"Формула гениальности" - читать интересную книгу автора (Алимбаев Шокан)

22

Настало восьмое декабря, день отлета в Швецию. Друзья и знакомые Алимановых проводили их в аэропорту и стояли у металлического барьера, отделявшего взлетное поле от территории аэровокзала, до тех пор, пока лайнер международного класса, курсирующий на линии Алма-Ата – Стокгольм, не поднялся в воздух и не исчез из виду. Полет продолжался около трех часов.

Лайнер приземлился в аэропорту Стокгольма на полчаса раньше, чем предполагалось. Супругов никто не встречал. Стюардесса проводила их в небольшую уединенную комнату и, взяв паспорта, любезно предложила располагаться и отдыхать.

Вскоре она вернулась, торжественно неся паспорта и букет цветов.

– Все в порядке, – сказала она с очаровательной улыбкой, – вы можете ехать в Гранд-отель.

Супруги получили свой багаж, сели в такси и покинули аэропорт. Они были даже довольны, что их никто не встречал. Торжественные встречи всегда утомительны.

Подъезжая к городу со стороны аэропорта, Шолпан и Наркес внимательно рассматривали его из окон машины. Стокгольм расположен на островах и обоих берегах пролива, соединяющего озеро Меларен с заливом Сальтшен. Это сообщало ему некоторое сходство с Ленинградом и Венецией. Скорее с Ленинградом, решили супруги. Тем более, что с Ленинградом его роднило Балтийское море и северное небо. Правда, скалистые берега придавали суровое своеобразие облику Стокгольма и этим он отличался от расположенной на низменных островах Северной Пальмиры.

Дорога промелькнула быстро, и вскоре перед ними выросло величественное старинное здание. Это и был Гранд-отель. В холле их уже ждали несколько представительного вида господ. Последовали приветствия, вопросы и наконец пожелания спокойного отдыха.

Супруги устроились в отведенном им пятикомнатном номере, но отдохнуть не удалось. Раздался телефонный звонок. Звонил посол Советского Союза в Швеции Сергей Тимофеевич Кондратьев. Он просил Наркеса и Шолпан подготовиться к встрече, ибо его уже осаждала армия аккредитованных в Швеции иностранных и местных журналистов. Через полчаса на супругов обрушилась первая пресс-конференция.

– Дамы и господа, – представил их посол, – перед вами прибывший в Стокгольм для получения второй Нобелевской премии советский ученый, академик Наркес Алданазарович Алиманов. С ним его жена Шолпан Садыковна Алиманова. Они готовы ответить на ваши вопросы.

Репортеры задавали их поочередно.

– Вы уже второй раз в Швеции?

– Да.

– Вы из Казахстана?

– Да.

– Казахстан, говорят, большая страна?

– Немалая. На его территории могут уместиться Англия, Франция, Испания, Австрия, Бельгия, Голландия и Дания вместе взятые.

– Кто из ученых прошлого больше привлекает ваше внимание?

– Кеплер.

– Кого из писателей вы больше любите?

– Бальзака.

– Имели ли вы связи и знакомства в Шведской Академии наук?

– Никаких.

– Вы ожидали, что вам присудят Нобелевскую премию во второй раз?

– Кроме тех отзывов скандинавских ученых о моих трудах, которые я встречал до этого года, в этом году я читал отзывы таких известных ученых, как Пальмер, Делбсу, Олссон. Зная об их причастности к Шведской Академии, полагал, что они расположены в мою пользу. Но, конечно, точно ничего не знал.

– Вы были до первого приезда в Швецию в Скандинавских странах?

– Нет, не был. Я совершал путешествия по Западу, Востоку и Югу, но на Севере быть не приходилось…

Журналисты откланялись.

Вечер закончился в теплом кругу сотрудников Советского посольства и их семей. Гости рассказывали последние новости. Хозяева знакомили Шолпан с предстоящей церемонией.

Знакомить было с чем. Ритуал вручения Нобелевских премий, имеющий более чем столетнюю историю, оброс множеством деталей, знание которых для лауреатов обязательно.

Церемония вручения Нобелевских премий с годами превратилась в десятидневный праздник, веселый, остроумный, но движимый жесткими традициями и строгой режиссурой. В нем принимают участие Академия наук и королевский двор, студенты и вся столица. Весь период пребывания в Стокгольме лауреаты и их жены, не включая их родственников или других лиц, приглашенных лауреатами на Нобелевское торжество, живут по заранее составленному расписанию. Их время, одежда, место за столами бесконечных банкетов – все рассчитано заранее до миллиметра, до крапинки на галстуке. Тут не допускается ни грана импровизации и самодеятельности.

