"Турецкий ятаган" - читать интересную книгу автора (Шхиян Сергей)

Глава 1

Белый могучий жеребец чистых орловских кровей играючи вез легкие, изящные санки по заснеженным московским улицам. Я смотрел по сторонам, почти не узнавая знакомые места. Москва начала XX века была непривычно низкой, вольно раскинувшейся и религиозной. Это был практически незнакомый мне город, в котором только изредка встречались сохранившиеся до наших дней здания и церкви.

Сто с лишним прошедших лет полностью изменили дух и обличие древней столицы. Пока было непонятно, какой город мне больше нравится: современный, освещенный огнями и рекламой, с бетонными мастодонтами советского зодчества, с летящим по улицам потоком автомобилей или этот самобытный, церковный, с узкими улицами, редкими продуманными архитектурными ансамблями и провинциальным запахом печного дыма.

Мой спутник сидел, откинувшись на мягкую спинку беговых саней, ,не мешая мне крутить головой по сторонам. Сани были хороши и удобны — этакий роскошный лимузин в деревянном исполнении. Тяжелая медвежья полость закрывала седоков почти до груди и, несмотря на снегопад, студеный день и порывистый ветер, мне было не холодно даже в тонком осеннем пальтеце.

Рысак, между тем, поглощал версты и улицы, не сбавляя скорости и не меняя аллюра. Вскоре мы добрались до центра города. Здесь оказалось больше знакомых домов, хотя выглядели они и смотрелись в контрасте с несохранившимися до наших дней строениями по-другому, чем в XXI веке.

Вскоре показался ансамбль Кремля, плохо различимый в тусклом зимнем свете и, вероятно, потому он показался мне чужим и непривычным. Дрожки свернули с набережной и вскоре мы очутились в Замоскворечье. Этот район, почти полностью снесенный и перестроенный в советское время, был мне совсем внове.

— Куда мы едем? — спросил я спутника, когда сани запетляли по узким переулкам и смотреть кроме как на небольшие частные дома и купеческие лабазы, оказалось не на что.

— В старину, — ответил он. — К тому же нам с вами необходимо лучше познакомиться.

Против этого нечего было возразить, действительно, познакомиться нам было нужно…

Наша встреча с этим человеком, случайная для меня, им, судя по всему, была тщательно обдумана и подготовлена. Мой спутник, очень молодой человек, почти юноша, подошел ко мне на набережной Москвы-реки и сделал довольно серьезное предложение, от которого я не решился отказаться.

После переговоров я оказался в его санях и теперь ехал неведомо куда и не до конца понятно зачем. После всех событий последних дней, которые закрутили меня в вихре злоключений, эти минуты были самыми приятными. За несколько последних дней, наполненных сначала неожиданным арестом, а потом и бегством из Бутырской тюрьмы, мордобоем, стрельбой, инцидентом с царской жандармерией, кончившимся тремя трупами, спокойные минуты поездки по вьюжной Москве были единственным позитивным событием за все последнее время.

Началась эта история летом прошлого года, с обычного пикника. Тогда от меня ушла жена, я был в расстроенных чувствах и поехал развеяться на природе. И попал, как теперь многие любят говорить: «в нужное место, в нужное время» (или совсем наоборот, попал туда, куда попадать мне совсем не следовало). Местом этим оказалась заброшенная деревушка, где жила одинокая старушка. Звучит это довольно несерьезно, как начало обычной сказки, да и, по сути, мои приключения совсем не похожи на реалистический рассказ, а больше смахивают на заурядную фантастическую байку. Хотя все, что произошло со мной — одна чистая правда, и вымысла в этом рассказе не больше, чем в любом газетном очерке.

Доказывать, что все случившееся со мной в прошлом имело место быть, я не собираюсь. Сошлюсь на мнение хорошо известного очень узким кругам интеллигенции старинного заграничного драматурга Уильяма Шекспира: «И в небе, и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио».

