"Гиблое место" - читать интересную книгу автора (Шхиян Сергей)

Глава 5

Вторая спокойно прошедшая ночь восстановила мои силы, битая спина почти чудесным образом зажила, и жизнь перестала казаться беспросветной... Разместил нас дед Денис, так представился дамам Леший, в двух каморках. Мы с Борискои спали в маленькой, а женщинам досталась комнатушка чуть побольше. Все утро шел дождь и уютно колотил по полупрозрачной пергаментной коже, которой вместо стекол были затянуто окно. Я проснулся, но не вставал, предаваясь блаженной лени. На соседней лавке крепко спал Бориска.

Измученный мальчик заснул, как только опустил голову на подушку, и теперь лежал, разметав руки, посапывая и причмокивая во сне. Бориска мне нравился, он не капризничал, мужественно снося все трудности пути и лишения, которые свалились на всех нас в последние дни. Для боярского сынка он вообще был идеальным ребенком, неизбалованным и рассудительным.

Спать легли мы часа в четыре утра, когда совсем рассвело, и я проспал не меньше восьми часов. Время было близко к обеденному, но никто пока не вставал. Не слышно было и деда Дениса. Я, используя передышку, попытался систематизировать впечатления от моего пребывания в 1605 году, но мысли все время нечаянно переключались на боярыню Морозову, которая интересовала мне все больше, и не только как представитель человечества.

Разобраться в ней у меня пока не получалось. Да, собственно, было и не до того. Я начал вспоминать все наши столкновения, с того момента, когда увидел ее впервые и помог маленькой Олюшке. Будучи женщиной красивой и яркой, она умела как-то ненароком тушеваться, не лезть в глаза и не привлекать к себе внимания.

Конечно, ни о каком ее особом воспитании и аристократизме речи идти не могло. В эти неблагословенные времена знать отличалась от крестьян только сытной пищей, праздностью и спесью, на мой взгляд, большей частью, ничем не оправданной.

Морозовский дворянский род происходил от новгородца Михаила Прушанина, потомок которого в VI колене, Иван Семенович, прозванный Мороз, был родоначальником Морозовых. Один из его сыновей, Лев Иванович, был боярином; в день Куликовской битвы начальствовал передовым полком и погиб в бою. В XV веке отделились от этого рода Салтыковы, Шеины, Тучковы, Брюхово-Морозовы и Козловы. С XIV века до конца XVII четырнадцать Морозовых были боярами, двое — окольничими, и один — постельничим. Так что род получался знатнейший, и роднился с первыми фамилиями.

Все это я помнил из лекций профессора Ключевского, натаскивавшего меня по русской истории. Происхождения Натальи Георгиевны я не знал, но то, что она была женой знатного боярина, предполагало, что и ее род не последний в Московском государстве. Как воспитывает своих детей русская знать, я реально не представлял. Мог только предположить, что иностранных гувернеров им не приглашали. Если и учили детей читать, то только священные книги. Грамотеи, конечно, были, но их не очень поощряли, недаром же закостеневшее боярство, не желая образовываться и приспосабливаться к новым временам, потеряло динамику в развитии, а затем и власть в стране.

Сама Наталья Георгиевна как личность себя пока никак не проявляла. Обычная мать, готовая на все ради спасения своих детей. Так я ее вначале и рассматривал. Теперь же, если у нас случится несколько свободных дней, и мы проведем их вместе, можно будет к ней присмотреться более внимательно. Пока я думал о матери, проснулся сын:

— Батюшка, а матушка где? — спросил меня мальчишечий голос.

Бориска проснулся и смотрел на меня не по-детски тревожными глазами.

— Спит твоя матушка, — успокоил я мальчика, — они с Ульянкой в соседней комнате. Сам-то выспался?

— Выспался, батюшка, а каши нам еще дадут?

— Дадут, конечно.

Мы встали, оделись и отправились разыскивать своих товарок. Оказалось, что женщины уже успели встать, растопить печь и теперь готовили завтрак. Дед Денис в своем обычном рваном платье восседал за конторкой начала девятнадцатого века и что-то писал гусиным пером. Выглядело это, учитывая его дремучую крестьянскую внешность, очень забавно.

Мы с боярским сыном пожелали присутствующим доброго утра и уселись перед окном, застеленным слюдой, на лавке в ожидании еды. День был ясный, солнечный, и в горнице было довольно светло. Леший, между тем, кончил свои записи и подсел к нам, наблюдать, как трудится «народ».

