"Монах: последний зиндзя" - читать интересную книгу автора (Ши Роберт)Глава 18Хидейори прижал свою руку к её груди, Танико не противилась. В его глазах мелькнула тень удивления. – Ты начинаешь находить меня более привлекательным? – Я всегда находила вас привлекательным, мой повелитель. Мне только хотелось бы знать, что нашли вы в несчастной старой женщине. Танико осторожно ускользнула от него и начала наливать чай из кубка династии Тан, которому было около трехсот лет. – Мой повелитель знает, что я бабушка? – Ты никогда раньше об этом не упоминала! Это не был прямой ответ. Она была уверена, что он знает о ней почти всё. Хидейори уселся, скрестив ноги, поправил чёрный халат на коленях и стал потягивать пенящийся чай из изящной чаши, покрытой глазурью в том же стиле, что и кубок. Его опочивальня напоминала келью аскета, но предметы, которыми он пользовался, были, словно у императора, драгоценными и красивыми. – Мой внук вчера прибыл в Камакуру, – сказала Танико, обернув свои руки полами одежды и спокойно разглядывая их. Это дело нужно было преподнести с величайшей осторожностью. Возможно, это ничего не даст, может быть, Саметомо обречён. Танико хотела убедить Хидейори пощадить Саметомо, ссылаясь на желание сегуна утихомирить империю. Она обговорила это с Ейзеном прошлым вечером, после приезда Саметомо; монах признал, что её идея имеет смысл. – Но это означает, что ты должна будешь принести в жертву свою жизнь, – заключил учитель дзен. – Никто не должен приносить жертву, и ничье будущее не должно быть принесено в жертву, – возразила Танико. – Твои слова отдают догмами дзен, – парировал Ейзен. Танико знала, что это был невольный комплимент её углубляющимся познаниям. Едва ли когда-либо Ейзен хвалил её, уверенный, как он это излагал, что похвала – это яд, и ей было не нужно, чтобы он говорил ей о её совершенстве. Она понимала теперь, что нельзя познать истину через кого-либо другого и что никто не может дать просветление. Всё, что ты можешь сделать, – это усилить сознание того, что ты уже Будда, Разбуженная Душа. Только ты можешь сделать это для себя. В то время как с каждым днем ее прозрение усиливалось и углублялось медитациями, она находила, что её решения были справедливы для этой ситуации и их последствия были бы благоприятными для всех. В то же время она все меньше беспокоилась о результатах. Она делала то, что должен был делать прозревший человек, и отказывалась беспокоиться о том, примет ли дело тот оборот, какой бы ей хотелось. Теперь гнев угрожал разрушить ее философское спокойствие. Рана, оставленная убийством её ребенка Хоригавой в Дайдодзи, никогда не заживала. Ничто не могло возбудить в ней больший гнев, чем мысль о том, что убивают ребёнка. Было невыносимо уже то, что дети были утоплены и погребены заживо в Хэйан Кё. То, что Хоригава предвидел эти казни и что её собственный отец помогал ему, раскрыло эту старую рану и заставило её снова кровоточить. То, что её внук, сын Ацуи, едва не стал жертвой, лишило её дара речи от ужаса, когда Моко рассказал ей это и представил большеглазого, измученного дорогой ребенка. Сначала её ярость была направлена против самого Хидейори. В конце концов, это он отдал приказ устроить эту резню. Проведя какое-то время в медитации, она поняла, что было бесполезно винить Хидейори, Он прожил с детства рядом со страхом и смертью, и ничто не могло изменить его. Теперь, когда он достиг верховной власти, он стал еще больше опасаться и ощущать уязвимость, чем когда-либо. Как он отличался от Кублай-хана, который легко принял то, что мир принадлежит ему по праву рождения! – Я услышала новости, которые повергли меня в страшное горе, – сказала она Хидейори. – Возможно, это не подействует на вас так, поскольку вы мужчина и воин. А я знаю, что значит, когда ребенка, которого я родила, вырывают из моих рук и убивают, Они