"Монах: последний зиндзя" - читать интересную книгу автора (Ши Роберт)

Глава 21

Шесть отрубленных голов, насаженных на длинные шесты, выступали из темноты на фоне облачного неба. Сначала, поднимаясь в гору, Дзебу и его люди видели только головы, маленькие черные овалы вдалеке. Затем, когда они достигли вершины холма, они увидели укрепление, с его коричневым частоколом на гребне, до которого можно было дойти за половину дня. Они могли видеть птиц, налетающих и мечущихся вокруг насаженных голов, и слышать их отдаленные крики, когда птицы отрывали оставшиеся куски мяса.

Вчера у подножия этих гор на северо-западном берегу Хонсю Дзебу и Юкио со своими людьми встретили караван купцов, идущих из Осю, куда спешил Юкио. Купцы рассказали им, что солдаты в укреплении у Атака казнили шестерых монахов, идущих на север, по подозрению в том, что они были сторонниками Муратомо-но Юкио, пытавшимися укрыться от гнева сегуна.

– Сегун переворачивает вверх дном всю страну, чтобы найти своего бежавшего брата, – сказал глава купеческого каравана. – Я советую вам, святые отцы, отложить ваше путешествие и повернуть назад, а не пытаться перебраться через пограничные укрепления прямо теперь. Солдаты скорее отрубят несколько невинных голов, чем дадут кому-либо из врагов сегуна случайно уйти. Конечно, у вас могут быть дела на севере, из-за которых стоит рисковать своими жизнями.

Узкие глаза купца проницательно всматривались в лица Дзебу, Юкио и двенадцати человек, идущих с ними. Дзебу надеялся, что он признает в них группу ямабуси, буддистских горных монахов. У них были бритые головы, и одеты они были в шафрановые одежды и рваные стеганые халаты, чтобы выдержать холод Десятого месяца, зубы которого становились острее, чем у волка, по мере того как они продвигались на север.

– Будда позаботится о нас, – набожно ответил Дзебу купцу. Его усы и волосы были сбриты, только рост и серые глаза могли выдать его. – Если пришло наше время умирать, мы не боимся, потому что выполняем свой долг.

– Будда не позаботился о шести монахах, которые умерли этим утром, и им было страшно умирать, – сказал купец. – Все их молитвы не помогли им. Они просили за свои жизни. Вы кажетесь храбрее. Больше походите на самурая, а не на монаха. – Снова он бросил задумчивый взгляд на Дзебу и его людей.

Дзебу засмеялся:

– Я не самурай, благородный господин, уверяю вас.

Купец пожал плечами.

– Кто вы – это не моё дело. Я не желаю господину Юкио зла. С другой стороны, будет безопаснее путешествовать, когда сегун будет хозяином везде. Господин Хидейори несёт нам мир…

Теперь Юкио и Дзебу осматривали укрепление, которое преградило им путь к Осю. Оно стояло на самой высокой точке между двумя багряно-чёрными утесами, посыпанными снегом, которые возвышались как пагоды, построенные великанами.

– Недалеко отсюда находится Тонамияма, где мы впервые вели монголов на битву против Такаши, – сказал Юкио.

– Мы постараемся обойти это укрепление, – сказал Дзебу, думая только о настоящем, следуя взглядом за серпантином нитевидной тропы между соснами и валунами вверх, к воротам маленькой крепости. – Мы могли бы взобраться на пики или обойти их с востока или с запада.

– Это будет слишком долго, – сказал Юкио. – У нас недостаточно припасов, а в горах негде взять пищу. Кроме того, к западу и востоку есть другие укрепления.

– Юкио, который вёл воинов в атаку при Итиноте, перепрыгнет эти горы как олень.

– Лучше несколько дней идти голодными, чем потерять свои головы, – проговорил он. – Вспомни, что вчера сказал нам купец. Если я умру, то принесу мир империи. Даже если это не так, мои страдания окончатся.

