«СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ»

«Ну, за каким рожном я летел на эту Землю?! Ну, за каким рожном я лез в университет? История театра, баловной эстет—философ… Конкурс—то какой был!.. Тьфу! Сидел бы лучше на своем Лигере―Столбовом. Женщины там есть. Гусаром стать можно. Схимником ― и подавно. Что еще? Нет, вот завалю экзамены, плюну на все ― и улечу домой. К маме».

Ривалдуй вздохнул и уселся на кровати, муторно уставясь в потолок.

Беда!..

А может, рано улетать?

Шекспира он, конечно, не читал, но ведь сдать—то ― можно! Не глупее же он остальных.

Тут вспыхнула лиловая почтовая лампочка, извещавшая о прибытии корреспонденции, запахло канцелярией, и в воздухе, в метре от пола, сложился искрящимися буквами текст молниеносной телеграммы.

Надпись растаяла, и Ривалдуй тихонько охнул. Деканата он боялся пуще смерти. Просто так его не вызывали никогда, но вечно ― по делам житейского разгула. Собственно, вначале его это даже радовало ― все же личность, себе на уме, гусар в науках и в быту, ― а потом частые наскоки начальства стали его раздражать. Он бы, конечно, угомонился, но…

Энергичный он был человек. Не зря его мама в детстве порола. Он вспомнил и прослезился. Потом встал, застегнул рубашку на все магнитопупки, потрогал подбитый сегодня утром левый глаз и, внезапно успокоившись, вышел в коридор. Не иначе, как из—за драки вызывают. А это ― пустяки. Дело привычное. Тут уж он знал, что говорить.

― Здрасьть! ― сказал он декану и, изобразив умиленье на лице, томно шаркнул ножкой.

Декан любил, чтоб было церемонно.

― А! ― вскричал тот, вспрыгивая навстречу Ривалдую, и парик с незабудками съехал ему на ухо. ― Рад видеть! ― гукнул он и кулачком подпихнул парик на место. ― Если я не ошибаюсь… Вы кто такой?

― Ривалдуй ― Запсена сын, студент с Лигера—Столбового. Как детишки?

― У меня детишек нет, ― сообщил декан уныло. ― Вы с какого факультета?

― С историко—театральной экспертизы! ― возликовал Ривалдуй. ― Театровед!

― Гигант? ― осведомился декан.

― Это я гигант, ― вдруг предупредительно выступил из—за шкафа пухленький маленький студент в очках. ― Пупель Еня. Тоже, знаете, со Столбового.

― Земляк! ― воскликнул Ривалдуй.

― Оставьте меня, ― ответил Пупель Еня и важно поправил очки в матерчатой оправе. ― Я наказан, но прошу меня ни с кем не путать.

― Ах ты, батюшки, беда: совсем забыл!.. ― всполошился декан. ― Девятый час человек в углу стоит. Не устал? ― заботливо поинтересовался он.

― Я же гигант… ― вздохнул Пупель Еня. ― Гигант полового бессилия… Между прочим, эти ваши наказания меня до гигантизма и довели. Где это видано, чтоб человек неделями из угла не вылезал?! У нас на Столбовом…

― Ты только не сердись, ― предупредил декан. ― А то я тоже рассержусь. И ― всё тогда… Вы понимаете, ― обернулся он к Ривалдую, ― студент темноты боится. А как же история театра, тьма веков?!. Вот я его в темный угол и ставлю, чтобы привыкал. А он сердится, говорит, что все равно боится. Тут уже сержусь и я. Ну, боишься все?

― Боюсь, ― пробасил гигант и заплакал. ― Я в космонавты уйду. Ну вас с этим театром.

― В космонавты… ― мечтательно повторил Ривалдуй.

― Инн—дэ? Вы тоже ― боитесь темноты? ― подозрительно спросил декан.

― Нет, ― с чувством отозвался Ривалдуй. ―Я боюсь завтрашнего экзамена.

― Вот для того—то я вас и позвал, ― со значеньем сообщил декан.

«Мать честная!.. ― подумал Ривалдуй. ― Значит, драка не при чем? Вот и влип…»

― Мы тут насчет методы размышляли… ― начал декан. ― Как бы все поинтересней, как бы это, значит, так… О хронопрочешизме не слыхали?

