"Путешествие в эпицентр" - читать интересную книгу автора (Шоу Боб)

Глава 7

Андреа Найт вошла в бар неторопливой походкой и проследовала через весь зал к столику Хачмена, размахивая сумкой. Хач-мен, который пришел задолго до условленного срока, поднялся с места.

– Рад тебя видеть, – произнес он быстро.

– Привет, Лукас. Это место напоминает, мне молодость. Уж и не помню, когда это было.

– Пожалуй, – осторожно сказал Хачмен, пытаясь догадаться, что она имеет в виду.

– Да-да. Ты знаешь, тот бар, «Вьючную лошадь», снесли, там теперь проходит шоссе.

– Нет, я не слышал. – Хачмен почувствовал себя неловко.

– Ну конечно же, мы ведь были там всего один раз, – улыбнулась она укоризненно.

Хачмен улыбнулся в ответ. Еще в студенческие годы ему случалось приглашать во «Вьючную лошадь» девушек. Примерно в то время он и познакомился с Викки. Должно быть, и Андреа Найт когда-то была там вместе с ним. Похоже, что годы супружеской жизни с Викки накрепко перестроили даже его образ мысли. (Прошел целый год ссор и примирений, прежде чем он приучился, возвращаясь домой после работы, класть портфель на переднее еи-денье рядом с собой. Если Викки замечала из окна, что он достает портфель с заднего сиденья, она автоматически предполагала, что он кого-то подвозил. Начинались ревниво-осторожные расспросы, и обычно все кончалось ссорой в районе полуночи.) За эти годы он научился просто вычеркивать других женщин из своей памяти. Новая мысль: «А вдруг этот самый человек, этот верный, не смеющий думать о других женщинах Лукас Хачмен, которого, в общем-то, не так уж и интересует секс, вовсе не настоящий Лукас Хачмен? Неужели это Викки сделала меня таким, какой я есть? И сколько в этой моей мстительной выходке случайности, а сколько подсознательной мотивации? Я увидел Андреа в институте, когда создавал машину, после заметил ее имя в „Бюллетене“, и говорят, подсознание никогда не забывает деталей. Таких, например, как дата ее отлета в Москву. Боже правый, неужели и в самом деле срок включения моей священной машины был подгадай подсознанием так, чтобы свести меня здесь, за столиком с этой женщиной?»

– ...и после такой прогулки я просто умираю от жажды, – продолжала Андреа. – Моя машина на ремонте.

– Извини. – Хачмен подозвал официанта. – Что ты будешь пить?

Она заказала перно и с явным удовольствием сделала первый глоток.

– Девушка, которая придерживается социалистических убеждений, едва ли вправе заказывать такие дорогие напитки, но, похоже, у меня совершенно капиталистический желудок.

– Кстати... – Хачмен достал из кармана пиджака конверт и передал ей. – Он уже адресован, надо будет только наклеить там марку. Не возражаешь?

– Не возражаю. – Она, не глядя, опустила белый прямоугольник в сумку. То, что она приняла конверт без раздумий, обрадовало Хачмена, но он тут же начал беспокоиться, что при таком небрежном отношении она может его просто забыть.

– Это не вопрос жизни и смерти, но для меня достаточно важно, чтобы статья была доставлена быстро.

– Не беспокойся, Лукас. Я все сделаю. – Ее ладонь обнадеживающе накрыла его руку.

Пальцы Андреа казались холодными, и он инстинктивно положил свободную руку поверх ее. Она снова улыбнулась, глядя ему прямо в глаза, и словно сработал какой-то биологический переключатель – Лукас почувствовал возбуждение. С этого мгновения само время будто изменило свой бег: минуты тянулись на удивление долго, а часы пролетали совершенно неуловимо.

Они выпили несколько коктейлей, потом поужинали, выпили еще, после чего Лукас отвез ее домой. Ее квартира находилась на последнем этаже четырехэтажного здания. Как только машина затормозила на усыпанной гравием площадке перед подъездом, Андреа вышла и пошла к дверям, на ходу доставая из сумочки ключи. На ступеньках она обернулась и посмотрела на него.

– Ну заходи же, Лукас, – сказала Андреа нетерпеливо. – Здесь холодно.