Как всегда, когда в помещении собирается несколько человек, да еще разного пола, разговор принимает игриво-легкомысленный характер. Так и теперь, все беззлобно подкалывали друг дута, вспоминая ночную встречу и ночные же страхи.

Наталья Георгиевна, помогая Ульяне, захватившей кухонные бразды в свои ловкие руки, раскраснелась и выглядела милой и домашней. Я украдкой любовался ее гибким сильным телом, стараясь отгонять грешные мысли.

Наконец завтрак был готов, и нас пригласили за стол. Несмотря на великопостные дни, Ульянка исхитрилась, почти не обходя строгие правила, приготовить очень вкусную еду.

— Ишь, внучка, как ты ловка да сметлива! — похвалил девочку дед Денис, уписывая за обе щеки. — Осталась бы у меня, старика, подкормила бы сироту.

— И то правда, — вполне серьезно поддержал я шутливое предложение Лешака. — Оставайся, Ульяна, что тебе скитаться по чужим людям.

Шутливое, комплиментарное предложение старика вдруг приобрело совсем иной смысл.

— Ну, вот еще, — смутившись, ответила девочка, — зачем мне быть в тягость...

— Какая же тягость... — задумчиво произнес дед Денис, по-моему, впервые с того времени, как мы познакомились, не придуриваясь и не ерничая. — Оставайся, коли захочешь, утешь старика!

— Не знаю, — продолжала смущенно отказываться Ульяна, — я завсегда, да только не буду ли в тягость?

— Правда, оставайся, а я тебя за это колдовать научу, — опять начал шутить дед. — Гадать ты, я слышал, умеешь, заодно научишься колдовать!

Мне было бы очень любопытно узнать, откуда он узнал об Ульянином гадании, но спрашивать я, понятное дело, не стал. Просто навострил уши, ожидая, что все разъяснится в общем разговоре.

— Правда, Ульянушка, оставайся, — поддержала Наталья Георгиевна. —З десь, у дедушки, тебе будет спокойно, и никто не обидит.

— Да и, право, не знаю, не помешаю ли, — отдавая дань крестьянской церемонной вежливости, начала сдаваться девочка.

— Вы тут еще спорьте, а я пойду, пройдусь, — сказал я, поблагодарил за вкусный завтрак и вышел из-за стола.

Я вышел на высокое крыльцо, с которого видны были все недалекие лесные окрестности. Солнце сияло на безоблачном небе. Ветви деревьев приобрели весенний сизо-лиловый цвет, готовясь вот-вот зазеленеть. Северная весна, как обычно бывает в зту пору, шла к лету семиверстными шагами. Усадьба у деда Дениса была исправная, не в пример его ветхому, оборванному платью. Хозяйственные строения, небольшие, без расчета на многолюдную крестьянскую семью, однако достаточные для комфортной жизни, располагались очень продуманно и вписывались в расчищенный лес так, что тот напоминал скорее английский парк.

Ограды вокруг усадьбы не было, и она оказывалась как бы органической частью леса. Я прошелся по кривым, грунтовым дорожкам и наткнулся на небольшую ветряную мельницу.

Зачем одинокому деду нужна мельница, мне было непонятно, но, приглядевшись к ее лопастям и конструкции, я догадался об истинном назначении сооружения.

На первый взгляд, это был обычный деревенский ветряк, но у крыльев автоматически менялся «угол атаки», и таких оригинальных подшипников я никогда раньше не встречал. Стилизованная под старину, техника была явно не уровня начала XXI века, а значительно совершеннее.

— Интересно, — подумал я, — есть ли у старика компьютер?

— Нравится мельничка? — раздался за спиной насмешливый голос.

Я обернулся. Дед, как всегда, появился вроде бы ниоткуда.

— Какая у нее мощность, сколько киловатт вырабатывает? — спросил я.

— Ишь, слова-то какие говоришь нерусские, — ухмыльнулся старик. — По мне, мучицу мелет и ладно.

— А откуда зерно берешь? В лесу растишь? Кстати, таких ветряных мельниц, как эта, пока нет даже у голландцев.

— Что нам какая-то Голландия, у нас на Руси все самое лучшее!

— Это точно, особенно слоны, — согласился я.

— При чем здесь слоны-то?

— Это я к вопросу о качестве, — туманно ответил я, не собираясь вступать с ним в двусмысленный, бесперспективный спор. Нравится ему темнить и придуриваться — его дело.

— Делать дальше что собираешься? — оставил скользкую тему хозяин.

— Как в округе успокоится, в Москву пойду.

— А с боярыней и детками как распорядишься? Слыхал я, муж ее тебе завещал...