― Нет, ― сознался Ривалдуй.

― Не беда! Теперь вы все узнаете! ― Голос декана начал крепнуть и потрясать. От охватившего его ораторского жара парик обвис и начал тлеть, отчего декан взвился еще сильнее. ― Великолепно? Да! Неоспоримо? Да! Вы думаете, это шутки—прибаутки? Нет! Это только начало!

― На меня с потолка летит. Потише, ― пожаловался из угла гигант Пупель Еня.

― Знаю, ― сухо отозвался декан, но притих.

Глядя на него, Ривалдуй вдруг ощутил смертельную тоску и пакостный зуд в кулаках. Однако он вовремя вспомнил, что мордобой с деканом экзаменов не отменяет, и потому лишь насупился и снова браво шаркнул ножкой. Декану это понравилось. Он чуток отхлебнул из граненого лафитничка и, добро заведя глаза, заворковал:

― Театр ― это глыба, кулуары, океан… Да—с! Хиханьки и хахоньки ― как исторические откровения. И ― наоборот. Маски, роли, гонорары и гастроли. Я сам бывалый гастролер. Тартюф, Отелло, Макинпот, коза—дереза… Сколько граней! Вот вас в одну и запихнут.

― За что? ― перепугался Ривалдуй.

― Зачем! ― поправил декан. ― А все затем, чтоб было легче. Мы тут насчет методы размышляли. Как бы это все поинтересней… О хронопрочешизме не слыхали?

― Нет, ― сознался Ривалдуй.

― Тогда ― объясняю: вы Шекспира не читайте, а все будет по—другому. Мы вас в «Отеллу» зашлем. Прямо ― в самую рукопись. Там вы малость пооботретесь, разговоритесь, а потом ― р—раз! ― и назад. На экзамен, значит. Тут все и выложите. Как поняли, как вжились. Какие проблемы, какие средства. Идея, композиция и ― характеры. Вы ― очевидец, соучастник, вам, так сказать, дано. Ясно?

― Не совсем, ― поморщился Ривалдуй. ― Я ж ни обычаев, ни языка не знаю…

― В Засыльнике всему научитесь, ― махнул рукой декан. ― Очень толковое место. Наука сегодня в ногу с театром идет. Не забывайте.

― А когда лететь? ― осведомился Ривалдуй, почувствовав подвох.

― Да прямо сейчас! Давайте—ка я вас провожу… Вы будете первый, ― ободряюще подмигнул декан.

― А я стоять, что ль, буду, да? ― высунулся из—за шкафа Пупель Еня.

― А темноты ты все боишься? Строго спросил декан, поправляя парик.

― Боюсь, ― сумрачно, но твердо сказал Пупель Еня.

― Тогда ― стой. Ведь тьма веков… Театр! Приучайся.

Он вошел в полутемную пустую комнату, и голос из—под потолка наставил:

― Ступайте прямо, ничего не бойтесь, раскройте дверь и ― до свиданья.

И тотчас неведомая сила вдруг сжала, скрутила его, неистово впихивая в букву, облекая в междубуквенную плоть, однако же не больно, разве что под мышками защекотало; вслед за этим что—то треснуло, дало ему хорошего пинка под зад, и тогда Ривалдуй, внезапно ощутив под левою ладонью рукоятку шпаги, быстро и уверенно шагнул в дверной проем, в который солнечно заглядывала улица острова Кипр, где обосновался сам Отелло—мавр с супругой Дездемоной.

Улица была широкая и немощеная. От силы двухэтажные, дома смотрелись неказисто и стояли тесно в ряд ― сплошной стеной. Проносившиеся мимо кареты и одинокие всадники поднимали ужасающую пыль, что мигом навело Ривалдуя на мысль: «Ну, совсем как у нас на Столбовом!» Это было приятно. Он двинулся вперед, глазея по сторонам.

Справа сразу четверо с остервенением дрались на шпагах; женщины, полоская юбки на ветру, бежали от греха подальше; зеленщики, булочники и прочий люд, одобрительно кивая, таращились на поединок. На площади, в конце улицы, ссутулившись, торчала виселица, а вокруг галдела пестрая толпа, и голопузые детишки с упоением швыряли друг в друга конские лепешки, равнодушно принимая подзатыльники и оплеухи взрослых. Ривалдуй блаженно зажмурился и, расправив плечи, подставил лицо под знойное солнце.

