"Тристан и Женевьева (Среди роз)" - читать интересную книгу автора (Дрейк Шеннон)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

15 августа 1485 года

– Черт побери! – выругался Эдгар, швыряя письмо в огонь и обращая свой гнев на герольда[11], принесшего послание. – Вы хотите, чтобы я снабдил провизией и фуражом армию, которая собирается воевать с моим королем? Нет, парень! Даже, если камни этого замка перевернутся, и сам замок сравняется с землей, я пойду со своими людьми, и буду драться с этим выскочкой Тюдором на суше и на море, парень! Так и передай своему командиру, этому… этому лорду де ла Теру.

Побледневший посланник немедленно развернулся и поспешил ретироваться. Когда он вышел через охраняемые двери, Эдгар Льюэллен лорд Эденби, удовлетворенно улыбнулся дочери.

– Жаль, дочка, что никто не может поднять руку на герольда! – сказал он в глубокой задумчивости.

Женевьева, сидя у огромного камина и почесывая уши большой собаки, глубоко вздохнула. Она глянула на тетю Эдвину и на Акселя, своего жениха, прежде чем скова посмотреть на отца.

– Отец! – сказала она твердо. – Оставь все как есть, могущественные герцоги, эрлы и бароны стараются сделать все возможное, чтобы избежать участия в этой войне. Я думаю, что осторожнее было бы не высовываться и выжидать…

– Выжидать! – воскликнул Эдгар, гневно сверкнув глазами.

Это был высокий, полный сил человек со светлыми, чуть тронутыми сединой волосами. Эдгар знал, что его дочь никогда не станет дрожать перед его взглядом, нагонявшим страх на всех прочих домочадцев.

И все же он напустил на лицо суровое выражение и с гневным пафосом изрек:

– А что же тогда такое верность? Я принес клятву нашему королю Ричарду, когда он всходил на престол! Я клялся поддерживать его людьми и оружием! И поэтому, дочь, я так именно и поступлю! Через несколько дней мы выступаем, чтобы присоединиться к королю и сражаться против этого мерзавца Тюдора!

Женевьева чуть иронично улыбнулась и снова занялась собачьими ушами, бросив на жениха смеющийся взгляд. Молодой человек хорошо знал о том, как ей нравится поддразнивать отца.

– Отец! У Генриха на знамени красный дракон Уэльса![12] Мы выступаем против…

– Ну да! Даже если все лорды Уэльса присягнули ему в вассальной верности! И тебе лучше прекратить свои насмешки!

Аксель, глядя на огонь, поймав взгляд Женевьевы, подмигнул. Она ответила тем же. Высокий, образованный, красивый и такой близкий ей человек уважительно заметил:

– Милорд Эдгар, ваша дочь, моя невеста очень тонко подметила одну вещь. Ведь, сэр, если вспомнить историю Генриха Перси, эрла Нортумбрии, то мы видим, что его прадедушка был убит в борьбе против Генриха IV. Его отец убит при Тоутонеи в это же время графство было захвачено. В 1470 году справедливость восторжествовала. Сэр! Теперь вы можете себе представить, почему Перси сидят в своем замке и им совершенно безразлично, кто будет королем?

– Перси присоединятся к королю Ричарду, – заявил Эдгар.

– Да, но будут ли они воевать? – поддразнила его Женевьева.

– Черт возьми! Девочка моя, мне никогда не следовало говорить в твоем присутствии о политике! – посетовал ее отец, но при этом он посмотрел на свою сестру Эдвину с мягкой улыбкой, которая противоречила смыслу сказанных им слов. Он очень любил Женевьеву, свою единственную дочь и наследницу.

Эдвина, которая совершенно не интересовалась политикой, ответила ему рассеянной улыбкой и снова занялась гобеленом, который она вышивала для спальни своей дочери.

Женевьева всегда считала свою тетю невероятно красивой. Она была старше Женевьевы не больше, чем на десять лет. Оставшись молодой вдовой, Эдвина со времени смерти мужа жила у своего брата Эдгара. Женевьеву радовало ее присутствие, Эдвина была для нее скорее близкой подругой, чем тетей, или старшей сестрой. А, кроме того, эта красивая молодая женщина всегда являлась незыблемым бастионом мира и спокойствия.