Короче говоря, я попал в заброшенную деревню, и моя новая знакомая, та самая пожилая женщина, о которой я упоминал выше, оказалась не простой старухой, а необыкновенной, Не то чтобы Бабой-ягой, но персонажем из той же оперы — личностью вполне мифологической — представительницей побочной ветви человечества. Эти существа, вполне похожие на нас, умудряются уже не одно тысячелетие скрытно жить среди людей, почти не привлекая к себе внимания. От нас они отличаются только тем, что живут раз в десять дольше обычного человека. Кстати, после встречи с этой женщиной мне пришлось поверить даже в реальность таких вполне сказочных персонажей, как русалки, черти и лешие.

По просьбе этой древней по возрасту, но не по внешнему виду женщины, я перешел по мосту на другую сторону их местной реки и оказался в самом конце XVIII века. Как это случилось и почему, вопросы не ко мне. На гипотетические теории у меня в тот момент просто не достало времени, пришлось выкручиваться и выживать, а позже я понял, что то, что понятно Юпитеру, вовсе не обязательно должно быть понятно быку. Кого я подразумеваю под быком, думаю, в объяснениях не нуждается,

Теперь представьте самого обычного, даже в чем-то заурядного современного человека в такой пикантной ситуации: 1799 год, крепостное право, полицейское государство Павла I, а у меня ни кола, ни двора, ни документов! Хорошо еще, что я оказался не в чистом поле за тысячи верст от человеческого жилья или в глухой тайге, а в средней полосе России

Побродив несколько дней по тогда еще экологически чистым просторам родины, я наткнулся на работающих в поле крестьян. Они и вывели меня из образовавшегося тупика. Не знаю, как это получилось, по воле случая, или так было задумано таинственными организаторами эксперимента, но попал я не куда-нибудь, а в имение своего далекого предка, гвардейского поручика из новых по тому времени служивых дворян.

Дальше — больше, в барском имении я умудрился влюбиться в дворовую девушку, как впоследствии выяснилось, личность весьма таинственного происхождения. Мы обвенчались, но семейного счастья в сельской идиллии у нас не получилось. Непреодолимые обстоятельства сначала развели нас с любимой, а потом на меня свалилось столько всяческих событий, что до возвращения в свой родной XXI век я только тем и занимался, что влюблялся в прекрасных женщин и в альковах решал демографические проблемы; кроме того, отбивался от разнообразных земных негодяев и потусторонней нечисти.

Однако и дома напасти не оставили меня в покое. Правда, виной тому в этот раз была моя собственная глупость: меня угораздило попасться в поле зрения крутых московских бандитов. А так как у меня оказалось то, что им очень хотелось заполучить, то мне опять пришлось бегать, теперь уже по современной Москве,

Кончилось все тем, что я оказался вынужден бежать из нашего замечательного во всех отношениях времени. Этим радикальным поступком я надеялся оторваться от преследования бандитской группировки и осложнений, возникших с курирующими их блюстителями закона. Проникнуть в начало XX века для меня оказалось совсем просто. Для этого удалось воспользоваться изобретением одного приятеля, гениального ученого, и на его «машине времени» я безо всяких проблем переместился из начала XXI века в начало предыдущего столетия.

Однако вскоре оказалось, что ничего это вынужденное бегство не изменило. Все в моей жизни складывалось по-прежнему слишком запутано и сложно, и попытка укрыться от неприятностей в прошлом оказалась бесполезной. Мои проблемы, как это ни прискорбно, не остались в двадцать первом веке, а последовали за мной в двадцатый. Преследователи от меня не отстали, к тому же добавились новые, уже местные сложности, и как я не бегал от неприятностей, в конце концов, они все-таки загнали меня в тупик.

Всей своей жизнедеятельностью иллюстрируя аксиому, что свинья грязь везде найдет, я попал в крупные переделки и в 1900 году. Однако в тот момент, с которого я начал свой новый рассказ, у меня почти все складывалось почти благополучно.

Из тюрьмы, куда меня посадили неизвестно за что, мне удалось бежать. Главные мои обидчики поплатились за свое коварство и погибли, охотившегося на меня киллера я застрелил, и теперь можно было бы подумать о пристойном отдыхе. Однако не успел я отереть пот со лба после очередного «подвига», как мне свалился на голову этот странный молодой человек, с которым мы теперь ехали по Москве в дорогих санях, запряженных чистопородным орловским рысаком.