Это была его первая солнечная ванна в самой что ни на есть шекспировской эпохе. И совсем недурно здесь, жить можно…

«Тьма веков, вот ерунда! ― подумал он, ухмыльнувшись. ― Да какая же тут тьма?! Это праздник, разгул, наслаждение. Ай да Кипр!»

Однако насладиться вволю он не успел.

― Я удавлю ее! Я прикончу эту шлюху! ― вдруг раздалось за его спиной.

Краем глаза Ривалдуй заметил, как горожане, разом побросав свои дела, ретиво брызнули во все стороны, и в следующее мгновение он увидал здоровенного чумазого детину, потного и голого по пояс, однако в оранжевых штанах и голубых ботфортах. Детина жутко звенел шпорами, потрясал кудлатой головой с массивной золотой серьгою в левом ухе и, размахивая руками, мчался посреди улицы, как тяжелый бомбардировщик по взлетной полосе. От него шел пар и завивался в кольца. Улица притихла.

― С дороги! ― властно скомандовал детина. ― Скручу, зарублю, и вообще!..

― Здрасьть! ― презрительно ответил Ривалдуй и машинально шаркнул ножкой. ― Попробуй—ка ― тронь! Я ведь и шпагой могу. Вот ткну ― и все тут.

― Уйди, нечестивец! ― предупредил трагически чумазый. ― Не становись поперек страсти. Я, мавр Отелло, убью свою Дездемону!

― Ну и дурак, ― рассудительно заметил Ривалдуй. ― Совсем дурак.

― Оскорблять?! ― побелел роскошный мавр.

Ривалдуй пригляделся к его кулачищам и мудро решил, что шпага сейчас только помешает. Он отшвырнул ее и занял боксерскую стойку. Отелло было притормозил, удивленно хмыкнул ― и тотчас кинулся на Ривалдуя. Первый же удар сшиб его с ног и заставил ненадолго потерять сознание. Будучи от природы человеком добрым и незлобивым, Ривалдуй растолкал Отелло, отряхнул пыль с его дорогих генеральских штанов и помог встать. Потом дружески, как на каком—нибудь соревновании, пожал противнику руку.

― Надо было печень прикрывать ― вот так, ― отечески посоветовал Ривалдуй.

― Но я убью ее, ― уже не столь уверенно сообщил мавр. ― Где это видано…

― Не горит, не горит, не горит, ― быстро заверил Ривалдуй, зорко оглядываясь по сторонам. ― Никуда она не денется. А вот по стаканчику сейчас совсем неплохо пропустить… Для крепости организма… Сами до трактира дойдете или скорую позвать?

― Дойду, ― сумрачно кивнул Отелло. Он глубоко вздохнул и принялся выковыривать песок из уха. ― Что же это вы на меня напали?

― Не терплю неуважительного отношения, ― признался Ривалдуй. ― Я человек деликатно воспитанный. Мне еще мама говорила…

― Если мама ― ну, тогда… ― развел руками мавр. ― Что, и вам перепадало в детстве?

― Да уж… ― Ривалдуй невольно покраснел. ― Я не люблю об этом вспоминать.

Сзади раздались негромкие голоса, взявшиеся было обсуждать удивительное происшествие. Отелло резво обернулся и скорчил страшную рожу, отчего зеваки, начавшие понемногу стягиваться со всех сторон, мигом снова разбежались.

― Презираю свидетелей, ― важно разъяснил Отелло. ― С ними нужен глаз да глаз!.. А может, во дворец ко мне пойдем? Там тоже…

― Ну нет, не согласен, ― возразил Ривалдуй. ― Вы, я полагаю, сразу гробить жену свою побежите, а потом уж какой разговор? А у меня к вам много вопросов… Так что давайте лучше ― в какой—нибудь кабачок, тихо—мирно посидим, выпьем, поболтаем, а там, глядишь…

Он залихватски подмигнул.

― Она мне изменила, ― пожаловался мавр. ― Надоел, говорит, ты мне, чумазый…

― Так вот прямо и сказала? Прямо в лоб? ― всплеснул руками Ривалдуй. ― Да неужели? Возмутительно! Нет слов! О, женщины, где ваша деликатность?!. Я бы тоже рассердился. Скажи она мне только: ты, разэтакий—сякой…

― А что, вас тоже называли? ― встрепенулся мавр.

