"Отбытие Орбитсвиля" - читать интересную книгу автора (Шоу Боб)

Глава 6

С помощью врачей Кона Даллен за пять недель научилась ходить, самостоятельно принимать пищу и даже почти освоила туалет. По словам Роя Пиччано, врача местной общины, она достигла значительных успехов. Но по мере уменьшения физических нагрузок, связанных с необходимостью ухаживать за взрослым ребенком, у Гарри Даллена росла душевная усталость.

Поначалу он был просто потрясен и не воспринимал советы доктора Пиччано. В его голове, например, никак не укладывалось чудовищное предположение, что Кона, вероятно, никогда не сможет говорить. Ведь ее нервные окончания, рефлексы, мышцы не пострадали, поэтому он, Гарри Даллен, человек, который никогда не ошибается, точно знал: своей настойчивостью, своей силой воли он добьется функционирования сложного устройства под названием человеческий мозг. Наука изучала человека вообще, психологию безликих людских масс, а в данном случае речь шла об уникальном существе, центре уникального мира другого существа – Даллена. Обычные правила здесь неприменимы.

Первый удар нанесла новость, что Кона и Мики должны жить врозь, ибо Кона представляла реальную угрозу собственному сыну. Она сама стала ребенком, объяснял Пиччано, все ее чувства сводятся к ярости, удовольствию, боли и страху. Младенцы, чувствуя себя обделенными, злятся, особенно, если речь идет о еде. Будь невинный крошка повыше и посильнее, он убил бы собственную мать, слишком рано отнявшую его от груди или не выполнившую его желание. А Кона была сильна, поэтому минутная вспышка гнева могла закончиться трагедией.

Кона всегда отличалась хорошим аппетитом, и теперь она желала питаться лишь шоколадом и мороженым, из-за чего не раз возникали бурные конфликты, когда Даллен пытался уговорами умерить ее аппетит. Поначалу Кона каталась по полу, пугала его безумными воплями, потом начала действовать более целенаправленно и однажды ударила его по лицу. Удар был болезненным, но куда большее впечатление произвел на Даллена быстрый переход от неудержимого гнева к шумной радости, когда он выпустил из рук леденец, из-за которого и возникла ссора.

Ему стало абсолютно ясно: Кона Даллен здесь больше не живет.

Гарри открыл дверь и вместо сиделки увидел на крыльце Роя Пиччано.

– Бетти немного задержалась, поэтому я предложил заменить ее.

Пиччано приветливо улыбнулся, сверкнув вошедшими в моду золотыми пломбами. Загар и буйная шевелюра делали его моложе своих лет, а подчеркнуто спортивный вид заставлял думать, будто его профессиональные занятия – лишь краткие перерывы между партиями в гольф.

– Спасибо, Рой. – Даллен отступил, приглашая доктора войти. – Знаете, я, наверное, подожду.

– Не беспокойтесь. Кроме того, мне не мешает почаще навещать своих пациентов.

Даллен отметил множественное число.

– Со мной все в порядке.

– У вас усталый вид, Гарри. Долго вы собираетесь так жить?

– Сколько потребуется. Мы уже обсуждали этот вопрос, разве не так?

– Не так! Это я обсуждал его, а вы над ним еще не начинали думать.

– Я ответственен за Кону, в каком бы состоянии она ни находилась.

– Прекраснейший пример того, о чем я говорю. – Пиччано не скрывал раздражения. – У вас больше нет обязательств перед Коной, потому что Коны больше не существует. Ваша жена умерла, Гарри. Вы теперь в ответе только за себя. Могут, конечно, произойти какие-то изменения, но одно я могу сказать совершенно определенно: недоразвитая личность, в которую превратится человеческое тело в соседней комнате, не будет иметь ничего общего с вашей женой. Вам следует понять это ради собственного блага.

– Ради собственного блага… – повторил Даллен, словно переводя слова с неведомого языка. – Долго мы будем топтаться в прихожей?

Кона лежала на голубом надувном матрасе и наслаждалась водоворотом цветных узоров, которые генерировал детский голопроектор. Она самозабвенно болтала ногами, и даже просторный халат не скрадывал ее полноты.

Даллен опустился рядом с ней на колени.

– Посмотри, кто к тебе пришел.

