"Монах: последний зиндзя" - читать интересную книгу автора (Ши Роберт)

Глава 7

Высокая четырёхстворчатая ширма была разрисована с обеих сторон одинаковыми изображениями гор, водопадов, сосен и замков. На одной стороне пейзаж был солнечным, на другой – погруженным в лунный свет. Подходяще, что ночная сторона была расположена напротив Танико, пряча ее от отца, который говорил с Риуичи и Мунетоки в центральном зале Риуичи. Она подумала, что только Бокуден мог бы быть достаточно глуп для того, чтобы выдать секрет семьи, не позаботившись о безопасности, – тот, кто был самым подозрительным человеком, которого она когда-либо знала. Он был из породы высокомерно безжалостных, которые могли бы разрушить Священные Острова, если бы Бокудены долго смогли управлять ими. Сейчас Бокуден злорадствовал, ибо приобрёл груз медных монет из Китая.

– Но, дорогой дядюшка, – запротестовал Мунетоки, – запрещено торговать теперь с Китаем, большая часть которого в руках монголов.

– Так как я старший член Совета бакуфу, правила бакуфу меня не связывают, – сказал Бокуден еле слышно. – Информация, которую я собираю среди китайских ремесленников, служит для обхода закона.

«Нетерпимый, как всегда, – думала Танико. – Как долго будут другие самурайские кланы строить свое богатство посредством нарушения правил, которые он сам помогал составлять?»

– Ремесленники озабочены обменом их громоздких ценностей на меньшие и более компактные количества золота и драгоценности, – сказал Бокуден. – Они сказали моим агентам, что монголы почти взяли Линьнань и захватили императора Сун. Если захват Китая завершится, Кублай-хан опять обратит свое внимание на нас. Ремесленники говорят, что он основал ведомство для наказания Гу-паня, возглавляемое одним из тех, кто хорошо знает нашу страну – Аргуном Багадуром.

– Мы победили их в первый раз, и мы победим их снова, – сказал Мунетоки.

– Что является даже ещё более печальным, – сказал Бокуден, не замечая своего племянника, – это то, что сегун, командующий нашими вооруженными силами, по сути – ребенок.

«Теперь он приближается к цели этой встречи, – подумала Танико. – Он хочет устранить Саметомо».

– Мой дорогой родственник, сегун заставит вас править, как ему нужно, дядя, – сказал Мунетоки.

– Это было бы нужно, если бы я мог править в самом деле, но я не могу, – сказал Бокуден. – Я не свободен, чтобы издавать приказы, которые мне кажутся самыми лучшими, но я должен улучшить Совет бакуфу. Моя позиция также уязвима, так как я управляю от имени Саметомо, а Саметомо не подходит на роль сегуна..

– На самом деле и никто больше не подходит! – рассердился Мунетоки.

«Мунетоки просто не способен на коварство», – подумала Танико. Он и Риуичи сошлись перед встречей на том, что они согласятся со всем, что скажет Бокуден, чтобы он проговорился. Но Мунетоки не смог удержаться от спора.

– Господин Хидейори не сложил правил о том, как выбирать следующего сегуна, – указал Бокуден. – В самом деле, было бы смешно говорить, что семья Хидейори содержит ведомство по предписаниям богов, как императорская ветвь. Далее если сёгунат осуществляет принадлежность к Муратомо посредством божественного права, Саметомо является на самом деле Такаши, а не Муратомо. Позволим ли мы прямым наследникам Согамори смелость, подобно спелому фрукту, получить власть, за которую поколения Муратомо боролись и умирали?

– Мы, Шима, – сами Такаши, – указал Мунетоки.

– Да, брат, – размышлял Риуичи, – я удивляюсь, если ваша цель, вызванная Муратомо, является столь великой вследствие того, что вы лишь недавно обратились к ней.

Танико прикрыла рот рукою, чтобы скрыть усмешку.

– Более того, – продолжил Бокуден. – Этот мальчик-сегун слушает только мою дочь, а не меня, своего официального начальника. Она не может не оказать плохого влияния на него.

Позади ширмы Танико усмехнулась.

– Наша маленькая Танико – смышлёная, проницательная дама с сильной волей, – сказал Риуичи. – Более того, она очень религиозна.

– Её воля не сильная, а упрямая, – огрызнулся Бокуден. – С самого детства она была непослушной. Она слишком взрослая, проницательная? Да, она провела годы среди монголов. Только богам известно, сколько тайных связей она может иметь с ними. Будучи религиозной, она придерживается той иностранной секты дзен, чьи доктрины звучат как бред сумасшедшего. Если она так религиозна, позвольте ей уйти в женский монастырь, где она может принести меньше вреда.

Голос Мунетоки дрожал от гнева:

– Я имею честь быть учителем молодого сегуна в военном деле.

Риуичи говорил с несвойственной ему строгостью:

– Мунетоки, успокойся. Я запрещаю тебе противоречить твоему дяде, главе нашего клана и действительному главе бакуфу. Ты забываешься. Извинись перед господином Бокуденом!

