"Ведьмино кольцо. Советский Союз XXI века" - читать интересную книгу автора (Шубин Александр)

Над бездной

20 июля.

Град. Тверская земля.

Отец Фома.

«Центром познания являешься ты. Ты существуешь. Существует то, что воздействует на тебя. На других оно воздействует иначе. Значит, для других и существует оно иначе. Люди уподобляются наркоманам, которые ходят рядом и не видят друг друга, занятые собственными грезами. Но как же они согласуют свои действия, противоборствуют, сотрудничают, добиваются достижения целей? Общество навязывало им систему координат — близкие картины мира. Это — форма сознания. И форма господства общества над личностью. Но, освободившись от него, мы попадаем в отчужденный мир без резонанса духовных вибраций, где каждый идет своей тропой за своим миражем».

Строки было трудно разглядеть. Генератор изображения с трудом пробивался сквозь плотную атмосферу парилки.

— Все верно. И поэтому скучно, — вяло отреагировал отец Фома, растирая мокрую от пота ногу.

— Что же. Раз тема для тебя не нова, предложи выход, — Володимир хитро, «по-ленински», как шутили в Граде, прищурился и не сводил глаз с собеседника, рассчитывая выловить что-нибудь из смены выражений на лице. Фома был опытным собеседником, его полноватое лицо выражало только бесконечное удовольствие от жаркой парилки и приятной компании:

— Ответ один: любовь.

— Нет, нет, это отговорка. Надо сказать, характерная для священника, — подала с полки голос жена Володимира Наталья. — Любовь — понятие растяжимое. И потом она-то — самый очевидный мираж. Ты кого-то любишь, рисуешь себе картины из мультфильма, а он, в свою очередь, из фильма ужасов. Потом все это не сходится, и получается черт знает что.

— Я бы попросил, Наташенька, не поминать к вечеру нечистого.

— Ах, извини. Но как же с миражами?

— Настоящая любовь не мираж. Ибо взаимна. Потому что жертвенна. Ты жертвуешь своим мифом...

— ...ради мифа другого. Миф на миф. Баш на баш. Веру на веру.

— Нет, Наташ, — снова взял слово Володимир. Именно взял слово, как он всегда и делал, так, чтобы никому не пришло в голову его перебивать, — миф и вера — не одно и то же.

— Разница?

— Это к Фоме. Он у нас — Фома верующий.

Фома думал отвечать, но тут лицо Володимира застыло, глаза остекленели. Поза свидетельствовала о том, что гуру «отошел». В этот момент он более всего напоминал бородатую статую Будды или фигурку нэцкэ.

— Надолго сейчас?

— Трудно сказать, думаю, минут на пять. Все-таки гость в парилке. Дольше мы не выдержим. Тут он и вернется. Парку поддать?

— Нет, спасибо. В самый раз.

Фома распластался на скамейке, уперевшись затылком в бедро собеседника. Тему не продолжали.

— Поскольку отец уже, наверное, разъяснил тебе разницу между верой и мифом, — очнулся Володимир, — то я добавлю. Не только любовь, но всякое взаимопроникновение. Всякое. Хотя лучше бы без отмычки и фомки. Если ты проник в мир другого, пустил его в свой мир, вы нашли способ завлечь в кампанию третьего... Слезь, пожалуйста, с моей ноги, она и так затекла... Возникает единство. Поняв друг друга, вы поймете, как войти в реальность, превышающую вас. Но тут без любви действительно никак не обойтись... Вы что, пару поддавали? Не продохнуть...

— Нет, мы вообще тут без тебя ничего не делали, зная твой злодейский характер.

— Хо-хо. Тонкая лесть всегда приятна. Ладно, пошли подышим.

В предбаннике встретили каких-то гражан, которых Фома почему-то не знал. Володимир церемонно их представил. Оказалось, семейная пара, приехавшая в Град где-то с год. Надо же, Фома год не был в Граде...

— Вы очень похожи на Учителя, — новопредставленная «отвесила комплимент». Разумеется, она имела в виду Володимира. Фома решил позволить себе ответную бестактность, повернувшись к гуру:

— Раньше говорили, что ты на меня похож.

