидев хозяина, завилял хвостом и, подбежав, стал приветливо наскакивать на него. Алекс погладил собаку.

– Ах, как я хочу так же лаять, – задумчиво произнесла Лизи.

– Вопрос уже решен и обсуждению не подлежит. – Роди пшикнул на Копа, чтобы тот остепенился в своей любви и когда овчарка отбежала к своей будке, направился в дом.

В дверях показалась жена П. Алекса Мария, пожилая растолстевшая женщина в сарафане. Круглое лицо лоснилось, черные волосы были собраны сзади в пучок. Она, как обычно, когда была не в настроении, грозно посмотрела на мужа и бросила:

– Продал хоть что-нибудь? В доме ни крошки.

– Да, – Роди протянул пакет с продуктами – и жена смягчилась:

– Сегодня пособие принесли, за бездетность. Ужин я уже приготовила. На собаку твою не рассчитывала. – Мария зло взглянула на бультерьера. – Если хочешь, можешь отдать ей свою долю. И прибираться за ней больше не стану, пусть сама вытряхивает и вылизывает свой половик или пусть, как положено собаке, живет во дворе.

– Хватит, Мария. Я принес еду. Я ее заработал. – П. Алекса изначально раздражали сложившиеся отношения между двумя видами женского пола. – Лизи также зарабатывает не только для себя.

– Ну-ну. – Женщина скрылась за дверью, демонстративно громко хлопнув ею.

– А ты тоже, – Роди посмотрел на Лизи. – Соришь… Прибирай за собой.

Собака молчала, прижав уши и потупив взгляд.

Как не рассержен был хозяин, но все же поделился супом с Элизабет, чем вызвал еще более негодующий взгляд Марии. Она поворчала еще немного по пустякам, громко побрякала посудой на кухне, так, для приличия, и отправилась смотреть очередную серию мыльной оперы.

В доме отдельную комнату П. Алекс приспособил под рабочий кабинет и мастерскую. Всюду валялись различные электронные запчасти, стояли стопками ящики, коробки и клетки. Два шкафа занимали книги и кипы бумаг. На тумбе располагался продолговатый аквариум, освещенный лампами дневного света, который в полумраке создавал уют. Мерно плавающие в аквариуме рыбки располагали к расслабленному состоянию. Роди прошел к рабочему столу, на котором, мелькая огоньками, пребывал плоский монитор компьютера. Включив экран, П. Алекс просмотрел пришедшую за день информацию и, не найдя ничего полезного, отошел в дальний конец помещения, где щелкнул переключателем настольного светильника. В этой части комнаты находилось еще несколько металлических столов, старый потертый кожаный диван, масса разнообразной аппаратуры и различных приспособлений. На полках еще одного шкафа виднелись всяческие колбы, банки и пробирки с жидкостями разных цветов. Химические вещества являлись неотъемлемой частью любой более-менее приличной лаборатории. Усевшись в удобный высокий стул, Роди включил еще одну настольную мощную лампу, поставил на стол саквояж и достал оттуда Боливара. Он подтянул к себе обтекаемый аппарат, продолговатый короб с жидкокристаллическим экраном сверху. Крыса смотрела на Алекса одним глазом, будто спрашивая: «Что это ты собрался делать?» Роди хорошо понимал своего зверька.

– Я усыплю тебя, – сказал он, – потом вставлю новый глаз. Сам понимаешь, без электронного микроскопа тут не обойтись.

П. Алекс приготовил все, что потребуется для операции с заменой глаза. В комнату вбежала Лизи, неся в зубах пару газет, журнал с яркой обложкой, рекламные листовки и пару конвертов. Она заскочила на диван и принялась разглядывать почту. Читать собака не умела, но любила просматривать картинки. Понимая, что хозяину сейчас не до нее и лучше не отвлекать его по пустякам, бультерьер положил перед собой журнал и стал осторожно, одним когтем, перелистывать страницы. Журнал оказался рекламным порнографическим изданием и Элизабет, внимательно вглядываясь в фотографии, стала тихо посмеиваться, прикрывая пасть лапой. Алекс, знавший, какие издания без подписки могут прийти к нему по почте, оглянулся и, посмотрев на собаку, спросил:

– Что ты там смешного нашла?