— Алексей Григорьевич, как вам нравится старая Москва? — спросил юноша, когда я очередной раз вывернул голову, рассматривая интересное не сохранившееся до нашего времени здание.

— Сложно сказать, — ответил я, — что-то лучше, что-то хуже, чем у нас. Пожалуй, город в наше время стал интересней. За последние годы Москва стала красивой и нарядной.

— Почему только за последние?

— Раньше ее застраивали по так называемому генеральному плану и остаточному финансированию, уродливыми сборными домами-коробками, и только в последние годы начали реставрировать старые здания и строить новые не по типовым, а по индивидуальным проектам…

Говорил я намерено витиевато, но молодого человека это не смутило, и он неожиданно порадовал меня своим жизненным наблюдением:

— Тогда, если бы вы посмотрели ваш город в XXII веке, он бы вам еще больше понравился.

— А вы бывали в XXII веке? — словно невзначай спросил я.

— Я много где бывал, — неопределенно ответил молодой человек. — У меня широкая сфера деятельности.

Вот это-то меня больше всего в нем и интересовало. До сих пор я только вскользь сталкивался с могущественными существами, обладающими нечеловеческими возможностями.

Судя по тому, что сказал и как вел себя новый знакомый, это был первый, так сказать, ответственный представитель тех сил, которые поддерживали меня в самые трудные, критические минуты. Судя по всему, этот таинственный тип знал обо мне очень много, дай бог, если не все. И он точно представлял, чем меня можно заинтересовать, предлагая сотрудничество. Это было предложение помочь отыскать мою жену, с которой мы никак не могли встретить друг друга в одном времени.

— Вы мне сказали, что я смогу найти свою жену? — стараясь говорить ровным, нейтральным голосом, поинтересовался я.

— Это мы обсудим немного позже, — ответил спутник, — сейчас не успеем, мы уже подъезжаем.

Вероятно, почувствовав приближение конюшни, рысак прибавил в беге, и вскоре мы остановились у небольшого особняка, ничем не выделяющегося среди прочих подобных ему домов на захолустной улице. Такое заурядное жилище меня удивило.

О статусе своего спутника я мог судить только по внешнему антуражу: чистокровной лошади, дорогим саням и ливрейному кучеру. Потому думал, что дом у него должен быть иным, чем скучное строение, больше соответствующее средней руки мещанину, чем владельцу такого дорогого выезда.

Молодой человек не разрешил услужливому кучеру помочь нам выгрузиться, сам откинул тяжелую меховую полость и легко соскочил наземь. Я последовал его примеру. Как только мы покинули экипаж, кучер тронул вожжи, и выезд умчался.

Я огляделся. Короткая, слегка изогнутая улочка была пустынна. Ни в одном из соседских домов не светились окна. Мой спутник сам отпер ключом наружную дверь, и мы вошли в холодные сени.

— Проходите, — пригласил он меня, пропуская во внутреннюю часть дома. Там было темно как в шахте.

— Простите, но я ничего не вижу, — пожаловался я. — У вас здесь есть свет?

— Я сейчас вам посвечу, — любезно сказал хозяин и чиркнул спичкой.

Она оказалась дешевой, серной; медленно, шипя, загорелась, и в холодных сенях символически запахло серой. Слабый, колеблющийся огонек осветил голые дощатые стены, дверной проем. Спичка погасла. Я, не раздумывая, вошел внутрь особнячка. Чичероне от меня не отставал и даже поддержал под руку, когда я в потемках споткнулся обо что-то твердое и громоздкое.

— Стойте на месте, я сейчас зажгу свечу, — сказал он и отпустил мою руку.

В помещение было не топлено. Во всяком случае, после холода улицы я не почувствовал домашнего тепла. Пахло кислой капустой и старыми вещами. Я неподвижно стоял на месте, ожидая обещанного света. Мелькнула мысль о засаде, но внутреннего беспокойства, обычно предупреждающего об опасности, не было, и она затихла. Я думал о несоответствии стоимости элитного орловского рысака и явного запаха бедности, который здесь господствовал.