— Ага, крестом на груди. Хо-хо-хо.

На улице хлестал дождь. Они встали на крыльце, с удовольствием глотая свежий воздух. Наталья вышла под струи, смывая пот.

— Да, увидело бы тебя сейчас твое церковное начальство. А то гляди, подстрелит сейчас какой-нибудь папарацци, — Володимир любил подкалывать старого друга, особенно после его посвящения в сан.

— Ерунда. В формальной иерархии я — обычный священник. Кому я нужен. Да и начальство прекрасно знает мои обычаи. Сначала корили, но ты же меня знаешь. Я им убедительно разъяснил, что нагота почтенна и сама по себе не греховна. Спаситель крестился, чай, не в купальном костюме. И принародно. Опять же массовое крещение Руси. Росписи соборов тоже не без наготы. Человек должен чувствовать тело и не обязан прятать его. Это — тренировка против вожделения и прелюбодейства.

— Так уж и тренировка. Ты что же, вот так смотришь на Наталью и ни капельки ее не вожделеешь?

— Нет.

— Наташенька, он тебя не вожделеет!

Наталья повернулась к Фоме, провела ладонью по мокрой коже от шеи до живота и с притворной обидой переспросила:

— Не вожделеешь?

— Увы. Меня оправдывает только то, что это — результат длительных упражнений.

— Ты не импотент, часом?

— И даже не гомосексуалист. Просто у меня много других интересов.

— Хорошо, хорошо. Познакомлю я тут тебя с одной девочкой, посмотрим, спасут ли тебя от греха другие интересы.

— И грех тут ни при чем. Окажется хорошая девочка, возьму ее в попадьи.

От бани до дома Учителя было недалеко. Включили воздушный колпак. По невидимой поверхности, как по стеклу, потекли струи. Некоторое время шли молча, разглядывая знакомые пейзажи во вспышках молний. Как фото — контрастное дерево в полумраке, старинный деревянный дом с остроконечной крышей и прикрепленным к ней автолетом, мост через речку, бурлящую под струями. В речке бултыхались гражане. При виде священника на всякий случай погрузились по шею, дабы не смущать служителя культа своим видом.

Наконец Фома решил перейти к делу. Володимир, разумеется, слышал о печальном инциденте, происшедшем на днях с Сергеичем. Да, он, конечно же, обеспокоен. И размышлял. Конкретно? А что тут можно сказать конкретно. Искать нужно кого-то из ближнего круга. Из своих. Без этого не обошлось. Но вообще Сергеич Володимиру не очень-то нравится. Володимир его не чувствует, не находится в контакте. Вот если бы с Фомой что-нибудь. Тогда конечно. И немедленно. А тут...

Фома чувствовал, что Володимир, поломавшись, все же даст ниточку. Мол, тебе надо, ты и разматывай. И он ошибся, Володимир дал не ниточку, а иголочку.

— Понимаешь, вы все, кто верит, относитесь к моим уходам утилитарно. Как к Пифии. Ты там пошарь в забытьи и выдай ответ, где у меня автолет барахлит: в термосе или руле управления. Пифия, наверное, тоже обижалась и выдавала современникам такие оракулы, от которых им только хуже становилось. Да нет, не собираюсь я тебя подставлять. Но и расходовать себя по пустякам не хочу. Ну ладно, ладно. Сергеич — не пустяк. Бог с ним. Только не там вы ищете. Ни при чем здесь вся ваша коммерческая деятельность по продаже связующих нитей между кусочками общества. Ха, эко сказанул. Нужно запомнить и ввернуть где-нибудь какому-то из твоих Сергеичей. Чтобы знал, чем занимается. Видел я тут его намедни. Полез с немытыми руками куда не стоило...

Тут уж Фома не выдержал: «Где это видел?! Ты же неделю отсюда не вылезал». И осекся. Володимир бродит, где хочет. Ему география не препятствие. Гуру на реплику священника не отреагировал, а продолжал с издевочкой: «Ну да, влез. Как влез, так и вылез, еле откачали. Ха. Это было зрелище, почище той ракеты, которой его пугнули».