убивают детей в Хэйан Кё! Мгновение лицо Хидейори осталось безучастным. Затем он изобразил маску негодования и сочувствия: – Кто убивает детей, Танико-сан? Кто отдал приказ? – Мой отец и принц Хоригава. Они говорят, что по вашему приказу. – Танико ни на секунду не поверила удивленному выражению его лица. В эти дни ничто не совершалось в Стране Восходящего Солнца без его ведома и разрешения. – Я повелел наказывать смертью тех Такаши, которые угрожают нашему миру, – сказал Хидейори. – Вот почему я подписал указ о казни Нотаро. Я никогда не предполагал, что нужно убивать детей! – Я рада услышать это, – сказала Танико быстро. – Мой внук принадлежит к Такаши, но ему только четыре года, и я уверена, что у него нет желания поднимать восстание против вас. Хидейори отвел взгляд от неё и в продолжение длительного времени молчал. «Сейчас решится, – думала она, – будет Саметомо жить или умрёт. Хидейори знает, о чем я собираюсь просить его. Он решит, приказать ли убить ребенка или позволить ему жить со мной». Наконец Хидейори повернулся к ней, и она увидела нерешительность в его чёрных глазах. Её влияние на него было сильным. – Кровь Согамори и Кийоси течёт в его жилах. Нет других причин, из-за которых Хидейори не желает существования мальчика. – Кровь Аматерасу, прародительницы Камму, течёт в его жилах. Уже за это им можно дорожить. Хидейори покачал головой: – Это только делает его более опасным! – Помимо этого мальчик – внук Шимы Танико, – тихо сказала Танико. – Значит ли это что-нибудь для вас? – Если бы это ничего не значило, он уже был бы мёртв. – Если бы мой господин нашёл в своем сердце место для Саметомо, моя благодарность не знала бы границ. Хидейори хранил молчание. Каждый раз, когда она говорила, он взвешивал ее слова, осторожно продумывая свой ответ. Наконец он издал короткий резкий смех. – Это насмешка! Вот оно – падение Согамори! Не его ли страсть к любовнице моего отца госпоже Акими заставила его пощадить жизнь Юкио, а заодно и мою? Должен ли я ради тебя вырастить потомство Красного Дракона, чтобы он мог в свою очередь разрушить мой клан? Теперь настало время обратиться к нему с предложением. – Вы в силах изменить цвет потомства с красного на белый, мой господин. Примите его как своего сына! Хидейори посмотрел удивлённо и возмущенно. Он открыл рот, чтобы сказать, но она опередила его: – Извините, что я предложила это, но ваша судьба – не иметь собственных детей, У вас нет сына, чтобы унаследовать сегуна, титул который вы завоевали себе. Если вы выберете наследника среди ваших родственников, вы сделаете одну семью слишком могущественной, а остальных – завистливыми и мятежными. Все родственники этого мальчика мертвы, за исключением меня. Сделайте Саметомо своим сыном, и ваше дело станет его делом. Вам не нужно будет никогда бояться, что он поднимет восстание против вас. Действительно, он потомок Согамори и Кийоси, но где лучший путь залечить раны этих лет гражданской войны, нежели объединить Красного Дракона и Белого в одной семье? Если у вас нет сыновей вашей собственной крови, достойнейшей на земле, то, по крайней мере, вы можете выбрать наследника из предыдущего прекрасного рода, которым является великий род Такаши. Хидейори всё больше хмурился. – Почему я должен заботиться о том, кто после меня станет сегуном, когда я уйду? Танико пожала плечами. – Действительно, не нужно. Если вы не будете думать об этом, самураи, несомненно, перейдут на сторону вашего младшего брата Юкио, у которого есть собственный сын. Возможно, это вас только обрадует. Глаза Хидейори блестели яростью: реакция, которой она ожидала. – Никогда мой кровный брат или его отпрыск не будут моими преемниками! – он сделал паузу на мгновение. – Возможно, ты права. Я должен выбрать своего наследника, и мальчик послан мне судьбой для этой цели. Но если я приму сына, он будет нуждаться