Хачмен выбрался из машины и прошел за ней в небольшой холл. Дверь лифта была открыта, и они ступили в алюминиевую коробку, уже держась за руки. Поднимаясь, они целовались – губы ее оказались мягкими, как он и думал, и она льнула к нему, прижималась бедрами, как он и ожидал. Следуя за ней в квартиру, Хачмен чувствовал, что у него дрожат ноги. Мебели в квартире было немного, но все со вкусом. В воздухе чувствовался слабый запах яблок. Едва закрылась дверь, Андреа сбросила пальто на пол, и они снова стали целоваться. Андреа была чуть полнее Викки, и ее груди казались тяжелее. Это невольное и непрошенное сравнение отозвалось странной ноющей болью в висках. Хачмен выкинул Викки из головы и впился в губы Андреа.

– Ты хочешь меня, Лукас? В самом деле?

– Да, в самом деле хочу.

– Хорошо. Жди здесь.

Она ушла в спальню, и Хачмен замер в ожидании. Вскоре Андреа вернулась. Кроме черного бюстгальтера с круглыми отверстиями для сосков – молочно-белая плоть словно выдавливалась из этих отверстий, и соски немного задирались вверх – на ней ничего не было. Шумно дыша, Хачмен сбросил свою одежду, прижал Ан-дреа к себе и повалил на алый ковер. «Вот, – пронеслась мысль, – вот так, моя дорогая Викки...»

Спустя какое-то время он с ужасом обнаружил, что не чувствует... ровным счетом ничего, словно ниже пояса его накачали каким-то замораживающим лекарством, которое уничтожает любые ощущения. Смущенный и напуганный, Хачмен продолжал битву между своим телом и ее, сдавливал, хватал, прижимал...

– Успокойся, Лукас, – донеся до него далекий, будто со звезд, голос. – Ты не виноват.

– Но я не понимаю... – тупо сказал он. – Я не знаю, что со мной.

– Сексуальная гипестезия, – ответила она не без сочувствия. – У Крафта-Эббинга этому посвящена целая глава.

Хачмен покачал головой.

– Но у меня все в порядке, когда я...

– Когда ты с женой?

– О боже! – Хачмен сдавил виски руками, потому что боль стала невыносимой. «Что ты со мной сделала, Викки?»

Андреа встала, прошла к двери, где лежало на полу ее замшевое пальто, и накинула его на плечи.

– Вечер был замечательный, Лукас, но завтра у меня множество дел, и мне надо поспать. Ты не возражаешь?

– Нет. Нет, конечно, – пробормотал он с какой-то ненатуральной учтивостью. Одеваясь, Хачмен пытался придумать что-нибудь такое... Умное и одновременно беззаботное, что сказать на прощание, но в конце концов не нашел ничего лучше, чем: – Надеюсь, завтра тебе повезет с погодой.

Никаких эмоций на ее лице не отразилось.

– Я тоже надеюсь. Спокойной ночи, Лукас. – И она тихо закрыла за ним дверь.

Лифт все еще стоял на площадке четвертого этажа, и Хачмен спустился вниз, разглядывая свое отражение в поцарапанном алюминии стен.

Невероятно, но после всего, что произошло, он еще и умудрился вернуться домой сразу после полуночи. Викки не спала. На ней была старая удобная домашняя юбка и кардиган, что видимо, должно было означать, что она провела вечер дома и за время его отсутствия у нее не было гостей. Она сидела перед телевизором, и, как всегда, ручка регулировки цвета была вывернута слишком далеко, из-за чего изображение на экране расплывалось и смазывалось. Хачмен подрегулировал цвет и молча сел в кресло.

– Где ты был весь вечер, Лукас?

– Пил, – ответил он, ожидая, что так или этак она начнет его опровергать, но Викки лишь сказала:

– Тебе не следует много пить. Тебе это вредно.

– Это полезнее, чем кое-что другое.

Она повернулась к нему и произнесла неуверенно:

– У меня создается впечатление, что... Все это действительно задело тебя, Лукас. Признаться, меня это удивляет. Разве ты не понимал, чем это может для тебя кончиться?

Хачмен взглянул на жену. Такой вот, в старой знакомой домашней одежде она всегда нравилась ему больше. Выражение ее лица, красивого и спокойного в приглушенном свете оранжевого абажура, казалось, еще сохраняло силу своего воздействия на него. Потом он подумал о первой партии конвертов, уже рассортированных, разделенных и вылетевших на первый этап своего путешествия, откуда их нельзя вернуть никакими силами.

– Иди к черту, – пробормотал он, выходя из комнаты.

Рано утром Хачмен отправился в Мейдстун и опустил там еще одну партию конвертов. Погода стояла солнечная и относительно теплая. Вернувшись домой, он обнаружил, что Викки и Дэвид только-только сели завтракать. Сын пытался одновременно есть кашу и делать домашнее задание по арифметике.