– Фу ты, – фыркнул Льюэллен. – Генрих Тюдор…

– Эдгар! – вмешалась его сестра.

– Не стоит и моего каблука, – закончил он упрямо, а потом подошел к своей дочери, погладил девушку по голове, и любуясь, приподнял прядь ее тяжелых золотисто-светлых волос, настолько длинных, что они ниспадали до самого пола, когда Женевьева сидела. А ее глаза… серебристо-голубые, как лучи лунного света, искрившиеся, подобно звездной пыли. К его горлу подступил комок. Мать Женевьевы, которую он так любил, умерла, когда дочь была еще совсем ребенком. О, как похожа его девочка на свою мать! Так же красива и сочетает в себе все ее качества: доброту, ум, гордость и знает, что такое долг и верность. Он перегнулся через спинку кресла дочери.

– Женевьева, – напомнил он ей. – Когда я поехал в Лондон, чтобы принести клятву верности королю Ричарду III, ты была со мной. Неужели ты хочешь, чтобы я отказался от собственных слов?

– Нет, отец, – Женевьева обернулась к нему. – Но правда и то, что самые родовитые фамилии пытаются оставаться нейтральными в этой войне. Отец, если война затянется еще несколько лет, то в стране не останется дворянства.

– Что же, у нового короля с этим не будет проблем, – сухо сказал Аксель, – ибо Ричард вполне способен создать дворянство заново.

– Этот вопрос, – пробормотал Эдгар, – дьявольски спорен. Но я поклялся с оружием в руках защищать короля Ричарда. Я дал слово и намереваюсь сдержать его. Аксель, когда наступит время, я собираюсь возглавить отряд людей из Эденби и пойти на службу к Ричарду. Полагаю, что ты тоже пойдешь со мной?

Аксель поклонился, выражая молчаливое согласие. Эдгар сказал еще несколько слов о происхождении Генриха Тюдора, которые заставили всех присутствующих улыбнуться, и быстро вышел из зала.

Эдвина расстелила свое шитье на столе, расправила гобелен и заявила, что пойдет навестить свою шестилетнюю дочь Энни, давая тем самым понять, что Аксель и Женевьева могут побыть некоторое время наедине.

Женевьева наблюдала за лицом своего жениха, когда тот смотрел на огонь. Она любила Акселя, очень любила. Он старался говорить мягко и осторожно, излагая свою точку зрения. Женевьева знала, что он всегда тщательно взвешивает каждое слово. Аксель доброжелателен, хороший слушатель, уважительно относится к ее мнению. Женевьева легко могла представить себя его женой и знала, что он будет ей хорошим, надежным мужем и другом на всю жизнь. «Кроме того, Аксель – настоящий рыцарь, – подумала Женевьева с гордостью. – А как он красив!.. Теплые карие глаза… волосы цвета спелой пшеницы… высокий, стройный, хорошо сложенный молодой человек, умный, образованный, с выдающимися способностями к языкам».

– Тебя что-то тревожит? – внезапно сказала Женевьева, внимательно вглядевшись в лицо Акселя.

Он с кислой миной пожал плечами:

– Я не хотел бы говорить об этом, – пробормотал юноша, бросив взгляд на Грисвальда, пришедшего из кухни, чтобы зажечь в зале свечи. Женевьева встала, тихо прошуршав шелком юбок и направилась к вошедшему. Она попросила слугу принести немного вина и шепотом добавила, что не прочь немного побыть с Акселем тет-а-тет.

Грисвальд принес вина и немедленно вышел из комнаты. Аксель и Женевьева уселись за стол, и она мягко погладила его по бронзовой от загара руке, ожидая, когда ее жених начнет говорить.

– Не могу перечить твоему отцу, – сказал он, наконец, глотнув терпкого старого вина. – Я также клялся Ричарду в верности, но этот случай с молодыми принцами поверг меня в глубокое смятение. Как кто-то может быть королем, если для этого ему приходится убивать детей?

– Аксель! Еще не доказано, что Ричард виновен в смерти мальчиков, – сказала Женевьева. – Многое не ясно в этом случае. Вообще сомнительно даже то, что принцы мертвы, – она помолчала, вспоминая свою встречу с Ричардом в Лондоне. Он произвел на нее большое впечатление. Несмотря на его хрупкое телосложение, в его облике было что-то притягивающее, а в глазах какой-то неземной магнетизм и отражение всей тяжести ответственности, которую ему приходится брать на себя. «Ричард, – подумала Женевьева, – не захватил трон».

Вся Англия поднялась против Вудвиллей[13], семьи «законного» наследника, сына его брата. Люди, включая английских купцов, просили Ричарда взять власть в свои руки, чтобы восстановить закон и порядок в стране и торговле. Женевьева не могла поверить в то, что суровый, сильный человек, виденный ею в Лондоне, был способен на убийство.

И ее отец был прав. Как и он, Женевьева принесла свою клятву верности и теперь это невозможно изменить, даже если ей докажут, что король является убийцей.

– Я вот думаю, а узнаем ли мы когда-либо правду? – промолвила девушка.

Аксель пожал плечами, затем взял ее за руку и повернув ладонью вверх, легко провел по ней пальцем, печально улыбаясь:

– Ничего из этого не имеет значения. Ричард останется королем. Генрих Тюдор противостоит ему, это правда, но даже Уэльские лорды, принесшие ему присягу вассальской верности, далеко не все станут под его знамена. Армия Ричарда превосходит численностью силы Тюдора, более чем в два раза. – Аксель поднял голову и ласково взглянул невесте в глаза: – Нам не стоит говорить об этом так много. Я не хочу, чтобы ты скучала…

– Ты же знаешь, что подобные разговоры не способны заставить меня скучать, – важно возразила ему Женевьева, заставив его рассмеяться.

– Ну, тогда я не хочу скучать сам. Так как мы с тобой обручены, и наша свадьба приближается, то я хотел бы знать, насколько красивым будет твой свадебный наряд. Будет ли он таким же манящим и соблазнительным, как и все, что ты на себя надеваешь? Или…

– Платье серебристо-серое, и весьма изысканное, – ответила Женевьева и добавила: – Эдвина расшила его жемчугом, и я уверена, что ты просто никогда в своей жизни не видел ничего столь же удивительного и прекрасного.

– Но это совершеннейшая чепуха!

– И вовсе нет… Оно…

Он поцеловал ее руку.

– Я не намерен спорить о достоинствах твоего платья. Я хочу сказать только, что то, что под ним гораздо более прекрасно, чем любая одежда на свете. Будь то шелк, шерсть, бархат или парча.

Женевьева смущенно воскликнула:

– Ох! – рассмеялась и быстро поцеловала его, сказав при этом, что Аксель – самый большой льстец на белом свете. Они поговорили еще немного, и девушка поймала себя на мысли о том, каким удачным должен стать их брак. Они любили друг друга, и Аксель считал необходимым делиться с ней тем, что угнетало его, заставляло беспокоиться и тревожиться. Конечно же, женясь на ней, Аксель приобретал много и в материальном плане, но он и сам был богат. Он одобрял то, что Женевьева хорошо знала все, что касалось наследства, хотя она никогда не говорила ему о полной стоимости своего приданного. Аксель считал, что они будут управлять своим маленьким миром вместе, и Женевьева сознавала, что более дальновидного и проницательного мужа найти очень трудно.

Когда он сказал ей, что должен присоединиться к её отцу, отправлявшемуся к Ричарду через несколько дней, она заметила, что прежде необходимо очень многое сделать. Аксель заторопился к себе, чтобы начать приготовления, и Женевьева, с нежностью и лаской глядя ему в глаза, поцеловала его на прощание. Когда он вышел, она снова вернулась к очагу и стала наблюдать за пламенем с легкой улыбкой, появившейся на ее губах. Ах, папа, папа! Как он стоек в своих убеждениях! Добрая половина Англии будет сидеть в своих норах, когда Ричард выступит на войну с узурпатором, но только не Эдгар!

Легкая дрожь пробежала по ее телу от внезапно появившейся мысли. Ее самый любимый, самый дорогой человек на земле, ее отец может быть убит!

«Но он же будет командовать более молодыми воинами, которые будут охранять его – пыталась убедить себя Женевьева. – И скорее всего он сам не будет участвовать в сражении. И наверняка Ричард быстро разгромит этого Тюдора и заставит бежать его обратно за Пролив. Ну, а если…»

От волнения сердце Женевьевы забилось быстрее, она встала и оперлась на каменную полку, когда внезапно осознала, что если она потеряет своего отца, то не сможет этого пережить. Ведь он еще совсем не стар, все еще красив и, что самое главное, очень добр и заботлив. И когда он говорит о ее матери таким нежным и благоговейным тоном, с глазами, в которых светится бесконечная любовь, она думает о том, как хорошо быть столь любимой, и мечтает о том, что ее саму будет кто-нибудь так же сильно любить.

– Мечтаешь? Это на тебя совсем не похоже.

Женевьева обернулась на насмешливый голос Эдвины.

– Я просто думала о том, что меня больше всего пугает, – честно ответила она.

Эдвина слегка вздрогнула, и Женевьева вдруг поняла, что ее тетя стала слишком пугливой с тех пор, как первые слухи о появлении Тюдора достигли замка. Эдвина подошла к очагу и, приобняв одной рукой племянницу за плечи, привлекла ее к себе.

– Эдгар, Аксель, сэр Гай и сэр Гэмфри сейчас во внутреннем дворе. Ах, эти мужчины! Я наблюдала за ними из моего окна. Они только что отправили две сотни солдат на подмогу Ричарду. А так как я знаю Эдгара, то уверена, что он конечно же послал с ними свое обещание, что вскоре явится и сам.

– Мне раньше никогда не приходило в голову, что я… что я могу потерять отца. О, Эдвина! Я ведь так его люблю! Он всегда был для меня самым близким человеком! Если…

Эдвина прижала к себе Женевьеву еще крепче.

– С твоим отцом ничего не случится. Ричард позаботится об этом. Но, Женевьева, запомни, если мужчина должен сражаться, то с этим уже ничего нельзя поделать. Мужчины живут, следуя законам чести.

– А женщины, разве для них слово «честь» – пустой звук? – резко спросила Женевьева.

Эдвина и не попыталась защищаться. Она улыбнулась, опустила глаза, затем подошла к большому столу и отпила несколько глотков вина из кубка, стоявшего там.

– Честь! Это слишком дорогая штука, – в ее голосе звучали какие-то странные нотки.

– О чем ты говоришь? – удивленно воскликнула Женевьева. – Эдвина – ты, кто помогал мне учиться блюсти честь, кто объяснял мне истинное значение этого слова!

– О да! Я, конечно же, могу сказать о себе: «Я честна!» – произнесла Эдвина, все еще улыбаясь, она приподняла кубок, словно обращаясь к Женевьеве с каким-то лишь им двоим понятным тостом, затем повернулась к портрету Эдгара, висевшему над камином: – Но любовь – гораздо более важная вещь, нежели честь. Я слишком сильно люблю свою дочь, и если честь Эдгара будет ценой жизни или безопасности моей дочери, то я, не задумываясь, пожертвую первой. Когда у тебя появятся дети, девочка, ты поймешь меня.

Женевьева опять повернулась к огню.

– Неважно, что их у меня пока нет, – сказала она негромко. – Я знаю, что такое любовь.

– Ах, да, Аксель! Довольна ли ты временем, проведенным со своим обожателем? – Эдвина переменила тон. Она снова была насмешлива и весела. Знала ли Женевьева о том, что ее тетка способна на серьезные поступки, знала ли она о твердости ее характера? Возможно.

– Обожателем? – девушка засмеялась. – Аксель – самый лучший парень и вовсе не обожатель, ты же это знаешь!

– Да, конечно, он неплохой жених… – заметила Эдвина, – я думаю, что у вас будет превосходная семья! Ты ни о чем не беспокоишься, Женевьева?

– Да, да конечно, – рассеянно ответила ее племянница.

– Надеюсь, ты не чувствуешь каких-либо колебаний по этому поводу? – не отставала Эдвина. – Ах, Женевьева! Я от всей души желаю вам счастья! Я так рада, что выбор твоего отца пал на человека, который пришелся тебе по душе!

– У меня совершенно нет никаких колебаний! – торжественно заявила Женевьева. – Просто… – она заколебалась, и румянец залил ее щеки. Но, тут же Женевьева беззаботно рассмеялась. Если она не может сказать этого Эдвине, то кому еще она скажет? – Ах, если бы ты знала… – она схватила бокал с вином и держа его перед собой выполнила несколько танцевальных па: – Аксель и я будем просто замечательной парой! У нас одни и те же вкусы, мы одинаково думаем об одних и тех же вещах, мы похожи во всем! Он уважает меня, а я восхищаюсь им. И более того! Я люблю его! Я представляю, как мы вместе сидим у камина на Рождество с бокалами вина в руках, молча глядим друг на друга. Когда мы вместе садимся за стол… Это просто что-то…

– Просто что? – спросила Эдвина с едва заметной усмешкой в голосе.

– Ах, я не знаю, я не знаю! – ответила Женевьева, кружась на месте. Ее волосы и подол платья взметнулись в воздух. – Просто что-то! Это что-то описано во всех сонетах, во всех стихах, во французских балладах, у Чосера[14], греческих поэтов. Эдвина! Неужели, неужели это происходит, когда ты вступаешь в брак? Это удивительное, это загадочное чувство! Когда можно умереть ради его поцелуя, ради его прикосновения! Это…

– Женевьева! – проницательно заметила Эдвина. – Ты любишь свою любовь к нему! Сама любовь – это нечто другое. Она спокойнее, глубже и остается с тобой навсегда. То, о чем ты только что говорила – это…

– Что? – задумчиво спросила Женевьева.

– Это страсть, – неохотно продолжила Эдвина. Она снова уселась за свое рукоделье, воткнула иголку и некоторое время молчала, глядя куда-то вдаль.

– Женевьева! Не отдавайся страсти! Подобные вещи всегда ранят тех, кто им позволяет взять над собой власть и даже тех, с кем это происходит случайно. Просто радуйся тому, что ты и Аксель – прекрасная пара, что он мягкий и рассудительный человек, что…

– А с тобой все было также? – Женевьева присела возле ног Эдвины. Женщина внимательно посмотрела в огромные, влажные глаза племянницы, глаза серебристого цвета, прекрасные, очаровывающие, сияющие, и чуть заметно вздрогнула, понимая, что Женевьева никогда не остановится на половине пути. Ее племянница слишком безрассудна и поглощена страстью, и внезапно Эдвина обеспокоено подумала о том, что Аксель, возможно, не самый лучший вариант для Женевьевы. Он, конечно же, прекрасный молодой человек, но больше ученый, чем рыцарь, и, пожалуй, слишком мягок для этой буйной души. Она с видимым усилием попыталась ответить на вопрос племянницы:

– Была ли в моей жизни страстная любовь? – и засмеялась. – Женевьева, моим первым ощущением, сопутствовавшим большой любви, было недоумение. Я задавалась вопросом, как кто-то может пытаться описать такое чувство в стихах? И тогда же…

– Все-таки это было с тобой! Когда ты вышла замуж! – упорно настаивала Женевьева. – Вот чего я хочу! Чтобы мужчина любил меня также, как Ланселот любил Гуиневере, как Парис[15] любил Елену!

– Это разрушительная любовь, учти, – предупредила ее тетка.

– Нет, это романтическая любовь, – не согласилась Женевьева. – Ах, Эдвина! Неужели это придет, когда мы поженимся? Неужели это случится?

Какой же ответ могла дать ее старшая подруга? Нет, это никогда не придет к тебе. Но разве это будет правдой? Любовь, которую описывают поэты в своих творениях, когда не хочется ни есть, ни спать, которая заставляет дрожать от сладостного предвкушения, которая дарит и радость, и горе, минует ли она ее племянницу, натуру нежную и страстную? Да, Эдвина познала любовь и открыла для себя, что она отнюдь не холодная женщина. Брак был удачным, и они оба были удивлены и обрадованы этим, но затем Филипп умер, и Эдвина постигла всю тяжесть одиночества.

Эдвина отвела свой взгляд, притворившись, что всецело погружена на мотке шерстяных ниток, который она держала в руках.

– Я думаю, что ты очень хорошо относишься к Акселю, и что вам вдвоем будет хорошо…

Дверь в большой зал внезапно открылась, и в нее ворвался сэр Эдгар, за ним, буквально наступая ему на пятки, вошли Аксель, сэр Гай, сэр Гэмфри.

– Господи! Это же невозможно вынести! – Голос Эдгара гремел, лицо было красным от гнева. Он швырнул свои боевые рукавицы на стол и принялся громко кричать Грисвальду, чтобы тот принес побольше эля и мяса.

– Что случилось, скажи! – Женевьева поднялась на ноги и подошла к отцу. Она внимательно посмотрела на сэра Гэмфри, старого и верного друга сэра Эдгара, затем перевела взгляд на сэра Гая, близкого друга Акселя, красивого молодого человека.

– Этот Тристан де ла Тер проклянет день, когда он родился! – поклялся Льюэллен. – Дочь! Посмотри на это! Просто посмотри на это письмо!

Женевьева вопросительно взглянула на жениха. Аксель пожал плечами под ее взглядом и молча кивнул, давая понять, что ей лучше прочитать письмо самой. Женевьева неохотно посмотрела на сломанную печать конверта и открыла клапан, чтобы достать послание. Почерк был довольно красивым и аккуратным, зато содержание говорило о наглости и самонадеянности автора – и, как сказал отец, – его нельзя было оставить безнаказанным. Письмо адресовалось Эдгару Льюэллену, господину Эденби.

Женевьева посмотрела на отца.

– Какая наглость!

Это все, что она могла произнести в этот момент, но когда она говорила, дрожь пробежала по ее телу, такая же дрожь, какая если бы она внезапно увидела призрак, восставший из могилы.

– Это возмутительно! – вскричал Эдгар. – И этот Тристан де ла Тер должен немедленно получить ответ! Аксель! Проследите за тем, чтобы, когда появится герольд, ворота были заперты! Сэр Гай, позовите священника, пусть он благословит наших людей. Гэмфри, нам с тобой нужно проверить оружие и как можно быстрее подготовиться к встрече с этим посланцем дьявола, чтоб ему гореть в аду!

– Отец!.. – начала Женевьева, но он не стал ее слушать. Эдгар погладил свою дочь по голове и немедленно удалился. Аксель поймал ее взгляд, и несколько долгих мгновений они смотрели друг на друга. Она хотела что-то сказать, хотела остановить их, но было слишком поздно. У нее было ощущение, что неотвратимая машина судьбы начала свое движение. Взгляд Акселя был задумчив и печален.

Девушка подняла руку, чтобы задержать его еще на несколько мгновений, но он уже торопился к выходу.

Женевьева посмотрела на Эдвияу. Тетя подняла взгляд от своего рукоделья, несколько удивленная.

– Что происходит!? Что происходит? Что мы собираемся делать?

К наступлению ночи был составлен ответ. Эденби вступал в сражение за английскую корону еще до того, как это сражение началось. Замок готовился к осаде, люди Генриха готовились к штурму. У них были пушки, катапульты и тараны. Стены Эденби были такими прочными и неприступными; какими могут быть только стены. Всю первую ночь защитники замка осыпали осаждавших дождем стрел, лили им на головы кипящую смолу и горящее масло.

В свою очередь нападавшие засыпали защитников зажигательными снарядами. От взрывов содрогались земля и стены. Первой загорелась кузница, затем огонь перекинулся на мастерскую кожевника и другие деревянные строения. Но Эденби был очень крепким замком, и был способен выдержать длительную осаду. Кроме того Эдгар не верил, что де ла Тер сможет долго осаждать его замок. Генриху нужны войска для борьбы с Ричардом.

Вторая ночь прошла спокойно, но рассвет принес новый приступ. Во второй половине дня от де ла Тера пришло письмо с предложением сдаться.

Сэр!

Я бы с большим удовольствием поспешил прочь от этого места. Но Генрих оскорблен вашим поведением и приказал взять ваш замок. Генрих Тюдор говорит, что между Тюдорами и Льюэлленами издавна существуют неприязненные отношения, и что он очень задет вашим вызовом. Сэр! Я снова вынужден просить вас: сдавайтесь, ибо мне приказано не знать ни пощады, ни милосердия, если мы будем вынуждены взять замок Эденби силой.

Тристан де ла Тер.

– «Не знать пощады!» – разозлился Эдгар, отшвыривая письмо прочь. – Он не увидит пощады от нас! Глупец! Разве он еще не понял, что эти укрепления неприступны?

Очевидно нет, ибо пушки и катапульты обстреливали стены и на третий, и на четвертый день.

В эту ночь Женевьева поднялась на стену вместе со своим отцом, чтобы осмотреть лагерь неприятеля, разбитый почти под самыми стенами. Эдгар понял, что завтра утром нападающие собираются воспользоваться тараном и пойти на новый приступ! Какая гнусность!

Изнутри замка до ушей Женевьевы доносились стоны раненых, плач вдов и сирот. Едкий дым, поднимавшийся от продолжавших тлеть сгоревших домов, щипал ей глаза. Как же она ненавидела этого Тристана де ла Тера! Как он осмелился прийти сюда и напасть на них? Женевьева ненавидела его и боялась, так как, хотя стены Эденби и выдерживали огонь пушек, но это не могло продолжаться бесконечно, а силы нападающих значительно превосходили силы защитников. Она пожалела о том, что отец послал вперед своих людей на помощь к Ричарду.

– Нам нужно выждать, – сказал Аксель Эдгару, всматривавшемуся в неприятельский лагерь, освещаемый редкими огнями костров.

– Ждать и молиться, чтобы Генрих отозвал их для главного сражения с Ричардом, прежде чем они нанесут нам еще больший ущерб. И с Божьей помощью Ричард, который теперь командует столь многими нашими людьми, разгромит этого Генриха Тюдора, и мы будем спасены!

Но сэр Эдгар не согласился. Он внимательно осматривал наиболее слабый участок стены, где завтра могла быть предпринята попытка штурма.

– Мы должны сделать вылазку. Мы должны сделать вылазку сегодня же ночью и разрушить их коварные планы.

– Нет, отец! – воскликнула испуганно Женевьева. – Ты не можешь идти. Ты не можешь рисковать…

– Я не могу послать в бой людей, чтобы они сражались ради меня, если я не поведу их! – сказал Эдгар, привлекая к себе дочь, гладя ее волосы и улыбаясь. Он посмотрел на Акселя поверх ее головы и лишь только Аксель ушел, Женевьева поняла, что Эдгар уже отдал приказ своим людям, чтобы те готовились к ночной вылазке.

Отец взял ее щеки обеими ладонями и посмотрел ей в глаза с нежной улыбкой:

– Ты не должна бояться, дочь моя. Господь с нами и мы разобьем наших врагов!

Женевьева попыталась улыбнуться, но не смогла и снова прижалась к отцу. Они прошли обратно, спустились со стены во внутренний дворик и подошли к главным воротам. Затем сэр Эдгар оставил Женевьеву, и она видела, как ее отец поднял руку, отдавая команду, и его люди скользнули в темноту, чтобы напасть на спящий вражеский лагерь.

Женевьева увидела Акселя, который задержался наверху стены, перелезая через нее, и посмотрел вниз, на свою невесту. Она попыталась сказать ему глазами, как сильно его любит, она поднесла кончики пальцев к губам и послала ему воздушный поцелуй.

Аксель быстро спустился вниз к ней и прижал свои губы к ее губам с такой страстью, которая вызвала каскад неизведанных чувств в ее сердце, словно огнем опалив все ее существо. У него были теплые руки и сильное тело, она прижалась к нему… И затем он ушел, оставив ее в смятении и задумчивости. Это страсть, это любовь, это необходимость, чтобы он прикасался к ней снова и снова. О, Аксель! Он поднялся на стену и исчез в темноте.

Ночь окутала Женевьеву и, внезапно, она почувствовала себя ужасно одинокой в этой гнетущей тишине. Эдвина ушла укладывать спать свою дочь, качая Энни на руках. Может быть, священник развеял бы ее одиночество, но он теперь был слишком занят, давая последнее отпущение грехов умирающим.

