"Закат Луизианы" - читать интересную книгу автора (Шепард Люциус)

3 22 июня, 9:11 вечера

Мустейн ждал прибытия машины техпомощи под придорожным щитом на окраине Грааля. Вот уж поистине странное сооружение, думал он, исполненное достоинства, никак не вязавшегося с сельским пейзажем Луизианы. Щит крепился на металлических стойках и возвышался над шуршащими зарослями кустов у дороги, футах в тридцати от обочины, где стоял красный «БМВ» Мустейна, размером с двуспальную кровать, освещенный потрескивающей неоновой трубкой, которая сверкала ярко, будто вспыхивал магний. Вокруг нее кружили мотыльки, похожие на тени листьев, гонимых потусторонним ветром. «Добро пожаловать в Грааль – сердце Луизианы!» – гласила надпись в верхней части щита; а все остальное пространство занимало нарисованное одной линией изображение чаши – вероятно, поначалу предположил Мустейн, здесь имелась в виду чаша Грааля. Однако при ближайшем рассмотрении он понял, что линии вполне могут изображать два человеческих профиля, обращенные друг к другу; все зависит от того, что вы хотите увидеть – чашу или профили, – как в старом психологическом тесте, призванном выявить особенности восприятия.

Со стороны города приближался автомобиль с зажженными фарами. Возможно, техпомощь. Мустейн вытащил из пачки сигарету и закурил, задумавшись, что за городок такой – Грааль. Скорее всего, он получит возможность выяснить это. Вряд ли там найдутся запчасти к «БМВ». Москит противно запищал у него над ухом. Он вяло хлопнул ладонью по щеке. Пот струйкой стекал по спине. Влажный воздух стоял вязким комом в горле. Мустейн снова уставился на щит. Интересно, почему сначала он увидел в рисунке чашу? Возможно, он провалил тест. Ты не остановишься на ночлег в Граале, сынок, коли не увидишь здесь два профиля. Он рассмеялся. Вполне вероятно, рисунок просто означал, что ему нужно пропустить пару рюмок. Автомобиль свернул к обочине, ослепляя светом фар, и Мустейн прикрыл глаза ладонью, напрягая зрение. Мигалки на крыше. Полиция. Свой последний косяк он выкурил в Техасе, но все равно задергался. Он расправил плечи, собрался было щелчком отправить окурок в кусты, но потом передумал. Из полицейской машины вышла черная тень, оставив двигатель включенным, и неспешно направилась к нему. Луч фонарика резанул по глазам.

– Добрый вечер, офицер, – сказал Мустейн. – Я просто жду техпомощь.

Полицейский был молодым парнем, помоложе Мустейна, но повыше и поплотнее, с прыщом под носом, и имел унылый вид человека, находящегося в глубокой депрессии.

– Почему бы вам не предъявить удостоверение личности? – осведомился он.

Мустейн вытащил из кармана бумажник.

– Вы не обгоняли по пути машину техпомощи? – спросил он с самым невинным видом. – Недавно тут останавливался один человек, обещал выслать мне эвакуатор.

Полицейский взял водительские права Мустейна и посветил на них фонариком; темная от глубоко въевшейся грязи паутинка морщинок на костяшках пальцев.

– Это не вы, – сказал он после значительной паузы.

На фотографии Мустейн был с волосами ниже плеч и с более полным лицом, не таким осунувшимся и изнуренным, как сейчас. В голубых глазах горели красные огоньки от вспышки. Фотография являла образ маниакальной одержимости, болезненной мечтательности, и при виде нее у Мустейна слегка закружилась голова, ноги стали как ватные, словно сила земного притяжения вдруг ослабла, – такие ощущения вы испытываете, когда смотрите в повернутую другим концом подзорную трубу на близкие предметы.

– Я подстригся, – сказал он. – И немного похудел.

– Дата и место рождения? – Полицейский держал права так, чтобы Мустейн не мог заглянуть в них.

– Двадцать первое августа шестьдесят девятого года. Деланд, Флорида.

Мустейн положил ладонь на капот «БМВ» и сразу же отдернул руку. Все еще слишком горячо, чтобы притрагиваться. Все вокруг горячее. Воздух, стрекот сверчков, похожий на треск масла на раскаленной сковородке, пылающий лоб. Даже почти полная луна над Заливом походила на пышущий жаром прожектор. Возможно, это и есть правосудие, подумал он; наверное, оно именно такое. Душное и неумолимое, подстерегающее человека в темноте, как ублюдок, которому больше делать нечего.