– Да я представила себе на месте этих голых женщин Марию.

– Когда-то она была не хуже. – Роди повернулся к столу и сделал инъекцию Боливару. Крыса уснула уже через пару минут. Алекс снял лейкопластырь и положил грызуна в прибор. Настроив микроскоп, он вывел изображение на экран и стал очищать глазную впадину от остатков поврежденного глаза. Установка нового ока заняла около двух часов, кропотливая операция. Когда же все было готово, Роди заклеил место новым пластырем и осторожно положил Боливара в клетку. Он прикурил трубку и сел рядом с собакой на диван. Взяв письма, откинулся на спинку и принялся вскрывать их. Кроме рекламных прайсов, там были еще и разнообразные счета. Во дворе залаял Коп, а звонок в прихожей залился птичьим пением. Сработал телеглазок, и на экране компьютера появилось изображение гостя. Это был полицейский в стандартной форме патрульного с сержантскими нашивками на погонах. Позади него виднелся белый с синей полосой и мигалкой на крыше автолет. П. Алекс взглянул на часы.

– Вовремя, – сказал он и, подойдя к столу, пробежался пальцами по клавиатуре. Пододвинув палочку микрофона к себе, Роди произнес: – Заходи, Росендо, калитка открыта.

Росендо, в простонародье – Роско, поступил на службу десять лет назад и восемь из них пробыл напарником П. Алекса. Он прошел в дом и, зайдя в комнату, бросил на диван рядом с Роди два широких кожаных ремня, покрытых липучей застежкой. Посредине этих ремней находились прикрепленные плоские коробочки с мелкими светодиодами и сенсорными кнопками.

– Самые мощные, – Роско указал пальцем на ремни. – Это АГПП двести пятьдесят. На двух таких можно пятерых жмуриков одним разом перевезти. Зачем они тебе понадобились?

Переносные антигравитаторные ремни использовались в полиции для перетаскивания трупов. Мертвецов упаковывали в целлофановые мешки, пристегивали два подобных аппарата – один к ногам, другой за грудь. По команде с пульта покойник подымался над землей и его без проблем толкали впереди себя или за собой по воздуху. Прибор имел возможность поднимать тело на высоту до трех метров от любой поверхности. Модель АГПП-250 была рассчитана на двести пятьдесят килограммов поднимаемого веса одним ремнем.

– Иду с утра на свалку, за тигром, – ответил П. Алекс.

– Уж не за тем ли тигром, что сбежал из зоопарка?

– За ним.

– А ты думаешь, он на свалке?

– Девяносто девять процентов зоогеников и электрозоогеников уходят на свалку. Тем более, я уже нашел следы этого тигра. Он точно на свалке. Он там!

– Скорей всего, ты прав. Осторожней там, ты уже с одним тигром встречался, до сих пор с палочкой ходишь… Кстати, интересно, почему звери бегут именно на свалку?

– Бегут они туда, потому что там они могут спрятаться и даже защищаться. Туда никто не лезет. Другой вопрос: откуда они знают, что надо идти на свалку? Как они находят дорогу?

– Странно все это. И как у тебя хватает смелости появляться там, лазить среди куч металлолома? Оттуда живыми, насколько я знаю, выбираются единицы. Я бы не рискнул.

– У Свалки свои законы и с каждой ходкой я все более ясно начинаю разбираться в них. Главное, быть тише воды, тогда постепенно становишься привычным для этих электронных и кибергенетических тварей. А еще, и это тоже главное, никогда не ловить их живьем, брать только испорченные экземпляры или отдельные части. Так что с тигром будут сложности.

Пока Роди разговаривал с Роско, Элизабет прилипла взглядом к ремням и, подобравшись к ним, стала осматривать. Она не знала, что такое АГПП-250, но ее очень привлекли эти штуки, сейчас свернутые они походили на широкие ошейники. Собака просунула голову в один из ремней и хотела поправить его, но случайно нажала на одну из кнопок. Антигравитатор тихо загудел и стал поднимать бультерьера вверх к потолку, Элизабет заскулила. П. Алекс вскочил на диван и, поймав задние ноги, которыми та постоянно дергала, поднял их выше, так, чтобы пес оказался в горизонтальном положении и не задохнулся. Роско подтащил стул и, встав на него, отключил прибор. Собака сразу же кувыркнулась головой вниз и ударилась носом в грудь хозяину. Они вместе повалились на диван.

– Мать твою! – выругался Роди, который к вечеру от усталости начал нервничать и с трудом сдерживал эмоции. – Вечно ты лезешь не в свои дела!

– Я думала, это специальные ошейники для тигров.

– Для тигров, для тигров, – Роско рассмеялся. – Только больших и мертвых тигров. Юморной у тебя пес, Алекс. Кстати, у меня вчера на дороге тоже юморной случай произошел. Сидим с напарником в засаде, машину поставили за рекламный щит и пасем всех, кто скорость нарушает. Мимо нас проезжает электромобиль и как-то странно виляет из стороны в сторону. Чую: напился водитель и вот-вот уснет за рулем. Выезжаем за машиной, а у нее стекла на полный «тоннаж» поставлены, ни фига не видно. Ну, знаешь, я как положено настраиваю прибор на просвечивание: видим двоих на передних местах. Врубаю мигалку и приближаюсь. Электромобиль тормозит и вижу я, что в салоне у них что-то странное происходит: пассажир лезет прямо на водителя. Оказывается водила и вправду в доску пьяный, второй тоже накачался, но не так сильно. И вот тот, кто еще что-то соображает, предлагает другу поменяться местами, мол, от него не так разит перегаром и все такое. Он лезет на коленки собутыльника, а тот на отрез отказывается уступать место. Я подхожу, открываю дверь: один сидит на другом, оба держаться за руль и, выпучив глаза, смотрят на меня. Ну я, конечно, со всей строгостью на лице спрашиваю: «Кто из вас вел машину!?» А они оба в голос: «Я!» Представляешь? И что главное, вцепились в руль один другого сильнее, словно спасет он их, и каждый хочет показать, что именно он и вел машину.

Роско засмеялся, Лизи тоже закхекала, как обычно прикрыв лапой пасть. П. Алекс улыбнулся и спросил:

– И что ты с ними сделал?

– Оштрафовал обоих, электромобиль на стоянку. Они потом никак не могли решить, кто из них и вправду сидел за рулем. Ну ладно, Алекс, я пойду, у меня дежурство. АГПП я тебе привез, работоспособность на звере проверена, с тебя пиво.

– Поймаю тигра, с меня «Семильон» двенадцатого года.

– К хорошему белому вину неплохо бы белого мяса омаров.

– Будет тебе и вино, и мясо. По такому случаю можно будет и раскошелиться.

Распрощавшись рукопожатием, Роско вышел из помещения. Во дворе пару раз гавкнул Коп, но, признав своего, успокоился. П. Алекс снял ремень с шеи Лизи и, положив рядом с другим АГПП, произнес:

– Подготовка закончена, теперь все что мне нужно у меня есть. Завтра в путь, сейчас же спать.

– Да, поспать бы не мешало. – Элизабет широко зевнула и направилась к мягкому половику, брошенному возле входа в кабинет. Она иногда ночью любила приходить к хозяину и ложиться спать у него в ногах, но в последнее время злюка Мария скидывала собаку, при этом причитала так, что соседи на той стороне улицы просыпались. Пришлось П. Алексу со всей строгостью в голосе наказать ей: спать только на половике.