Кона скосила глаза, но тут же отвернулась к сияющим в воздухе узорам. Вынув из кармана салфетку, Даллен попытался вытереть испачканный шоколадом подбородок, но она капризно захныкала.

– Только вчера установили, – сказал Даллен. – Она еще не привыкла.

Пиччано покачал головой.

– Знаете, что вы сейчас делаете, Гарри? Вы просите прощения за то, что это существо… Я наотрез оказываюсь называть его Коной Даллен и вам не советую… Вы извиняетесь за то, что оно не может занять меня вежливой болтовней или предложить кофе с ликером. Именно это…

– Ради Бога, Рой!

– Ладно… – Пиччано вздохнул. – Вы согласны на ее исследование?

– Конечно.

– В таком случае мне нужно кое-что уточнить. – Пиччано открыл плоский пластмассовый чемоданчик и стал возиться с регуляторами на приборной панели, вделанной в крышку. – Это рутинная работа, помощь не требуется.

– Спасибо, Рой.

Даллен на секунду прижался губами к щеке жены, но не получил никакого отклика. Через минуту он уже с наслаждением вдыхал свежий воздух улицы, очищая легкие от запаха шоколада и мочи, которые, казалось, навсегда пропитали дом. Он жил на окраине заселенного района Мэдисона, в пяти километрах от центра. Здесь обитали мета-правительственные служащие и чиновники местной администрации. В просторных садах вокруг каменных домов буйствовала зелень, гудение газонокосилки усиливало ощущение благополучия и покоя. Даллену показалось, что он забрел в один из тысяч опустевших пригородов, большинство которых после переселения жителей на Орбитсвиль превратились в сонное царство.

"Двери закрыты, в окнах темно, – вспомнил Даллен самую популярную песню. – Скушало всех Ненасытное О…”

Он решил идти в центр пешком, чтобы по дороге обдумать, как поступить с Дереком Бомоном. Ирония судьбы виделась Даллену в том, что человек, который, по его мнению, нес ответственность за трагедию, позволял ему отвлечься от невыносимых мыслей. Когда Гарри не барахтался в водовороте своих проблем, он предвкушал, как, оставшись наедине с террористом, вытрясет из него имена, а затем, выследив сообщников, прикончит их. Правда, он понимал, что не способен осуществить зловещие планы мести, но был не в силах отказаться от кровожадных замыслов. Он без труда приведет себя в состояние невменяемости, его организм запросто окажет ему такую услугу. Тот, кто стрелял в Кону и Мики, должен заплатить… Он узнает, поймет в последний момент…

Этот выродок… Он пожалеет, но будет поздно…

Хотя Даллену приходилось думать и поступать как полицейскому, формально он не отвечал за нарушителей закона в этом районе, поскольку в обязанности офицера четвертого ранга из Бюро отчуждения, входило, в основном, наблюдение за опустевшими территориями. Местный отдел полиции был занят обслуживанием туристов, и Даллен поддерживал хорошие деловые отношения с его шефом Лэшбруком. Но недавно Гарри не только не допустили к арестованному, а даже встретили с видимой неприязнью.

– То, что случилось с вашими женой и сыном, ужасно, – сказал тогда Лэшбрук, сурово поблескивая стеклами чопорных очков. – Примите мои соболезнования. Однако, я не могу разрешить вам допрашивать Бомона. Если же вы все-таки предпримете попытку увидеться с ним, я буду вынужден решительно пресечь самоуправство.

Вспомнив это заявление, Даллен сжал кулаки. Он почувствовал себя оскорбленным.

– Самоуправство? Вы сошли с ума?

– Ничуть. Бомон обратился с официальной жалобой. Вы слишком жестоко обошлись с ним в магазине телевизоров. Еще не улегся шум после той истории с несчастным случаем во время погони, а вы опять… И после всего этого вы рассчитываете, что я допущу вас к нашему арестанту?

– К вашему арестанту? – Даллен едва удержался от едкого замечания по поводу недавних попыток отдела полиции свалить на Бюро отчуждения самую грязную и неблагодарную работу.

– Совершенно верно. Бомон подпадает под уголовную статью, поэтому находится в подразделении, которое занимается делами о взрывах. Я намерен передать арестованного в руки правосудия живым и здоровым, за что не смогу поручиться, если ввяжетесь вы, Гарри.