Хозяева подробно рассказали Шолпан о бесчисленных подробностях приемов и банкетов, знание которых в высшем свете Стокгольма считается обязательным.

Гости расстались с хозяевами поздно ночью. На машине Советского посольства, уставших от впечатлений дня, их доставили в Гранд-отель.

Второй день пребывания в Стокгольме был посвящен знакомству с городом. Вместе с друзьями из Советского посольства и на их машине Шолпан и Наркес ознакомились с некоторыми достопримечательными местами шведской столицы. В отель вернулись вечером. В вестибюле супругов ожидала толпа репортеров и фотокорреспондентов. Пришлось дать импровизированную пресс-конференцию. Супругов не оставили в покое и в номере.

Проводив поздно вечером последних посетителей, Наркес некоторое время спустя позвонил дежурной по этажу и попросил ее разбудить их завтра в восемь утра. Было около десяти часов ночи. Шолпан уже легла спать. Разобрав свою постель и выключив свет в номере, Наркес тоже лег. Уснул он почти моментально.

Утром его разбудил звонок дежурной – Еще не совсем проснувшись, взглянул на ручные часы: было ровно восемь. В комнате было сумеречно. Наркес встал, зажег свет и подошел к окну. Шолпан еще спала. Северное утро едва брезжило, еще горели фонари на набережной канала, видной из окон номера, и та часть Стокгольма, что за нею, со всеми башнями, церквами и дворцами в этот сумеречный рассветный час была так сказочно красива. Отойдя от окна, Наркес начал одеваться. Потом разбудил Шолпан. Сегодня предстояло много дел. С утра надо в цилиндре ехать за город, на кладбище, возложить венки на могилу Альфреда Нобеля, его племянника Эммануила Нобеля и других родственников. Вечером одно из главных событий его жизни: вручение Нобелевской премии.

Через некоторое время супруги спустились в ресторан позавтракать.

Кортеж автомобилей подъехал к отелю в половине десятого. Лауреаты с женами по парам, с родственниками сели в свои машины, после чего кортеж направился на кладбище, где гости вместе с другими лицами из Шведской Академии возложили венки на могилу Альфреда Нобеля и его родственников. Затем их доставили в отель. До половины пятого они были свободны.

После обеда Наркес снова взглянул на официальное приглашение на торжество. Супруги получили его еще вчера. Оно было составлено на французском языке, в полном соответствии с той точностью, которой отличаются все шведские ритуалы:

«Господа лауреаты приглашаются прибыть в Концертный зал для получения Нобелевских премий 10 декабря 2015 г. не позднее 4 ч. 50 мин. дня. Его Величество, в сопровождении королевского дома и всего двора, пожалует в зал, дабы присутствовать на торжестве и лично вручить каждому из них надлежащую премию, ровно в 5 ч. после чего двери зала будут закрыты и начнется само торжество».

Ни опоздать хотя бы на одну минуту, ни прибыть хотя бы на две минуты раньше назначенного срока на какое-нибудь шведское приглашение совершенно недопустимо. Наркес знал об этом, поэтому начал одеваться раньше положенного времени во избежание всяких непредвиденных проволочек. В двадцать пять минут пятого, во фраке и в цилиндре, Наркес вместе с Шолпан спустился в вестибюль гостиницы. Три других лауреата с женами и многочисленными родственниками были уже в сборе. В половине пятого лауреаты сели в машины и поехали на торжество.

Город в этот вечер особенно блистал огнями, – и в честь лауреатов, и в ознаменование близости Рождества и Нового-года. К громадному «Музыкальному Дому», где всегда происходит торжество вручения премий, продвигался настолько густой и бесконечный поток автомобилей, что шофер машины, в которой ехали Наркес и Шолпан, молодой гигант в мохнатой меховой шапке, с великим трудом пробирался в нем. Спасало только то, что полиция при виде кортежа лауреатов, которые всегда едут в таких случаях друг за другом, задерживала все прочие автомобили.

Лауреаты вошли в «Музыкальный Дом» вместе со всеми приглашенными на торжество, но в вестибюле их тотчас же отделили от всех и повели куда-то по особым ходам, так что то, что происходило в парадном зале до их появления на эстраде, лауреаты знали только с чужих слов. Жен лауреатов провели на заранее приготовленные места в первом ряду зала.

