"Возвращение в рай" - читать интересную книгу автора (Хенке Ширл)

Глава 1

Раненый отпустил новое ругательство и с поразительной силой схватил Бенджамина за рукав камзола.

— Наваро? — прохрипел он. — Почему ты меня так зовешь?

— Это имя, которое дала тебе твоя мать, — объяснил .Бенджамин.

— С трудом верится, что наш отец стал бы говорить об этом со своей женой или со своим законным сыном.

— Ты не прав, — сказал Бенджамин, осматривая длинный порез и стараясь насколько возможно сохранять спокойствие, чувствуя горечь в словах этого наемника-полукровки.

«Господи, только не дай ему умереть, прежде чем папа встретится с ним», — молил про себя Бенджамин.

— Наш отец не переставая искал тебя с тех пор, как ты исчез из Эспаньолы. Мы всегда считали, что ты оказался где-то очень далеко от поселений тайно. Твой дядя Гуаканагари послал людей на поиски. Тебя искали даже на Кубе и на других близлежащих островах.

Бенджамин заметил, что, несмотря на ужасную боль, которую Наваро сносил стоически, на лице его читалось недоверие.

— Ты назвал меня Наваро. Это мое туземное имя? Оно не похоже на кастильские имена.

— Это имя народа тайно.

— Чтобы хоть как-то отвлечь раненого от страдания, Бенджамин начал рассказывать ему о народе тайно, одновременно извлекая из раны осколки металла.

— Вы переносите боль так терпеливо, как будто давно привыкли к этому. Как давно вы стали солдатом?

— Впервые я узнал, что такое кровь, в одиннадцатилетнем возрасте, — объяснил Риго, пересыпая свою речь новым потоком проклятий, поскольку Бенджамин снова принялся за рану. Превозмогая боль, он продолжал: — Вы так говорите об этих индейцах, словно сами жили среди них. Моя мать еще жива?

Во взгляде доктора читалось сожаление:

— Она умерла, когда тебе было всего несколько месяцев, во время восстания в Карагуа — это юго-западная провинция Эспаньолы. Алия была женой известного военачальника и сестрой самого Гуаканагари. Ты происходишь из королевского рода, — сказал Бенджамин, внимательно наблюдая, как Наваро отреагирует на это.

И снова циничная жесткая улыбка возникла на его лице. Было видно, что он из последних сил пытается не потерять сознание.

— Тайно, — пробормотал он так, словно пробовал слово на вкус и нашел его горьким.

— Ты говоришь с севильским акцентом. Как случилось что ты оказался здесь? — спросил Бенджамин, пытаясь переменить тему и избежать расспросов, которые могли бы расстроить его брата. Очевидно, весть о том, что в его жилах течет индейская кровь, не доставила ему большого удовольствия.

— С тех пор, как себя помню, я жил в Севилье. Меня воспитали Изабель и Педро де Лас Касас. В этой семье все были очень добры ко мне. Я не чувствовал себя одиноким или отверженным. Это чувство появилось гораздо позже, когда я стал старше и начал играть на улице с другими детьми. С ними я понял, что значит моя туземная кровь. Только голубые глаза, доставшиеся мне от предков, спасли меня от рабства — участи многих индейцев.

Бенджамин вдруг осознал, что судьба привела его к брату именно в тот город, из которого был изгнан их отец.

— Наш отец родом из Севильи.

— Это большой город. Неудивительно, что я никогда не встречал никого из вашей семьи. Я вертелся все больше в бедных кварталах. А ты, доктор, выглядишь так, будто вырос в более процветающей части города.

— У нас не осталось родни в Севилье. Мои родители вместе с другими колонистами отправились к индейцам. Эспаньола — это истинный рай, Наваро. Потерпи, и ты увидишь его, — сказал Бенджамин, вспоминая благодатную землю своего детства,

— Не будь так уверен, что я пойду с тобой. И мое имя — Риго. Родриго де Лас Касас, капитан имперской армии генерала Пескары.