― Конечно, нет! Смешно. Они же понимают, что я и грубое обращение… Несопоставимо!

― И откуда вы такой? ― удивился мавр.

― Я с Лигера—Столбового, из Мовыски.

― А, слыхал, слыхал, ― соврал Отелло. ― Место бойкое. Базар хорош…

― Да, поговаривают… ― сдержанно кивнул, весьма собой довольный, Ривалдуй. ― Приезжих тянет… Ну, а вообще—то я ― студент, ― с готовностью похвастал он. ― Театроведом буду. Тьма веков, и все такое!.. Путешествую, на мир гляжу. Вот: вас решил проведать… э—м–м… узнать, как что… Чудно у вас тут! Я ведь ненадолго…

― Ах, ненадолго, ― с облегченьем повторил Отелло и потер избитую печень. ― Это интересно… Ну, пойдем тогда, выпьем. Здесь недалеко.

По случаю визита генерала трактир был пуст. Они уселись за мигом прибранный стол, трактирщик угодливо наполнил кружки, Ривалдуй с мавром чокнулись и выпили за справедливость. Не дожидаясь приказания, трактирщик вновь доверху наполнил кружки. Гости, чокнувшись, их также мигом опростали.

― Ну? ― уставился на мавра Ривалдуй.

― Ты понимаешь, ― горестно вздохнув, приступил к повествованию Отелло, ― я же так ее любил! Души, можно сказать, не чаял… Мы с нею еще в Венеции познакомились. Веселый город, врать не стану… Девушка вроде приличная, из хорошей семьи… Короче, все как надо. А потом меня сюда правителем назначили. Я человек военный ― куда прикажут… И тут ― на тебе! С моим лейтенантом спуталась… На что это похоже?! Я—то, главное, заботился о нем, как о сыне родном, выдвигал туда—сюда… У меня ведь нет потомства, ― мавр смахнул вдруг набежавшую слезу. ― А он…

― Свинью подложил! ― радостно докончил Ривалдуй и зыркнул в мавра несколько посоловевшим глазом. ― Да уничтожать таких! ― твердо добавил он и стукнул по столу. ― Беспощадно. Собрать улики, опросить свидетелей, составить акт и ― в суд! В момент! Улики—то какие?

― Платочек потеряла, ― проворковал Отелло. ― Мой!

― И всех делов—то? ― удивился Ривалдуй.

― Так ведь платочек же! ― заволновался мавр. ― Батистовый. С узорами. Ручной работы. У турка вынул. Кровь за него чуть не пролил. Вещь—то какая!

― Все равно, ― убежденно и пьяно сказал Ривалдуй. ― Одного платочка мало. Я—то думал…

Они снова чокнулись и выпили.

― Ты пойми, ― склонился к Ривалдую Отелло, потея и хмелея на глазах. ― У меня без спросу платок взяла и отдала Кассио. А жалко, понимаешь?! Сегодня ― платочек, завтра ― сервант… Я давеча у Эмилии ночь провел, у жены моего поручика Яго. Она мне платок и отдала. Сказала, что у Кассио из кармана вытянула. Откуда у него моя вещь? Я ― не давал. Могла дать только Дездемона. А зачем?

― Может, высморкаться было не во что, вот у нее и попросил, ― предположил Ривалдуй.

― Сказал! ― гоготнул мавр. ― Этот попросит! Да он в два пальца завсегда!.. На что ему платок? А еще мне Эмилия по секрету рассказала, что Дездемона все о Кассио вспоминает, да нежно так…

Ривалдуй упокоенно откинулся на спинку стула и хлопнул мавра по плечу.

― Так ведь не любит же она тебя! ― с восторгом возвестил он. ― Неужто сам не понимаешь?! Брось ты ее! Других, что ли, нет? Эмилия, например. Ночуешь у нее и ночуй! А Дездемонка ― тьфу!..

― Не все так просто, ― озабоченно пробормотал Отелло. ― Если б так, то и душить ― зачем?