Зал этот поражал своей высотой, простором. Теперь он был весь декорирован цветами и переполнен народом: сотни вечерних дамских нарядов в жемчугах и бриллиантах, сотни фраков, звезд, орденов, разноцветных лент и всех прочих торжественных отличий. В пять без десяти минут весь кабинет шведских министров, дипломатический корпус, Шведская Академия, члены Нобелевского комитета и все приглашенные были уже на местах и хранили глубокое молчание. Ровно в пять герольды с эстрады возвестили фанфарами появление монарха.

Фанфары уступили место прекрасным звукам национального гимна, льющимся откуда-то сверху, и монарх в сопровождении наследного принца и всех других членов королевского дома вошел в зал. За ним следовали свита и двор. Лауреаты, среди них и Наркес, находились в это время еще в маленьком зале, примыкавшем к заднему входу на эстраду. И вот наступил выход виновников торжества. С эстрады снова раздались фанфары, и лауреаты в сопровождении шведских академиков, которые должны были представить их и прочитать о них рефераты, один за другим выходят на эстраду. Наркес, которому предстояло произнести свою речь на банкете после раздачи премий первым, вышел на эстраду, по ритуалу, последним. Его сопровождал Уилфред Шуберг, непременный секретарь Академии. Выйдя на эстраду, Наркес, как и семь лет тому назад при вручении ему первой Нобелевской премии, поразился нарядности, многолюдству зала и тому, что при появлении с поклоном входящих лауреатов, встал не только весь зал, но и сам монарх со всем своим двором и домом.

Эстрада тоже громадная. Правую сторону ее занимали кресла академиков. Четыре кресла первого ряда налево были предназначены для лауреатов. Надо всем этим торжественно неподвижно свисали со стен полотнища шведского национального флага. Кроме этого, эстраду украшали флаги тех стран, к которым принадлежали лауреаты. Был среди них и красный флаг с серпом и молотом – флаг страны, к которой принадлежал Наркес.

Открыл торжество председатель Нобелевского фонда академик Андерс Такман. Он начал с приветствия короля и лауреатов и предоставил слово докладчику – Тот целиком посвятил это первое слово памяти Альфреда Нобеля. Затем шли доклады, посвященные каждому из лауреатов. После каждого доклада лауреат приглашался докладчиком спуститься с эстрады и принять из рук короля папку с Нобелевским дипломом и футляр с Большой золотой медалью, на одной стороне которой выбито изображение Альфреда Нобеля, а на другой имя лауреата. В антрактах играли Бетховена и Грига.

После исполнения сонаты Бетховена было объявлено о выступлении академика Уилфреда Шуберга, которому предстояло сделать доклад об Алиманове. Наркес внутренне сосредоточился. На трибуну поднялся высокий и сухощавый пожилой человек с гладко причесанными назад седыми волосами.

– Ваше высочество, милостивые государыни, милостивые государи, уважаемые дамы и господа! – начал свой доклад Уилфред Шуберг. – Мне выпала высокая честь выступить с докладом о нашем самом молодом лауреате, советском ученом-физиологе господине Алиманове.

Господин Алиманов удостаивается премии имени Альфреда Нобеля второй раз. В первый раз он был удостоен ее в 2008 году, будучи двадцатипятилетним молодым человеком, за свой труд «Биохимическая индивидуальность гения». В этот раз Нобелевская премия присуждена ему за открытие в области мозга.

В середине этого года весь мир потрясло открытие, совершенное господином Алимановым. В Советском Союзе, в далеком от нас Казахстане и в далекой от нас Алма-Ате, самый молодой из всех известных физиологов мира господин Алиманов совершил эксперимент с целью резко усилить интеллект человека, сделать его способности выдающимися. С тех пор слово «Алма-Ата» навсегда вошло в историю науки и в историю всего мира. С этим словом теперь связано открытие, которое, по единодушному мнению мировой научной общественности, названо самым большим открытием за всю историю науки.