– Почему же?

– Гарри, у вас репутация человека, легко переходящего грань дозволенного, и я не намерен потворствовать вашему стремлению.

"Ну, спасибо, век не забуду", – свирепо шипел Даллен, не обращая внимания на мирный шепот листвы под утренним солнцем. В первые дни после несчастья он не сомневался, что сумеет тем или иным образом допросить Бомона с глазу на глаз, заставит его заговорить. Все это время он держался на одной мысли: Бомон назовет ему нужное имя, единственное имя, а дальше –дело техники. А теперь террориста вытащат на ближайшее заседание суда и влепят стандартный приговор: выслать на Орбитсвиль. И как только Бомон достигнет Ботани-Бэй, территории вокруг Пятого северного портала, он окажется вне досягаемости. Тогда ни Даллену, ни любому другому частному лицу до него уже не добраться, поскольку немногие корабли имели сложное стыковочное оборудование и все они находились в распоряжении мета-правительства.

– Что с вашей машиной, старина?

Даллен, вздрогнув, обернулся. Сзади к нему бесшумно подъехал золотистый "Роллак" с откинутым верхом, за рулем которого восседал рыжий жизнерадостный Рик Ренард. С недавних пор Гарри регулярно встречал его в гимнастическом зале. Этот навязчивый тип обладал способностью уязвлять Даллена, заставляя его оправдываться за каждый свой поступок или высказывание.

– С чего вы взяли, что моя машина не в порядке? – спросил Даллен, намеренно отреагировав именно так, как того ожидал Ренард.

– По такой жаре никто не ходит пешком.

– Я хожу.

– Хотите сбросить вес?

– Да, осталось каких-нибудь восемьдесят кило, если вас интересует.

– А мне лишний вес не вредит. – Ренард был удовлетворен тем, что он сумел нарваться на грубость. – Послушайте, Даллен, почему бы вам не сесть ко мне в машину и не прокатиться в центр со всеми удобствами? Сэкономленное время потратим на кружку-другую холодного пивка.

– Ну, если вы настаиваете…

Ощутив вдруг нестерпимое отвращение к ходьбе, Даллен кивнул на кромку тротуара впереди себя. Но Ренард, разумеется, остановился совсем в другом месте и вдобавок тронул машину прежде, чем Гарри уселся, заставив резко подобрать ноги, чтобы их не защемило дверцей.

– Зверь машина! – со смехом сказал Ренард. – Вы со мной согласны?

– Отменная колымага, – рассеянно ответил Даллен, с удовольствием погружаясь в мягкое кресло.

– Старушенции без малого шестьдесят годков, а до сих пор как новенькая. Я приволок ее с Большого О. Все ваши новомодные "Унимоты" не для меня.

– Вы очень удачливы, Рик.

Даллен почувствовал, как кресло принимает форму его тела, словно приглашая расслабиться. Автомобиль мчался бесшумно и плавно. Гарри пришло в голову, что владелец такой машины должен быть весьма состоятельным человеком, он припомнил слухи о том, будто Ренард прибыл изучать земные растения. Значит, он – мета-правительственный служащий. Но чиновники, сидящие на окладе, не перевозят свои автомобили за тысячи световых лет.

– Удачлив? – Ренард снова обнажил свои белоснежные кроличьи зубы. –Насколько я понимаю, Вселенная дает мне только то, чего я заслуживаю.

– В самом деле?

– По правде говоря, девичья фамилия моей матери – Линдстром.

– А, тогда другое дело. То есть, наоборот. Вселенная должна просить у вас подаяние, не так ли?

Даллен прикрыл глаза. Ренард утверждает, что принадлежит к легендарной семье, которая в свое время захватила монополию на все космические перевозки, да и сейчас, вероятно, имеет значительное, хотя и скрытое влияние. Если Ренард действительно относится к этому клану, его никак нельзя назвать простым ботаником.

"Вселенная дает мне только то, чего я заслуживаю". Даллен представил Кону, бродящую по затемненным комнатам и что-то бессвязно бормочущую. Сердце невыносимо защемило. "Кона заслуживала лучшего…”

– Я слышал, вы занимаетесь ботаникой? – спросил он поспешно. – Сушите цветы?

