"Корабль странников" - читать интересную книгу автора (Шоу Боб)

18

Сердженор обнаружил, что бежит в комнату наблюдений.

Он испытывал невыразимую радость от того, что жив, несмотря на события последних часов, но это чувство уже отягощалось новыми страхами, пусть еще не осознанными до конца. Казалось, что-то настоятельно повелевает ему тщательно осмотреть новую вселенную собственными глазами. У дверей комнаты наблюдений пьяно покачивались двое — Моссбейк и Кесслер. На лицах у них отражалась смесь пережитого ужаса, удивления и неясного триумфа. Сердженор прошмыгнул между ними и взлетел на обзорную площадку. В абсолютной черноте не мерцала ни единой точки света. Несколько минут он пристально вглядывался в экраны, потом тяжело опустился в кресло рядом с Элом Гиллеспи.

— Это произошло мгновенно, — сказал Гиллеспи. — Небо выглядело как обычно до последней секунды. Потом у меня появилось такое ощущение, что звезды меняют цвет. Я хотел обратиться за подтверждением к Уэкопу… А потом появилось ЭТО. НИЧТО!

Сердженор глядел в черный океан. Глаза его непроизвольно метались из стороны в сторону, когда его зрительные нервам казалось, что они уловили проблеск света или какой-то намек на движение. Через некоторое время Сердженор понял, что занимается самообманом. Лишь колоссальным усилием воли ему удалось удержаться от крика.

— Похоже, соблюдается закон сохранения, — как бы самому себе сказал Гиллеспи. — Вещество и энергия не расходуются понапрасну. Спуститесь в черную дыру — поднимитесь через белую дыру. Спуститесь в двиндлар — и вы получите континуум в самом себе.

— Но у нас есть только голословное утверждение Уэкопа! Где же все эти солнца, которые должны были пройти сквозь нас?

— Эй, чего ты меня-то допрашиваешь, дружище?

— Слушай меня, Уэкоп, — почти крикнул Сердженор. — Откуда ты знаешь, что все твои рецепторы и адаптеры работают нормально?

— Я знаю, потому что мои трижды дублированные системы управления говорят мне это, — мягко ответил Уэкоп.

— Трипликация ничего не значит, если в каждую систему поступили одни и те же неправильные данные.

— Дэвид, ты позволяешь себе высказывать мнение по вопросу, в котором

— согласно твоему же личному делу — у тебя нет ни нужной квалификации, ни опыта.

Компьютер сумел так подобрать слова, что простая констатация факта превратилась в упрек.

— Когда нам пришлось пройти через двиндлар, — упрямо продолжал Сердженор, — у меня было столько же опыта, сколько и у тебя, Уэкоп. И я хочу получить доступ к иллюминаторам.

— Я не возражаю, — спокойно ответил Уэкоп, — несмотря на то, что просьба необычная.

— Хорошо! — Сердженор поднялся на ноги и посмотрел вниз на Гиллеспи.

— Ты идешь?

Гиллеспи кивнул и встал. Плечом к плечу они покинули комнату наблюдений и направились к лифту. Когда они проходили мимо жилых отсеков, к ним присоединился Майк Тарджетт, который, казалось, почувствовал, куда они направляются. Они добрались на лифте до первой из компьютерных палуб, где в тысячах металлических шкафчиков хранились геогностические данные, потом поднялись по редко используемой лестнице, ведущей к центральному процессору Уэкопа.

Массивные герметичные двери приветливо раздвинулись, пропуская их в круглую в сечении галерею, ведущую к огромному клубку разноцветных кабелей

— чудовищно сложному спинному мозгу, соединявшему «голову» «Сарафанда» с его «телом». Сам компьютер располагался над ними за люками прочнейшего сплава. Их могли открыть только команды техобслуживания на одной из баз. В четырех одинаково удаленных друг от друга точках вокруг галереи располагались круглые иллюминаторы, дающие возможность визуального осмотра окружающей обстановки. Конструкторы космического корабля старались проделывать как можно меньше отверстий в герметичной оболочке, и в случае с Марк Шесть они неохотно предусмотрели всего лишь четыре небольших прозрачных иллюминатора в той части корабля, которая могла бы быть мгновенно изолирована от других уровней.

Сердженор подошел к ближайшему окошку, взглянул в него и ничего не увидел кроме мужского лица, пристально всматривающегося в него. С минуту он разглядывал собственное отражение, тщетно пытаясь увидеть что-нибудь сквозь него, а потом попросил Уэкопа выключить внутренний свет. Спустя мгновение палуба погрузилась в темноту. Сердженор изо всех сил вглядывался в круглый зрачок иллюминатора. Ему показалось, что темнота походит на врага, который лежит в засаде и вот-вот нападет.