Несмотря на всю сенсационность открытия универсального принципа усиления способностей человека, заложенных в нем природой, вплоть до гениальности, надо сказать, что сама по себе идея улучшения и совершенствования природы человека, его нравственных, интеллектуальных и физических свойств, стара, как мир. Величайшие мыслители разных времен размышляли над этой проблемой и предлагали всевозможные утопические пути изменения физической природы человека как биологического вида, так и условий грядущего его бытия на планете. Еще 2.350 лет тому назад Платон создал проект улучшения состава человечества подбором сильных и здоровых производителей. На более позднем этапе развития человечества эту же идею выдвинул Френсис Гальтон. Несмотря на более чем наивную его мечту «произвести высокодаровитую расу людей посредством соответствующих браков в течение нескольких поколений», его учение о классах одаренности от А до Х явилось новым словом в науке. Согласно его учению, представители класса А встречаются как 1 из каждых 4 людей, представители класса В – как 1 из 6, класса С – как 1 из 16, пока мы не доходим до класса X, к которому относятся наиболее одаренные люди, встречающиеся примерно как 1 на 1000000 других, менее одаренных людей. Это была первая известная науке классификация способностей человека. Но наибольший научный интерес представляла собой биометрия, предложенная английским ученым – математический метод разработки вопросов наследственности таланта, в частности, закон взаимосвязи гениального человека с его талантливыми родственниками, закон повышения даровитости в поколениях, свидетелями действия которого мы постоянно являемся, закон распределения даровитости в семействах и другие выводы выдающегося антрополога.

Немалый вклад в исследование проблемы гениальности внесли также такие выдающиеся ученые, как Нордау, Гаген, Мейер, Ломброзо, а также Гельвеций и Шопенгауэр своими трактатами «О гении» и некоторые другие ученые.

Интенсивное развитие естествознания в последнее столетие привело к появлению новых наук, всесторонне разрабатывающих проблемы человеческих способностей, – эвристики – науки о творческих возможностях человека, позитивной и негативной евгеники, а также бурно развивающейся в последнее время генной инженерии. Все эти науки ставят перед собой цель как улучшить уже существующий генетический материал человека (в том числе и тот, с которым связан интеллект), и тем самым улучшить жизнь человеческого общества, так и улучшить физическую природу человека, что с поразительным научным ясновидением в свое время предсказывали, например, Бюффон и Фурье.

Открытие господина Алиманова – его универсальный принцип резкого усиления способностей человека, заложенных в нем природой, существенным образом отличается от достижений всех выше названных наук. Оно совершенствует в максимальной степени безграничные возможности психо-физической организации человека и полностью исключает механическое вторжение в его генетический фонд.

Благодаря открытию господина Алиманова, стало возможным влиять на развитие способностей человека вплоть до гениальности. Счастье человечества, несомненно, в том, что гений – это «гениальное» сочетание очень многих генетических признаков. Поэтому число этих сочетаний и их разнообразие избавят человечество от «ничейной смерти», как говорят шахматисты, – от ситуации, когда люди будут гениальны в одинаковой степени. Человечество повысит свою интеллектуальную мощь, но и на этом новом фоне будут появляться новые гении…

Наркес, испытывая большой интерес и внутреннее удовлетворение от глубины суждений докладчика, слегка шевельнулся на месте.

– Не боясь впасть в преувеличение, – продолжал Уилфред Шуберг, – можно сказать, что в открытии господина Алиманова, как в гигантском фокусе, сконцентрировались чаяния, мечты и лучшие надежды многих поколений философов земли. В связи с этим небезынтересно вспомнить глубоко гуманистические слова Спинозы, который говорил: «Я хочу направить все науки к одной цели, а именно – к тому, чтобы мы пришли к высшему человеческому совершенству…» Об этом, несомненно, мечтали и лучшие умы человечества.

Один из величайших энциклопедистов древности Абу Наср аль-Фараби, родившийся в городе Фарабе, находившемся на территории современного Казахстана, и прозванный всеми светилами науки «вторым Аристотелем», считал, что только посредством пробудившегося разума человек уподобляется божеству и достигает блаженства в постижении высших целей бытия и высшего своего предназначения. Он видел единственно возможный путь к цивилизованному обществу будущего в науке и знании. Спустя более тысячи лет после смерти легендарного старца, другой ученый, тоже родившийся на земле Казахстана, один из духовных наследников Фараби, господин Алиманов нашел новые пути для дальнейшего развития науки и человеческого познания. В научных трудах господина Алиманова, так же, как в философских и этических трактатах Фараби, постоянно прослеживается одна замечательная и глубоко гуманистическая мысль о том, что только при помощи разума человек может достичь высшего совершенства, полностью освободиться от своих нравственных недостатков и низменных свойств и что наука, несмотря на ее отдельные негативные стороны, все-таки служит для достижения всеобщего счастья, благоденствия народов и развития цивилизации. С этим нельзя не согласиться.

Наркес вместе с другими лауреатами слушал докладчика и хранил торжественное молчание.

– Господин Алиманов внес выдающийся вклад в изучение международной программы исследований деятельности мозга «Интермозг» и естествознание. В связи с этим мне хотелось бы сказать следующее.