В глубине комнаты, шипя, загорелась очередная серная спичка, и сразу же затрепетал огонек дешевой свечи.

То, что в доме не было электричества, меня не удивило, до Ленинского плана ГОЭЛРО, обещанного коммунизма и полной электрификации всей страны было еще далеко, но вонючая сальная свеча вместо стеариновой или обычной в эту эпоху керосиновой лампы была явным анахронизмом. Я смотрел, как разгорается ее слабый чадящий огонек, постепенно освещается комната, и молча ждал объяснений. Они не последовали. Вместо них молодой человек пригласил:

— Проходите, садитесь.

Я подошел к тяжелому, грубо сколоченному из толстых досок столу и присел на лавку такой же топорной работы. Хозяин вставил свой тусклый, потрескивающий светоч в деревянный подсвечник и поместил его на середину стола. Теперь огонек находился между нами, и мы равно могли видеть друг друга.

— Вас удивляет эта обстановка? — поинтересовался он, оценив, что мой взгляд блуждает по сторонам.

— Да, — ответил я, — здесь у вас словно какое-то средневековье.

— Совершенно справедливо, — подтвердил он. — Мы намеренно, специально для вас попытались создать достоверное жилище XVII века.

Кто это «мы», он не пояснил.

— Вы знаете, как в те времена выглядели жилища обычных горожан? Мне кажется, что точно этого не знает никто, — продемонстрировал я свою достаточно посредственную этнографическую эрудицию. — Я встречал только рассказы о богатых домах.

— Пожалуй, — согласился хозяин, — бытописатели обычно описывали дворцовые покои, а не жилища простолюдинов, но кое-какие сведения все-таки сохранились, как и отдельные образцы мебели того времени.

— Я читал, что для того, чтобы сохранять тепло, входные двери в русских домах делались очень низкими, и комнаты маленькими, а здесь вполне нормальные двери и комната довольно велика, — ехидно заметил я.

— На вас не угодишь, — засмеялся молодой человек, — в таком случае, считайте, что эта светелка всего лишь неудачная стилизация под старину.

— Мне собственно, все равно, какие здесь комнаты, это я так, для порядка, — примирительно сказал я. — Меня больше интересуют, простите за тавтологию, причины вашего интереса ко мне…

— Да, конечно, мне понятно ваше любопытство. Как вы правильно догадались, наша встреча не случайна и, как бы это сказать, произошла неспроста. Только знаете что, давайте отложим серьезные разговоры, пока вы не устроитесь.

Собеседник внезапно замолчал и с отсутствующим видом уставился в стену. Слабый свет мешал рассмотреть выражение его лица. Я ничего не говорил, ожидая продолжения разговора. Разглядеть помещение, куда меня занесла судьба, впотьмах было нереально, и я, вероятно, с таким же, как у хозяина, отсутствующим видом, сидел и ждал развития событий. Молчание длилось минут пять, но ничего не происходило. Он все так же сидел с отсутствующим видом и молчал.

Мне это надоело, и я, решив напомнить о себе, кашлянул и спросил:

— Вы здесь живете?

Молодой человек, как мне показалось, не сразу услышал меня, но потом, словно очнувшись, доброжелательно улыбнулся:

— Извините, я задумался.

— Заметил, — не преминул съязвить я, — вы очень глубоко задумались.

— Доживите до моих лет…

Парень выглядел лет на двадцать с небольшим.

— По виду не скажешь, что вы так стары. Мне кажется, что вы на несколько лет младше меня.

— Это только кажется, — сказал он, — вы, помнится, тоже недавно были подростком.

— Было дело, — согласился я.

Действительно, не без вмешательства все тех же таинственных сил, вернее будет сказать, одного их представителя, необычного человека, с которым я сидел в каземате Петропавловской крепости и на которого, приглашая меня к сотрудничеству, сослался новый знакомый, я на какое-то время превращался в низкорослого татарского парнишку. Как ему удалось это сделать, я не понимаю до сего дня. Тот, кто сотворил эту метаморфозу, не удосужился перед экспериментом даже поставить меня о нем в известность. Все получилось незаметно для меня, как будто само собой, безо всякого насилия или болезненных ощущений. Я спокойно шел по одной из петербургских улиц, и вдруг все переменилось — я превратился в совершенно иного, ничем не похожего на себя человека

— И сколько вам, если не секрет, лет? — спросил я своего визави.