Отчаяние, которое охватило Юкио в Хэйан Кё, когда он впервые узнал, что его брат ополчился против него, углублялось с каждым разом, когда судьба от него отворачивалась. Тем больше планов и решений предлагал ему Дзебу. Именно Дзебу нашел для них монастырь зиндзя, чтобы спрятаться в нем после кораблекрушения в проливе Симоносеки. Зиндзя желали помочь Юкио. Из-за того, что они помогали Муратомо в Войне Драконов, Хидейори стал им угрожать и беспокоить их в последнее время. В монастыре Юкио узнал, к своей великой муке, что самураи, которым он доверил Шисуми, предали его при первой же возможности и выдали ее людям Хидейори. Это вызвало у Юкио приступ диких рыданий.

Оставшись с несколькими сторонниками, Юкио не имел иного выхода, кроме как искать убежище. Некоторые вельможи оказывали открытое сопротивление Хидейори, и среди них распространилась «симпатия к командиру», по выражению людей, помнивших титул, из-за которого Хидейори завидовал Юкио. В течение двух лет Юкио и его людям удавалось переходить из одного убежища в другое, таясь, находя укрытие в монастырях, замках дружественных самураев и домах простых людей. Хидейори устроил величайшую охоту в истории Священных Островов, посылая армии бакуфу во все концы империи, обыскивая дом за домом в столице и даже угрожая старому Го-Ширакаве и молодому Камеяме «неблагоприятными последствиями», если они не окажут ему искренней поддержки. Хидейори использовал угрозу восстания, чтобы задавить возможное недовольство новым правительством, которое он создавал. Доброжелатели Юкио теперь помогали ему с растущей неохотой. Единственным местом, которое ему осталось, была земля Осю, далеко на севере, столь удалённая и мощная, будто была почти королевством по своему собственному праву.

Сейчас Дзебу и Юкио стояли на горной вершине в провинции Кага, перед пограничным укреплением, которое закрывало им путь через горы, на север. Их люди, безоружные и бритые, сидели вдоль узкой тропы, которая была частью дороги Хокурикудо, отдыхали. Молодой Сензо Тотоми, который был одет как носильщик, встал на колени и отвязал золотой сундук, переносной буддистский алтарь, который он нес на спине. Несмотря на то что Юкио отклонил его предложение помочь, сын генерала Сензо не сомневался, присоединяясь к тем, кто сплотился вокруг Юкио, когда тот открыто поссорился с Хидейори. Сейчас он поставил алтарь на чётырех ножках рядом с Юкио.

– Только с моей смертью остановится это бессмысленное убийство! – сказал Юкио, глядя на шесть голов на шестах вдали.

Сензо Тотоми сверкнул глазами, как молодой тигр.

– Любой человек, умерший ради тебя, мой господин, умер хорошо!

Дзебу спросил:

– Действительно ли ты веришь, Юкио, что твоя смерть или смерть любого другого положит конец этому убийству? Ты, как и тысячи других, обманут заверениями Хидейори, что ещё только одна смерть нужна для того, чтобы воцарился мир. Если бы ты был мёртв, Хидейори нашел бы необходимыми другие убийства. Придет время, и другие воины бросят вызов ему. Если он умрёт, новые соперники будут бороться за власть, которую он построил. Довольно иллюзий, что пожертвовать своей жизнью ты можешь для того, чтобы принести мир. Твоя обязанность – постараться спасти себя.

Первый раз за долгие месяцы весёлый огонек появился в глазах Юкио.

– Оденься буддистским монахом и сразу же начнешь пустословить! Что нам теперь делать, о святой?

– Возможно, что несчастная группа монахов, опередивших нас, была так наивна, что возбудила подозрения, а мы будем более предусмотрительны, потому что мы более осторожны. – Он обернулся и обратился к группе: – Если кто-либо из вас имеет при себе оружие, избавьтесь от него сейчас же. Оно выдаст нас, если нас обыщут, а в том укреплении оно будет для нас бесполезно. Нас значительно превосходят по количеству.

С неохотой некоторые из людей достали кинжалы из-под своих шафранных одежд и метнули их в заросли, густо растущие на склоне холма. Дзебу повернулся назад к Юкио:

– Юкио-сан, я хочу, чтобы вы обменялись местами и одеждой с Тотоми!

– Нет! – настойчиво сказал Тотоми. – Для нас унизительно заставлять нашего господина делать работу носильщика, даже если мы хотим спасти свои жизни!