Человеческое общество, по подсчетам ученых, существует около шестисот тысячелетий. За всю эту удивительно долгую историю человечества появилось немало титанов познания, которые обессмертили себя и навсегда вошли в пантеон героев духа. Аристотель и аль-Фараби, Платон и Сократ, Птолемей и Ибн-Сина, Галилей и Кеплер, Коперник и Бируни, Ньютон и Эйнштейн – десятки и сотни величайших мастеров познания, гигантов мысли, вошли навсегда в историю человечества, остались в его благодарной памяти. Великие люди всех времен и народов создали, если можно так выразиться, интеллектуальную элиту человечества: Но как это ни удивительно, как это ни непостижимо, самое большое открытие выпало на долю и на участь тридцатидвухлетнего ученого из Алма-Аты. Ибо что может быть большим, чем открытие своеобразной формулы гениальности, возможности усиливать способности любого человека с ординарным генотипом вплоть до гениальных. Открытие формулы гения, безусловно, великая победа человеческого разума, быть может, самая великая победа, которая когда-либо одержана человеком на его долгом и трудном пути познания. Всех возможных последствий этого открытия, на мой взгляд, не оценить с точки зрения сегодняшнего дня.

Несмотря на свою молодость, господин Алиманов тремя своими трудами «Проблема гениальности и современное естествознание», «Опыты по усилению доязыкового мышления у низших животных» и «Биохимическая индивидуальность гения» выдвинулся в число самых больших ученых современности и на сегодняшний день является единственным мировым авторитетом по проблеме гениальности. Последнее же открытие обнаружило всю силу научного гения господина Алиманова, всю мощь его научных идей…

Наркес сидел в первом ряду, слегка наклонив вперед голову и внимательно слушая доклад.

– …Без сомнения, – продолжал Уилфред Шуберг, – господин Алиманов в своей новой научной монографии подробно опишет все принципы своего открытия, теоретически обоснует все предпосылки, выводы и следствия, проистекающие из него, и это будет книга, которая переделает мир.

Некогда выдающийся физик XX века Нильс Бор сказал: «Наше проникновение в мир атомов, до сих пор скрытый от глаз человека, несомненно, является смелым предприятием, которое можно сравнить с великими, полными открытий кругосветными путешествиями и дерзкими исследованиями астрономов, проникших в глубины мирового пространства». Открытие же формулы гениальности – закона усиления способностей и интеллекта человека, наиболее фундаментального закона духовного мира, можно сравнить только с открытием новой, еще неведомой человечеству гигантской планеты, все материки и океаны которой еще предстоит исследовать.

Господин Алиманов положил начало новой науке, у которой еще нет названия, но которая, бесспорно, в ближайшем будущем явится величайшей из всех известных ныне областей знания. Благодаря открытию универсального принципа усиления человеческих способностей вплоть до гениальности и до самых высших ее классов стало возможным появление новых титанов художественной и научной мысли, таких, как Микеланджело, Леонардо да Винчи, Бетховен, Ньютон, Кеплер, Эйнштейн и другие. Не надо обладать особым историческим мышлением, чтобы понять, что господину Алиманову предстоит оставить в человечестве след неизмеримо более глубокий, чем многим известным нам историческим личностям и, я бы сказал, чем многим известным нам большим державам.

В заключение разрешите мне сказать, что я глубоко счастлив от всей души поздравить нашего лауреата, выдающегося ученого современности господина Алиманова.

Кончив доклад, Шуберг сердечно обратился к Наркесу по-английски:

– Господин Алиманов, прошу вас сойти в зал и принять из рук Его Величества Нобелевскую премию 2015 года в области медицины и физиологии, присужденную вам Шведской Академией наук. В наступившем вслед за тем глубоком молчании Наркес медленно сошел по ступеням эстрады к королю, вставшему ему навстречу. Поднялся в это время весь зал, затаив дыхание, чтобы слышать, что скажет король ученому и что ученый ответит ему. Монарх приветствовал Наркеса и в его лице всю советскую науку особенно радушным и крепким рукопожатием. С учтивым и легким наклоном головы Наркес ответил по-английски:

– Ваше Величество, я прошу принять выражение моей глубокой и искренней благодарности.

Слова его потонули в рукоплесканиях.

Тотчас же после окончания торжества лауреатов повезли на банкет, который им давал Нобелевский комитет. Наркес знал, что на банкете будет председательствовать кронпринц.

Когда лауреаты приехали, там уже были в сборе все члены Академии, весь королевский дом и двор, дипломатический корпус, художественный мир Стокгольма и другие приглашенные.