Бенджамин начал накладывать тугую повязку на промытую рану, чтобы остановить кровотечение, и его пациент потерял сознание.

Бенджамин обернулся и увидел входящего в дверь невысокого, хорошо сложенного человека в военном облачении.

— Фернандо Франциско де Авалос, маркиз де Пескара, к вашим услугам, доктор.

Пескара, внимательно посмотрев на Бенджамина, перевел взгляд на лежащего без сознания офицера.

— Ваш капитан тяжело ранен. Нет ли лучшего помещения для него, чем этот грязный сарай? — спросил Бенджамин.

— После месяца бесплодной осады, при плохом обеспечении, мы рады любому укрытию, лишь бы спрятаться от непогоды, — горько возразил Пескара. — Риго и я спали под открытым небом с тех самых пор, как началось это безумие по милости славного герцога Прованса де Бурбона.

— И вы собираетесь снять осаду? — с надеждой спросил Бенджамин. Если бы только он мог доставить Риго в Марсель, в дом их дяди, тогда вероятность того, что он выживет, была бы гораздо больше.

Пескара пожал плечами.

— Это бесполезная резня. Никому нет выгоды от нее. И если Бурбон согласится со мной, тогда посмотрим… В любом случае, меньше, чем в дне пути, здесь нет безопасного места, куда мы могли бы переправить его. — Маркиз бросил на молодого человека внимательный взгляд. — Что означает это странное сходство между вами и Риго?

— Он мой брат, — просто ответил Бенджамин, думая, насколько безопасно довериться испано-итальянскому дворянину.

— Да. Это достаточно очевидно. Хотя матери у вас были разные. Риго родился в Новом Свете от женщины низшей расы. Вы же, кажется, человек абсолютно чистой крови.

Бенджамин едва сдержал иронический смех. Чистота крови — у испанского иудея!

— Мой отец родом из Севильи, но сейчас наша семья живет в Эспаньоле… Я верну вашему капитану то, что принадлежит ему по праву рождения. Но сначала я должен спасти его жизнь. Как сильно вы дорожите им?

— Мы прошли вместе вдоль и поперек всю Италию. Он дорог мне как брат. — В глазах маркиза не было ни тени сомнения.

И Бенджамин решился на рискованный шаг.

— Что вы ответили бы, если бы я сказал вам, что за городскими стенами у меня есть друзья, которые согласились бы принять меня и моего брата? — Он затаил дыхание под испытующим взглядом неподвижных черных глаз.

Внезапно Пескара издал злобный смешок.

— А, так, значит, вас подобрала не та армия! Но вы говорите на кастильском диалекте как уроженец Севильи. — Он бросил короткий взгляд на своего оруженосца-арагонца, и тот вышел из помещения.

Оставшись один на один, Пескара изменил тон и уже мягко продолжал:

— Иудей. Ты ведь иудей, не правда ли?

— Так говорил мой отец. Пескара кивнул.

— Так как я не вижу другого способа спасти его жизнь, я поверю тебе и позволю перевезти Родриго в Марсель. Заботься о нем как следует, лекарь. Как твое имя? На случай, если я заболею, когда снова окажусь в Провансе, — шутя добавил он.

— Торрес. Бенджамин Торрес из Эспаньолы. Генерал резко поклонился.

— Передай Риго, что я желаю ему счастья в новой жизни. Но если она ему надоест, он снова может присоединиться ко мне в борьбе за выдворение французов из Италии. Он приказал подать перо и чернила и выписал пропускную грамоту для Бенджамина и Риго. Затем отдал приказ о выделении охраны для капитана де Лас Касаса и его врача,

Стоя над человеком, лежащим без сознания, и изучая его лицо со смешанным чувством страха и удивления, Исаак Торрес ощущал тяжесть всех своих семидесяти девяти лет.