– Точно так же подумают люди Хидейори, – сказал Дзебу. – Если мы оденем господина Юкио как носильщика и положим этот алтарь на его спину, его будет труднее узнать, поскольку ни один самурай не пойдёт на такое сильное унижение. Действительно, он носит более богатый плащ, чем у всех нас, и самую красивую одежду. Он выглядит как наш предводитель. Если у них есть подробное описание его внешности, они наверняка узнают его. К тому же там может быть кто-нибудь, кто видел его.

– Это невыносимо! – закричал Тотоми.

– Делай как тебе говорят, Тотоми, – сказал Юкио тихо. – Самурай никогда ничего не делает наполовину. Если мы должны обмануть своих врагов, сделаем это самым совершенным образом, на какой мы способны!

Через несколько мгновений Юкио был одет в рваные одежды Тотоми и накидку из соломы. Тотоми надел новые крепкие деревянные сандалии Юкио, в то время как Юкио остался босым. Все, за исключением Юкио, мучились со стертыми кровоточащими ногами, так как являлись конными воинами, не привычными к длинным пешим маршам.

– Здесь, в рукаве одежды, свиток печальных стихов, Тотоми, – сказал Юкио. – Сохрани их, но не читай. Это смутит меня…

С великим почтением и аккуратностью люди Юкио возложили тяжелый алтарь на спину своего господина. Склонившись под тяжестью алтаря, наряженный в одежду, слишком просторную для него, Юкио казался маленьким и несчастным. Он выдавил улыбку – призрак его былого блеска, и несколько самураев отвернулись со слезами на глазах. Взяв на себя командование, с длинным посохом в руке, Дзебу призвал людей не обращать внимания на свои измученные ноги и стараться выглядеть настоящими ямабуси, которые всю жизнь ходят босиком, совершая паломничество. Юкио замыкал шествие. Он захромал, споткнулся и чуть не упал, выпрямился и устало зашагал с сосредоточенным выражением лица. Тотоми поймал взгляд Дзебу и сверкнул на него глазами. «Эти самураи! – подумал Дзебу. – Тотоми лучше увидеть своего господина обезглавленным, чем терпящим в течение нескольких часов боль и унижение, притворяясь носильщиком…»

По воле гор их продвижение было затруднено ниспосланным ледяным дождём, смешанным со снегом и градом, который барабанил по их шляпам из рисовой соломы и замораживал их руки и ноги. Их цель, укрепление на тропе, исчезла в серой буре, и они могли видеть только на несколько шагов перед собой.

Как только путники достигли укрепления, промокшие и изнуренные, буря откатилась, прогнанная воющим ветром, который продувал их мокрые одежды и примораживал грубое сукно к коже. Шёлковое знамя, украшенное Белым Драконом Муратомо, шелестело над воротами. Небо теперь было голубым, а солнце, опустившееся на засыпанные, снегом зубья утеса на западе, блестело на узорах серебряных шлемов шести стражников, которые медленно, угрюмо выстроились вдоль дороги в линию перед пограничным столбом. В мирное время солдаты быстро стали привыкать к удобствам. Они явно злились из-за того, что им пришлось покинуть укрытие и тёплую жаровню.

– Ещё монахи, – сказал один из стражников. – Давайте снимем им головы, как мы поступили с теми, другими, и уберемся с этого ветра! – он говорил с резким акцентом восточных провинций, составляющих опору Хидейори.

– Убивать монахов – грех, – запротестовал другой.

– Нет, – если они не настоящие монахи!

Во время этого диалога Дзебу стоял спокойно, со сложенными перед собой руками, как будто бы не слыша стражников, обсуждающих его возможную судьбу. Люди за его спиной терпеливо ждали. «Всё теперь в руках Бога», – думал Дзебу. Посовещавшись еще немного, стражники окликнули Дзебу и Сензо Тотоми и приказали им войти в укрепление, которое находилось на небольшом расстоянии от дороги, вверх по склону горы.