К столу идут в первой паре кронпринц и Шолпан, которая сядет потом рядом с ним в центре стола.

Место Наркеса рядом с принцессой Маргарет, напротив брата короля, принца Вильгельма.

Кронпринц открыл застольные речи. Он произнес блестящую короткую речь, посвященную памяти Альфреда Нобеля.

Затем наступил черед говорить лауреатам. Принц говорил со своего места. Лауреаты же с особой трибуны, которая была устроена в глубине банкетного зала, тоже необыкновенно огромной, построенной в старинном шведском стиле.

Радиоприемник разносил слова лауреатов с этой эстрады по всему миру.

Когда настал черед произносить речь Наркесу, он неторопливо прошел на эстраду. Встав за трибуной и окинув взглядом безмолвствующий в ожидании его слов зал, он так же неторопливо начал:

– Уважаемые члены Шведской Академии! Дамы и господа!

Поскольку по роду своих занятий я ученый, то разрешите мне свою краткую речь посвятить науке.

Науку часто сравнивают с ящиком Пандоры, который, однажды открывшись, уже не может больше закрыться. Немало для подобных утверждений дали трагические последствия открытия атомного оружия в середине прошлого двадцатого века. С тех пор не прошло и столетия, но каких неизмеримо огромных успехов достигла вся современная наука. Наше видение мира, без сомнения, также несовершенно, но мы, по крайней мере, сознаем, что принимаем участие в игре, гораздо более грандиозной, чем считали в древние времена. И тем не менее мы не можем забыть, что величайшие успехи сегодняшней науки подготовлены самоотверженным трудом бесчисленных поколений ученых земли, начиная от египетских жрецов и ученых древности – Вавилона, Индии, Китая, Греции – и кончая ее современными представителями. Если мы видим дальше других, то только потому, что стоим на плечах гигантов, как хорошо сказал Ньютон.

Здесь я хочу высказать одну несколько парадоксальную мысль. Как известно, разный уровень знаний человека влечет за собой и разный уровень его нравственности. Я глубоко убежден в том, что только разум, достигший высочайшего, т е. всестороннего своего развития и могущества, – а не только развития способностей в одном направлении, – способен привести человека к высочайшей нравственности. Все орудия массового уничтожения во все века создавались учеными, достигшими больших познаний только в одной узко специализированной области, но лишенными энциклопедических знаний величайших гуманистов. В этом объеме знаний состоит коренная разница между ученым-специалистом в одной области и энциклопедистом. Этот же объем знаний, я повторяю, является решающим условием различия между обычной и высочайшей нравственностью. У нас нет выбора. Если мы не хотим погибнуть как биологический вид, то единственный путь для нас состоит в стремлении к высочайшему расцвету знаний и интеллекта, а через него и к высочайшей нравственности, исключающей всякие войны между народами. Высшая нравственность неизбежно является следствием высших знаний – таков наиболее фундаментальный закон этого удивительного мира.

Будущее принесет человечеству более великие победы. Оно принесет нам более фундаментальные знания и более великие идеи. Шире будет область господства разума, совершеннее будет понимание функции человеческого мозга, выше честолюбие людей, принимающих участие в самых великих явлениях природы – явлениях космических масштабов. Но ив те самые отдаленные от нас времена, как бы далеко не ушло вперед развитие науки, какими бы гигантскими шагами оно не продвигалось и каких бы фантастически грандиозных успехов оно не достигло, будущие поколения земли никогда не забудут о том, что величайшее открытие человеческого познания совершено в нашем веке, что именно мы, жители XXI века, дали им ключи к познанию всех сокровенных тайн природы. Будущие титаны духа, в какой бы сфере труда по преобразованию земли и других космических планет они не были заняты, никогда не забудут о том, что они обязаны своим рождением открытию формулы гениальности, открытию нашего века, который, быть может, станет для них началом новой истории человеческого разума, началом новой жизни человечества в космических масштабах. Именно благодаря открытию формулы гениальности, повторяя известные слова Перикла, можно сказать: «Мы будем предметом удивления и для современников, и для потомков». И ради этого открытия, дамы и господа, – Наркес слегка остановился и продолжал, – ради этого открытия стоило работать и жить!..

Окончив речь и слегка кивнув в знак благодарности за внимание к его речи, Наркес спустился с трибуны.

Бурные аплодисменты долго не смолкали под сводами банкетного зала.

Наркес прошел к столу и занял свое место. Принцесса Маргарет, сидевшая рядом с ним, слегка наклонившись и мягко улыбаясь, выразила свое восхищение его речью. Наркес так же сердечно ответил ей по-английски.