Почти не оставалось никаких сомнений в том, что это сын Аарона Торреса. Сколько лет прошло…

Кем стал этот, чужой для них человек, выросший среди испанских христиан, в бедной семье — наверное, суеверных неграмотных людей…

Наваро может воспринять в штыки известие о том, что его предки были иудеями. Он ведь был наемным убийцей, одним из этого сброда, несущего разорение Провансу. Как саранча, они снова наводнили Италию.

Как будто читая дядины мысли, Бенджамин попытался рассеять его сомнения.

— Наш отец принимал участие в мавританских войнах. Он тоже сражался на стороне испанской короны.

— И какова же награда? Его родители, брат и сестра погибли на костре инквизиции, остальные члены семьи были вынуждены бежать из Кастилии и нашли ненадежное убежище здесь, в Марселе. Этот человек вырос в атмосфере нетерпимости — нетерпимости христиан к иноверцам. Хорошо, Бенджамин, если он не направит свой христианский меч хотя бы на тебя…

— Я знаю, что он обижен. Он считает, что отец бросил его. Если Наваро умрет, так и не встретясь с отцом, его сердце будет разбито.

Исаак был вынужден признать свое поражение:

— Я лишь предупредил тебя. Мы только будем должны…

Громкий стук в дверь спальни прервал их тяжелый разговор.

— Его честь Иуда Талон и леди Мириам ожидают внизу, — объявил слуга. Бенджамин просиял.

— Мириам! Уже несколько месяцев мы не виделись. Исаак рассмеялся.

— С первым же лучом солнца я послал весточку Талонам о твоем счастливом возвращении. Они очень волновались, узнав о кораблекрушении. Это чудо, что ты не утонул. Иди, пусть твоя нареченная своими глазами убедится, что ты жив.

Выходя из комнаты, Бенджамин еще раз беспокойно обернулся к Наваро:

— Я хочу посоветоваться с ней по поводу брата. Она читала некоторые арабские и древнееврейские рукописи, которые кое в чем противоречат Галену относительно выбора средств лечения в подобных случаях…

Мириам не отрываясь смотрела большими серыми глазами на заросшее щетиной изможденное лицо своего возлюбленного. Ее отец стоял чуть поодаль, глядя мимо молодой пары на Исаака.

— О, Бенджамин, мы так переживали за тебя. Как ты попал сюда, ведь кругом имперские войска? — спрашивала Мириам, поспешно оглядывая его.

— Это длинная история, и притом весьма удивительная, ведь мы прошли сквозь имперские войска с помощью самого генерала Пескары, — сказал Бенджамин. — Армия сейчас на пути назад, в северную Италию. Осада снята.

— Хвала Господу, — произнес нараспев Иуда. Исаак прошел через обширный зал по блестящему полу розового мрамора и церемонно приветствовал Иуду Талона. Давние конкуренты в торговых делах, теперь они предпочитали помогать друг другу ввиду близящегося объединения их семей после брака Бенджамина и Мириам.

— Входите, Иуда. Оставим этих молодых людей рассказать друг другу, как они перенесли разлуку. Только вчера я получил известие о том, что один из ваших кораблей, отплывших из Блистательной Порты, благополучно прибыл в гавань.

— Как вам всегда удается так быстро узнавать новости? Да, да, — сказал Иуда, тут же забыв о своем вопросе, когда они вошли в открытую комнату, где слуга ждал их с вином и фруктами. — Я получил тюк самой дорогой одежды из золотой парчи и редкие специи — сладкий шафран и душистый перец…

Когда голоса стариков затихли, Мириам подошла ближе и нежно прикоснулась к лицу Бенджамина длинными тонкими пальцами.

— О, Бенджамин, я так испугалась.

— Ты никогда ничего не боялась, — возразил Бенджамин, притянув ее k себе и прижавшись к ее губам.

— Ты измучен и нуждаешься в отдыхе, — отстранившись, сказала Мириам.

— И это слишком людное место. Идем, — нежно проговорил он, подталкивая ее вперед одной рукой.

Рука об руку они отправились в сторону библиотеки, их любимого места, где можно было уединиться. Войдя, Бенджамин наполнил два кубка вином, разбавленным водой.