— Не секрет, — ответил он, — около семисот.

— Вы из долгожилых? — поинтересовался я, не очень удивившись очередной встрече с долгожителем.

— В некотором роде. Правда, не из тех, с кем вам доводилось встречаться. Мы с ними из разных племен.

«Долгожилые люди», такие, как моя знакомая крестьянка, втравившая меня в блуждание по эпохам, как я это уяснил для себя, являются представителями отдельной малочисленной ветви человечества, видимо, с иной, чем у нас, нервной системой и более медленным обменом веществ. Только этим я могу объяснить, что они живут на порядок дольше нас.

— Значит, вас таких много? — надеясь выведать что-нибудь полезное для себя, спросил я.

— Нет, не очень, не больше десятка племен, — ответил хорошо сохранившийся старец, — мы никак не связаны друг с другом и стараемся не сталкиваться. К тому же храним свое происхождение в строжайшей тайне.

— А вы земляне или пришельцы из других миров? — помявшись, задал я давно интересовавший меня вопрос.

— А вы? — вопросом на вопрос ответил хозяин,

— В каком смысле «мы»? — не понял я.

— Вы, так называемые «гомо сапиенсы», — земляне или пришельцы?

— Понятия не имею, — признался я. — Раз живем на земле, вероятно, земляне.

— Вот и мы здесь живем

— Да, но по семьсот лег, а не как мы по семьдесят-восемьдесят

— Мы действительно живем немногим дольше, чем вы, но что такое сто лет или тысяча для истории планеты или даже для отдельной популяции? Мизерный временной отрезок

— Значит, вы родились на земле?

— Да, как и все известные мне мои предки. А вот как попали на землю наши, да и ваши праотцы, это неизвестно никому.

— И еще вы, как я понял, запросто путешествуете по времени? — задал я очередной вопрос и тут же его уточнил: — Я имею в виду, по своему желанию, а не как я, в виде багажа.

— Действительно, за свою многотысячелетнюю историю мое племя накопило кое-какие знания и умения, помогающие нам выживать.

— Понятно, что у вас есть тайны. А с нами вы смешиваетесь?

— В каком смысле? Роднимся ли мы с вами?

— Да, я имею в виду смешанные браки.

— Браки, конечно, случаются. Внешними признаками мы похожи, но у нас столь различны генетические коды, что общее потомство невозможна. Будь по-иному, мы давно бы исчезли. Ваша популяция, возможно именно за счет быстрой смены поколений, проявила себя как более динамичная и приспособленная к выживанию и размножению.

— А сколько вас? Я имею в виду, род, к которому вы принадлежите?

— Немного, — неопределенно ответил собеседник.

— Еще один вопрос, я-то вам зачем?

— И вторая часть вопроса, зачем мы вам?

— Да, — не лукавя, согласился я, — как представителю своей ветви людей, зачем мне помогать вам, конкурирующей, так сказать, с нами популяции?

— Начну с последней части вашего вопроса. Мы не конкуренты. Вас слишком много, а нас бесконечно мало. Кроме того, и это главное, мы все плывем в одной лодке, и выплыть сможем только вместе, как и утонуть. Так что когда возникает течь, ее нужно устранять общими усилиями.

Собеседник надолго задумался, и я, не дождавшись, когда он продолжит говорить, спросил:

— Тогда почему вам понадобился именно я? Возможно, уместнее было бы связаться с правительством, Академией наук. Решать эти вопросы, так сказать, профессионально, подготовить специалистов…

— Вы это серьезно? — перебил меня хозяин. — Вы предлагаете задействовать в спасении человечества политиков и чиновников?

— Да, вы правы, — ответил я, представив, во что превратится любое благое дело, попав в кабинеты с письменными столами.