Банкет продолжался до одиннадцати часов ночи.

На следующее утро в крупнейшей газете Швеции «Дагенс нюхетер» были опубликованы речи лауреатов и доклады шведских академиков о них. Среди них был и доклад Уилфреда Шуберга.

В тот же день лауреаты присутствовали во дворце на обеде, данном в их честь королем.

В следующем номере «Дагенс нюхетер» были опубликованы материалы о жизни и научной деятельности Наркеса Алиманова. Подобные материалы появились и в вечернем издании этой газеты «Экспрессен», а также в других крупнейших газетах страны «Моргенбладет», «Стокгольмс-тиднинген», «Афтонбладет», «Свенска догбладет», «Морген-тидненген» и «Нюдаг».

На пятые и шестые сутки количество обязательных ритуалов уменьшилось, и у супругов появилось больше времени, которое они могли проводить по своему усмотрению. В один из этих дней они отдыхали у себя в номере и занимались каждый своим делом. Шолпан, сидя в кресле, читала последний одиннадцатый номер журнала «Жулдыз», привезенного ею из Алма-Аты. Удобно расположившись на диване, углубился в чтение какой-то книги и Наркес. Шолпан сразу узнала ее по обложке. Это была «Книга открытий» писателя Аяна Кудайбергенова, которую Наркес очень любил. В свое время ее читала и Шолпан. В книгу вошел цикл произведений писателя, посвященных проблеме гениальности и будущим открытиям науки в области мозга. Он состоял из восьми самостоятельных художественных произведений.

Наркес читал книгу в том месте, где описывался церемониал вручения Нобелевских премий лауреатам, многодневный ритуал их пребывания в Стокгольме. Он взял с собой эту книгу в Швецию потому, что именно ей был обязан своим становлением как ученого, потому, что двадцать два года тому назад, когда он был десятилетним мальчиком, она впервые натолкнула его на мысль о возможности открытия «формулы гения». Феноменальнейшая, ни с чем не сравнимая вера Аяна в то, что открытие, о котором он писал, будет совершено в будущем, передалась и ему, Наркесу. И с тех пор «Книга открытий» сопровождала его всю жизнь. Позже, уже став взрослым, он узнал, какой ценой дались писателю предсказания открытий в области проблемы гениальности, узнал о его судьбе, похожей на дивную и трагическую сказку со счастливым концом.

Через некоторое время Шолпан отложила журнал. Она думала о том, как быстро и незаметно пролетел год. Словно вчера он начался, словно вчера Наркес провел эксперимент и побывал в Вене и вот сегодня они уже в Стокгольме. Это значит, что год уже кончился, Шолпан с улыбкой взглянула на мужа,

– Я думаю, как быстро летит время. Вроде бы вчера мы встречали Новый год и вот уже опять пришел Новый.

– Да, время летит быстро, – охотно согласился Наркес. Он встал с дивана и прошелся по комнате, чтобы немного размяться. – Особенно резко это бросается в глаза, когда видишь детей родственников и знакомых. Кажется, вчера они были совсем маленькими девчонками и мальчишками, а сегодня уже стали взрослыми девушками и юношами. Время идет. Глохнет в нас чувство красоты и все слабее и слабее реагируем мы на истинные, честные побуждения своего сердца. Стареют наши чувства, стареем мы сами…

– Вот и хорошо, – засмеялась Шолпан, – меньше будешь заглядываться на девушек.

– Мне вот иногда кажется, – продолжал Наркес, не обращая внимания на шутку, – что я прожил уже много-много жизней и каждая из них наполнена изнурительной борьбой и изнурительным трудом. Я чувствую себя так, словно я вобрал в себя знания и опыт всех поколений и очень тяжело нести этот груз… Есть какое-то несчастье в слишком большой цели…

Шолпан внимательно взглянула на мужа, словно впервые увидела его. Наркес задумчиво смотрел перед собой. Даже в годы жесточайшей его борьбы она не слышала от него таких слов, такого признанья, как сейчас, в момент наивысшего его могущества. Не проглядела ли она его за бесчисленными домашними заботами, за всеми своими лекциями и нарядами? «Не слишком ли дорогой ценой пришла эта победа?» – невольно промелькнула мысль.