Приближающийся автомобиль замедлил ход. Полицейский махнул рукой, и автомобиль – черный «корвет» – просигналил и пронесся мимо с явным превышением скорости.

– Парень спешит, – сказал Мустейн в надежде, что полицейский обратит внимание на нарушителя и бросится в погоню.

– На вашем месте я бы беспокоился о себе, а не о нем. – Полицейский еще с минуту изучал права, а потом отдал обратно и, прищурившись, посмотрел на Мустейна. – Получше парикмахера не нашли?

Да пошел ты… подумал Мустейн и с трудом подавил желание спросить, неужели здесь по-прежнему ненавидят хиппи. Неужели все еще не могут забыть Вьетнам?

Автомобиль с желтыми мигалками на крыше свернул на обочину и остановился ярдах в двадцати от них. Эвакуатор. Мустейн все понял. В аварийную службу поступило сообщение, что какой-то парень в крутой тачке с калифорнийскими номерами застрял на восточной окраине города, и диспетчер из соображений собственной выгоды (как насчет того, чтобы вытянуть пару долларов из этого дурака?) позвонил в полицию. Мустейн перевел взгляд на щит и на сей раз увидел там два профиля; в синей тьме чуть выше мерцали частые звезды.

Водитель эвакуатора приблизился и остановился сразу за границей света от неоновой лампы на щите. Двигаясь боком, полицейский обошел «БМВ» сзади и посветил фонариком в окно.

– Что это? – спросил он, указывая на три футляра с гитарами.

– Гитары, – ответил Мустейн, одолеваемый новым приступом паранойи.

– Откройте.

Мустейн вытащил футляры, положил на капот и расстегнул застежки. В футлярах находились – вишневая с искрой «Джибсон-Л-5», старый белый «Телекастер» и большая акустическая «Гилд».

– Вы музыкант?

– Точно.

– Мой младший брат сколотил рок-группу, выступает у нас в городе.

– Да неужели? – Мустейн изобразил интерес. – И что он играет?

– Производит дикий грохот и считает себя Господом Богом. – Полицейский с отвращением фыркнул. Щипнул вторую струну «Гилда». – Полагаю, у вас есть чеки на инструменты.

Мустейн постарался не выдать раздражения.

– Я приобрел их десять – пятнадцать лет назад. Никто не хранит чеки так долго.

– На вид они чертовски дорогие. Благоразумный человек хранит доказательства своего права на владение ценными вещами.

– В магазинах, где я их покупал, остались записи.

– Надо полагать, но вам придется потомиться ожиданием, коли они не поторопятся выслать подтверждение. – Полицейский протянул руку. – Дайте ключи от машины.

– Послушайте, – сказал Мустейн. – Это мои гитары, ясно? Если вы позволите мне сделать пару звонков…

– Я не говорил, что они не ваши. – Полицейский нетерпеливо пошевелил пальцами. – Ключи.

Он перебросил брелок с ключами от «БМВ» Мустейна стоявшему рядом водителю и сказал:

– Садись за руль, Уоллес. – Потом указал на футляры. – Закройте. Можете затолкать их в патрульную машину.

Застегивая футляры, перенося их к полицейской машине и укладывая на заднее сиденье, Мустейн вяло размышлял, не дать ли деру. Положим, надежды смыться мало, но в свете сложившихся обстоятельств ему терять нечего. Они забрали у него машину и гитары. Все стоит немалых денег. Что мешает им утопить его в болоте и разобрать «БМВ» на запчасти? А инструменты продать или подарить братьям и племянникам. Мустейн стоял у открытой задней дверцы, начиная дрожать от возбуждения, приготавливаясь рвануть с места.

– Давайте… залезайте, – сказал полицейский. Рядом притормозил автомобиль, двигавшийся в западном направлении. Черный «корвет» возвращался в город; глухо урчал мотор, зажженные фары отбрасывали длинные дрожащие блики на капот. Он остановился у обочины за «БМВ», высветив фарами глубокие выбоины на земле. «Черт побери!» – сказал полицейский, когда черноволосый мужчина в джинсах и синей рабочей рубашке вылез из машины и направился к ним. Женщина-азиатка в красном кимоно, с бутылкой водки в руке вышла следом со стороны пассажирского сиденья и прислонилась к «БМВ». Мужчина дружелюбно кивнул Мустейну и спросил полицейского:

– В чем дело, Рэнди? Опять взялись с Уоллесом лохов динамить?