– Пап, – возмутился он, – ну зачем в числах всегда сотни, десятки и единицы? Почему нельзя, чтобы были только единицы? Тогда не нужно было бы переносить остаток.

– Это не очень удобно, сынок. А почему ты делаешь задание в воскресенье?

Дэвид пожал плечами.

– Учительница меня ненавидит.

– Это неправда, Дэвид, – вступилась Викки.

– А почему она задает мне примеров больше, чем другим?

– Чтобы помочь тебе. – Она просительно взглянула на Хач-мена. Он взял тетрадку, карандаш, быстро набросал ответы к оставшимся примерам и отдал Дэвиду.

– Спасибо, пап! – Дэвид взглянул на него восхищенно и с радостным воплем выскочил из кухни.

– Почему ты это сделал? – Викки налила из кофейника еще одну чашку и подвинула ее Хачмену через стол. – Ты всегда говорил, что в такой помощи нет никакого смысла.

– Тогда мне казалось, что мы бессмертны.

– В смысле?

Возможно, времени для того,, чтобы делать все правильно, осталось не так уж много.

Викки прижала руку к горлу.

– Я наблюдала за тобой, Лукас. Ты ведешь себя так, словно ты... – Она судорожно вздохнула и продолжила: – Что бы ты ответил, если бы я сказала, что не изменяла тебе физически?

– Я бы ответил тебе тем же, что ты говорила мне уже сотню раз: делать это в мыслях столь же плохо.

– Но если мне было это противно, и я только...

– Чего ты от меня хочешь? – потребовал он хрипло, прижав костяшки пальцев к губам из боязни, что они задрожат. «После всего, что случилось, – подумал он в панике, – неужели я сдамся? По своему желанию она может вернуть меня и может оттолкнуть...»

– Лукас, ты изменял мне? – Ее лицо казалось лицом жрицы.

– Нет.

– Тогда что все это значило?

Стоя с чашкой кофе в руках, Хачмен почувствовал, как начинают дрожать колени, угрожая предать его и уронить наземь. Мысли в голове вдруг понеслись в другом направлении. «Зачем мне машина? Достаточно будет распространить информацию. Всеобщее знание того, как построить антиядерную машину, само по себе сделает обладание ядерным оружием рискованным... Но если уничтожить машину, то ультиматум будет воспринят просто как блеф. Кроме того, я могу вскрыть оставшиеся конверты, убрать письмо и отправить только описание... Без машины я в безопасности. Им не нужно будет меня искать...»

Его мысли прервал телефонный звонок. Викки встала было из-за стола, но он махнул рукой, торопливо прошел в холл и снял трубку, оборвав звонок посередине.

– Хачмен слушает.

– Доброе утро, Лукас. – Женский голос, казалось, доносился из другого мира, словно что-то совершенно чужое и неважное для Хачмена в это солнечное воскресное утро. С большим трудом он догадался, что говорит Андреа Найт.

– Привет, – ответил он неуверенно. – Я думал, к этому времени ты будешь в Гэтвике.

– Так и было запланировано, но меня перевели на другой рейс.

– Жаль. – Хачмен пытался понять, зачем она звонит.

– Лукас, я хотела бы тебя сегодня увидеть. Ты можешь приехать сейчас?

– Извини, – произнес он холодно, – но я не вижу...

– Это насчет конверта, который ты мне передал.

– Да? – Внезапно ему стало трудно дышать.

– Я его вскрыла.

– Что?!

– Я подумала, что мне следует знать, что я повезу в Москву. Я все-таки социалистка, а кроме того, статья все равно предназначалась для публикации...

– Социалистка?

– Да. Я тебе вчера об этом говорила.

– Да, верно. – Хачмен вспомнил, что Андреа действительно упоминала о своих убеждениях, но тогда это не показалось важным. Он сделал глубокий вдох. – И что ты думаешь о моем маленьком розыгрыше? Детская глупость?

После паузы, показавшейся ему вечностью, она сказала:

– Я бы не назвала это так. Совсем нет, Лукас.

– Но я уверяю тебя...

– Я показала бумаги своему другу, и ему тоже не было смешно.

– Ты не имела права. – Лукас сделал слабую попытку произнести это с угрозой.

– А ты не имел права вовлекать меня в такое. Наверно, тебе следует приехать сюда, чтобы обсудить это дело.

– Разумеется. – Он бросил трубку и заглянул на кухню. – Что-то случилось на испытаниях «Джек-и-Джилл». Мне надо уехать на часок.