– Если наш начальник не поверит рассказу вашего предводителя – что ж, вороны пока голодны! – объявил восточный воин оставшимся из отряда Дзебу. Со смехом он указал на шесть почти голых черепов на шестах над бревенчатой стеной укрепления. Дзебу стало легче оттого, что Юкио не предстанет перед глазами всего гарнизона. Пройдёт ли теперь все хорошо или же их затея провалится, зависело от того, способен ли Дзебу убедить командира поста в том, что они настоящие монахи. По мере того как он поднимался крутой тропой к укреплению, Дзебу чувствовал молчаливое напряжение в людях, которых оставил за собой. Сам он чувствовал себя веселым и счастливым, взяв на себя ответственность за жизнь Юкио и всех остальных. Лишь бы только те горячие головы за спиной ничего не напортили.

В действительности укрепление было старым большим поместьем, состоявшим из низких деревянных построек, возможно, пятидесятилетней давности, служивших для уединения какому-нибудь аристократу. Единственными крепостными сооружениями были недавно поставленный бревенчатый частокол и несколько деревянных квадратных сторожевых вышек. Ветхие одноэтажные залы были переполнены самураями и простыми солдатами, которые отдыхали, смеясь и разговаривая, играя в азартные игры и споря. Из отдалённого дома Дзебу услышал звуки музыкальных инструментов и женские голоса. Дисциплина оказалась ослабленной, некоторые из людей были пьяны. Головы обернулись, когда Дзебу и Тотоми ввели на центральный двор.

– Здоров, как тот, кому следовало быть борцом, а не монахом, – сказал голос в толпе.

– Он будет короче на голову, когда наш палач займется им! – сказал другой.

Командир появился из дверного проема центрального зала. Он был в голубом одеянии, богато расшитом серебром. Его костлявое лицо было квадратным и тяжёлым, со ртом, сжатым в резкую, лишенную губ линию, какую Дзебу часто видел под шлемами самураев в бою. «У него такой же подозрительный вид, как у его хозяина Хидейори», – подумал Дзебу.

– Я начальник Шинохата! Я являюсь кенином, вассалом господина сегуна, – сказал командир, его акцент также выдавал восточного воина. – А кто ты?

Дзебу знал, что самураи высоких рангов – кенины, клялись в верности самому Хидейори. Они были столпами нового правительства Камакуры.

– Я Маконго, священник монастыря Дайдодзи в Наро! – сказал Дзебу командным голосом. Краем глаза он мог видеть собирающуюся толпу, Эти ленивые солдаты из-за недостатка развлечений рады бы увидеть скатившуюся в грязь бритую голову монаха, думал он.

– Осторожно! Каким тоном ты говоришь со мной, священник? – сказал Шинохата с презрением. – Шестеро таких, как вы, встретились вчера со своей смертью, так как их ответы мне не понравились!

– Убивать слуг Будды великий грех, приносящий на землю ужасные проклятия всем, кто виновен в этом! – сказал Дзебу, стараясь вложить в свой голос всю властность, на какую был способен. Ропот поднялся в толпе солдат вокруг него, но был ли это страх или злоба – невозможно было понять.

– У нас есть приказы! – ответил начальник. – Юкио и его приверженцы должны предстать перед судом, даже если при этом будут убиты тысячи невинных.

Несмотря на безжалостные слова, в его голосе чувствовались ноты самозащиты. «Этот человек стыдится того, что он делает», – подумал Дзебу. Он почувствовал волнение человека, пытающегося поднять тяжелый камень, стараясь отыскать верную точку опоры. Он устремил глаза вниз и набожно сложил руки.

– Такая речь причиняет мне боль. Моя жизнь была посвящена ахинее – непричинению вреда никому из чувствующих созданий!

Тем же удручённым голосом Шинохата сказал:

– Согласись теперь вернуться назад, отец Маконго, и вам нечего бояться меня и моих людей.

– Так не должно быть! – спокойно сказал Дзебу. – Как и вы, я имею предписания!

– Почему ты должен перейти границу, священник?