в матери, а мне будет нужна жена. Я желал тебя всегда, с тех пор как встретил, – Хидейори сжал руки под складками одежды. Она знала, что его тянет к ней, но он сдерживает себя. – Будешь ли ты спать со мной и выйдешь ли за меня замуж, когда князь Хоригава будет уничтожен? Ты не забыла обет, о котором говорила? – Ейзен уверил меня, что я могу отказаться от обета по достаточно веской причине. Он говорит, что прошлое не может связывать настоящее, потому что настоящее – это всё, что есть. В действительности она не обсуждала это с Ейзеном, но замечание насчёт прошлого и будущего было однажды им высказано. Хидейори покачал головой: – Мне не нравятся высказывания монаха Ейзена. Я говорил с ним, и он показался мне еретиком. Я подозреваю, что учение секты дзен является не религией, а лишь пародией на религию. – Изучение дзен послужило для меня источником мудрости, мой господин. – Твой внук жив лишь потому, что он твой внук, Ейзену было разрешено обосноваться здесь и собрать учеников вокруг себя только потому, что он твой учитель. Иначе я бы давно уже его выгнал. Я собираюсь ввести порядок и дисциплину среди этих непокорных монахов, которыми кишат Священные Острова, – так же, как я поступил со всеми другими опасными элементами. Танико знала, что «опасные элементы» означают Юкио. Как только она узнала, что Юкио убил Ацуи, она перестала отстаивать его дело перед Хидейори. Она не могла поверить, что Юкио, как думал Хидейори, был его опасным соперником, замышлявшим использовать свои победы как ступени к высшей власти, но было так же трудно представить Юкио убившим несчастного невинного мальчика. Если он сделал одно, то, возможно, он был способен сделать и другое. – Независимо от того, что сказал Ейзен, я верю, что твой обет связывает тебя, и я не буду спать с тобой. – Хидейори слабо улыбнулся. – Ты, несомненно, знаешь, я не испытываю недостатка в женщинах, желающих разделить со мной опочивальню, хотя ты и говоришь, что я бездетен. Я хочу тебя, потому что ты самая красивая и мудрая из всех женщин, которых я когда-либо знал. Когда мы поженимся, я буду спать с тобой не просто ради наслаждения, а для того, чтобы действительно обладать тобой. Его зрачки расширились настолько, что, казалось, превратились в огромные чёрные омуты, в которые она боялась упасть. Она не обратила внимания на страх, который захлестнул ее. Она спасала жизнь Саметомо, не помня себя. – Будет ли Саметомо жить и будет ли он со мной? – Сейчас – да. Что касается будущего, я обдумаю твое предложение и всерьёз займусь мальчиком. Если его поведение хоть раз даст мне причину сомневаться в нем, он будет моментально предан забвению. Танико кивнула головой в знак одобрения, но внутренне она ликовала. Она выиграла! Понимая, что цена её победы – это, возможно, замужество с Хидейори, она решила добиться от него больших уступок. – А что в отношении тех детей, которых убивают в Хэйан Кё от вашего имени? Вы и этому положите конец? Хидейори улыбнулся: – Настоящий самурай имеет жалость к беззащитным. Ради тебя я прикажу остановить убийство детей, а также из-за того, что я хочу, чтобы в летописях обо мне вспоминали как о человеке сострадательном. Танико взболтала зелёную жидкость в кубке до того, как она начала пениться, и налила Хидейори ещё одну полную чашу. – Красивый жест, мой господин, но его может не запечатлеть летопись, если все осуждённые дети будут мертвы к тому моменту, когда ваш приказ дойдет до Хэйан Кё. Именно князь Хоригава и мой отец запятнали вашу репутацию кровью. Если бы вы наказали их, то это бы показало миру, что они действовали против вашего желания. Хидейори взглянул на нее, потрясённый. – Ты советуешь мне наказать твоего собственного отца? Где твоя дочерняя жалость? – Мудрец сказал, что жена должна оставить своих собственных отца и мать и посвятить жизнь мужу и его семье. Предвосхищая