– Тебе надо отдохнуть, – мягко сказала она вслух. – Ведь ты никогда толком не отдыхал. В этом году тоже не удалось: был рядом с матерью. Поедем мы с тобой летом на берег Черного моря» Расула возьмем с собой, чтобы не беспокоиться о нем. Отдохнешь, забудешь про монографию, про Институт, про работу… Представь себе, – мечтательно продолжала она, – берег моря… песок… тысячи отдыхающих на песке… Все лежат разморенные, ленивые, словно первобытные существа. И мы среди них…

– Это было бы здорово, – ответил Наркес. – Даже сказочно здорово… – задумчиво повторил он.

Они сидели, предаваясь радужным мечтам о летнем отпуске, когда раздался звонок у двери номера. Шолпан встала с места и открыла ее. Это были новые посетители-иностранцы с переводчиками.

Вечером десятого дня супруги находились в номере одни. Мысли о доме и о Расуле беспокоили их. Чтобы немного отвлечься от них, Наркес подошел к телевизору и, меняя каналы, стал искать интересную передачу. На экране мелькали столицы стран мира, исступленно играли на инструментах бородачи из джазового оркестра, страстно выступали политические лидеры, болгарские и индийские певицы сменяли друг друга.

– Поставь на Алма-Ату. Узнаем, что происходит дома, – сказала Шолпан.

Наркес переключил телевизор на Алма-Ату. В многоярусном переполненном слушателями зале Большого театра шел праздничный концерт. На сцене выступала певица. Изображение ее понемногу стало приближаться. Удивительно чистые и нежные звуки заполнили вдруг комнату. Они то стремительно взлетали вверх, то рассыпались соловьиной трелью, то после самых замысловатых переливов долго трепетали в воздухе, словно вот-вот готовы были оборваться и неожиданно снова переходили в мелодию.

– Айша! – одновременно воскликнули Наркес и Шолпан и припали к экрану. Это был казахский соловей, великая певица Айша Метенова. Редкая красота ее невольно привлекала к себе внимание. И пела она песню «Соловей». Голос ее трепетал на недоступных высотах, стремительно падал вниз и снова с величайшей виртуозностью и быстротой ликовал в сложнейших перепадах и переливах мелодии, словно певица упивалась могуществом своего уникального искусства. В последний раз голос ее рассыпался чарующей соловьиной трелью, взлетел с молниеносной быстротой вверх и, дрожа на высоких нотах, замер. В наступившей тишине взорвалась буря аплодисментов. Потрясенные, Наркес и Шолпан долго не могли ничего произнести. Сюда, в далекий Стокгольм, Родина и казахский народ посылали весть о себе и словно поздравляли их своей пламенной песней. На глазах у Шолпан блестели слезы. Было видно, что она вот-вот готова заплакать. Беззвучно что-то шептал и Наркес, чувствуя огромный комок, подступивший к горлу. Когда аплодисменты стали понемногу утихать, на сцену вышел конферансье и торжественно объявил:

– Народный артист СССР Юстас Банионис исполнит песню «Высокое небо над нами!».

Зал снова зааплодировал. Супруги радостно переглянулись.

По всем центральным каналам радио и телевидения Москва передавала концерт заслуженных мастеров искусств всех республик. До поздней ночи слушали Наркес и Шолпан в их исполнении песни Родины. Когда концерт окончился, острое чувство тоски по Родине охватило их. Чувство это появилось внезапно, оно летело к ним на незримых крыльях мелодий родной земли, затем, многократно усиленное ими, стало довлеть над ними. И точно так же, как пожилая Шаглан-апа, выросшая на берегу озера Саралжин, часто пела песню «Белый Яик» и всю жизнь тосковала по родной земле, точно так же ее дети, выросшие и повидавшие другие страны, тосковали сейчас по великой и необъятной своей Родине. Супруги долго сидели молча. Наконец Наркес прервал молчание.

– Я думаю, – тихо и раздумчиво, словно самому себе, произнес он, – что дома у себя мы не всегда задумываемся о том, чем является для нас Родина. За будничными делами и заботами, при виде отдельных крохотных недостатков, от нашей собственной близорукости не всегда полностью осознаем мы это великое священное чувство. И только за рубежом начинаешь понимать, чем является для тебя Родина… – Наркес замолчал и через некоторое время снова проникновенно продолжал: – Придут еще бесчисленные поколения, будут среди них самые разные люди, разные по интеллекту, образованию, жизненным и другим воззрениям, но вечно великой будет Родина…

…Знаешь, никто и никогда не сможет сказать об этом лучше, чем Тургенев: «Родина без каждого из нас обойтись может, но каждый из нас не может без Родины обойтись». Удивительно сказано, не правда ли?

Шолпан молча глотала слезы.

Супруги сейчас думали только об одном – о скором возвращении домой.

В эту ночь не спалось…