Да, слышал дед действительно многое, даже был в курсе разговора наедине, на исповеди.

— Не знаю, — честно ответил я, — нужно бы помочь Наталье Георгиевне вступить в наследство, да и Бориске ее предстоит стать историческим персонажем, а то одни они пропадут. Однако и в Москву мне нужно, не ровен час, Борис Годунов без меня помрет.

— Помер уже. Позавчера, тринадцатого числа отдал Богу душу.

— Так сегодня уже пятнадцатое апреля?! — воскликнул я. Со здешней некалендарной жизнью я совершенно потерял счет дням. — Тем более, мне нужно срочно попасть Москву!

— Без тебя там не разберутся! — насмешливо сказал Леший. — Морозовой лучше помоги. А детишек пока здесь оставьте, пусть на вольном воздухе воспитаются. Не дело сейчас по Руси с малыми детьми скитаться.

— Думаю, что Наталья Георгиевна не согласится.

— Никакая матерь не враг своим чадам, — нравоучительно произнес дед. — Поплачет, да смирится. Им сейчас никак нельзя конкурентам в руки попасться...

Слово «конкуренты» так не подходило к облику деда Дениса, что я невольно улыбнулся.

— Лыбься, лыбься! — рассердился он. — Сам такое говоришь, что добрые люди тебя нехристем считают. Мог бы и лучше русский язык выучить, а то простые слова выговариваешь, как чудь болотная.

— Как могу, так и выговариваю, — огрызнулся я, — сам бы кончал ерничать, все под придурка косишь.

— А вот этого я не могу, — засмеялся Леший, — слишком привык...

— Ладно, — согласился я, остывая, — дело твое. Скажи лучше, что вы конкретно от меня ждете?

— Никто ничего от тебя не ждет, — непривычно серьезно заговорил Леший. — Живи, ищи жену, если, конечно, еще охота осталась, — дед лукаво ухмыльнулся. — Польза от тебя уже есть, давеча казака Свиста зарубил, очень вредное насекомое, от него много несчастий могло на Руси быть... Опять же, с ногайцами разобрался, Морозову с детьми от гибели спас...

Дед Денис замолчал, как будто подсчитывая в уме мои деяния.

— Вы что, вместо Господа Бога здесь управляете? — в упор спросил я.

— Какой там управляем, — задумчиво сказал старик, — пытаемся хоть как-то противостоять людской глупости, жестокости и легкомыслию, чтобы не перебили вы друг друга и оставили немного стоящих людишек на развод. А Господь, он что, он высокая, гениальная идея... — произнес старик и надолго замолчал.

— Так идея или сущность? — осмелился я прервать его раздумья.

— Свет он, а не тьма, — глядя мимо меня, продолжил Денис. — Добро, а не зло, а люди только играют в религию, приспосабливая под него свои языческие представления о божестве. Одни делают это из страха, другие, ища утешения, которые и от нечего делать. Пройдет еще много веков, а то и тысячелетий, пока люди познают настоящего Бога, а не свои примитивные представления о нем.

— Но, все-таки... — начал я.

— Я все сказал, — перебил старик, — заболтались мы с тобой, пора возвращаться.

Мы молча пошли к дому. Я пытался вникнуть в простые, какие-то всеобъемлющие слова старика, но были они слишком общи, да и время для познания истины и Бога у меня впереди было достаточно, по мнению самого Лешего, несколько тысячелетий...

Короче говоря, подумать о великом и вечном как всегда не хватило малого: желания и времени.

В горнице, между тем, царил мир и веселье. Дети отдохнули, выспались и весело играли с мамой и «няней». Так Олюшка, оказавшаяся совершенно очаровательной девочкой, теперь называла Ульяну. Дед Денис, как только мы вошли в дом, исчез, а я устроился на лавке и с удовольствием наблюдал за шумной компанией.

— Батюшка, — обратилась ко мне Морозова, —. когда мы дальше пойдем или пока здесь останемся?

— Во-первых, я не «батюшка», и зовут меня Алексеем Григорьевичем, — поправил я Морозову. Достали они меня с этим «батюшкой». — Что же делать дальше, вот это давай обсудим...

Разговор предстоял долгий и неприятный. Я представлял, как воспримет Наталья Георгиевна предложение даже на время расстаться с детьми, и заранее предвидел слезы и материнское отчаянье. Меньше всего мне хотелось быть причиной ее горя. Чтобы оттянуть объяснение, я начал издалека:

— Здесь у деда Дениса безопасно. Местные жители это место боятся, и никто чужой сюда не явится. Ты можешь, конечно, здесь остаться, да вот как быть с вашей вотчиной...