Повисла продолжительная тишина. Когда Мунетоки заговорил снова, это был твёрдый голос, который, как знала Танико, был результатом строгой самодисциплины.

– Пожалуйста, прими мои извинения, дорогой дядя, – сказал он. – Мне стыдно.

– Так-то лучше, – сказал Риуичи. – Ну а теперь, господин Бокуден, ты указал на некоторые ребяческие недостатки сегуна. Но кому иному можно было бы отдать ведомство с уверенностью?

– Есть сын моей старшей дочери, который женат на Ашикаге Фукудзи. Ашикага – ветвь Муратомо. Есть также сын моей второй дочери, который женат на дочери предводителя ветви Нагоя Муратомо. Со смертью Хидейори и Юкио, Нагоя Муратомо являются теперь старшей ветвью клана.

– Извини меня, дорогой братец, – сказал Риуичи, – но почему эти твои старшие сыновья являются более подходящими, чем Саметомо?

– Они Муратомо по крови, а не по усыновлению, – сказал Бокуден. – И они, и их матери послушны мне во всём.

– Конечно, – сказал Риуичи. – Однако есть много серьёзных замечаний к каждому из этих молодых людей. Например, Нагоя Муратомо сражался на стороне Такаши почти до конца Войны Драконов. И, сменяя сегуна на Ашикагу, мы должны вызвать зависть Вады и Миуры. Конечно, это приходило тебе в голову. У тебя есть другие кандидаты?

– Если так много возражений к любому кандидату, то я могу скромно предложить свою кандидатуру.

Наступила длительная тишина. Даже Танико была потрясена. Она знала, что её отец был высокого мнения о себе, но у неё не было мысли, что его тщеславие граничит с безумием. Его положение в правительстве было достаточно ненадёжным, а он хотел теперь подняться ещё выше.

– Препятствий, чтобы исключить меня из рассмотрения, нет, – продолжал Бокуден. – И есть многое, что выделяет именно меня. Я – глава самого могущественного семейства в империи. Я – наследник сегуна, и самый старейший и стойкий союзник. Без меня он никогда бы не смог одолеть Такаши. К тому же я человек в солидном возрасте и многоопытный.

– В самом деле, вы великолепно характеризуете себя, брат, – сказал Риуичи. – Но есть один камень преткновения. Раз нет правил для смены сегуна, нет и юридической процедуры для смещения сегуна из ведомства?

– Мы вынуждены убрать его, конечно, – сказал Бокуден мягко.

– Убить Саметомо?! – ворвался опять в разговор Мунетоки.

– Мы не можем позволить ему развеиваться как центру сплочения враждебных сил, – сказал Бокуден. – Много других семей будут завидовать, если Шима выступят вперед, чтобы взять сегуна. Соперничающие претенденты на пост должны быть устранены, невзирая на молодость и невиновность. Мне подумалось, племянник, что, раз ты учитель мальчика, у тебя, вероятно, хорошее положение для того, чтобы уладить конфликт с ним. Было бы лучше, если бы не возникло потребности в убийстве.

– Мунетоки, – сказал Риуичи резко, – ты будешь слушать своего дядю и повиноваться ему во всем, что он говорит тебе!

– Да, отец, – пробормотал Мунетоки, его голос дрожал подавленным гневом.

– Степень твоей преданности нации изумляет меня, дорогой брат, – продолжал Риуичи. – То, что ты на самом деле готов жертвовать своим собственным правнуком для безопасности империи, наполняет меня благоговением.

– Каждое дерево питается ветвями, – сказал Бокуден нравоучительно. – Наряду с этим, мальчик ни в коем случае не предан Шима. Мунетоки, вероятно, тебе больше неохота помогать Саметомо, но помни, что ты мог бы быть моим наследником. У меня нет сыновей. Смотри сюда, Риуичи. Мы видим Фудзивара, Такаши и Муратомо, каждый из которых правил страной в свой черёд. Всё это время мы только и поддерживали великие семьи. Не пришло ли время, чтобы Шима заняли своё место при правлении? Подумайте, насколько мы могли бы обогатиться!

Танико встала и вышла из-за ширмы:

– Это не сегуны, а регенты нуждаются в свержении!

Бокуден, который выглядел как большое злобное насекомое, пойманное в амбаре, уставился на неё. Круглолицый Риуичи встал и отвернулся от своего брата с таким выражением, как будто Бокуден испортил воздух. Мунетоки стоял, возвышаясь над своим дядей, с усмешкой удовлетворения. Кончики его пальцев коснулись рукоятки кинжала, висящего на поясе.

– Я не удивлена твоим желанием убить своего правнука, – сказала Танико. – Ящерица имеет больше любви к своему отбрасываемому хвосту, чем ты к своим детям. Что меня действительно изумляет, это то, что ты действительно обманываешь себя, веря, что великий клан командиров, чиновников и учителей моего господина Хидейори собрался вместе здесь, в Камакуре, чтобы добровольно принять твои порядки.

Бокуден зловеще улыбнулся.