Полагаясь на Господа в неожиданностях, подобных этой, Дзебу не заготовил наперёд ответа. Даже взятое им имя и название монастыря пришли ему на ум во время речи. Теперь он вспомнил, что Дайдодзи был одним из монастырей великого Наро, сожжённых Такаши в наказание за поддержку восстания Мотофузы и Мочихито в Хэйан Кё. Большинство его монахов погибло в этой катастрофе. Почему Господь выбрал Дзебу такое несчастное место, чтобы тот выдал его за свой монастырь? Затем вдохновение пришло к нему:

– Знайте, начальник Шинохата, что монастырь, в котором я служил, был сожжён Такаши в последнюю Войну Драконов. По приказу его императорского Величества он должен быть теперь восстановлен. Мы, монахи, служащие в Дайдодзи, отправились во все земли Священных Островов, прося каждого пожертвовать для нашей святой работы. Моей партии предназначено обойти все провинции в Хокурикудо, чтобы получить обещания пожертвований. Если ты предпочтешь убить нас, ты просто освободишь нас от страданий. Нет сомнений, что за наше мученичество мы получили награду в грядущих воплощениях!

Голос из толпы самураев призвал:

– Пожалуйста, разреши им пройти, господин Шинохата! Это не обычные монахи, а мученики из одного из величайших монастырей на земле. Если ты пощадишь их, ты искупишь тяжёлый грех, который мы на себя взяли, убив тех монахов вчера.

– Такаши никогда не выигрывали битв после того, как сожгли монастыри в Наро, – сказал другой человек.

«Самураи стали благоговейней относиться к религии, чем относятся к ней аристократы или прихожане при дворе, – подумал Дзебу. – Это идет от их беспокойной жизни».

– Я думаю дать вам дорогу, – сказал Шинохата. – Если я буду убивать каждого монаха, поднимающегося по этой дороге, мой грех, конечно же, станет таким тяжёлым, как одна из этих гор. Но я должен увериться в том, что вы те, за кого себя выдаете. – Он немного подумал. – Если вы ищете пожертвований, священник Маконго, вы, должно быть, несёте свиток ходатайства, чтобы читать тем, к кому вы заходите. Дайте услышать его, и я буду судить о том, та ли это миссия, о какой вы говорите…

На мгновение голова Дзебу опустела. Но Господь пришел на помощь ему. Он вспомнил о свитке стихов, о котором упоминал Юкио. И прилив фраз из буддистской литературы заполнил его мозг. Часть его раннего обучения как зиндзя включала ознакомление с основными религиями страны, а позже он часто слушал проповеди буддистских монахов. Дзебу повернулся к Тотоми, который, соображая, уставился на него, и тронул его руку:

– Свиток, пожалуйста!

После недолгого замешательства Тотоми всё вспомнил, вынул свиток Юкио из своего рукава и вручил его Дзебу. Дзебу ступил на веранду главного строения, принадлежавшего Шинохате, и встал так, чтобы никто не мог зайти ему за спину и убедиться, то ли он читает. Он развернул свиток и, делая вид, будто бы он читает, начал говорить громким голосом:

– «Свиток священника Маконго, которому предписано пройти по провинциям Хокурикудо, с почтением просить всех от мала до велика жертвовать в помощь святой работе по восстановлению Дайдодзи в Наро. Как всем известно, мы живем в такое время, которое называется Маппо, Последние Дни Закона, когда люди предаются страсти и вину и страна охвачена гражданской войной, огнем, землетрясениями, голодом и чумой. Увы! Какая она несчастная!..

Одним из чёрных дел этого тёмного времени был святотатственный поджог наиболее прекрасного монастыря Дайдодзи. Четыре тысячи монахов и их жёны и дети погибли при пожаре. Вряд ли крики грешников среди костров неистовства Восьми Горячих Чертей были более жалостными, чем их крики! Бесценные древние произведения искусства обратились в дым! Самым большим позором было то, что огромная бронзовая статуя Будды, самая большая на Священных Островах статуя мудреца Сакиа, обратилась в бесформенную массу шлака!..

За это осквернение Такаши заплатили дорого. Та злобная толпа, которая ненавидела человечество и закон Будды, теперь страдает в муках Эмма-О, короля подземного мира, и его тюремщиков. Такова судьба всех, кто причинит зло слугам Великого Будды! – Дзебу произнес последнее утверждение громогласным голосом и охватил Шинохату и круг самураев угрожающим взглядом. – Дайдодзи, такой, каким он был, никогда не будет воссоздан! Но мы надеемся построить другой блистательный монастырь на его руинах. Великий Будда будет возрожден из меди и золота, со священным драгоценным камнем на его величественном лбу!..