Его голос – баритон – казался слишком громким для человека такого невысокого роста, но не особенно глубоким и выразительным; просто громкий повелительный голос, с фальшивыми театральными интонациями, как у начинающего актера.

– Нечего совать нос не в свое дело, – сказал полицейский.

– Я ждал эвакуатор, – сказал Мустейн, понадеявшись на незнакомца. – Я не понимаю, что за чертовщина здесь происходит.

Мужчина заложил большие пальцы рук в задние карманы джинсов и неприязненно уставился на полицейского. Он был невысоким и мускулистым, с копной курчавых волос. Загорелое лицо было изборождено глубокими морщинами, но они не свидетельствовали ни о мрачном настроении, ни о добродушии; казались несущественной деталью. У него были крупные, но невыразительные черты. Он напоминал, подумалось Мустейну, фоторобот итальянца, передающий внешнее сходство, но не характер.

– У него с собой ценные музыкальные инструменты, – сказал полицейский, указывая на футляры. – И ни одной бумажки, подтверждающей, что они принадлежат ему.

– Я правильно понял? – спросил мужчина. – Ты задерживаешь парня потому, что нашел у него пару гитар?

Азиатка рассмеялась и глотнула водки из бутылки. У нее было чувственное кошачье лицо с полными губами и миндалевидными глазами. Острые соски отчетливо вырисовывались под шелковой тканью кимоно; черные волосы в беспорядке падали на плечи. Она заметила, что Мустейн пялится на нее, и снова рассмеялась.

– Ну что мне с тобой делать, Рэнди? – спросил мужчина тоном человека, чье терпение подвергается жестокому испытанию. – Я предупреждал, что не потерплю таких безобразий. – Он взглянул на водителя эвакуатора. – Перенеси вещи этого человека обратно в его машину, Уоллес. И пришли мне счет за ремонт.

Водитель эвакуатора кивнул и принялся перетаскивать гитары в «БМВ»; полицейский нахмурился и положил ладонь на кобуру.

– Послушай, Джо, – сказал он. – Я знаю, что ты в каждом встречном-поперечном видишь невинную жертву, когда заложишь за воротник, но ты не вправе вмешиваться в дела полиции.

– Довольно безрассудно с моей стороны, верно? – сказал мужчина.

Мустейну показалось, что дело запахло дракой. В бесстрастном взгляде мужчины читалась своего рода пассивная угроза, не явная угроза, которая пугала больше, чем открытая ярость.

– Не знаю, безрассудно или нет. – Полицейский заговорил примирительным тоном теперь, когда решил, что доказал свою правоту. – Я первый готов признать, что ты очень много сделал для города. Видит Бог, ты имеешь право высказывать свое мнение. Но есть вещи…

Мужчина положил ладонь полицейскому на грудь. Мустейн подумал, что сейчас он толкнет парня, но он просто держал ладонь у него на груди, словно не давая упасть вперед. У полицейского запрыгал кадык; он медленно опустил взгляд. От его былого задора и следа не осталось. Мустейн понимал реакцию парня; он хорошо представлял, как под этой твердой, каменной рукой бешено колотится слабое сердце, начиная мучительно ныть, как кожа становится болезненно чувствительной.

– Вали отсюда, – спокойно сказал мужчина. – И не попадайся мне на глаза в ближайшее время.

Полицейский смотрел немигающим взглядом в одну точку над головой мужчины с таким озадаченным видом, словно пытался вспомнить нечто чрезвычайно важное.

– Даже не думай, – сказал мужчина. Мгновение спустя полицейский резко повернулся и стремительно зашагал к патрульной машине. Через несколько секунд он круто развернул автомобиль и поехал в город.

– Тупой ублюдок! – Мужчина выдохнул и потряс головой.

Мустейн почувствовал, что у него самого ноет в груди. Он глубоко вздохнул, пытаясь избавиться от болезненного ощущения. Мужчина с еле заметной усмешкой наблюдал за ним.

– Спасибо, – пробормотал Мустейн. – Я… э-э…

– Не стоит благодарности, – сказал мужчина. – Ситуация требовала вмешательства. – Он протянул руку и обменялся легким, коротким рукопожатием с Мустейном. – Меня зовут Джо Дилл.

– Джек Мустейн.

– Вы из французов, да? – спросил Джо Дилл.

– Вроде бы.

– А я… – Джо Дилл похлопал себя по груди. – Я сицилиец. Наша настоящая фамилия Дилагрима, но мой дед сократил ее.

– Гм… – сказал Мустейн.