— Мне нужно поговорить с тобой об очень важном… Мириам выжидающе смотрела на Бенджамина.

— Я нашел своего брата Наваро в имперской армии.

В ее глазах промелькнуло изумление.

— Тот мальчик… наполовину индеец… который пропал, когда ты еще не родился, здесь?

Бенджамин быстро пересказал все подробности: начиная кораблекрушения и ранения капитана армии Пескары и кончая их прибытием вчера вечером в дом дяди Торреса.

Его рана смертельна, Мириам. Боюсь, что он не выздоровеет, — закончил свой рассказ Бенджамин.

— Как ты можешь быть уверен, что этот Родриго де Лас Касас, испанец, — твой брат? — перебила его Мириам, сомневаясь во всем услышанном.

— Идем, — сказал он, ставя свой кубок и беря ее за руку. — Сейчас ты сама убедишься в моей правоте.

Они направились в комнату больного, которая находилась в конце длинной галереи на втором этаже…

Вздох Мириам раздался в неподвижной холодной тишине, когда Бенджамин отдернул полог кровати. Она перевела взгляд с Риго на Бенджамина.

— Теперь ты понимаешь, почему у меня нет никаких сомнений, — сказал он тихо. — Да еще эти глаза, Мириам, глаза Торресов, такие синие на этом черном лице.

В этот момент тот, кого они так внимательно разглядывали, застонал во сне. Мириам протянула руку и профессиональным движением дотронулась до лба, потом осторожно прижала пальцы к пульсирующей вене на шее, чтобы послушать пульс.

— У него жар. Ты дал ему какое-нибудь успокоительное?

— Настойку макового сока. Но рана не затянулась, и я боюсь, что у него снова откроется кровотечение. Мне нужна твоя помощь, Мириам, — сказал Бенджамин горячо. — Помнишь женщину, которую ранил дикий кабан во время охоты в прошлом году? Ты сшила ей рану…

— Герцогиня де Блуа? Да, но то была моя пациентка, и это был несчастный случай на охоте. Я ведь ничего не знаю о боевых ранениях, кроме того, что читала у Гиппократа и арабов. Обычно глубокие раны лечат прижиганием кипящим маслом.

— Что убивает больше людей, чем спасает, — возразил он решительно.

— Ты так много времени провел в беседах с безумным швейцарцем, Теофрастом фон Гогенгеймом, когда был в Базеле, — напомнила она.

— Он больше любил, когда его называли Парацельсом, — поправил он. — Он часто использовал сырые холодные компрессы, а также советовал дренировать рану, чтобы продезинфицировать и залечить ее. Но это подходит, только если рана начинает заживать. Его же рана так велика…

— В общем, ты хочешь, чтобы я зашила его, как ту герцогиню? Я не очень уверена, Бенджамин…

Ее практика была ограничена лечением исключительно женщин, хотя в Падуе она посещала те же лекции и наблюдала те же анатомические опыты, что и студенты-мужчины.

— Герцогиня ведь совершенно поправилась. Пожалуйста, Мириам, помоги моему брату. Ты прекрасный врач и лучший хирург, чем я…

— Только потому, что родилась женщиной и с детства была вынуждена иметь дело с иголкой и ниткой, — улыбаясь, ответила она.

— Для начала позволь мне открыть драпировки на окнах — здесь очень темно.

Утренний свет ворвался в комнату. Невольно Мириам опять засмотрелась на незнакомца с лицом Бенджамина. Ее Бенджамин был рыжеволос, с ярким и благородным лицом. А волосы Риго были чернее чернил, и кожа была гораздо темнее, чем у брата. Густые завитки угольно-черных волос покрывали его мускулистую грудь и скрывались под повязкой, которую Бенджамин наложил на его плоский живот. Рана рассекала его тело от солнечного сплетения и шла вбок до ребер. Мириам сосредоточенно задумалась.

— Плохо. Ты извлек много осколков?

— Да. Молю Бога, чтобы я нашел их все. Артиллерия использует любой кусок металла, который попадается под РУКУ.

— Но ведь это испанцы напали на Францию. Мы не осаждаем их города. Я думаю, нашим защитникам пришлось использовать все, что они смогли найти, — ответила она холодно, явно не испытывая желания еще раз прикасаться к лежащему перед ней человеку.

— В этих войнах между Валуа и Габсбургами не может быть правых и виноватых, только борьба династий, в которых гибнут ни в чем неповинные люди, — сказал он тихо, заметив ее странную нервозность.

— Но этот человек вовсе не кажется мне невинной овечкой: судя по количеству шрамов на его теле, он отправил к праотцам много французских солдат, — парировала Мириам. — Нагноения нет, но ты прав. Края необходимо приблизить друг к другу, иначе рана не заживет. Немного помолчав, явно что-то обдумывая, она предложила: — Я могу принести иголки и нитки и объяснить тебе…

Он нетерпеливо покачал головой.

— Я велю принести тебе корзинку для шитья тетушки Руффи. Ты делала это раньше, я — нет. Прошу тебя, сделай все сама.

Она покорно кивнула.

— Если отец когда-нибудь узнает, что я лечила мужчину — тем более зашивала его обнаженное тело… Ты должен пойти и убедиться, что он и твой дядя очень заняты.

— Ты всегда так разумна, — сказал Бенджамин с облегчением. — Я пошлю Паоло сторожить внизу, а потом принесу корзину, пока тетя еще не встала. Мы вернем ее, когда стемнеет, — добавил Бенджамин и, подмигнув, вышел из комнаты.

В этот момент Риго тихо застонал и попытался поднять руку. Мириам освободила ее от повязок и взяла в свою. Ладонь была слегка шершавой, но ногти были тщательно обрезаны, а пальцы — так же изящны и тонки, как у Бенджамина. И вновь она удивилась тому, как похожи братья и телосложением, и чертами лица. Высокие и стройные, они не напоминали жителей Прованса.

Разглядывая его лицо, Мириам думала, как рассердилась бы она на месте Магдалены Торрес, если бы ее муж оплакивал потерю незаконнорожденного сына. Магдалена подарила Аарону пятерых прекрасных детей.

— Почему он хочет вернуть именно тебя? — прошептала она, удивленная тем, какое впечатление произвел он на нее. Ей казалось, что от этого беспомощного израненного человека исходит какая-то угроза.

Войдя в комнату с корзиной, Бенджамин почувствовал какое-то особое отношение Мириам к брату. Мириам же, увидев Бенджамина, быстро начала готовиться к операции. Вымыв руки и осмотрев иглы, она решительно подошла к постели Риго…

Бенджамин с замиранием сердца смотрел, как она тщательно сшивала кожу, словно это и вправду была тонкой работы вышивка. Сам он по мере сил помогал ей.

— Ты не хочешь оставить открытой хотя бы часть раны на случай заражения?

Она на мгновение прервалась и улыбнулась ему.

— Опять теории твоего друга Парацельса? Я думаю, что тело не выделяет яды наружу после осколочного ранения.

— Швейцарец говорил мне, что он использует пустотелый камыш, чтобы извлечь гной из раны. Мириам усмехнулась:

— Тогда я оставлю маленькое отверстие. Посмотрим, как работают теории твоего Парацельса.

По мере того как они работали, Риго начал подавать признаки жизни, хотя под воздействием опиума он так и не пришел в сознание.

— Будет любопытно взглянуть на него, когда он проснется, — сказала она с улыбкой, от которой ее серые глаза блеснули серебром.

— Ты так уверена, что он останется жив, — с надеждой в голосе проговорил Бенджамин. — Господи, сделай так, чтобы эта женщина оказалась права!

— Сейчас ты поможешь ему гораздо больше, если позаботишься о себе. Иди выспись, а я побуду с ним, — решительно потребовала Мириам.