Подобно Будде и его ученикам, выходившим ежедневно со своими чашами прошения, я, Маконго, стою перед вами, плача и прося пожертвований! Если те, кто разрушил Дайдодзи, заслужили плохую участь, то те, кто поможет восстановить его, насладятся доброй судьбой в равном количестве, в соответствии с самым справедливым законом о причине и следствии. Они достигнут дальнего берега совершенного знания. А те, кто будет препятствовать нам, будут повержены в огненные ямы и станут там причитать тысячу раз по тысяче жизней!..

Небольшой жертвы будет достаточно, чтобы заслужить бесконечную милость Будды. Кто, кто не подаст? Сказано, что даже тот, кто подаст горсть песка, чтобы помочь построить пагоду, заработает хорошую участь. Насколько же лучшая уготована тому, кто подаст что-то ценное?!

Сочинено мной, Маконго, для получения пожертвований. Десятый месяц Года Петуха».

Дзебу опять строго огляделся вокруг. Его слушатели отступили под взглядом его блестящих глаз. Он поспешно свернул свиток и отдал его Тотоми, который быстро его спрятал.

Вначале робко, самураи начали подходить, вручая Дзебу небольшие подношения – кольца, ожерелья, китайские монеты, резные изделия. Дзебу величественно подал знак Тотоми собирать подношения.

– Я прочитал мой свиток ходатайства не для того, чтобы собирать здесь дары, а лишь для того, чтобы успокоить ваши подозрения, – сказал Дзебу Шинохате. – Но поскольку ваши люди, кажется, желают помочь нам, может быть, вы можете снабдить нас походными ящиками, чтобы мы смогли сложить туда подношения?

– Я должен предпринять еще одну предосторожность, – сказал Шинохата. – Я должен осмотреть всю вашу партию, перед тем как выпустить вас.

Он спустился с галереи и важной походкой самурая направился к воротам в частоколе, Дзебу неохотно пошел за ним, сопровождаемый Тотоми.

– Это отвратительно для меня, – сказал Шинохата, его неправильные черты становились мягче. – Конечно, господин сегун имеет все права делать, как он думает, необходимое, чтобы улучшить порядок в стране. Но все же я горько сожалею о повороте событий, который противопоставил друг другу двух великих братьев Муратомо! Я имел честь служить под командованием господина Юкио во время Войны Драконов. Самый доблестный командир!

Дзебу взглянул через плечо на Тотоми, чьи глаза выпучились на пылающем лице. Казалось, он уже готов вспрыгнуть на спину Шинохаты. Наигранно небрежным тоном Дзебу сказал:

– Вы были тогда в проливе Симоносеки, начальник? – Может быть, этот человек в действительности не видел Юкио?

– К сожалению, нет. Князь, которому я служил, ушел из армии Юкио после битвы при Итиноте. Мы остались подчинять силы Такаши в западных провинциях, где сражались рядом с варварами – конниками, которые сопровождали командира из Китая. Но извините меня, священник Маконго, мне кажется, у вас нет желания слушать этот разговор о войне.

Дзебу улыбнулся:

– Будда сам родился в семье воинов!

К этому времени они проследовали через ворота укрепления и оказались среди невысоких изогнутых сосен, спускаясь по крутой тропе, которая вела к месту, где пограничный столб перегораживал дорогу. Их сопровождало около тридцати солдат. Шесть других оставались внизу, охраняя путников, которые на корточках сидели на земле, терпеливо и молча, как настоящие ямабуси.

– Да, но Познавший не остался воином, – говорил Шинохата. – Временами я сам хочу отказаться от этой жизни, променяв ее на ясность, которой можете наслаждаться вы. Но теперь я должен честно выполнить приказ сегуна. Поверьте мне, священник Маконго, здесь есть те, которые наблюдают за всем, что я делаю. – Он взглянул на войско позади, сопровождавшее их спуск со склона горы. – Больше всего мне хотелось бы помочь вам на вашем пути, но я должен сомневаться, чтобы быть уверенным, что это устраивает сегуна.

– Я понимаю, господин Шинохата, – сказал Дзебу, как бы бездумно. – Мы ничего не желаем, кроме мира, и, возможно, мир будет быстрее достигнут, если воины останутся бдительными.