– Ну что? – Джо Дилл деловито потер руки. – Не пропустить ли нам по рюмашке? Позвольте мне оказать достойный прием гостю Грааля.

Такое великодушие насторожило Мустейна, но Джо Дилл уже вел его к «корвету».

– Я не могу допустить, чтобы у приезжих складывалось неблагоприятное впечатление о моем городе, – сказал он. – Для меня это вопрос чести.

– Я вам очень признателен. – Мустейн скользнул на переднее пассажирское сиденье. – Но я валюсь с ног от усталости. Может, как-нибудь в другой раз?

– По одной рюмашке, – сказал Джо Дилл. – А потом найдем вам комнату.

К великому удивлению Мустейна, женщина забралась в машину за ним следом и уселась к нему на колени, обдав ароматом жасмина. Она улыбнулась через плечо, а потом слегка поерзала, отчего в паху у Мустейна растеклось тепло.

– Рад с вами познакомиться, – сказал он, стараясь сохранять невозмутимый вид; ему показалось, что она хочет возбудить его.

– Привет, пехота. – Женщина захихикала.

– У вас есть знакомые вьетнамцы? – спросил Джо Дилл, усаживаясь за руль и хлопая женщину по ляжке.

– Доводилось общаться с двумя-тремя.

– Они исключительные люди. Просто исключительные.

– Вы были во Вьетнаме? – спросил Мустейн. По лицу Джо Дилла пробежала тень раздражения.

– Нет, не пришлось. – Он задумчиво кивнул, словно соглашаясь с самим собой, а потом подмигнул Мустейну. – Но сейчас я наверстываю упущенное.

Странная живость, с какой он выдал последнее заявление, насторожила Мустейна, и он решил закрыть тему.

– Вам надо заглянуть ко мне в гости, – сказал Джо Дилл. – Вы поймете, о чем я говорю. – Он бросил взгляд на Мустейна. – Я серьезно. Бьюсь об заклад, вы останетесь в восторге. Может завтра, а? Только утром. После полудня я буду занят подготовкой к ночи накануне Иоаннова Дня. – Очевидно, он заметил недоумение Мустейна и добавил: – Вернее, ночи. Важное событие для нас. Настоящий праздник. Вы выбрали удачное время для поломки машины.

Мустейн сказал, что завтра должен будет проследить за ходом ремонтных работ, но возможно, зайдет. В обществе Джо Дилла, по непонятной причине лезущего к нему со своей дружбой, и женщины у него на коленях, стесняющей движения и загораживающей обзор, он начинал чувствовать себя в большей опасности, чем недавно наедине с полицейским.

– Тайет – вьетнамка, – сказал Джо Дилл.

– Я так и понял.

– Да… – Джо Дилл прибавил газу. – Лет десять назад одни мерзавцы доставали ее семью в Солт-Харвест. Я их выручил. Теперь она выручает меня.

– Джо Дилл – первоклассная американца, – сказала Тайет.

Джо Дилл фыркнул:

– Не покупайтесь на ее ломаный английский. Она получила степень в университете Сары Лоуренс.

Когда он резко увеличил скорость и машину вынесло на полосу встречного движения, Тайет воспользовалась моментом и снова поерзала на коленях у Мустейна, тесно прижимаясь к его паху. Он мельком увидел еще один белый придорожный щит и рой ночных бабочек вокруг. Стоит один раз увидеть профили – и чашу Грааля разглядеть уже сложно. Он подумал, что должен извлечь урок из этого: внимание к внешним деталям лишает нас понимания сути. Бешеная скорость «корвета», неопределенность ситуации заставляли его чувствовать себя молодым и беспечным. Мустейну пришло в голову, что он покинул Флориду с целью еще раз испытать ощущение стремительного полета сквозь мир, мелькающий перед глазами расплывчатыми полосами света и тьмы.

– Как вы там? – прокричал Джо Дилл, перекрывая шум ветра.

– Просто здорово, – ответил Мустейн.

Они резко повернули, и купол звездного неба, казалось, повернулся вместе с ними, словно машина была стрелкой компаса, неизменно указывающей строго на север. Луна прыгала вслед за ними по верхушкам деревьев, точно серебристая обезьяна, перескакивающая с ветки на ветку. Ветер погасил огонек паранойи, горевший в мозгах Мустейна, и он начал думать о предстоящей ночи.

– Куда мы едем? – спросил он, крепко придерживая руками Тайет за талию, чтобы она сидела спокойно.

Переключая передачу, Джо Дилл ответил:

– В одно местечко. Вам там понравится.

И Тайет снова рассмеялась.