— Снаружи ничего нет, — прошептал Тарджетт, расположившийся у другого окошка. — Как будто мы утонули в дегте.

— Я могу заверить тебя, — неожиданно заговорил Уэкоп, — что окружающая среда куда прозрачнее межзвездного пространства. Количество атомов материи на кубический метр равно нулю. В таких условиях мои телескопы могли бы идентифицировать галактику в радиусе миллиона световых лет. Но здесь нет галактик, которые можно было бы определить.

— Уэкоп, включи, пожалуйста, свет.

Сердженору было стыдно. Если бы он мог извиниться перед компьютером за то, что усомнился в его словах! Он немного успокоился, лишь когда вновь ярко загорелись лампы, и на стекла встали ставни, создавая призрачное ощущение уюта.

— Что ж, мы живы — по крайней мере, я так полагаю — но ЭТО, по-моему, хуже смерти, — хмуро произнес Тарджетт. Он поднял руки и недоверчиво оглядел их.

Гиллеспи с любопытством покосился на него.

— Дрожат?

— Нет, пока нет. Один из древних философов-классиков — кажется, это был Кант — описал ситуацию, несколько похожую на нашу. Он утверждал, представьте, что во всей вселенной нигде ничего нет. Есть только человеческая рука. Смогли бы вы определить, левая это или правая? Его ответ был, что, да, смогли бы. Но он ошибался. Позднейшие философы приняли во внимание идею вращения через четырехмерное… — Тарджетт умолк, и его мальчишеское лицо, казалось, мгновенно состарилось. — О, великий Боже, что же нам делать?

— Нам ничего не остается делать, как ждать дальнейшего развития событий, — сказал Сердженор. — Десять минут назад мы думали, что с нами покончено.

— Это совсем другое дело, Дейв. Нет больше внешних факторов. Во вселенной ничего не осталось, кроме нас самих.

— Это напоминает мне, — непреклонным голосом заявил Гиллеспи, — что нам надо созвать еще одно собрание, как только все протрезвеют.

— Стоит ли устраивать еще одно собрание? Кажется, мы только этим и занимаемся, а, может, лучше, позволить им продолжать пьянку?

— Алкоголь — ценная штука. Когда мы уходили, они перешли на ликеры. А знаете, парни, ликер — это пища. В нем масса калорий, и его следует распределять так же как и все остальное.

Собрание было назначено на полночь по корабельному времени, что оставляло Сердженору два часа на размышления о голодной смерти, смерти от одиночества в пустом и черном пространстве, в лучшем случае — смерти от недостатка духовной пищи. Не желая возвращаться к себе в каюту и предаваться грустным размышлениям, Сердженор развил бурную деятельность, но результатом этого было лишь то, что чувство уныния бесконечно усилилось. Сейчас ему так не хватало какую-нибудь простой механической работы, например, покопаться в двигателе одного из модулей. Это оттеснило бы безнадежность ситуации на некоторое время на задний план, а потом, когда работа была бы почти выполнена, он уже смог бы спокойно обдумать ситуацию в целом. И он уже смог бы загнать поглубже мысли о скорой гибели.

Бродя по коридору возле своей комнаты, он столкнулся с Кристиной Холмс и попробовал заговорить с ней, но она проскользнула мимо, не глядя на него, так, как если бы они были незнакомы, и он понял, что им нечем поделиться друг с другом. Он продолжал двигаться, работать, разговаривать и успокоился, когда наступил назначенный час, и одиннадцать членов экипажа «Сарафанда» собрались за длинным столом в кают-компании. «Окна», расположенные по внешней полукруглой стене были темными, но лампы, сияющие оранжево-желтым светом создавали ощущение тепла, безопасности и уюта.

Незадолго до начала собрания Гиллеспи отвел Сердженора в сторону.

— Дейв, как насчет того, если для разнообразия речь толкну я?

— На здоровье. На этот раз я с удовольствием тебя поддержу.

Сердженор улыбнулся Гиллеспи, с интересом отметив тот факт, что бывший продавец продовольственных товаров из Айдахо приобрел новый статус.

Гиллеспи подошел к столу и стоял до тех пор, пока все не заняли свои места.