— Не буду скрывать, вы попали в сферу наших общих интересов, — интонацией подчеркнул он, — случайно. Однако кое-что полезное для пользы общего дела, вольно или невольно, вам удалось сделать. Мы посильно помогали вам. Согласитесь, в некоторых ситуациях без нашего участия вам пришлось бы плохо,

— Да, безусловно, но…

— Мы посчитали, — перебил он меня, — что вас можно привлечь к кое-каким, как говорят в вашу эпоху, проектам, имеющим для вас и для нас равный интерес, Тем более что в вас в достатке и любознательности, и авантюризма.

Слово «авантюризм» мне не понравилось, но я не стал возражать против такой оценки своих неоспоримых достоинств.

— Я буду работать под вашим контролем? — задал я на первый взгляд невинный вопрос, но подразумевающий некоторые нюансы, связанные с оплатой труда и свободой действия.

— Нет, — категоричным тоном ответил собеседник, — вы нигде и ни на кого не будете работать, вы будете делать то, что сочтете нужным, и поступать так, как вам заблагорассудится.

Стало понятно, что с зарплатой и командировочными у меня ничего не получается.

— Не понял. Тогда какой вам прок от сотрудничества со мной?

— Дело в том, что мы предполагаем отправить вас в Смутное время…

— Вы уже говорили об этом…

— Да, я помню, в самом начале нашего знакомства. Так вот, по сути, эта страшная для этой страны эпоха почти не поддается координации. Тогда произошла утеря всех векторов, влияющих на развитие общества. Я понятно изъясняюсь?

Изъяснялся он понятно, но у меня сразу же появилось масса сомнений по поводу этичности того, что он предлагает. Человеческий исторический опыт показывает, что любое управление людьми, даже с самыми благими намереньями, обычно приводит к двум похожим результатам: тирании и террору. В лучшем случае, к застою и вырождению.

— Вы хотите сказать, что не смогли управлять историей того периода? Выходит, что вы ей все-таки управляете…

— Мы ничем и никем не управляем, но когда возникает опасность коллапса, антропогенной катастрофы, то по мере возможностей мы стараемся стабилизировать ситуацию. Ваше присутствие в той сложной эпохе и будет одним из таких незначительных, даже микроскопически незначительным, но необходимым стабилизирующим фактором.

— Каким образом? — не совсем довольный минимизированной оценкой своей роли в истории, спросил я.

— Вы, надеюсь, будете совершать правильные поступки и посильно бороться со злом. Злом именно в вашем понимании. Это, по сути, и есть ваша единственная задача, — упрощенно и коротко ответил он.

— Не с конкретным злом, а вообще?

— Именно. Я приведу вам пример. Если у вас будет выбор, на чью сторону встать, кого вы предпочтете поддержать: поляков, казацкую вольницу или Нижегородское ополчение?

— Ополчение Минина и Пожарского? Странный вопрос! Конечно, ополчение.

— Вот на такую правильность вашего выбора мы и рассчитываем.

— А если возникнет третий вариант, мне понравятся государственные идеи какого-нибудь из Лжедмитриев? Например, Гришка Отрепьев. Он был совсем не глупым человеком.

— Ваше право поддержать того, кого сочтете нужным.

— Забавно. А какое отношение ко всему этому имеет моя жена?

— То же, что и вы, она уже попала в эту эпоху и пытается в ней выжить. Причем попала туда по роковой случайности.

— То есть, как это роковой случайности, по ошибке не туда свернула?

— Нет, ее отправили туда наши общие недруги.

— Да! — только и нашел, что сказать я. — А вы знаете, кто они такие?