— А что вотчина, она по праву Борискина! Он после отца наследник!

— Это верно, да время сейчас смутное, и было бы имение, а незаконные наследники всегда сыщутся. Мне кажется, человек, о котором я тебе давеча говорил, ни перед чем не остановится. Один раз ему убить вас не удалось, кто знает, может, в другой раз удастся. Кто он, мы не знаем. Вот ты даже не знаешь вчерашнего Гаврилу Васильевича, которого он нанял...

— Неужели на детей малых у извергов рука поднимется!

— Поднимется, очень даже поднимется. Когда касается денег и имущества...

— Но это же грех смертный! Они же в геенну огненную попадут!

— Очень может быть, — согласился я, — только боюсь, теперь их и геенна не остановит...

— Так что же делать? — в отчаяньи воскликнула Наталья Георгиевна. — Может, детей спрятать?!

Я вспомнил, что многие птицы уводят хищников от гнезда с птенцами...

— Эти люди пока вас не найдут, не успокоятся. Все округу обыщут... Вот если бы до них дошел слух, что вы направляетесь в Семеновское, то здесь вас искать у них бы резона не было...

— А как сделать, что бы они подумали, что мы ушли в Семеновское?

— Не знаю, наверное, у них в округе есть лазутчики, когда увидят, донесут.

— А если мы понарошку пойдем, а потом вернемся? Только как детей по топям водить...

— Думаю, далеко мы с детьми не уйдем. Нас уже через день поймают, и тогда...

— Что же делать? — в отчаяньи воскликнула женщина. — И так плохо, и этак! Не пойдешь, вотчину украдут, пойдешь — убьют!

— Не знаю. Думать надо...

Мы начали думать и, похоже, в нужном направлении. Вариантов было немного, и все они оказывались неудачными.

— А если смириться? — спрашивала она. — Глядишь, не убьют, да еще дадут кусок хлебушка!

— Можно и смириться, — соглашался я, — найдем хорошего барина, скажемся крестьянами, пойдем к нему холопами, глядишь, и возьмет вас под защиту. Будем землю пахать, может быть, нас никто и не тронет.

Такой способ спастись Морозовой не понравился. Она предложила другой:

— А если в монастыре укрыться?..

— Можно, только все имущество придется отдать церкви. Хрен редьки не слаще.

— А коли детей укрыть, а меня пусть ловят? — наконец набрела на здравую мысль самоотверженная мать.

— Ну, возможно, это ты хорошо придумала! — похвалил я. — Только где их укрыть, у твоей родни?

— Мы новгородские, как туда попадешь... А если дедушку попросить? Здесь ведь деткам безопасно?

— Здесь-то лучше всего. А Ульяна возьмется за ними ходить? Она сама еще ребенок...

Действительно, пока мы разговаривали и оставили детей без присмотра, троица совсем расшалилась, и Ульянка баловалась с не меньшим самозабвением, чем морозовская ребятня.

— Ульянка-то что, она хорошая девочка, а вот как дедушка?

— Дедушку я уговорю, — пообещал я.

— Ну, если взаправду, то было бы славно, слава Богу! Уж я тебя, батюшка, извини, Алексей Григорьевич, отблагодарю...

Наталья бледно улыбнулась и глянула на меня в упор теплыми, зелеными глазами. У меня слегка екнуло сердце, и я тут же отвел взгляд. Впрочем, возможно, она имела в виду что-то другое...

— Мне бы только из леса выйти, — сказала Морозова, совершенно не в связи с предыдущим разговором.

— Куда выйти? — не понял я.

— Отсюда подальше, чтобы враги следа к детям не нашли.

— Ты что, одна идти собираешься, — удивился я, — без меня?

— Зачем же тебе за меня и моих детей пропадать...

— Мне вас Иван Михайлович завещал, и хотя я не священник, но воля покойного...

— Что ж, так и завещал? — потупив глаза, спросила вдова.

— Завещал, — подтвердил я, — да ты сама все знаешь, для того со мной от казаков бежала, так что ты за мной.

— Против последней мужниной воли не пойду, — опустив голову, решительно сказала Наталья Георгиевна. — И, коли так, из твоей воли тоже не выйду.

У меня сразу сделалось тепло в груди, но я отогнал грешные мысли и невинно посмотрел женщине в глаза.

— Вот и хорошо, собирайся в дорогу, а я пойду с Дедом договорюсь.