Ренард покачал головой.

– Травы собираю.

– Простые травы?

– Почему вы считаете травы простыми? – Ренард улыбнулся, и Даллен тут же устыдился своего невежества. – На Орбитсвиле обнаружено всего около тридцати видов. Учитывая его размеры, это невероятно мало, а на крошечной Земле существует свыше десяти тысяч видов. В свое время департамент сельского хозяйства проводил работы по скрещиванию земных трав, способных произрастать на почве Орбитсвиля, с местными видами. Но это было в прошлом веке, к тому же делалось на недостаточно научной основе. Я же все делаю, как надо, и вернусь на Большой О с тысячей разновидностей семян, да прихвачу две тысячи квадратных метров поддонов с рассадой.

– Вы работаете по заданию мета-правительства?

– Не будьте так наивны, старина. Мета-правительство заботит лишь одно: скорей бы Земля опустела. – Ренард лениво крутанул рулевое колесо, и машина повернула на запад. – Я работаю на самого себя.

– Но… – замялся Даллен – транспортные расходы…

– Астрономические? Да, если у вас нет собственного корабля. Сначала я думал зафрахтовать звездолет, потом сообразил, что куда разумнее приобрести какой-нибудь старый фликервинг и отремонтировать его. Расходы окупятся за три-четыре полета.

– Как все просто. – Гарри попытался за иронией скрыть невольное уважение к человеку, который мог между прочим упомянуть о том, что владеет звездолетом. Ведь это искусственный макрокосм, дающий подлинную независимость. – Что у вас за корабль?

– Типа 96-В. Предназначался для перевозки сыпучих грузов, поэтому на нем нет палуб. Но я вышел из положения, установив для поддонов с рассадой высокие стеллажи. Не желаете бесплатно прокатиться на Орбитсвиль?

– Нет, нет… Почему вы спрашиваете?

– Мне нужны спутники, которые помогут ухаживать за растениями, чтобы не тратиться на установку автоматических систем. В качестве платы –дармовое путешествие. Выгода обоюдная.

– Я мог бы найти вам кого-нибудь.

– Вы не справитесь, старина, вы слишком ограниченно мыслите. – Ренард снисходительно улыбнулся. – Иначе вы не стали бы полицейским.

– Я не полицейский. Я работаю… – Черт, куда мы едем?

Ренард радостно ухмыльнулся, торжествуя маленькую победу в нескончаемой игре.

– Это отнимет у вас всего несколько минут. Я обещал Сильвии завезти коробки со стеклом.

– Кто такая Сильвия?

– Сильвия Лондон. О, вы никогда не бывали у Лондонов?

– С тех пор, как клюшку для гольфа изъели древоточцы, я не вхож в высшее общество.

– Вы мне нравитесь, Даллен, – сказал Ренард, оценив сарказм. – Вы искренний человек.

"А ты искренний мешок с блевотиной", – мысленно ответил Даллен, недоумевая, как позволил себе впустую растратить полдня. Общение с Ренардом в гимнастическом зале бывало непродолжительным, но и этого хватало, чтобы понять: от коротышки нужно держаться подальше. Казалось, вся его жизнь сводится к непрерывному доказательству своего превосходства, к поиску новых способов самоутверждения, причем он не брезгует даже самыми невзрачными соперниками и самыми ничтожными победами.

Сейчас, когда он сидит за рулем, а пассажир находится в его власти, Ренард празднует очередную микроскопическую победу и явно получает от нее удовольствие. Негодуя на себя за то, что попался на удочку, Даллен решил при первая же возможности выпрыгнуть из машины.

Ренард взглянул на него, и "Роллак" тут же рванул вперед. Над откинутым золотистым верхом замелькал солнечный вихрь.

– Я уверен, вы получите удовольствие от знакомства с Сильвией. На ее амфоры стоят взглянуть.

– Я не интересуюсь керамикой.

– С чего вы взяли, что речь идет о керамике, старина?

Даллен не отрывал взгляда от дороги.

– А с чего вы взяли, что я не знаю, о чем идет речь, старина?

– Надо же, рассердился! – Ренард вытянул шею, стараясь заглянуть ему в лицо. – Кажется, я ненароком задел скромность мистера Даллена.