Теперь они достигли выступа чёрной скалы, прямо над дорогой. Шинохата встал там, для равновесия широко расставив ноги. Солдаты позади него образовали полукруг, держа в руках свои луки, мечи и нагинаты.

– Поднимите перекладину! – приказал Шинохата своей страже, перегородившей дорогу. – Дайте этим монахам пройти один за другим!

Дзебу и Тотоми спустились вниз и присоединились к своим товарищам.

– Нам нужно схватить его теперь! – прошептал Тотоми. – Его люди не станут нападать на нас, если мы захватим его как заложника!

– Он будет настаивать на смерти, как и любой настоящий самурай, – сказал Дзебу с усмешкой, которая ускользнула от Тотоми.

Дзебу приказал лжемонахам выстроиться в линию. Подойдя вплотную к Юкио, он прошептал:

– Он мог видеть тебя раньше! Опусти голову вниз!

Он стоял у подножия скалы, с которой Шинохата смотрел, как монахи в оборванных одеждах устало проходили мимо.

– Пусть они снимут свои шляпы! – сказал Шинохата.

Дзебу отдал приказ, и те, у кого были конические соломенные шляпы, защищавшие от стихии, обнажили свои головы. Юкио, согнувшись под переносным алтарем, шёл, пошатываясь, в хвосте процессии.

– Вы заставили самого невысокого монаха нести огромный тяжелый алтарь! – заметил Шинохата.

– Он не монах, – сказал Дзебу. – А всего лишь мирской брат, носильщик.

Как раз когда Юкио, который остался далеко позади всех, поравнялся с Шинохатой, он наступил на камень, лежавший на тропе, и упал. Алтарь с гулким треском повалился на бок. Юкио, вставая с четырех точек, взглянул прямо в лицо Шинохате. Дзебу услышал, как Шинохата поперхнулся. Он увидел в изумленных глазах самурайского командира, что тот, кажется, узнал Юкио.

В этот момент Господь надоумил Дзебу. Он бросился к Юкио, размахивая своим посохом. Одна половина его рассудка заставила палку опуститься на спину Юкио.

– Неповоротливая обезьяна! – закричал он. – Как осмелился ты позволить алтарю Великого Будды упасть на землю! Немощь! Ты постоянно задерживаешь нас, а теперь еще уронил святой алтарь! Встань и подними алтарь, а не то переломаю все твои хрупкие рёбра!

Он с силой стукнул Юкио палкой, когда тот подполз к упавшему алтарю и подставил под него спину. Пожирая взглядами Дзебу, два человека Юкио подошли помочь ему возложить груз на плечи.

– Назад! – заорал Дзебу, размахивая своей палкой. – Простой носильщик не имеет права на помощь монахов!

В конце концов Юкио взгромоздил этот ящик на четырех ножках на свою спину и обвязался для безопасности. Согнувшись вдвойне, он снова побрел вперед. Шинохата выглядел потрясенным.

– Я на миг подумал… – он запнулся. – Но ни один самурай не ударит своего господина так, как ты дал этому носильщику. Даже спасая его жизнь.

Он сердито оглядел своих людей, как бы вызывая их разрешить его подозрения. Солдаты стояли молча, удивленные приступом бешенства у огромного монаха, ударившего маленького носильщика. Так же молчаливо, грозными взглядами окидывая Дзебу, стояли остальные лжеямабуси. Сензо Тотоми, уже на некотором расстоянии от границы, казался почти сумасшедшим от ярости.

Шинохата оглянулся на Дзебу.

– Вы замечательный человек, священник Маконго! Я сожалею, что мы угрожали вам и задержали вас. В виде извинения я пошлю вдогонку за вами гонца с несколькими кувшинами саке.

– Монахи не пьют саке, – напомнил ему Дзебу.

– Конечно, нет! Но даже при этом вам будет прощена капля, выпитая, дабы сберечься от простуды на открытом горном воздухе. – Он взглянул вниз на дорогу, на маленькую фигуру, согнувшуюся под алтарем, и Дзебу увидел слёзы, стоящие в его глазах. – Горы так обширны и утомительны, а человек так мал и хрупок!