нашу свадьбу, я ставлю ваши интересы выше, мой господин! – Разве это было бы в моих интересах – восстановить твоего отца против себя? Ваш клан, Шима, всегда был моей главной поддержкой. – Это как раз то, из-за чего вы не должны позволять моему отцу становиться слишком могущественным. Он верит в то, что он сделал вас сегуном. Он думает, что хозяин он, а не вы. Кто знает, что они с Хоригавой и Го-Ширакавой замышляют там, в столице? – Простейший путь влияния на Хидейори состоял в том, чтобы возбудить его подозрения. – Мой дядя Риуичи мог бы послужить вам как предводитель клана лучше, чем мой отец. – Ты предлагаешь мне устранить твоего отца от главенства в вашем клане? Иногда мне кажется, что твои замыслы даже шире и мудрее, чем мои. Может прийти время и для такой решительной меры. Теперь же я дам почувствовать твоему отцу и князю Хоригаве свое разочарование, но я не буду так суров, как ты предлагаешь. Я обязан им. Время от времени, когда меч Согамори мог упасть на меня, они меня укрывали. Танико презрительно воскликнула: – Мой господин, никто не знает этих двоих лучше меня! Хоригава день и ночь оказывал давление на Согамори, чтобы тот убил вас! Я была у Хоригавы на празднике поднимающейся воды в честь победы Такаши над вашим отцом, офицером Домеем. «Гниды порождают вшей», – сказал Хоригава в тот вечер, имея в виду вас и Юкио. Он изменился, только когда понял, что вы могли быть полезны ему. В отношении моего отца я уверена, что он никогда не скажет вам, что я первой внушила ему защищать вас. Я написала ему письмо сразу же после вашего отъезда к нему, убеждая, что вы будете ему более полезны живым, нежели мёртвым. – Я никогда не знал об этом! Я думал, что испугал и оттолкнул тебя в тот день, когда приехал в Дайдодзи, разыскивая Хоригаву. Почему ты это сделала? Тебя влекло ко мне даже тогда? – Честно говоря, нет, мой господин! – «Дзебу и только Дзебу заполнял мое сердце в те дни», – думала она. – Я просто вмешивалась в политику. Это было всегда моим пороком. – Пороком? Едва ли. Хотя ты и женщина, ты больше понимаешь в государственных делах, чем большинство мужчин. Возможно, в прошлой жизни ты была императором или премьер-министром. – Моя неизлечимая потребность втягивать себя в политику заставила меня устроить свидание Согамори и госпожи Акими, матери Юкио, – говорила Танико. – Как вы знаете, именно она заставила его убрать руки от Юкио, а также от вас. Хоригава был так разозлен из-за того, что ваши жизни пощадили! Он сослал меня в глушь. Вот кто этот человек, которому вы обязаны, как привыкли считать. Хидейори посмотрел на неё с удивлением. – Я никогда не знал, что ты приняла участие в этом деле. Это прибавляет мне решительности в том, чтобы сделать тебя главной женой сегуна. Жена сегуна! Голова Танико закружилась от возбуждения. Не всякая императрица могла бы обладать такой властью! – А что же с Хоригавой? – спросила она мягко. – За то, что он причастен к смерти моего деда, отца и многих других моих родственников, он заплатит длинным запоздавшим путешествием в ад. Вознаграждая его за его содействие мне, которое сделало возможным окончательную победу Муратомо, я прослежу, чтобы его осиротевшая вдова, госпожа Танико, не только была окружена подобающей заботой, но и возвысилась! – Хидейори усмехнулся. – Это устраивает тебя, Танико-сан? Танико склонила голову. Она знала, Ейзен скажет, что желание отомстить следует преодолеть, но она не могла не чувствовать волнение от мысли, что ради неё самый могущественный человек империи собирался позаботиться о смерти Хоригавы. – Это устраивает меня, – прошептала она. – Но все же, – Хидейори покачал головой. – Неужели внук Согамори унаследует мой титул сегуна? Получит все, что я создал?! То, что Муратомо взрастили, сбросив Такаши, пожнет Такаши? Это как если бы Согамори в конце концов победил! – Кто настоящий отец