— Очень приблизительно. В середине XVI века в Европе возникли «братства» гуманитарного толка, или как теперь говорят, благотворительные общества. Позже они появились и в западной Руси, по благословению антиохского патриарха Иоакима. Первое такое братство, получившее историческое значение, образовалось во Львове. Главными его целями были воспитание сирот, призрение убогих, пособия потерпевшим разные несчастья, выкуп пленных, погребение и поминовение умерших, помощь во время общественных бедствий. При братстве была заведена мещанская школа, типография, больница. Уже одно то, что членами братства были люди всех сословий, что они сходились между собой во имя отеческой веры, улучшения нравственности, действовало на поднятие народного духа. Тотчас же, в противовес этим братствам появились другие, их антагонисты с противоположными целями. Зло, как это часто бывает, оказалось более жизнеспособно, и эти антибратства сохранились и до вашего XXI века. Вот с одним из таких агрессивных сообществ вам и довелось столкнуться

Организованы эти секты на манер духовно-рыцарских орденов, только, как говорят математики, с отрицательным знаком. Проникнуть в них крайне сложно, потому ничего конкретного об их деятельности нам неизвестно.

— Интересно. Теперь мне хотя бы понятно, откуда у осла растут уши…

— Я слышал, вам удалось столкнуться с одной из таких групп и остаться живым, это действительно так?

— Ну, если я сижу перед вами, то действительно, — подтвердил я. — Случайно удалось выкрутиться, да еще утянуть у них раритетную, вероятно, ритуальную саблю, за которой они теперь гоняются. Может быть, она обладает какими-нибудь паранормальными свойствами. Я, правда, этого не почувствовал, хотя сабля по-настоящему старинная и очень ценная.

— Вряд ли она такая уж волшебная, думаю, что для них вернуть ее — это просто дело принципа. Хотя, вполне возможно, они охотятся не столько за саблей, сколько за вами. И то, что они не смогли забрать ее у вас, сохранило вам жизнь.

— Не скажите, на меня было несколько покушений, во время которых меня вполне могли убить, — поймав себя на тайной гордости за свою неуязвимость, сказал я.

— Странно, что они не удались. Обычно, — скептически покачал головой хозяин, — им покушения удаются. Я думаю, покушения были не настоящие, вас, скорее всего, просто запугивали.

— Ну, не знаю, по-моему, нормально покушались. Они мне машину взорвали, стреляли. Вот, — я показал шрам на голове, приподняв волосы, — чуть голову не снесли.

— Все возможно, — ушел от спора долгожитель, — однако, я все-таки советую вам беречь эту саблю, возможно, в ней ваша безопасность.

— Естественно, — пообещал я, — она надежно спрятана, и вряд ли до они до нее смогут добраться.

То, что сабля просто стоит засунутой за старыми вещами в обычном платяном шкафу в прихожей моей соседки по лестничной площадке, я, понятное дело, говорить не стал.

— Ладно, бог с ними, с этими сумасшедшими, а для чего вы меня привезли сюда? — продолжил я допрос.

— Если вы согласитесь с нами сотрудничать, прежде чем отправиться в семнадцатый век, вам необходимо будет освоить язык того времени и вжиться в особенности эпохи. Вот здесь эта эпоха и присутствует, — добавил он, указывая на нищенскую обстановку комнаты — Пусть всего лишь в стилизованном виде.

— Вы правы, я как-то не подумал о языке. Действительно, даже в XVII веке на меня уже смотрели как на иностранца. Что, язык с того времени очень сильно изменился?

— Радикально. К тому же вам необходимо научиться носить одежду той эпохи, владеть ее оружием разбираться в политике, социальном устройстве. Иначе вы там не продержитесь и трех дней.

Я задумался. Похоже, что мой искуситель был полностью прав. Четыре века — большой срок, особенно для такого своеобразного государства как Россия

— И кто будет меня всему этому учить?

— Русские люди, — улыбнулся древний юноша. — А это здешняя хозяйка, — добавил он, оглянувшись на скрип открываемой внутренней двери

В комнату вошла и низко поклонилась крупная, костистая женщина лет пятидесяти в теплом синем сарафане и черном головном платке

— Знакомьтесь, это Людмила, — он замялся, видимо, вспоминая отчество женщины, — Людмила Станиславовна, здешняя хозяйка и домоправительница.

Мы с женщиной молча раскланялись. Молодой человек встал, расправил плечи. В этот момент, несмотря на молодое лицо и стройную фигуру, он показался мне очень старым и усталым.

— Мне пора, прощайте, — сказал он, как-то разом теряя интерес и ко мне, и к разговору.

— Прощайте, — ответил я.