— Я полагаю, что мне нет необходимости рассказывать кому-нибудь, что мы крупно влипли. Причем настолько, что никто из нас не видит выхода — даже капитан Уэкоп. Но! Как мы обычно поступаем в подобных случаях? Мы договариваемся о ряде правил. И мы будем играть по этим правилам столько, сколько потребуется.

— Одевать смокинг к ужину, сохранять присутствие духа, салютовать королеве, — пробормотал Барт Шиллинг. Он проглотил две капсулы с «антоксом», но его лице по-прежнему выражало мрачное упрямство, из чего можно было сделать вывод, что Шиллинг все еще пьян.

— …Большая часть правил, несомненно, будет касаться распределения запасов продовольствия, — невозмутимо продолжал Гиллеспи, заглядывая в записную книжку. — Я думаю, все мы хотим прожить подольше. Но! Я — за разумную продолжительность, не в условиях, которые сделают ее бессмысленной. И по этой причине предлагается установить ежедневную порцию твердой пищи и неалкогольных напитков в тысячу калорий на человека. Уэкоп снабдил меня описью продуктов, и, исходя из тысячи калорий в день на каждого, нам вполне хватит продовольствия на восемьдесят четыре дня.

Мы постареем за это время, — думал Сердженор. — Это не такое уж большое время, если все идет хорошо, но мы за эти восемьдесят четыре дня совершенно износимся.

— Мы несколько похудеем, что вполне естественно, но Уэкоп говорит, что эта пища содержит нужное количество белков, жиров и углеводов. Мы останемся здоровыми людьми. — Гиллеспи сделал паузу и оглядел стол. — Следующее: вопрос о спиртном. Его не так легко решить. Приняв за основу тот же период в восемьдесят четыре дня, мы имеем триста калорий в день на алкоголе. Нам следует решить, хотим ли мы получать ежедневный паек или было бы лучше сохранить его на?..

— Я устал слушать весь этот бред, — объявил Шиллинг, хлопнув по столу ладонью. — Мы не должны устанавливать правила и инструкции насчет того, как и что нам пить.

Гиллеспи оставался спокойным.

— И еда, и питье должны распределяться централизованно.

— Меня это не касается, — раздраженно сказал Шиллинг. — Я не собираюсь рассиживаться здесь следующие три месяца. Мне не нужно никакой еды. Я возьму мою порцию выпивкой. Мне нужно только спиртное.

— Не пойдет.

— Почему? — Шиллинг старался казаться рассудительным. — Это означает лишнюю твердую пищу для тех, кто ее предпочитает.

Гиллеспи положил блокнот на стол и склонился к нему.

— Потому что ты сможешь вылакать всю свою порцию за пару недель, потом, когда протрезвеешь, ты решишь, что не готов умереть с голоду, и другие вынуждены будут кормить тебя. Вот поэтому и не пойдет.

Шиллинг фыркнул.

— Хорошо. Просто замечательно. Но ведь ничто не помешает мне провернуть пару личных сделок с друзьями — моя еда за их спиртное.

— Но мы не собираемся разрешать подобные сделки, — возразил Гиллеспи.

— Это приведет нас к тому же положению.

Прислушиваясь к спору, Сердженор в целом был согласен с мнением Гиллеспи. Тем не менее он понимал, что без некоторой гибкости эту проблему разрешить не удастся. Он уже не в первый раз прикидывал, как бы так высказаться, чтобы не оказалось, что он выступает против Гиллеспи, когда поднял руку Уилбур Десанто — напарник Гиллеспи по Модулю Два.

— Извини, Эл, — грустно произнес Десанто. — Все эти расчеты базируются на наличии в течении всего этого периода одиннадцати человек, но что, если кто-нибудь захочет покончить со всем этим прямо сейчас?

— Ты хочешь сказать «совершит самоубийство»? — Гиллеспи секунду обдумывал эту идею и покачал головой. — Никто не захочет так сделать.

— Ты уверен? — Десанто улыбнулся сидящим за столом кривой застенчивой улыбкой. — Может быть, Билли Нарвика поступил правильно?

— Нарвик случайно поскользнулся и упал.

— Тебя здесь не было, — перебил Шиллинг. — Он совершил самый изящный прыжок ласточкой, который я когда-либо видел. Он ХОТЕЛ сделать это, парень.

Гиллеспи нетерпеливо надул щеки.

— Только сам Нарвик мог бы это подтвердить, а посему, если увидишь призрак, бредущий от склада инструментов, дай мне знать, хорошо? — он внимательно осмотрел лица, собравшихся за столом, убеждаясь в том, что его сарказм не пропал втуне. — А пока этого не произошло, я хочу сосредоточить все внимание на живых. О'кей?