Весело покачав головой, Ренард, не снижая скорости, свернул в узкую аллею, зеленые стены вплотную подступили к автомобилю, и сразу стало темно.

– Реакционные времена, в которые мы вынуждены жить, должны очень подходить вам. – Ренард говорил задумчиво и серьезно. – Лично я был бы куда счастливее лет тридцать назад. Вы заметили, что последние несколько столетий протекают по одной схеме? Постепенное нарастание либерализма с пиком в конце второй трети, затем резкий откат назад и спад, который длится еще лет тридцать, а потом все начинается сначала. Почему так происходит? Почему позаимствованные у достопочтенной Мэри Поппинс понятия вроде старости, семьи и моногамии не желают оставить нас в покое?

"Будем считать, что ему ничего не известно о Коне с Мики, – твердо сказал себе Даллен. – Сейчас машина остановится, и я пойду своей дорогой. Если у него хватит здравого смысла позволить мне уйти, то на этом все закончится…”

Тут он увидел дом на вершине невысокого холма. Он слышал, что Лондоны богаты, увлечены каким-то нетрадиционным философским учением, а для таких людей, по его твердому убеждению, характерна тяга к многочисленным башенкам, фронтонам, затемненным стеклам и прочим признакам респектабельности. Резиденция Лондонов оказалась ничем не примечательным трехэтажным особняком из красного кирпича. Вокруг беспорядочно теснились какие-то бревенчатые пристройки, что было совершенно невероятным в эпоху, отличающуюся сугубой педантичностью. У входа в дом валялась груда посеревших от времени бревен.

– Преемница Ребекки не потеряла бы здесь покой и сон, – заметил Ренард.

Даллен молча кивнул, догадавшись, что это ссылка на какую-то книгу. Он вылез из машины, но не успел тронуться с места, как на крыльце появилась высокая темноволосая женщина лет тридцати, одетая в облегающую белую блузку и белые брюки. Даллену бросились в глаза ее великолепная высокая грудь и узкие бедра, а крепкие мускулы и стройная фигура указывали на то, что форму она поддерживает отнюдь не диетой. Лицо правильное, тонкое, с чуть выступающим вперед подбородком. Несмотря на живость и ум, многие не нашли бы в этом лице ничего примечательного, но Даллен почувствовал смутное беспокойство. Он словно пытался вспомнить какое-то очень важное, но пропущенное свидание.

– … А зовут Гарри, – распинался тем временем Ренард. – Надо же, я никогда не видел его таким ошеломленным. Интересно, если ты выпятишь грудь…

– Помолчи, Рик. Привет, Гарри. – Она приветливо улыбнулась Даллену, но ее внимание тут же переключилось на две картонные коробки, лежавшие на заднем сиденье автомобиля. – Мое стекло?

– Разумеется. Рик Ренард, служба доставки на дом. Чудо любезности. Внести их в дом?

– Спасибо, но я еще в состоянии сама справиться.

Она подошла к машине, взяла одну из коробок и направилась к дому.

– Ну и дела! – протянул Ренард, любуясь стремительной походкой Сильвии. Он повернулся к Даллену. – Что я тебе говорил?

Тот почувствовал раздражение и понял, что вызвано оно не столько сексуальным подтекстом вопроса, сколько гордостью собственника, сквозившей в интонации Рика.

"Безумие. – Даллена слегка напугала собственная реакция. – Если такая женщина связывается с Риком Ренардом…" Неожиданно для себя он подхватил вторую коробку и понес ее в дом. Изрядная тяжесть подтвердила его догадку о том, что Сильвию Лондон хилой не назовешь. Она встретила его в дверях, снова чуть улыбнулась и жестом пригласила войти.

– Спасибо. Прямо в студию, пожалуйста.

– Будет исполнено.

"Блестящее начало, – подумал Даллен. – Где только я раскопал эту фразу?" Он миновал просторную, непритязательно обставленную гостиную, вошел в комнату и замер. Через огромный витраж, доходивший почти до потолка, лился мощный поток света.