Викки встревожилась.

– В воскресенье? Что-нибудь серьезное?

– Не очень, просто срочное. Через час вернусь.

– Хорошо, Лукас. – Она улыбнулась настолько трепетно, что у него защемило в груди. – Нам надо будет сесть и спокойно обо всем поговорить.

– Я знаю.

С этими словами он вышел из дома и направился к машине. Вывел ее на дорогу, послав из-под колес веер гравия, ударивший в кусты, словно залп картечи, и, резко набрав скорость, погнал машину к Кемберну. Движение на дороге было не очень оживленное – всего лишь несколько машин на пути в бар перед ленчем, и он добрался довольно быстро. Внимание, требуемое при вождении машины на такой скорости, избавляло его от необходимости планировать свои действия наперед. Когда он подъехал к дому Андреа, здание показалось ему совершенно незнакомым в желтых солнечных лучах. В окнах ее квартиры никого не было. Хачмен быстро поднялся на последний этаж, рассматривая свои кривые отражения на алюминиевых панелях лифта. Так и не успев обдумать, что собирается сказать, он надавил кнопку звонка. Дверь открылась почти сразу. С мрачным выражением на неподвижном лице Андреа отошла в сторону и пропустила его в квартиру.

– Послушай, Андреа, давай разберемся с этим делом побыстрее. Ты отдаешь мне мои бумаги, и мы обо всем забываем.

– Я хочу познакомить тебя с Обри Велландом, – произнесла она натянуто.

– Доброе утро, мистер Хачмен. – Из кухни появился крепкого вида молодой человек в очках, с квадратной челюстью и комплекцией играющего в регби школьного учителя. На нем был красный галстук, а на лацкане твидового пиджака блестел маленький медный значок с серпом и молотом. Заметив взгляд Хачмена, он кивнул. – Да, я член партии. Что, никогда ни одного не видели?

– Мне некогда играть в игры. Я хочу получить бумаги, которые мне принадлежат.

Велланд, казалось, обдумал сказанное, потом произнес:

– Мисс Найт сказала мне, что вы обладаете профессиональными знаниями математики с уклоном в ядерную физику.

Хачмен взглянул на Андpea, та ответила ему безвольным взглядом, и он понял, что, настаивая на своих правах, ничего не добьется.

– Совершенно верно. Послушайте, я признаю, что задумал совершенно детский розыгрыш, и теперь понимаю, как все это глупо. Может, мы...

– Я сам математик, – прервал его Велланд. – Конечно, не вашего класса, но, думаю, в состоянии оценить истинное творчество в этой науке.

– Если это так, вы должны были заметить ошибку. – У Хачмена мелькнула новая идея. – Там, где я преобразовывал функцию Лежандра. Не заметили? – спросил он, снисходительно улыбнувшись.

– Нет.

Тем не менее Велланд поколебался в своей уверенности. Он сунул руку во внутренний карман пиджака, потом передумал, но Хачмен успел разглядеть белый уголок своего конверта.

– Вам придется меня убедить, – произнес Велланд. Хачмен пожал плечами.

– Хорошо, давайте разбираться. Где бумаги?

– Бумаги останутся у меня, – отрезал Велланд.

– Ладно. – Хачмен снова улыбнулся. – Если хотите выставить себя дураком перед вашими партийными боссами, валяйте. Шутка будет еще смешнее...

Он сделал вид, что отворачивается, потом внезапно бросился на Велланда, левой рукой распахнул его пиджак, правой выхватил из кармана конверт. Велланд вскрикнул от неожиданности и схватил его за запястья. Хачмен изо всех сил напряг натренированные стрельбой из лука мускулы и почувствовал, что хватка противника слабеет, конверт спланировал на пол. Велланд зарычал, пытаясь оттащить Хачмена дальше от конверта, и они закружились по комнате в гротескном вальсе. Край низкого кофейного столика уперся Хачмену под колени, и, чтобы не упасть, он встал на него ногами, подтащив за собой Велланда. Тот поднял колено, и Хачмен, пытаясь защититься, толкнул его в сторону. Слишком поздно он понял, как близко они к окну. Стекло взорвалось осколками, и внезапно в комнату ворвался холодный ноябрьский воздух. Кружевную штору швырнуло Хачмену в лицо, когда он наклонился и выглянул на улицу через острые обломки стекла. Внизу бежали люди, где-то кричала женщина. И Хачмен сразу понял почему.

Велланд упал прямо на ограду из кованого железа, и даже с высоты четвертого этажа было ясно, что он мертв.