Десанто опять поднял руку.

— Все-таки, как насчет этого, Эл? Какой способ лучше избрать тому, кто предпочтет быстрый конец? Уэкоп подскажет правильную упаковку в аптечке?

— В последний раз…

— Это законный вопрос, — тихим голосом произнес Сердженор. — Я полагаю, он заслуживает ответа.

У Гиллеспи выглядел так, как будто его предали.

— Говорю специально для новичков. В аптечке Уэкопа нет соответствующих препаратов. Он запрограммирован на то, чтобы прыгнуть к ближайшей базе Управления, если кто-нибудь из экипажа серьезно заболеет, поэтому…

— Вот оно! — Виктор Войзи развел руками, как бы говоря, что это-то и требовалось доказать. — У кого-то должен внезапно воспалиться аппендикс, и Уэкоп будет просто обязан вернуть нас домой.

— Во всяком случае, — продолжил Гиллеспи, не обращая внимания на то, что его перебили, — Уэкоп не станет помогать человеку покончить с собой вне зависимости от обстоятельства.

— Давайте спросим его об этом. Просто для того, чтобы убедиться.

— Нет! — резко возразил Гиллеспи. — Цель нашей встречи — обсудить меры, которые необходимо принять для выживания большинства. Все, кто желают обсудить с Уэкопом способы самоубийства, могут сделать это чуть позже. Конфиденциально у себя в каюте. Мне лично кажется, что любой идиот смог бы устроить такое простое дельце без какой-либо помощи со стороны вшивого компьютера. А еще мне кажется, что на это не требуется много воображения, и каждый, кто действительно хочет покончить с собой, мог бы легко это сделать втихомолку, не устраивая эффектных представлений из общих собраний и не тратя понапрасну времени.

— Спасибо, Эл, — Десанто встал и отвесил легкий изящный поклон. — Я прошу прощения за то, что я отнял у всех драгоценное время.

Он аккуратно придвинул кресло к столу, подошел к трапу и поднялся в спальные отсеки, задумчиво бормоча что-то себе под нос и кивая собственным мыслям.

— Кто-нибудь должен пойти с ним, — взволнованно воскликнул Моссбейк.

— В этом нет необходимости, — возразил Гиллеспи. — Уилбур не сможет покончить жизнь самоубийством. Я его хорошо знаю. Он просто обиделся на меня.

Собрание продолжалось. Теперь в кают-компании воцарилась совершенно другая атмосфера, все вопросы обсуждались быстро и по-деловому. Даже упрямый как осел Шиллинг согласился с общими решениями собрания. Сердженор, хоть и с некоторыми оговорками, вынужден был признать, что организационный подход Гиллеспи обеспечил тому поддержку большинства. Он поступал так, как Сердженор неоднократно поступал в прошлом — в случае отсутствия явного лидера, делал из себя осязаемую мишень для отрицательных эмоций людей, всегда болезненно реагирующих на ухудшение ситуации в целом.

В данных обстоятельствах это был мужественный поступок, решил Сердженор. Корабль был крошечным пузырьком тепла и света, окруженный черной пустотой бесконечности; миг — и его не станет. Они не могли быть уверены в том, что даже если больше не случится ничего непредвиденного, они спокойно проживут оставшиеся дни. Возникнет еще бесчисленное множество отрицательных эмоций прежде, чем наступит…

— Я думаю, что для одного дня мы сделали достаточно, — провозгласил Гиллеспи через час, бросая взгляд на часы. — Уже больше часа, и мы могли бы устроить перерыв.

— Давно пора, — проворчал Кесслер, устраиваясь в кресле поудобнее. Остальные встали, нерешительно поглядывая друг на друга.

Гиллеспи нарочито кашлянул.

— Есть только еще один вопрос. Разработанная нами схема распределения спиртного относится только к официальным корабельным запасам, но не к личным. Ясно?

Все заговорили одновременно. Люди, только что запуганные до принятия аскетизма, почувствовали неожиданный запах стирающего мысли, приносящего мир, последнего алкогольного пиршества.

Те, у кого не было запасов крепких напитков, с детской надеждой смотрели на более запасливых товарищей и начали потихоньку группироваться вокруг них, предлагая сигары и пирожки домашней выпечки. Ослабление напряжения вкупе с осознанием того, что передышка будет короткой, вызвало у более молодых членов экипажа приступ шумного веселья.