ребенка? – спросила Танико, приготовившись к его возражению. – Разве не тот, кто растит и воспитывает ребенка? Саметомо никогда не знал своего отца. Ему только четыре года. Вы будете его отцом, и великие предводители Муратомо будут его предками. Это вы, а не Согамори, выиграете в конце, потому что последнего ребенка его ветви вы превратите в Муратомо! Хидейори посмотрел на неё с восхищением. – Твой ум пронзает, как меч, прямо сердце врага! Именно поэтому я хочу сделать тебя своей женой! – Затем выражение его лица помрачнело. – Но есть ещё одна уступка, которую ты должна мне сделать. Я знаю, что Юкио был твоим спутником в Китае и что ты придерживаешься высокого мнения о нем. Ты всегда уговаривала меня оправдать его. Теперь я настаиваю, чтобы ты отказалась от дружбы с ним ввиду благосклонности ко мне. Я узнал, что он стремится уничтожить всё, что я построил. Танико вздохнула. Эти годы в Китае казались столь отдаленными! Теперь она была другой женщиной. Она снова увидела Дзебу таким, каким он был в ставке Кублай-хана, там, вдали, в тот день, когда они воссоединились. Трудноузнаваемый в своей монгольской шапке, с исхудавшим лицом, с повисшими рыжими усами, это был Дзебу, это он спас Саметомо из Рокухары. Но до сих пор не было сведений от него, он только прислал Моко с мальчиком. – У меня нет догадок насчет того, что сейчас делает Юкио, мой господин. Как вы узнали, что он что-то планирует против вас? – Он был в Хэйан Кё после битвы в проливе Симоносеки. Его огромная армия разбила лагеря за городом. Он начал перестраивать без моего разрешения императорский дворец. Юкио посещает свергнутого императора каждый день, и его жалуют при императорском дворе. Он получил многочисленные звания, степени и положение, начиная с наград Го-Ширакавы и заканчивая званием командира дворцовой стражи. – Я помню, когда я была при дворе, большинство подобных званий не давало никакой власти, – сказала Танико. – Это всё старинные звания, и они должны быть прежде присвоены мне, а не младшему по рождению Юкио, – возразил Хидейори. – Мой отец был начальником дворцовой стражи. Но эти проявления императорской благосклонности являются лишь внешними признаками заговора. Я узнал, что Юкио объединяется с моими врагами для того, чтобы биться против меня и бакуфу. – Как ты узнал об этом, мой повелитель? – Я получил послание от твоего отца! – Может быть, настоящими заговорщиками являются мой отец и Хоригава, – сказала Танико. – Хоригава ни о чём больше не мечтает, кроме того, чтоб вы и Юкио наступили друг другу на горло. Он не бросил свою вынашиваемую в течение жизни мечту об уничтожении самураев, натравливая их друг на друга. Он пытается использовать моего отца. Разумеется, Го-Ширакава может кончить тем же. Когда Муратомо спорят между собой, императорский двор приобретает власть. Возможно, это явилось причиной того, что удалившийся от дел император оказывает столько почестей Юкио. – Все заговорщики! – процедил Хидейори сквозь зубы. – Ни одному нельзя доверять! Я могу положиться на людей только для того, чтобы один предал другого. Твой отец притворяется, что он союзник Юкио, и в то же время он сообщает мне о своих планах и претензиях. – Я знаю Юкио и знаю своего отца. И я доверяю Юкио. – Юкио убил твоего сына! Танико вздохнула: – Я никогда не буду его другом, но я всё-таки верю ему, как человеку чести. Лицо Хидейори помрачнело: – Ты вздорная женщина! Его гнев удивил Танико. Она поняла, что оказалась в опасности, но эти горькие слова заставили её быстро возразить: – Мой господин, я просто оставляю в стороне мои собственные чувства к Юкио и говорю вам о том, что, мне кажется, является истиной. Только мгновение назад вы сказали, что высоко цените мой разум, не так ли? – Юкио мой враг! – глаза Хидейори вспыхнули ненавистью. – С того дня, как он исчез из Рокухары, он старался стать предводителем