Тут в дверях кто—то рыкнул, и на пороге объявился тощий горбоносый офицер. Он прислонился спиной к косяку, скрестил руки на груди, изобразив на лице смесь вселенских гнева и печали, и звучно произнес:

― Довольно слов, Отелло! Я мимо проходил ― и слышал все… Ты, значит, спишь с моей женой? Понятно, генерал. Тебе, выходит, можно, а мне…

― Цыц, Яго, ― ласково сказал Отелло. ― Выражайся проще. И присядь—ка.

― Нет, ― возмущенно и тоскливо отозвался Яго. ― Даже если посулишь златые горы ― ни за что! С тобою рядом… Нет! Ты опорочил мое имя!

― Пф—фу!.. А что ж мне говорить тогда о Дездемоне?! Весь наш город…

― Да хоть целый мир ― меня это нисколько не волнует! ― надменно оборвал его офицер. ― Это твое личное дело. Я бы, например, порешил свою жену за эдакие выкрутасы. Так и сказал бы ей: «Ты перед сном, Эмилия, молилась?» И ― молотком по голове.

― Травить женщину?! Безжалостно и беспощадно?! ― возмутился спьяну Ривалдуй. ― При мне? Ты только тронь ее! Ее, можно сказать, мой друг Отелло любит… Кто ты вообще такой? Уйди сейчас же.

― Ты ― подлый негодяй, ― презрительно заметил Яго, даже не взглянувши на него.

Ривалдуй, слегка шатаясь, встал из—за стола и, мигом сделавшись пунцовым от обиды, ухватился рукой за притолоку ― благо потолок был низкий.

― На кулачках или табуретами? ― хамовато поинтересовался он.

― Это заговор, ― побледнел Яго. ― Ну, хорошо, давай на шпагах.

― Сиди уж, Яго, ― насмешливо сказал Отелло. ― Тебя он изувечит. Главное, печень прикрой. Все должно быть по—ученому… А Дездемону я душить не стану. Возиться еще!.. Задушу свет. Сперва свечой задую, а потом поцелую ее. И все дела… Бог с ней, пускай уходит к Кассио, пускай! А я люблю твою Эмилию, брат Яго. Видит бог ― люблю! И она меня, ― мечтательно докончил он.

― Да как же так?! Не может быть! ― ошарашенно воскликнул Яго и вдруг захохотал. ― Нет, правда? Любит? Ну, дай бог вам счастья!

― Х—мм… Так душить мне ее или не душить? ― заорал внезапно мавр.

― Кого? ― перепугался Яго.

― Ну, ее! ― Отелло безнадежно шевельнул пальцами над столом, покуда не свел их в неумелое кольцо. ― Ее! Или ― другую? Как там… Все забыл!

― Зачем душить? ― спросил умильно Ривалдуй. ― Выпори ― и брось.

― Ты так советуешь? Но я же обещал всем… ― неуверенно пробормотал Отелло. ― По городу бегал, кричал: «Убью!..» Понимаешь? Что теперь люди подумают? Говорит одно, делает другое… А еще генерал…

― Вот оттого и генерал, ― заметил Ривалдуй. ― Давай—ка лучше выпьем.

Они опрокинули еще по кружке.

Тут уж и Яго, глядючи на них, не устоял.

― Я Эмилию позову и Дездемону, ― предложил вдруг Ривалдуй, исполняясь силы и недюжинной отваги. ― Пусть сами подтвердят. Чтоб все было шито—крыто. Я люблю порядок. Сейчас сбегаю.

― Нет, погоди! ― ухватил его за рукав Отелло. ― Эмилию ― зови. А Дездемоне вели складывать чемоданы и катиться к своему Кассио. Я не сержусь, так ей и передай. Да только пусть белья моего не хватает! Оно ведь с узорами, ручной работы. С турков снимал ― вещи уникальные. Чай, не для Кассио старался. Пусть—ка сам себе достанет!

Яго неожиданно заерзал на стуле и смущенно повел горбатым своим носом.

― Видишь ли, Отелло, ― произнес он, густо покраснев. ― Не Кассио твоя Дездемона любит, а меня… Такая вот история… Это еще в Венеции началось… Она тогда по—своему верно поступила. Она же ― из богатой семьи, ей и муж был нужен богатый, перспективный, чтоб было ей потом чем козырять. Ну, а что я? Так, бедняк, поручик… Вот она и вышла за тебя. А уж тут, на Кипре…

― Климат здоровый, ― вставил мавр.