— Пугнули? Ты думаешь, его не хотели убивать?

— Друг мой, может быть, я и не прав, но, по-моему, сейчас если хотят кого убить, то убивают. Наше время основано на искусственных событиях, на несущем нас He-Сущем. Вроде убивали, дыму напустили. Да не убили. Или не того убивали. Или не там. А вот зачем понадобился шум да гам? Каким врагам, Бабам Ягам? Это вопрос. И ответ у всех этих вопросов один. Вы венички вяжете из прутиков распавшегося мира. Я тоже корзинки плету. По всему миру найдешь еще с пяток таких милых группочек, которые занимаются подобным плетением. Но вязанки все разные, а прутики одни. Конкуренция, однако. Вот и пришли.

— Куда пришли?

— Я тебе хотел одно интересное местечко показать. Соорудили вот наши умельцы. Получается, так будут лет через десяток наши детки жить.

— Извини, Володя, мы недоговорили.

— А вот сразу после и договорим. Оно и поможет.

Наташа поколдовала с пультом («ключница моя»), и они вошли на небольшой островок недалеко от берега пруда. Здесь стоял невзрачный двухэтажный коттедж, каких много. Дверь не заперта, Фома вошел...

Первое ощущение — будто тебя сбили с ног. Подсечка сзади, и Фома оказался в полулежачем положении, правда, довольно удобном. Его поддерживали какие-то странные ангелочки. Что-то вроде объемной анимации.

— Это что еще за пародия на рай?! — воскликнул он возмущенно и тут же осекся, забыв об ангелочках. Он висел в сияющей пустоте. Под ним разверзлась бездна, на дне которой жутковато шевелилась багровая лава. Сверху нисходило ослепительно белое сияние, а прямо перед носом висел земной шар с искаженной картой мира, на которой Союз был выпячен в сторону зрителя и на нем передвигались фигурки ближайших знакомых Фомы.

— Не сердись, это пародия не на рай, а на твое мировоззрение. Система не настроена на тебя, улавливает лишь самые общие импульсы и переводит их в знакомые образы, — при этих словах из изображения земного шара вылетела панорама Града, а из нее, в свою очередь, отпочковался маленький Володимир, который тут же вырос до натуральных размеров. Он висел над бездной, сидя на банном полотенце как на ковре-самолете. — Сосредоточься на ангелочках и мысленно прикажи заменить это кресло на другое, удобное для тебя.

Фома последовал совету гуру и представил собственное кресло под дуб. Через мгновение он висел уже в нем.

— И что, я так и должен болтаться над этой геенной огненной?

— Это как угодно. Важно, что ты в нее не упадешь. По крайней мере, сейчас. Ты сам регулируешь свое положение в пространстве. Точнее, ты сидишь в удобном кресле в окружении световых и голографических эффектов, управляемых компьютером. Компьютер подключен к твоим рукам и ногам, ты ведь не обулся. Согласись, что основные твои требования он считывает довольно точно. Со временем вы привыкнете друг к другу, и ты выстроишь тот интерьер, какой захочешь.

— Я и так устроил свой дом, как хочу. И виртуальных эффектов там тоже хватает.

— Ты не понял. Эффекты — фон. Суть в том, что теперь ты можешь легко управлять своей средой простым движением мысли. Например, ты можешь связываться с кем хочешь, затребовать любую информацию и тут же формировать ее в образы. Начни думать о Сергеиче.