Муратомо. В то время как я был пленником здесь, в Камакуре, Юкио затерялся в провинции, и любое его действие выглядело провокацией, чтобы Согамори в отместку казнил меня. Когда сын Согамори был убит во время исчезновения Юкио из бухты Хаката, я был уверен, что я уже мертвец! «Да, да, – печально думала Танико. – Сколько людей умерло, когда погиб Кийоси!» – Я был бы казнен тогда, если бы Хоригава не выбрал тот момент, чтобы защитить меня. Годы спустя Юкио вернулся со своей армией монголов и объявил себя руководителем клана, как будто я действительно умер. Он обнаружил, что не может избавиться от меня так легко. Я рисковал своей жизнью, помогая его походу против Такаши, даже когда был в значительно более уязвимом положении, чем он. Я трудился в тени, изыскивая новых союзников, без которых его победы ничего бы не значили. Я послал ему корабли, в которых он нуждался, чтобы победить в проливе Симоносеки. Всё, что я сделал, не берется в расчет и предано забвению, в то время как земля оглашается похвалами в честь Юкио. Всегда Юкио – могущественный воин, Юкио – блестящий генерал, Юкио – сияющий бриллиант дома Муратомо. Я говорю тебе, Юкио – всего лишь бандит, и его мать была всего лишь проституткой при дворе, в то время как моя была дочерью Верховного Жреца. Все друзья Юкио являются моими врагами, и я собираюсь уничтожить всех своих врагов. Если ты хочешь жить здесь со мной, если хочешь, чтобы я принял твоего внука Такаши под свое покровительство, ты должна связать себя со мной, и со мной одним! Соглашаешься ли ты на это? Танико сидела ошеломленная. Волна ярости Хидейори обрушилась на неё и откатила, оставив омут отчаяния. Большая часть того, что он сказал, не имела значения. Теперь она знала, что ненависть Хидейори к своему младшему брату на протяжении всей его жизни была страстью, которую он никогда не сможет преодолеть. Всё, что она сможет сказать вопреки или наперекор ему, будет означать гибель для нее и Саметомо. Она была пленницей. Хидейори использует ее умственные способности, да, но в своих собственных сумасшедших и убийственных целях. У неё не будет власти жены сегуна, она может быть только инструментом сегуна. – Я согласна, мой господин! Хотя Танико и знала, что должна скрывать свои чувства, она не могла сдержать слёз. Хидейори смотрел на неё короткое время, затем повернулся и взял ее руку. Когда он заговорил снова, его тон был более внушительным: – Танико-сан, я знаю, ты чувствуешь себя обязанной Юкио; возможно, ты испытываешь жалость к нему. Я тоже не забыл, что он и я имели одного отца. Я боюсь его, потому что в столице его простота может быть обманута льстецами, опасными влияниями. Он такого рода человек, вокруг которого могут собраться мятежные силы, а здесь много людей, которые препятствуют новой жизни нации. Я просто хочу, чтобы Юкио был в менее опасном положении! Внезапная перемена тона Хидейори оставила Танико в еще большем сомнении о его намерениях. По-видимому, это было более опасным, чем его прошлый гнев. Про себя она поблагодарила Амиду Будду. «Прошло восемь дней с того дня, как я согласилась с условиями Хидейори. Я навестила Ейзена и рассказала ему о том, какие очертания начинает принимать моё будущее. Я спросила его совета, и он просто сказал: „Покажи мне лицо, какое было у тебя при рождении“. Монахи дзен любят медитацию даже по таким мельчайшим поводам, как этот, который их китайские предшественники называли кунг-ан. Ейзен пообещал мне исследовать кунг-ан, но я вряд ли ожидаю еще чего-либо, кроме соображений о Хидейори. В этом стиле предсказания Ейзена должна ли я слишком много думать о своих проблемах? «Когда ты придешь в следующий раз, – сказал Ейзен, – приведи мальчика». Гонцы приехали в столицу, доставив декреты, запрещающие моему отцу и Хоригаве иметь власть наместников сегуна и обвиняющие их в излишнем рвении при