― Не перебивай! Вечно ты… Эй, трактирщик! ― крикнул, щелкая пальцами, Яго. ― Бросай все и беги во дворец, зови наших жен. Да скажи, чтоб сейчас же шли, без упрямства! Нам повадки их известны… Ну так вот, ― продолжил он, когда трактирщик исчез а порогом. ― Ты, стало быть, любил мою Эмилию, а я об этом ничего не знал. Я же любил твою Дездемону, а ты об этом тоже не знал. Эмилия меня боялась, Дездемона ― тебя. Потому и молчали. Я рассудил так: Дездемона будет моей, если не будет тебя.

― Мавр тут, мавр там, ― блаженно сообщил Отелло. ― Шустрый малый.

― Да не все так просто, ― развел руками Яго. ― Кабы только это… Я ведь опасался: вот скажу тебе правду, а ты, разозлясь, меня и накажешь… И тогда я придумал свалить вину на другого. Достал у Дездемоны твой платок и подкинул Кассио. С ним—то все было обговорено заранее, оттого он и согласился на эту авантюру. Он демонстративно высморкался в платок на глазах у Эмилии, и она его тотчас поттибрила.

― Чистый был платочек, ― ласково проворковал Отелло. ― Небось, простирнула, прежде чем отдать. Эх, Эмилия, душа моя! Но это ― строго между нами.

― Да все давно всё знают! ― отмахнулся Яго. ― Если уж Эмилия полюбит… Словом, она показала платочек тебе, а ты и озверел ― побежал Дездемону душить. Я же тем временем собирался в твоей спальне спрятаться за портьеру и в решающий момент предотвратить катастрофу, выступив тем самым в роли героя.

― Ты герой, и я герой ― оба мы орлы с тобой, ― игриво замурлыкал мавр. ― Орлы! Как птички на воздусях… Нет нам пищи и отрады…

― Помолчи! ― прикрикнул Яго. ― Что ты лезешь? Дай дорассказать! Короче, Кассио в то время тоже был со мной ― так мы уговорились. Он созвал бы людей и выступил с разоблачением: с Дездемоной любовь он не крутил, а просто одолжил у нее платок, поскольку насморк у него был ужасный. И это, кстати, правда. Все бы поняли тогда, какой ты, Отелло, подлец и душегуб, повесили бы тебя, а я бы женился на Дездемоне. Теперь—то мне ясно, почему Эмилия так охотно согласилась отдать тебе платочек, ― ведь это я ее науськал, не забудь. Ей, стало быть, мешала Дездемона, и она свою интригу разводила… Только я имел в виду убрать Эмилию и тебя, а Эмилия ― меня и Дездемону. Вот и все.

С минуту, наверное, Отелло переваривал услышанное.

― Демон зла! ― завопил он наконец, выпучивая глаза. ― Я порешу тебя!

― Не сейчас, ребятки, не сейчас, ― быстро нашелся Рива—лдуй. ― Лучше побратайтесь.

― А кто с моей женой блудил? ― надменно и на пафосе осведомился Яго.

Они потаращились друг на друга, корча рожи, а потом сцепились. Окажись тут вдруг какой—нибудь случайный наблюдатель, он бы счел необходимым подчеркнуть: остервенению их не было предела. Ривалдуй тихонько улюлюкал и подбадривал каждого легкими тумаками.

Поначалу было очень весело, можно сказать, праздник для души. Но вскоре все это ему порядком надоело, ему захотелось покоя и тишины, и тогда он разнял дерущихся, одному провел хук левой, а другому ― правой, стукнул лбами и, плюхнувшись за стол, забылся крепким сном. В таком виде их и застали Эмилия с Дездемоной, когда прибежали из дворца.

― А… Ах! Какой кошмар! ― сказала, тотчас теряя сознание, Дездемона ― маленькая, с толстым, слегка набок, носом и кривыми волосатыми ногами, которые благополучно терялись в складках длинных юбок.

― О, боже!.. ― закатила глаза Эмилия ― напротив, очень долговязая, вся в кудряшках и совершенно без бюста. ― Они же друг друга поубивали!

Но тут очнулся Ривалдуй. Он зорко посмотрел налево, посмотрел направо и все мигом оценил.