Она была одна в этой тревожной тишине…

Но вот до нее донеслись крики, и покой ночи был нарушен. Но она все еще была одна, когда воины втащили обратно тело ее жениха Акселя, через приоткрытые створки ворот.

– Аксель! О, Господи, нет!

Они стояли вокруг нее, люди ее отца. Сэр Гэмфри откашлялся и сказал ей, что Аксель хорошо сражался, что он был смел и отважен.

Женевьева в ужасе смотрела вниз. На это лицо, прекрасное, дорогое лицо, на чудесные карие глаза, которые теперь навсегда закрылись. О, Аксель! Она наклонилась, чтобы поцеловать любимого, все еще не веря, и посмотрела на свои руки, выпачканные в его крови, вытекавшей из огромной раны в горле Акселя.

Но еще большее несчастье ожидало ее. Сэр Гай, с дрожью в голосе и ужасом во взгляде сообщил, что лорд Эдгар Эденби не вернулся из вылазки. Гай и Гэмфри собирались пойти, чтобы отыскать его, но Женевьева заявила, что никто не сдвинется с места, кроме как по ее команде и с нею во главе.

– Теперь, во время отсутствия моего отца, я здесь хозяйка, – сказала она им холодно, и, несмотря на все возражения, первой перелезла через стену, чтобы отыскать сэра Эдгара.

Именно она и нашла его, смертельно раненого, но еще живого. Женевьева заплакала и упала на колени, обхватила отца руками и прижала к груди, вытирая кровь своим платьем, всхлипывая и шепча, что все будет хорошо.

– Доченька! Мое бедное дитя! Мой ангел! – с трудом произнес Эдгар. Воздух со свистом выходил из его горла, рука дрожала, когда он поднял ее, чтобы прикоснуться к лицу Женевьевы.

– Дитя, теперь твое…

– Нет, отец! Я вымою твои раны, я…

– Ты, уже омыла их своими слезами, – сказал он ей нежно. – Я знаю, что должен умереть, и я оставляю все тебе с чувством величайшей гордости! Наша честь, наша верность! Женевьева, теперь ты владеешь всем! Будь осторожна, будь внимательна, будь верна, береги тех, кто служит тебе. Никогда, никогда не сдавайся! И будь благословенна! Не заставляй страдать своих людей. Женевьева, Аксель позаботится о тебе. Вы поженитесь…

Тело Эдгара начало содрогаться от конвульсий, он уже не мог говорить. Слезы залили щеки Женевьевы, когда она попыталась приподнять своего отца. Он не знал, что Аксель отправился на небеса еще раньше, он не знал о том – какой покинутой и несчастной чувствовала себя теперь Женевьева.

Сэр Гай подошел к ней и поднял ее на ноги.

– Женевьева, мы должны уйти в замок. Вокруг нас все еще враги…

– Тело моего отца! Мы должны его забрать! Я не оставлю его на съедение воронам!

Они перенесли тело Эдгара во внутренний двор замка. Женевьева осталась стоять на стене, ей никого не хотелось видеть. Она чувствовала свежий ночной воздух, касающийся ее щек, и взывала к духу своего отца, обещая ему, что никогда не сдастся.

Она взывала к Акселю, говоря ему, что их любовь не исчезнет бесследно.

– Де ла Тер! – кричала она в ночь, Тристан де ла Тер! Я отомщу тебе за все, клянусь!

Но ее гордый крик сменился всхлипыванием. Она не могла принять того, что отец ее умер, что она никогда не назовет Акселя мужем, что она больше никогда не будет жить в том светлом и любимом мире, какой создали для нее эти люди.

Наконец, совершенно опустошенная, Женевьева перегнулась через крепостную стену, опершись руками о шершавый камень, снова и снова повторяя слова, сказанные ее отцом:

– Никогда не сдаваться!

Войска де ла Тера будут снова и снова штурмовать крепость. А у нее осталось так мало людей, оружия, припасов! Что же делать, что же делать? Внезапно ей в голову пришла странная мысль… Ни о чем подобном она раньше не слышала… А если все-таки попытаться… Надо посоветоваться с сэром Гэмфри и сэром Гаем.

– Никогда не сдаваться!