казнях женщин и детей, связанных с Такаши. Моему отцу приказано вернуться в Камакуру. Подумать только, он мог убить своего собственного правнука. Я делаю всё, чтобы он не смог наслаждаться властью, пока я могу предотвращать это. Хидейори действует также против Юкио. Через день после нашего разговора он послал приказ, который гласил, что ни один человек, подвластный сегуну, не может получать звания, дары и чины от кого-либо, кто б это ни был, без разрешения сегуна. Через два дня после этого он продолжил письмо, выговаривая Юкио оскорбительным тоном за принятие повышения ранга доблести и звания командира дворцовой стражи от Го-Ширакавы, и приказывал ему отказаться от этих льгот немедленно. В начале нового года, как он говорит, он освободит Юкио от власти. Мне кажется опасным, что Хидейори обижает всех своих вассалов в Хэйан Кё одновременно. Почему бы им не объединиться против него? Хидейори так не думает. Он говорит, что правитель, если он собирается наказать своих подданных, должен делать это сразу, чтобы это быстро закончилось, в то же время награды должны присуждаться постепенно, так, чтобы люди запомнили их надолго. Он собирался только поставить Хоригаву и моего отца на место. Его же нападки на Юкио, однако, первая ступень к усилению собственной власти. Все люди поймут это, думает Хидейори, и они покинут Юкио, оставив его одиноким и несчастным. Дзебу, насколько я знаю, пока с Юкио. Прошло столько времени с нашего последнего свидания! В действительности он смыл кровь Кийоси со своих рук спасением моего маленького Саметомо. Я молю, чтобы он не погиб вместе с Юкио. Пока я не могу простить Юкио смерть Ацуи. Почему Дзебу никогда не пришлет мне послания? Но это ничего не значит, у нас с Дзебу нет будущего. Скоро я буду принадлежать Хидейори. Вчера, находясь в медитации после дневной трапезы, я вспомнила, как Хидейори сказал о том, что в прошлой жизни я была императором или премьер-министром. Я решила сразу же рассказать об этом Ейзену. Вместе с Саметомо, забравшимся в седло передо мной, и двумя неотвязными самураями, которых Хидейори всегда посылает со мной, когда я покидаю дворец сегуна, – они ехали позади нас, – я направила свою любимую кобылу прямо в горы, к монастырю Ейзена. Он теперь состоит из трех зданий. У Ейзена было четыре монаха и два пожилых отставных самурая, обучавшихся с ним. Саметомо и я были сразу допущены в часовню сенсея. «Покажи мне лицо, которое было у тебя до рождения», – сказал он без слов приветствия, когда я села перед ним. Его лицо было неподвижным, как камень, и я слегка испугалась. «Я теперь уверена, что перед нынешним рождением я, должно быть, была каким-то официальным лицом при дворе или даже императором в предшествующие времена. Видимо, поэтому государственные дела так приворожили меня». «Ерунда! – сухо отрезал Ейзен. – Личность не переходит из одной жизни в другую. Ты не поняла истинного значения возрождения». Если я не поняла, подумала я, то и Хидейори не понял. «Кто же возрождается, как не человек?» – спросила я. Ейзен вскинул свои руки в небо и закричал: «Кватц!» Я вздрогнула, так как сенсей поступал так несколько раз и прежде, когда я задавала ему вопросы о религии. Саметомо был удивлен. Он так смеялся над срывами Ейзена, что упал на край циновки. Мое сердце растаяло при виде маленького кругленького мальчика, катающегося по полу. Он был очень похож на своего отца в возрасте четырех лет. Мои глаза наполнились слезами, но я строго ему выговорила за такое поведение в часовне сенсея. «Этот мальчик имеет в себе больше от дзен, чем многие взрослые монахи, – сказал Ейзен с величайшей серьёзностью. – Учись у него, госпожа Танико, защити его знания. Не дай его сознанию Будды затуманиться, когда он вырастет». Мы покинули монастырь Ейзена, мой кунг-ан был не решен. Весь путь вниз с холма Саметомо кричал: «Кватц! Кватц!» |
||
|