– Так. Твоё дерево намеревается свалить меня? Мне следовало бы знать, что ты предпочитаешь своё честолюбие благосостоянию семьи. Это большая твоя глупость. Я ещё правитель, также как и глава клана.

Он попытался встать, но возраст не позволил ему. Мунетоки помог ему. Затем отдёрнул свою руку.

– Ты правитель и вождь клана только до тех пор, пока мы не сможем собрать Совет бакуфу и обвинить тебя в плане убийства сегуна, – сказала Танико.

– Ты думаешь, что выдвинешь обвинение против правителя? – Бокуден резко рассмеялся. – Только ты одна выдвигаешь обвинения для мятежа против меня, чтобы сместить меня. – Он кивнул на окно и отдернул штору, закрывающую его. – Стража! – крикнул он. Ответа со двора за окном не последовало.

Мунетоки заговорил спокойно:

– Извини, дядя, но мы разоружили твой эскорт и посадили его под стражу. По правде говоря, ни один из них не захотел умирать, чтобы защитить тебя. На случай, если другие твои наемники будут вести себя иначе, этот замок теперь окружен тремя тысячами самураев, присягнувших сегуну и матери сегуна.

– Мать сегуна! – плюнул Бокуден. – Ты ответишь за всё это, Танико! Ты всегда была непослушной, неблагодарной дочерью!

Танико горько рассмеялась:

– Всю мою жизнь ты рассматривал меня как часть товаров, которые нужно продать, когда тебе понадобится. Я должна быть благодарна за это? Я должна быть благодарна за планирование убийства Саметомо? Будучи женщиной, возможно, я не способна к пониманию используемых тобой принципов.

– Убей меня, – сказал Бокуден, – и отцовское проклятие будет преследовать тебя через Девять Миров!

– Мы хотим слышать твою молитву, а не проклятие, отец, – сказала Танико с улыбкой, которая, как она знала, бесила его. – Мы надеемся, что ты будешь жить долго. У нас нет нужды убивать тебя. Мы не боимся, что ты будешь становиться центром сплочения для тех, кто может противостоять нам. Ты не тот тип человека, вокруг которого сплачиваются. Ты занимался более семидесяти лет своей жизни делами этого мира. Теперь мы будем рады, если ты уйдешь в монастырь, обреешь голову и обратишь свои мысли к следующему миру. Твой дорогой племянник Мунетоки добровольно примет бремя управления.

Лицо Бокудена горело яростью, когда он глядел на свою дочь, брата и племянника. «После многих лет интриг и заговоров, – думала Танико, – должно быть, невыносимо платить цену, вырванную твоей собственной семьей».

– Я сделал нашу семью первой в империи, – шипел Бокуден. – Ваша неблагодарность принесет вам ужасную судьбу!

– Извини меня, брат, но судьба без твоих усилий поставила нашу семью в это положение, – сказал Риуичи. – Вы были вознесены, как кусок бревна, поднимаемый на гребне волны.

После того как Бокуден был введен в охраняемую комнату в особняке Риуичи, дядя Танико сказал с усмешкой:

– Он прав в определении твоей ответственности за наши усилия по его свержению, Танико-сан. Если бы ты не была столь умной и решительной, я предпочел бы спрятать тебя и Саметомо и позволить моему брату идти своим путем вместе с регентами и сегунами.

– Это привело бы к несчастью, дядя, – сказала Танико. – За шесть месяцев он взбесил бы другие большие военные роды, и они восстали бы против него. И они, без сомнения, почувствовали бы необходимость убить всех Шима по обычным причинам. Это сохранило бы регентство в нашей семье, но отец был бы устранен.

Риуичи засмеялся:

– Без влияния отца или мужа ты теперь действительно вождь нашего клана, хотя я теперь буду иметь этот титул. Я попрошу, чтобы ты была приглашена на собрания Совета бакуфу, как вдова прежнего сегуна. О таких вещах нельзя не услышать. Теперь империя Сун – то, что осталось от неё, – управляется матерью мальчика-императора, вдовствующей императрицей. И среди нас, самураев, это всегда было обычаем для жены – брать на себя обязанности мужа по управлению делами, если он убит или тяжело ранен. Так и теперь, после нашего маленького сегуна наступит черед его двоюродного брата из регентов, и затем за регентом – очередь Амы-сёгун – Нун-сёгун.

– Я далека от готовности уйти в монастырь, дядя, несмотря на то, что сказал мой отец, – ответила Танико в волнении, но скромно потупив глаза. – Но без тех лет обучения и медитации с Ейзеном я бы никогда не была готова воспользоваться этим моментом. Я бы никогда не была готова защитить Саметомо от убийства и уберечь Страну Восходящего Солнца от Бокудена. Как раз вовремя. Несомненно, Слон пошлет армию, чтобы стереть нас с лица земли. И я знаю о монголах и их Великом Хане больше, чем кто-либо на Священных Островах.

«За исключением одного человека, – подумала она, – который знает больше меня о том, как они ведут войну. Но как я могу найти его?»