В первое мгновение Даллен разглядел лишь огромный трилистник. Концы трех лепестков лежали в одной плоскости, что делало всю конструкцию великолепным украшением, но центральная часть витража представляла собой сложнейшее пространственное переплетение нитей, застывших в стекле. Узоры из лучей и эллипсов словно расходились из сияющего центра, свиваясь и снова разворачиваясь. Эффект достигался сочетанием тысяч цветных фрагментов, каждый из которых был не больше монеты. Светящиеся блоки мозаики, казавшиеся на первый взгляд раскрашенными участками одного стекла, на самом деле были отдельными осколками, обрамленными металлической оправой.

– Боже, – прошептал Даллен, – никогда…

Сильвия Лондон рассмеялась и взяла у него из рук коробку.

– Нравится?

– Это самая замечательная вещь из всех, которые я видел. – Он завороженно смотрел на переплетающиеся световые лучи.

– Триста тысяч.

– Простите?

– Первый вопрос, который мне всегда задают, сколько здесь фрагментов? Триста тысяч. Почти. Я работаю над этим уже четыре года.

– Но зачем? – спросил незаметно вошедший в студию Ренард. –Голографический процессор сделает нечто подобное за несколько дней. Запустите программу, которая будет непрерывно менять узор, получится даже лучше. А вы что скажете, Гарри?

– Я не художник.

– Почему бы вам все-таки не высказать свое мнение? – беззаботно заметила Сильвия, хотя ее карие глаза внимательно смотрели на Даллена. –Ради чего я бессмысленно потратила четыре года жизни?

Ответ его был интуитивен.

– То, что выглядит как мозаика, действительно должно быть мозаикой, иначе в ней не будет смысла.

– Почти угадали.

– Чушь, – усмехнулся Ренард. – Сильвия, долго ты еще будешь притворяться, что преклоняешься перед стариком…

Как бишь его… Тиффани?..

И его техникой. Ведь все это обман, и сама ты ею не пользуешься.

Она покачала головой, взглянула на Даллена, словно приглашая выслушать ее и поддержать.

– Я режу стекло валентным резаком, потому что так получается точнее и аккуратнее. Я не окантовываю каждый кусочек медной фольгой, а для прочности и надежности просто превращаю в медь несколько миллиметров стекла на срезе. Думаю, сам Тиффани предпочел бы этот метод, если бы он был ему доступен. Так что в своей книге я не лгала.

– А как насчет холодной пайки?

– Из тех же соображений.

– Мне следовало получше подготовиться к спору с женщиной, – заявил Ренард. – Когда мы с тобой пообедаем?

– Когда я закончу.

Ренард взял со стола кусок полосатого стекла вырезанный в форме рыбы, и посмотрел сквозь него на Сильвию.

– Как чувствует себя Карал?

– Спасибо, по-прежнему.

Ренард поднес стекло к лицу, закрывшись им, словно маской.

– Я рад.

– Верю тебе, Рик. – Сильвия с извиняющейся улыбкой повернулась к Даллену. – Наш разговор, должно быть, не слишком понятен. Как вы, наверное, уже догадались, мне претит супружеская измена, хотя мой муж стар и очень болен. Когда минуту назад я отказала Рику, он, в полном соответствии со сваям характером, спросил, скоро ли Карал умрет.

– Сильвия! – Ренард изобразил возмущение. – Ты вынуждаешь меня опускаться до грубости!

– Не стоит обращать на меня внимания, – поспешил вставить Даллен. – Я обожаю потасовки. Он хотел выиграть время, чтобы разобраться в происходящем. Слишком много информации за короткое время. Фантастическое сооружение из стекла подавляло, но сама Сильвия вызывала у него большее беспокойство. Он узнал, что Рик Ренард не имеет никаких прав на эту женщину. И тут же Даллен вообразил себе Сильвию у обеденного стола, Сильвию, внимательно рассматривающую поврежденный ноготь, Сильвию за рулем скоростного автомобиля, Кону, на мгновение оторвавшую задумчивый взгляд от книги; Сильвию лениво покачивающуюся на искрящихся волнах; Кону, бессмысленно бродящую из одной комнаты в другую…

Сильвия внимательно посмотрела на него.

– Никак не могу отделаться от ощущения… Мы с вами прежде не встречались?

– Вряд ли, – усмехнулся Ренард. – Его клюшку для гольфа давно сожрал жук-древоточец.