Завеса солнечного света поднялась из-за черных пиков на западе и позолотила горы на востоке. Укрепление скрылось за склоном, покрытым сосновыми рощами. Дзебу бросился на землю перед Юкио, который освободил плечи от алтаря. Слёзы полились по щекам Дзебу.

– Прости меня, Юкио-сан! – рыдал он. – Не знаю, как я мог сделать это! Накажи меня, если считаешь нужным!

Тотоми выпрыгнул вперёд:

– Дай мне убить его, господин! За то что он ударил вас, он заслуживает смерти!

Юкио рассмеялся:

– Что ты будешь делать, Тотоми, вышибешь его мозги камнем? Ты забыл, что этот монах Дзебу мудро приказал нам выбросить оружие? Будто бы знал, что мы собираемся сделать что-то возмутительное. Дзебу, ты, наверное, ждал долгие годы, чтобы дать мне хорошего тумака палкой между лопатками?

Сначала робко, потом громко, как будто бы облегчение дохнуло на них, люди рассмеялись. Даже Тотоми присоединился ко всем. Никто не хочет в действительности умереть, даже Дзебу. Пасть в бою – это одно, и совсем другое по-настоящему желать смерти.

Топот бегущих ног эхом отозвался в тишине гор. Три солдата в сумерках спешили по тропе. Зябкая мысль, что Шинохата послал вслед за ними войска, чтобы задержать их, шевельнулась в голове Дзебу. Затем он увидел, что люди были безоружны и что большие кувшины с саке прыгали на их спинах.

– Привет от господина Шинохаты вашему святейшеству! – выдохнул один из них, когда они преподнесли вино отряду Дзебу. Кто-то из людей Дзебу развёл огонь, и Дзебу пригласил трёх солдат отведать с ними вина. К сожалению, солдаты согласились остаться, и поэтому беглецы не могли свободно праздновать свой побег, а продолжали притворяться монахами.

Юкио, оставаясь в роли носильщика, прислуживал во время ужина, состоявшего из сушеной рыбы и рисовых пирогов. Дзебу почувствовал, что вино разгорячило его, как матроса красный фонарь. Он наслаждался тем, что удалось выпутаться в испытании на заставе, и был несчастным оттого, что ударил Юкио. Противоречивые чувства разрывали его на куски, подобно тому как у монголов лошади разрывают пополам закоренелого преступника. Он больше не мог сидеть спокойно. Он вспрыгнул на ноги, подхватив свой посох, и держал его горизонтально перед собой. Он пустился в пляс, гордо вышагивая влево, затем быстро перепрыгивал вправо, потом делал оборот. Это был танец молодого человека, который он узнал в монастыре Вотерфоул год назад. Его спутники смотрели, разинув рот, но солдаты смеялись от души и хлопали в ладоши в такт поступи Дзебу. Юкио сделал барабан тайко и отбил сложный ритм. Танец Дзебу становился всё более зажигательным и диким, по мере того как он изливал в нём всё, что чувствовал: горе падения Юкио, злость на Хидейори и его приспешников, страсть к Танико, радость оттого, что он жив, горе оттого, что жизнь кончается. Он поразил зрителей серией воздушных акробатических трюков и закончил тем же медленным и величественным боковым шагом, как и начал.

Подняв фонарь, чтобы осветить путь, солдаты неохотно попрощались с этой удивительно весёлой группой монахов. Когда они ушли, Дзебу снова бросился на землю перед Юкио, ударив лбом перед босыми ногами вождя.

– Мой господин Юкио! Можешь ли ты и впрямь простить меня?

Юкио печально улыбнулся.

– Я могу простить, что ты бил меня, – сказал он спокойно. – Это ничто. В чём я не уверен, так это в том, что смогу простить твое вечное желание спасать мою жизнь. Когда я упал, встретился глазами с командиром этого укрепления и понял, что он узнал меня, я почувствовал огромное облегчение. Зачем ты спас меня? Ты не можешь представить, Дзебу-сан, как мало мне хочется цепляться за эту жизнь! – Он повернулся и пошёл в темноту.

Держа в руке Камень Жизни и Смерти так, что свет гаснущего костра отражался красным в глубинах кристалла, Дзебу сел там же, где стоял, и заплакал.