— Прекрасное подход, — шепнул Сердженор Гиллеспи. — Нет ничего лучше, чем похмелье на марди грасс note 5, чтобы великий пост показался неплохой идеей.

Гиллеспи, выглядевший польщенным, кивнул.

— У меня в комнате заначена бутылка коньяка. Что ты скажешь, если мы поднимемся и тяпнем по маленькой?

Сердженор кивнул. Неожиданно он заметил, как Кристина Холмс вышла из кают-компании и направилась в сторону жилых отсеков. Догадавшись, куда она идет, он извинился и поспешил вслед за ней. Он поднялся, перешагивая через две ступеньки, и вошел в коридор одновременно с ней. Кристина нерешительно замерла у дверей комнаты N 4, комнаты Уилбура Десанто! Она напряженно прислушивалась к тому, что происходило внутри.

— Я постучала пару раз, — тихо сказала она, когда Сердженор остановился рядом. — Он не отвечает.

Сердженор обошел ее и распахнул дверь. Единственным источником света служили быстро сменяющиеся страницы какого-то текста, проецируемые на потолок. Стоявший в углу комнаты аппарат для чтения микрофильмов работал на полную мощность. Десанто, неподвижно вытянулся на кровати, повернувшись лицом к стене. Сердженор включил основной свет. Десанто приподнялся на локте, улыбнувшись незваным гостям робкой застенчивой улыбкой.

— Чего вам здесь надо, ребята? — спросил он. — Собрание закончилось?

— Почему ты не ответил, когда я постучала? — задала встречный вопрос Кристина, по-прежнему стоящая за спиной Сердженора.

— Предположим, я вздремнул. Так или иначе, чего тревожиться из-за пустяков.

— Внизу начинается вечеринка. Народ уничтожает личные запасы спиртного. Я думал, может тебе это будет интересно.

Сердженор мягко прикрыл дверь. Кристина вышла в коридор за ним. Ее обычно невозмутимое лицо сейчас покраснело от гнева.

— Клянусь, он сделал это нарочно, — ожесточенным шепотом сказала она,

— а я-то, дура, попалась на удочку.

— Не надо думать так. Ни на что ты не попалась, — Сердженор почувствовал, что продолжать рискованно, но все же сказал вслух то, что думал. — Ты ведь решила, что он может попытаться покончить с собой, и тебе это встревожило, хотя ты едва знаешь его. Это хорошо, Крис. Это показывает…

— Что я еще человек. Несмотря ни на что? — Кристина слабо улыбнулась и пошарила в карманах в поисках сигарет. — Сделай одолжение, Большой Дейв. Забудь о том, что я приходила к тебе в комнату. Предсмертные покаяния мало чего стоят.

Сердженор, услышавший шаги Гиллеспи, устало поднимающегося по ступенькам, отвел от нее глаза.

— Мы с Элом хотели выпить бутылочку коньяка. Ты…

— Внизу будет веселее.

Она отошла от него, проскользнула мимо Гиллеспи на лестницу, ловко ухватилась за поручни и плавно соскользнула вниз.

— Пытаешься чего-нибудь добиться? — шутливо сказал Гиллеспи.

— О чем ты говоришь? — Сердженор вспомнил многозначительный взгляд Билли Нарвика после той драки в коридоре, и он возмутился. — О чем ты говоришь, Эл? Разве она похожа на мой любимый тип женщины?

— Она ни на что не похожа, в том числе и на женщину. К сожалению, здесь нет более подходящего объекта.

— Ты знаешь, Крис притворяется. Ей несколько раз сильно доставалось, и она не хочет снова рисковать, поэтому она… — Сердженор решил не говорить то, что собирался, увидев, как брови Гиллеспи поползли вверх и что тот готов рассмеяться. — Какого черта мы торчим в коридоре? Мы давно созрели для хорошей попойки.

Они прошли в комнату Гиллеспи, соседнюю с комнатой Десанто, и Гиллеспи достал из стенного шкафчика два стакана и бутылку коньяка.

— Предполагалось, что она поможет скоротать долгие вечера — тридцать долгих вечеров, — но я готов увидеть ее пустой сегодняшней ночью и забыть об этом милосердном отрезке жизни.

— Мы забудем обо всем.

— Итак?

— Итак… — Сердженор погрел в ладонях большой пузатый бокал, зачарованно наблюдая за там, как хрупкий стеклянный пузырек превращается в шар солнечного света. — За потерю памяти.

— Да правит она многие годы, черт бы ее побрал!