Даллен подошел поближе к стеклянному чуду.

– Думаю, сначала это был цветок, но сейчас что-то астрономическое, да?

– Это космос Готта-Макферсона.

– Я полагал, что Макферсон – сферолог. Разве он не входит в Комиссию по науке на Оптима Туле?

– Нет, меня вдохновили именно его работы по космогонии. – Сильвия провела пальцем по витражу. – Пока это изображение космоса Готта в чистом виде. В двадцатом веке Готт выдвинул гипотезу о том, что в момент Большого Взрыва родилось три отдельных Вселенных. Вселенную, в которой обитаем мы, он назвал Первой Областью, она состоит из обычной материи, и время в ней течет вперед. Она изображена слева, здесь все цвета и формы естественны для нашего глаза.

Сильвия, осторожно переступив через деревянную подпорку, скользнула к противоположной стороне мозаики.

– А здесь – Вторая Область, образовавшаяся одновременно с нашей, но она движется в прошлое и состоит из антиматерии. Я попыталась изобразить ее с помощью перевернутых форм и инверсных цветов, они дополняют те, что я использовала для Первой Области. По Готту существует также Третья Область – тахионная Вселенная, которая ушла далеко в будущее, и останется там до тех пор, пока все три Вселенные не сольются перед очередным Большим Взрывом. Тахионная Вселенная изображена в центральной части. Видите, абстрактные продолговатые узоры, бледные, словно выеденные временем, цвета.

– Ты, наверное, уже не рад, что спросил, старина? – Ренард ухмыльнулся. – Если хочешь показаться Сильвии умным, спроси, при чем тут Макферсон.

– Извините. – Сильвия посмотрела на Даллена. – Я действительно иногда забываю, что мои увлечения не всем интересны.

– Все в порядке, – поспешно ответил Даллен. – Это действительно э-э… Впечатляюще… И я действительно хотел спросить вас о Макферсоне. Ренард заржал, хлопнул себя по толстым ляжкам и, разыграв презрение, удалился в соседнюю комнату.

– Может, он добр к животным, – с надеждой предположила Сильвия, дождавшись пока Рик выйдет. – Макферсон развил идеи Готта и добавил Четвертую Область – антитахионную Вселенную, которая мчится в прошлое перед Вселенной Второй Области. Я уже начала собирать ее, но здесь недостаточно высокие потолки, поэтому придется подождать.

– Долго?

– Пока не завершится строительство мемориального колледжа Карала.

– Понятно. – Даллен совсем запутался. – Боюсь, я не очень хорошо представляю, чем занимается ваш муж.

– Вряд ли вы о нем слышали – он никогда не стремился к известности.

– Я не имел в виду…

Сильвия рассмеялась, сверкнув великолепными зубами.

– Вы слишком нормальны, чтобы общаться с Рыжим Риком, зачем вы это делаете?

– Он предложил мне выпить пива, – ответил Даллен.

Почему его так задело, когда она назвала его нормальным? Ведь он всегда считал себя уравновешенным, никогда не теряющим опору под ногами.

– Я уверена, вам будет интересно послушать Карала, – мягко сказала она. – Завтра вечером у нас соберется небольшое общество. Не хотите присоединиться?

– Я… – Даллен взглянул на нее, и его охватила неподдельная паника. Ему вдруг очень захотелось обнять ее, хотя она не давала никакого повода, а сам он даже не чувствовал никакого физического желания.

"А Кона томится там, где я ее оставил".

– Завтра я занят, – неестественно громко ответил он.

– Тогда как-нибудь в другой раз…

– Мы с женой никуда не выходим.

Даллен повернулся и вышел в соседнюю комнату, где Ренард изучал развешанные по стенам пучки растений. Эта прохладная комната с высокими потолками и старинной мебелью словно принадлежала другой эпохе.

– Уже уходите? – насмешливо спросил Ренард. – А я решил, что такой поклонник искусства должен остаться здесь навсегда. Чем ты насолила молодому человеку, Сильвия?

– Спасибо за помощь. – Она вежливо улыбнулась Даллену. – Коробки довольно тяжелые.

– Пустяки. Если позволите, я пойду. У меня назначена встреча в городе.

Даллен вышел на улицу. Он собирался вернуться пешком, но Ренард догнал его и через минуту они уже катили по аллее. Мир выглядел другим, словно они вышли на солнечный свет из сумрачного бара. Даллен никак не мог уловить, что же произошло. Наверное, все дело в восприятии случившегося. Он никогда не встречал женщины, подобной Сильвии Лондон, поэтому из-за своей неопытности или мужского тщеславия мог неверно понять ее. А может, во всем виновато долгое воздержание? Когда он рассказал Рою Пиччано о том, что Кона часто занимается онанизмом, доктор предложил ему возобновить физическую близость, но Даллену эта идея показалась отвратительной…

– Неплохое получилось развлечение, – сказал Ренард. – Что между вами произошло?

– В каком смысле?

– Вы оба вышли из студии как пара манекенов, – весело пояснил Рик. –Ты к ней приставал?

Даллен задохнулся от негодования.

– Не надо обижаться, старина. Два года назад ее старик отправился помирать на Большой О, и Сильвия живет одна. Это преступная расточительность, но в качестве компенсации она придумала себе отличную игру. Музыкальное брачное ложе новой модели. Несколько неуклюжее название, я его только что придумал. Стоит музыке стихнуть, под музыкой я, разумеется, понимаю эмфиземный хрип Карала, и возникнет страшная свалка. Сильвия стремится по возможности расширить круг претендентов. Победителем, конечно, буду я, хотя она, бедняжка, не хочет себе в этом признаться. Я полагаю, иллюзия выбора разнообразит ее жизнь.

И тон, и суть монолога взбесили Даллена, но новая информация погасила гнев.

– Я не догадался, что Карал живет на Орбитсвиле.

Ренард кивнул.

– Неподалеку от Порт-Нейпира. Он появляется на вечеринках Сильвии только в виде голоморфного призрака. Лично я нахожу это несколько безвкусным.

– Вы такая чувствительная натура, Рик.

– Экий ты колючий, Гарри!

– А что с его эмфиземой?

– Убивает. Медленно, но неуклонно. Я слышал, он уже едва передвигается по комнате.

– Но… – Даллен был окончательно сбит с толку. – Зачем?!

– Зачем он позволяет себе умирать от вполне излечимой болезни? Почему не остался здесь или не взял Сильвию с собой на Большой О? Очевидно, у нее не хватило времени оседлать своего второго излюбленного конька, иначе ты бы уже все узнал… Думаю, это произвело бы на тебя впечатление…

Не меньше, чем…

Гм…

Даллен потерял терпение.

– Забудьте мой вопрос.

– Все это – части Великого Эксперимента, старина! – Ренард громко рассмеялся, а Даллен насторожился, ожидая очередного подвоха. – Неужели ты никогда не слышал, что будешь жить вечно?

– О чем-то таком проповедовал Некто из Назарета.

– Религия тут ни при чем, Гарри. Старик Карал вообще противник религии и всякой мистики. Он основал фонд "Анима Мунди". С конкретной целью…

– Гарри? Ты меня слышишь? – раздался вдруг голос. – Это Джим Мэллор. – Слушаю тебя, – почти беззвучно пробормотал Даллен, немало удивленный решением заместителя связаться с ним после нескольких недель молчания. – Что-нибудь случилось?

– Плохие новости, Гарри. Бомон бежал.

– Бежал?! – Даллен почувствовал, как на плечи наваливается тяжесть прежних забот. – Ну, так поймайте его.

– Слишком поздно! – В голосе Мэллора слышалась ярость. – Побег случился три дня назад, а Лэшбрук сообщил мне только сейчас. Бомон наверняка давно в Корделе.

Даллен прикрыл глаза.

– Значит, я поеду в Кордель, – вслух произнес он.

– Что с тобой? – раздался оглушительный голос Ренарда с соседнего кресла. – Болтаешь сам с собой?

Даллен жестом заставил его замолчать.

– Подготовь самолет, Джим. Я буду у тебя через несколько минут.

– Но…

– Я сказал: через несколько минут, Джим.

Натренированным движением челюсти Даллен выключил передатчик и попытался расслабиться. Он ощущал приятный холодок предвкушения, к нему возвращалась утраченная иллюзия смысла жизни.