И Фома подумал. Дальнейшее захватило его целиком. Пространство вокруг отца задвигалось самым невероятным образом. Володимир с Наташей улетели куда-то на периферию. Северный Прикаспий на карте взбух и резко увеличился. Далее перед глазами Фомы разыгралась драма с ракетами, быстро стали перемещаться нити связей между событиями, заполнившие все пространство. Некоторые из них отрабатывались и исчезали. Он понимал все обозначения на этой трехмерной движущейся карте, окутавшей его со всех сторон. Он сам был источником этих обозначений, но они компоновались чрезвычайно логично и удобно. Все чаще в поле зрения появлялись незнакомые лица и обстоятельства. Видимо, система вовсю копала необходимые базы данных в Сети и тут же комментировала, разъясняла, выдвигала важное вперед, перемещала несущественное на периферию. Незаметно для себя Фома несколько раз переговорил по видеофону, получив устные консультации. Он освежил свои знания по среднеазиатскому региону и системе экспертирования заводов, по производству жидкого воздуха. Он выяснил, что ракеты могли быть заказаны из любой точки планеты без особого труда, и даже проследил некоторые финансовые потоки. Впрочем, без особой пользы для дела. Еще он локализовал Сергеича где-то над Финляндией (точное расположение неизвестно) и обнаружил полное исчезновение Артема в Западной Европе (последняя фиксация на западной границе Союза) и Ольги в Самаре. За них он не волновался, но само выпадение из цивилизации было любопытно. Похоже на новый роман. И это — в такой ответственный момент! Путь Василия прослеживался до Сан-Франциско, где, как следовало из сообщений, он покончил жизнь самоубийством, прыгнув с моста в воды залива. Это, судя по молчанию почты «Социума», было очередной фикцией.

— Не о том ты все думаешь, — Наталья резко спикировала с периферийной полочки сознания, увеличившись в размерах и закрыв собой часть сложной схемы, висевшей в пространстве. Ты до безобразия логичен. Просто Фома неверующий.

Потому он и взял себе имя Фома. Он логичен, он все пробует «на зуб», щупает руками. Это нелишне, особенно в наше время абсурда. Хотя иногда нужно применять и другие методы. Меньше членить, больше чувствовать.

Володимир с супругой сидели напротив Фомы все на том же полотенце. Сложная схема, глобус и полочки с данными висели чуть поодаль. Фома не протестовал. Он уже понял, что его виртуальное расследование привело в тупик. Полезная штучка, но всех открытых данных мировой Сети здесь не хватает. Нужен эксклюзив.

— Расслабься. Эта комната придумана не столько для логического, сколько для образного мышления. Ты, пожалуй, первый, кто заставил ее работать Шерлоком Холмсом. Подумай о вечном.

И то правда. Фома «отключился» от сыскной темы, сложная конструкция уменьшилась в размерах и исчезла в ящичке, образовавшемся в углу стола (видимо, это означало, что она записана и может быть при необходимости воспроизведена). Пока Фома работал, система притерлась к нему. Комната (если можно так назвать бескрайнее пространство) обустроилась. Свечение и бездна сохранились. Но внизу вылепилось множество опор, уровней, символов. Ближе к бездне, на периферии, расселись какие-то существа неприятного вида. Видимо, это какие-то комплексы и тайные страсти. Надо будет потом рассмотреть их поближе. Вокруг раскинулся игрушечный городок, который населяли приятные ему люди. Иногда они воспроизводили фрагменты давнишних и недавних событий. Пронеслась Маняша, но он отогнал ее. Сверху продолжал нисходить свет. Зазвучала музыка. Та, которую он хотел услышать. Фома парил над своим миром, упираясь взглядом то в один его фрагмент, то в другой. Люди и события сменяли друг друга, как во сне, но он явственно видел их и сам выстраивал последовательность происходящего. Это было приятно и тревожно. Весь этот мир по-прежнему висел над бездной. Как всегда в таком случае, Фома начал молиться. К удивлению своему, он словно упал на землю с небес. Картина перевернулась. Теперь он не парил, а лежал на своей земле, а над ним ярко светилось небо. Свет густел, формировался в какое-то ядро, сквозь которое проступило знакомое лицо Спасителя. Но оно не приближалось, а только смотрело на Фому ласковыми глазами. Он стал молиться о Сергеиче и снова думать о нем. Хотя понимал, что это кощунственно. Но ведь все это витание в виртуальном пространстве с образом Божиим кощунственно.

И тогда он понял, что на всю эту историю с Сергеичем они просто смотрели не с той стороны, упустив из виду самую главную деталь. Неважно, кому мешает Сергеич.