― Пустяк, ― сказал он спешно, щуря один глаз, чтоб все вокруг не прыгало и не двоилась, ― это я их примирял. Позвольте… Здрасьть! ― добавил он умильно и деликатно шаркнул ножкой под столом. ― Сейчас я их очну.

Он встал со стула, растолкал Яго и Отелло, каждому вылил на голову ко кружке вина, помассировал уши и через минуту привел в совершеннейшее чувство. Они уже не падали и даже могли говорить.

― Вот: лобзайтесь и живите счастливо, ― приветливо сказал Ривалдуй.

Побитые, забыв о сваре, распростерли послушно объятия, и дамы их сердца немедля, с долгим визгом, ринулись им навстречу. Лобзались долго, молча и целеустремленно. Ривалдуй тихой сапой опростал еще кружку и нежно прослезился.

― Ну, я пошел, ― сказал он как бы между прочим. ― Более не буду вам мешать.

― Э, нет уж! Нет! ― протестующе помотал рукой за спиной Эмилии счастливый мавр. ― Ты не увиливай ― сиди! Вместе с нами…

Наконец поцелуи кончились, и все, тяжко дыша, уставились на Ривалдуя.

― Вы исключительно хороший человек, ― томно проворковала Дездемона. ― Это я к чему? Вот переженимся мы сейчас, медовый настанет месяц… А Кипром кто же будет править? Да неужто ― Кассио?! Какой пассаж!..

― Кассио ― дурак, ― возразил Отелло. ― Вечно с ним истории. И пить не умеет, и драться слабоват. А что такое, собственно? ― вдруг всполошился он.

― Ах, я поняла! Я все—все поняла! ― захлопала Эмилия в ладоши. ― Дездемона хочет, чтобы правителем были вы! Это же прелестно!

― Ничего себе… Ну, хорошо, на месяц ― и не больше, ― трудно соображая, важно засопел Отелло. ― Потом опять буду я. Мавр тут, мавр там…

― Да я не справлюсь, что вы! ― засмущался Ривалдуй. ― Хватит ли способностей и… бдительности? Я ж никакой литературы не читал…

― А никто не читал, ― строптиво отозвался мавр. ― Кому это надо? И видишь ― ничего, справляемся. Ну, жалко тебе, что ли?!

― И вправду, ― загорелась Дездемона, ― вы ведь не хотите, чтоб у нас пропал медовый месяц? Ну, мы вас очень просим! А потом мы вам тоже невесту найдем и такую свадьбу сыграем!.. Неужели вы откажете?

― Слово женщины ― закон, ― уныло возвестил Отелло. ― Так всегда…

― Ну ладно, ― скрепя сердце согласился Ривалдуй. ― Я попробую.

― Вот это другой разговор. Да здравствует временно исполняющий обязанности правителя острова Кипр! ― провозгласил громогласно Яго. ― Пошли во дворец. В канцелярии все заверим.

Они все еще раз дружно чокнулись и, пошатываясь, выкарабкались из трактира. В бездонном небе сияло ослепительное солнце, кругом галдела пестрая толпа, кареты и одинокие всадники поднимали клубы пыли. «Ну, совсем как у нас на Столбовом!» ― восторженно подумал Ривалдуй.

Против обыкновения, Ривалдуй в то утро пробудился неприлично рано. Напившись с вечера в стельку, он смутно теперь припоминал, что же было накануне, что он, по неведенью, такое начудил в сюжете пьесы и о чем, собственно, станет докладывать сегодня на экзамене. Единственным утешением оставалась мысль: «Я ― самый первый. А первый блин всегда комом». Но, несмотря на это оправданье, скверные предчувствия не покидали его.

― Нет, ну вас с вашим театром! ― в сердцах решил он. ― Уйду я лучше в космонавты.

Он тяжело слез с постели, и тут почтовая лампочка возвестила о прибытии утренней корреспонденции. Как ни странно, никаких устрашающих надписей в воздухе на сей раз не возникло. Вместо этого на письменный стол вывалилась увесистая папка из картона, туго перевязанная веревочками крест—накрест, а к ней ― листок бумаги с текстом.

Ривалдуй машинально взял в руки послание и, сонно щурясь, принялся читать.

Ничего не соображая, Ривалдуй разорвал веревочки и распахнул папку. На титульном листе было размашисто выведено: