"Случайная любовь" - читать интересную книгу автора (Шилова Юлия)

Глава 24

Громко всхлипывая, я перевернула Вадима на спину и стала трясти его за безжизненные плечи.

— Вадим, вставай! Слышишь, вставай! Мне страшно, я боюсь. Ты ведь обещал моему отцу, что никогда не оставишь меня одну…

Вадим лежал неподвижно, как мумия, устремив безжизненный взгляд в далекое, затянутое тучами небо. Рядом равнодушно плескалась река. Река? Боже мой, ведь там Зак, покойник!

А вдруг он сейчас выйдет и бросится ко мне?

Громко вскрикнув от ужаса, я вскочила и со всех ног бросилась в сторону леса, но на бегу остановилась. Вадим был убит выстрелом в затылок, значит, стреляли из-за деревьев. А что, если убийца следит за мной? Стоит мне только подойти поближе и…

— Эй ты, выходи! Хватит прятаться! Выходи, я хочу на тебя посмотреть!

От собственного крика у меня, зазвенело в ушах.

— ..есть.., есть…тесть… — насмешливо ответило эхо.

— Ну где же ты, черт бы тебя побрал!

— ..ал.., ал.., ал…

Результат тот же.

Все, не могу больше, не могу… Ночь, река, покойник… Два покойника, два, и скоро появится третий — я. Боже мой, я… Убийца притаился в лесу. Сейчас он выстрелит, сейчас… Но я-то жить хочу, жить, жить! Я и так побывала в аду, дважды оттуда не возвращаются. Я потеряла все и обрела заново. А теперь… Неужели мои приключения на этом закончатся? Максим… Но почему же он медлит, почему? Может, у меня есть еще шанс спастись? Да, есть! Я уеду, уеду немедленно, в Питер, к родителям, они меня ждут! Но Вадим, как же Вадим? Я не могу бросить его. Это.., это непорядочно!

Всхлипывая и посекундно оглядываясь на темную стену леса, я подползла к распростертому на земле телу Вадима и положила голову ему на грудь. Не дышит, не дышит, черт возьми! А волосы еще влажные, высохнуть не успели. Рекой пахнут… Прости меня, Вадик, что я не любила тебя.

Маша, возможно, да, но я… Понимаешь, у меня есть Максим . Он узнал обо мне такое, что… Нет, не буду об этом, слишком больно… Потерпи, Ваденька, потерпи, дорогой… Я не оставлю тебя. Ты добрый, хороший, а я — нет, потому что я", я…

Потому что я занималась проституцией почти восемь лет, потому что через меня прошли тысячи мужиков, потому что я обманом проникла в дом Виталия Ивановича и.., мамы. Потому что я.., лгала тебе…

Ухе не думая о том, что в спину мне могут выстрелить в любой момент, спотыкаясь и падая на каждом шагу, я с трудом поволокла грузное тело к машине. Я вся была в крови — волосы, лицо, руки.

Платье висело лохмотьями, босоножки пришлось сбросить и оставить на берегу — высокие каблуки только мешали. Запихнув его кое-как на заднее сиденье — не влезал ведь, дверца мешала! — я отдышалась немного, села за руль, включила зажигание и сказала грустно:

— Ничего, Вадюха, держись. Скоро приедем.

Спасибо тебе за все!

Как я вела машину, не помню. Благо, до пансионата было рукой подать. У ворот КПП я остановилась и нажала на сигнал.

…Очнулась я от резкого запаха нашатыря.

Кто-то открыл переднюю дверь и попытался вытащить меня из машины. Сопротивляясь, я вцепилась в руль.

— Машенька, приди в себя. Это я, Толик, — раздался знакомый голос. — Ты можешь идти?

Бросив на Толика безразличный взгляд, я помотала головой.

— Маша, я уже позвонил твоему отцу. Через несколько часов сюда приедут наши люди. Давай, я тебе помогу, хочешь?

Повернувшись к Вадиму, я погладила его по голове и, едва разлепив губы, прошептала:

— Вадик, милый. Ты слышал, что сказал Толик? Он сказал, что скоро сюда приедут наши люди. И папа приедет, я знаю. Только к чему все это?

Ведь тебя больше нет…

Толик потянул меня за руку и заставил выйти.

Я с ужасом наблюдала за тем, как к воротам пансионата подъехала «скорая помощь». Вадима положили на носилки, закрыв его лицо грязным покрывалом.

— Подождите, — сказала я и подошла поближе.

Один из санитаров понимающе посмотрел на меня.

— Вы хотите попрощаться?

— Да, если можно.

— Конечно, конечно.

Приоткрыв покрывало, я поцеловала Вадима в лоб. Лоб был совсем холодный, неживой.

— Это ваш жених?

— Не знаю. Говорят, что я его любила и даже собиралась за него замуж, — пробормотала я.

Санитар удивленно пожал плечами и, кивнув напарнику, понес носилки в машину.

Проводив «скорую помощь» глазами, я подошла к Толику, собираясь попросить его, чтобы он проводил меня в корпус. Но тут за спиной раздался рев милицейской сирены. Канареечного цвета «уазик» остановился рядом с иномаркой Вадима.

— Машенька, ты ответишь на несколько вопросов, и все, — сжал мою руку Толик.

— Но я не хочу…

— Маша, так положено. Подожди немного, приедет отец и со всем разберется. Он найдет тебе лучшего адвоката.

— Адвоката?! А зачем он мне нужен?

— Возможно, тебя будут подозревать.

— Меня? В чем?!

— Я сказал: возможно. Сама знаешь, какие бывают следаки. Если тебя спросят, чем вы с Вадимом занимались у реки, скажешь, что приехали покупаться. Смотри, не ляпни ничего лишнего.

Допрос, на мое счастье, оказался простой формальностью: фамилия, имя, отчество.., месторождения и место жительства.., цель приезда в Москву… Более серьезные вопросы были оставлены на потом.

Мы с Толиком сидели в моем номере и вяло потягивали виски. Глядя на вещи Вадима, то и дел". попадавшиеся на глаза, я с трудом сдерживала рыдания.

— Маш, что же произошло? — наконец спросил Толик.

— Не знаю. Кто-то выстрелил Вадиму в голову.

— Но кто?

— Я не видела никого. Только выстрелы слышала, вернее, не выстрелы, а какие-то щелчки.

Я не понимаю, почему меня не убили? Почему?

Почему? Почему? — Бокал полетел в стену и разбился вдребезги. На стене осталось мокрое пятно.

— Маша, успокойся. — Толик погладил меня по трясущемуся плечу. — Сейчас приедет твой папа и все будет нормально.

— Что будет нормально? — !

— Ну, все…

— Что все, если Вадима уже не вернешь?!

— Неужели ты так сильно его любила?

— Тебе-то какая разница?! Он был отличным парнем, а теперь его нет!

Толик достал из бара новый бокал, наполнил его виски и придвинул поближе ко мне.

— Маш, выпей еще. Тебе успокоиться надо.

Кивнув, я сделала большой глоток и, закашлявшись, уткнулась Толику в грудь.

— Маш, — ты вся в крови, — тяжело задышал он. — И платье, и руки, и лицо. Может, помоешься? Отец ужаснется, если увидит тебя в таком виде.

Я опустила голову и, едва отрывая ноги от пола, шаркая, как древняя старуха, медленно побрела в ванную. Включив горячую воду, села на бортик и закрыла глаза. Шевелиться не хотелось. Совсем.

Хотелось есть, как всегда, и.., поскорее увидеть папу.

— Маша, ты что? — В ванную зашел Толик. — Вода перельется!

Закрыв кран, он заставил меня встать и принялся раздевать. Снял платье, похожее теперь на грязную рваную тряпку, расстегнул бюстгальтер, стянул трусики, провел тыльной стороной ладони по моей груди, помедлил немного и, подняв на руки, посадил в ванну. Взял мочалку, намылил ее и стал тереть осторожно — руки, плечи, живот.

Я испытывала к нему отвращение, но возмутиться, оттолкнуть от себя этого негодяя не находила сил. Танечка, Танька ведь это он, он убил тебя, он, он, он…

— Посмотри, даже вода стала красной.

Голос Толика вернул меня к действительности.

— Это кровь Вадима, — равнодушно ответила я.

— Маш, давай выбросим твою одежду. Зачем тебе лишние следы?

— Ты к чему это говоришь? — насторожилась я.

— Да так, на всякий случай.

— Может, ты хочешь сказать, что это я убила Вадима?

— Я такого не говорил…

— Но ты на это намекнул.

— Тебе показалось.

— Не ври! Я не убивала Вадима. Он не сделал мне ничего плохого!

— Маша, ну что на тебя нашло! Ведь я тебя ни в чем не подозреваю.

— Нет, подозреваешь! Просто не говоришь вслух.

— Ты хочешь сказать, что умеешь читать чужие мысли?

— Умею! Я вообще тебя насквозь вижу!

Толик достал из шкафчика махровое полотенце и поманил меня к себе.

— Машенька, тебе нельзя нервничать.

— Можно!

— Нельзя.

— Не надо делать из меня больную! Я совершенно здорова!

— Иди ко мне. Возьми полотенце. Никто не посмеет бросить в тебя камень. Ты не могла убить своего жениха.

Я вылезла из ванны и закуталась в полотенце.

— Ну, отошла? На вот тебе халат. Скоро приедет отец с ребятами, так что тебе лучше одеться.

Случайно опустив глаза, я увидела, что Толик находится в полной боевой готовности. Мощный член до отказа натянул плотную материю брюк.

Не желая испытывать его терпение, я моментально накинула халат.

— Маша, а ты красивая, — краснея, сказал Толик. — Даже не верится, что тебя по кусочкам восстановили.

— Тебя это не касается.

— Ты на меня обиделась?

— Толик, я давно разучилась обижаться…

Громкий стук в дверь оборвал меня на полуслове. Я выскочила из ванной и нос к носу столкнулась с отцом. За его спиной маячили охранники, целая толпа.

— Машенька, успокойся, все позади. Мама тоже хотела приехать. Но я оставил ее дома.

Взмахом руки отец приказал своим молодчикам немедленно удалиться за дверь. Следом за ними вышел и Толик. Я села с отцом на диван и прижалась к его плечу.

— Папа, я не видела, кто убил Вадима. В него стреляли из-за деревьев…

— Ничего, доченька, главное, что ты осталась жива. Мама как чувствовала, когда не хотела отпускать тебя в эту гребаную Москву. Она не пережила бы твоей смерти.

— Папа, я нашла человека, который посадил меня на иглу, а затем отправил в Грецию с наркотиками.

— Кто он? — сузив глаза, выдохнул отец. — Я убью этого подонка!

— Его убил Вадим, папа. Он спас мне жизнь.

Опустив кое-какие подробности из своего прошлого, я рассказала отцу о встрече с Заком и о том, чем она закончилась. Отец слушал меня очень внимательно, не перебивая и не спрашивая ни о чем.

— Вадим отнес труп в воду, а потом кто-то стрельнул ему в затылок…

— Но кто?!

— Папа, я не знаю. Даже предположить не могу.

— Вадим парень рисковый. Может, насолил кому здесь, в Москве. Ладно, дочка, главное, что с тобой ничего не произошло.

Курносый веснушчатый следователь, не москвич явно («хекал» он нещадно), в помятом кургузом пиджачке неопределенного цвета и грязноватой рубашке, застегнутой на все пуговицы (где только нашли такого олуха!), беседовавший со мной в присутствии Виталия Ивановича, задавал дежурные вопросы: «Фамилия, имя, отчество?» — Я ответила без запинки, выучила уже. «Год рождения?» — Тут я уже замялась, но папа ответил быстро: 1977-й. — «В каких отношениях вы состояли с убитым?» — «Он был моим женихом». — «Что вы делали ночью на берегу реки?» — «Занимались любовью». Следователь покраснел как рак и, заморгав круглыми, навыкате глазами, перестал писать.

«Милейший, мы торопимся», — вежливо сказал папа. «Откуда был произведен выстрел?» — «Не знаю, из леса, кажется. Простите меня, я ничего не помню. У меня.., у меня голова болит!» Папа достал из бумажника пачку долларов и, не пересчитывая, положил ее на край стола: «Надеюсь, вам этого хватит?» Следователь молча кивнул и, суетливым движением спрятав деньги в карман, вышел из номера.

После недолгих сборов мы сели в бронированный «мерседес» и поехали домой, в Питер. Толик поехал с нами — отмывать залитую кровью машину Вадима он не захотел. Папа спрашивал его по дороге о чем-то, Толик отвечал коротко, иногда — пространно, и я, убаюканная его речью, заснула.

«Леночка, дочка, проснись, пора, вставать», — позвал меня издалека ласковый голос мамы. МОЕЙ мамы. «Сейчас, мамочка», — сквозь сон пробормотала я, приваливаясь к плечу Виталия Ивановича.

«А задница у тебя ничего, соблазнительная». — Это уже тот, из иномарки, что обесчестил меня в день маминых похорон. «Ленка, я, кажется, влюбилась!» — Танечка… «А ну сделай мне минет; сука!» — Клиенты чертовы, хором. «Семьдесят процентов мне, тридцать — тебе. И без глупостей!» — Зак, конечно. «Русский девка, проститутка…» — Ненавижу, грек… «Машенька, солнышко…» — А это Вадик, Вадим… Макс, а ты что же молчишь?

Ты-то, надеюсь, жив? Я люблю тебя Макс, я не могу без тебя…

Застонав негромко, я открыла глаза.

— Машенька, тебе приснился дурной сон? — спросил отец.

— Да, папа, поскорей бы его забыть!

— Это нервы, Машенька. Это пройдет. Дома ты выпьешь успокоительное и придешь в норму.

Я прижалась к отцу, как маленькая девочка, и, вздохнув, спросила:

— Папа, а почему снятся сны?

— Сны? Не знаю, Машенька. Подсознание, наверное, работает, когда ты отдыхаешь.

— А если мне снится прошлое?

— Это говорит о том, доченька, что ты пытаешься его вспомнить.

— Я не пытаюсь его вспомнить. Я хочу его забыть, но у меня ничего не получается.

Дома заплаканная мама бросилась мне на шею и громко заголосила. Она постарела за эти дни.

Несчастная женщина, готовая боготворить собственную дочь… Но я-то не являюсь таковой. Я не Маша, я — Лена, я самозванка, хотя и стала ею не по своей воле.

Взяв маму за руку, я привела ее в свою комнату и усадила на кровать.

— Мама, я должна тебе кое-что сказать. Я больше не могу обманывать ни себя, ни тебя, ни папу. Это очень тяжело — жить чужой жизнью, пойми меня…

— Машенька, ты слишком много пережила. Тебе нужно отдохнуть.

— Дело в том, мама… Дело в том, что я не Маша.

Из груди вырвался громкий стон.

— Машенька, ну что ты такое говоришь, родная? Может, позвать тебе врача?

— Врач мне не нужен. Я не находила в себе сил сказать правду. Но.., вы с отцом стали для меня настоящими родителями. Ближе вас у меня никого нет.

Я перевела дух и продолжила:

— Меня зовут Лена. Я была проституткой. Теперь мне стыдно за свое прошлое. Я хочу забыть его, но у меня ничего не получается, ничего.

Закрыв лицо руками, я заплакала.

— Мамочка, прости меня, если сможешь, прости, — вырвался из горла беспомощный крик. — Ты представить себе не можешь, как я хотела быть Машей! Но я Лена, Лена! — Я упала на колени и прижалась к маминым ногам. Рыдала я так сильно, что в комнату вошел отец. Оторвав меня от матери, он уложил меня на кровать и заботливо укрыл теплым верблюжьим пледом.

— Машенька не в себе, — объяснила мама. — Смерть Вадима выбила ее из колеи. Надо бы пригласить к ней психоаналитика.

— Клава, в Москве она нашла человека, который посадил ее на иглу.

— Что?! — Мама испуганно зажала рот ладонью. — Виталик, ты должен с ним разобраться! — сказала она чуть позже. — Этого выродка надо… убить.

— Он мертв, Клава. С ним разобрался Вадим.

— Я не Маша, не Маша, — опять затвердила я на одной ноте.

Мама вызвала врача, и тот, не мешкая, ввел мне успокоительное. Я почувствовала, как закружилась голова, и провалилась в сон.