Несколько часов они пили практически молча. Оставив страшную действительность за порогом комнаты, они смаковали уход от реальности. Раньше, вспоминая лучшие минуты жизни в Управлении, Сердженору сразу же приходили на ум длинные общие собрания, зачастую продолжавшиеся всю ночь, пока корабль кружил у незнакомой звезды, а люди находили удовольствие от общения, благодаря растущему осознанию своей причастности к человечеству. В данном случае эффект был куда больше.

Покоренный потоками и водоворотами космоса корабль успокоился в безграничном черном море. Бесконечность пустоты окутала его корпус, и все, кто находился на борту, понимали, что приключение кончилось, ведь в среде, где ничего не было, ничего не могло произойти. Здесь человек мог открыть только себя. В тесном мирке корабля в оставшиеся месяцы проявятся самые лучшие и самые худшие качества человеческой натуры. Завтра начнется отсчет часов, оставшихся до смерти. Время неумолимо…

— Элберт Гиллеспи и Дэвид Сердженор! — голос Уэкопа стряхнул с Сердженора остатки дремоты. — Пожалуйста, подтвердите, что вы меня слышите.

Исходя из того, что его имя было названо первым, на вызов ответил Гиллеспи.

— Слушай меня, Уэкоп — мы слышим тебя.

Гиллеспи, еще не потерявший способности удивляться, широко раскрыл глаза и опустил стакан.

— Необычайные обстоятельства, в которых мы оказались, внесли некоторые изменения в мои взаимоотношения с членами экипажа, — сказал Уэкоп. — Как справедливо заметил Майк Тарджетт, я — всего лишь компьютер, и область моей компетенции ограничена особенностями моих программ. Это — встроенное ограничение, вызванное, как мы обнаружили, неспособностью конструкторов предвидеть любую возможную ситуацию. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Вполне, — Гиллеспи резко выпрямился. — Уэкоп, ты говоришь о том, что ты мог совершить ошибку? Ну, в отношении того, что находится за стенами корабля?

— Нет, я говорю не о том, что находится снаружи. Внутри корабля происходит нечто странное. Явление, которому я не в состоянии найти аналога в моей памяти. Мне почему-то кажется, что это за рамками моей компетенции.

— Уэкоп, не болтай попусту, — вмешался в разговор Сердженор. — Что происходит? Почему ты вызвал нас?

— Прежде чем я опишу это явление, я хочу прояснить положение, касающееся взаимоотношений экипажа. Обычно я делаю важные объявления для всех членов экипажа одновременно, но сейчас слишком сложная ситуация, чтобы я мог рассчитать точное психологическое воздействие данного объявления. Это может принести вред людям. Вы взяли на себя ответственность ночью. Берете ли вы на себя дальнейшую ответственность передать мое сообщение в той форме, в которой вы сочтете нужным, остальным девяти членам экипажа корабля?

— Берем, — одновременно произнесли Сердженор и Гиллеспи. С дрогнувшим сердцем Сердженор проклял вполне человеческую склонность Уэкопа к болтливости.

— Ваше обязательство принято во внимание, — сказал Уэкоп, и за этим последовала пауза, усилившая беспокойство Сердженора.

— Уэкоп, пожалуйста, продолжай…

— Элберт, сегодня в 00:09 во время общего собрания экипажа корабля ты произнес следующие слова по отношению к покойному члену экипажа Вильяму Нарвику — цитирую: «Если вы увидите, что его призрак выходит из склада инструментов, дайте мне знать». Ты помнишь, как говорил это?

— Конечно, помню, — хмыкнул Гиллеспи, — но Боже мой, это была всего лишь шутка. Уэкоп, ты ведь и раньше слышал, как мы шутим.

— Я знаком со всеми разнообразными видами юмора. Я также знаком с различными записями религиозной, метафизической и суеверной природы, описывающих привидение как похожее на пятно белое туманное сияние, — голос Уэкопа звучал спокойно-непреклонно. — И я должен сообщить вам, что предмет, у которого имеются классические признаки привидения, в настоящее время появляется из тела Вильяма Нарвика.

— Вздор, — сказал вслух Сердженор и повторил это про себя бесчисленное множество раз, пока они с Гиллеспи спускались вниз. Сумев, не привлекая к себе внимания, пройти через кают-компанию, они быстро спустились вниз по более широкой лестнице, ведущей на ангарную палубу. Он продолжал твердить это, когда двери склада инструментов по команде Уэкопа раздвинулись, и они увидели — нечто появляющееся из тела Билли Нарвика и обволакивающее его — линзообразное облако холодного белого сияния.