"Оскорбление нравственности" - читать интересную книгу автора (Шарп Том)

Глава девятая

Доктор фон Блименстейн даже не догадывалась о том, чем обернулся для пьембургских полицейских ее совет насчет выработки отвращения к чему-либо. Она продолжала думать о Веркрампе и недоумевала, почему лейтенант не звонит. Потрясшая город серия взрывов подсказала ей возможное объяснение, польстившее ее самолюбию. «Он сейчас так занят, бедняжка», – думала она. Впрочем, некоторое разочарование, вызванное молчанием лейтенанта, с лихвой возместилось бурным притоком пациентов, у которых взрывы вызвали различные психические расстройства. Очень многие страдали особой разновидностью мании преследования. Они боялись, что однажды утром их прирежут чернокожие слуги, работающие у соседей. Сама доктор фон Блименстейн была тоже не чужда этих страхов, в той или иной форме присущих всему белому населению Южной Африки. Но она, как могла, старалась облегчить страдания новых пациентов и как-то успокоить их.

Но почему слуги соседей? – спросила она пациентку, настолько потерявшую душевное равновесие, что та даже не пускала к себе в палату черную няньку и выносила свой ночной горшок сама. Для белой женщины подобное занятие свидетельствовало о неоспоримом психическом расстройстве.

Так мне сказал мальчик, который прислуживает у меня на кухне, – сквозь слезы ответила женщина.

Мальчик сказал вам, что работающие у соседей слуги придут и убьют вас? – продолжала терпеливо расспрашивать доктор фон Блименстейн.Женщина пыталась совладать с собой, но ей это плохо удавалось.

– Я его спросила: «Джозеф, ты ведь не убьешь свою хозяйку, правда?» А он ответил: «Нет, миссис. Вас убьет мальчик, который работает у соседей. А я убью его хозяйку.» – Вот видите, у них уже все продумано. Нас перережут прямо в постелях, в семь часов утра, когда принесут нам утренний чай.

– Может быть, стоит отказаться от утреннего чая? – спросила врачиха, но женщина и слышать об этом

не хотела. – Если я не выпью с утра чашку чая, я весь день буду чувствовать себя разбитой, – утверждала она. Доктор фон Блименстейн удержалась и не стала указывать пациентке на явное противоречие между последними ее словами и тем, что она говорила за минуту до этого о перспективе оказаться зарезанной. Не тратя времени, она дала рецепт, который всегда прописывала в таких случаях: направила больную к инструктору по стрельбе.

– Это – разновидность трудотерапии, – объяснила докторша. В дальнейшем ее пациентка с удовольствием стреляла из револьвера по мишеням, на которых были изображены чернокожие слуги, державшие в одной руке чайный поднос, а в другой – здоровенный нож.

Следующая пациентка страдала от еще более распространенного типа мании преследования – она боялась быть изнасилованной негром, потому что у всех негров огромные члены. Во всяком случае, она так считала.

– Они у них такие большие, – пыталась сбивчиво объяснить она врачихе в ответ на вопрос, что ее беспокоит.

Большие что? переспросила доктор фон Блименстейн, хотя мгновенно распознала симптомы заболевания.

Вы знаете что. Эти самые, – пробормотала женщина.

Эти самые?

Ну как они называются?

Что как называется? – гнула свое врачиха, полагая, что лечение заключается отчасти и в том, чтобы заставить больного вразумительно и прямо сказать о мучающих его страхах. Сидевшая перед ней женщина сильно покраснела.

– Ну, то, что у них там болтается. Эти палки, – отчаянно пыталась объяснить женщина.

– Пожалуйста, выражайтесь точнее, – потребовала доктор фон Блименстейн. – Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите.

Женщина собрала все свое мужество.

– У них очень длинные шпаги, которыми закалывают свиней, – произнесла она наконец.

Доктор фон Блименстейн записала это на бумажку, медленно повторяя каждое слово: «У них… длинные… шпаги… для свиней». Она подняла голову от стола и оживленно спросила:

– А что такое шпаги, которыми закалывают свиней?

Пациентка смотрела на нее как на сумасшедшую.

– Вы что, не знаете? – спросила она.

Доктор фон Блименстейн отрицательно помотала головой.

Понятия не имею, – солгала она.

Вы не замужем? – спросила женщина. Доктор ша снова помотала головой. – Ну, тогда я вам не скажу. Узнаете в первую брачную ночь. – И она с упря мым выражением на лице смолкла.

Давайте попробуем сначала, – предложила док тор фон Блименстейн. – Шпага для закалывания свиней – это то же самое, что болтающаяся палка, что как-оно-там-называется и что я-сама-знаю-что. Верно?

О Господи, – не выдержала женщина. – Я говорю об их набалдашниках. Палка с набалдашником на конце, знаете?

И то же самое, что набалдашник, – сказала докторша и записала и это слово тоже. Сидевшая перед нею женщина не находила себе места от смущения.

Ну что мне, по буквам вам продиктовать? – воскликнула она.

Сделайте одолжение, – ответила докторша, – должны же мы в этом наконец разобраться.

Пациентка передернула плечами.

– Че, эль, е, эн, – продиктовала она. – Читается «член». – Она была явно уверена, что это-то и есть настоящее, верное название.

Так вы хотите сказать – пенис, милочка? – спросила доктор фон Блименстейн.

– Да! Да! – истерично закричала пациентка. – Пенис, член, палка, набалдашник… Какая разница, как его называть? Они у них огромные, понимаете?!

У кого у них?

У кафров. Они у них восемнадцать дюймов в длину, три дюйма толщиной, а впереди еще широкие, как зонтик, и они…

Погодите минутку, сказала доктор фон

Блименстейн, стараясь не дать женщине снова впасть в истерику. Однако после только что испытанного смущения пациентка поняла ее буквально.

– Подержать? – воскликнула она. – Подержать?! Да я смотреть на такую гадость не смогла бы, не то что подержать ее!

Доктор фон Блименстейн наклонилась над столом.

– Я не это имела в виду, – сказала она. – Вы слишком близко принимаете это к сердцу.

Пациентка, однако, опять восприняла ее слова буквально.

Глубоко?! – воскликнула женщина. – Еще бы не глубоко! Куда глубже, чем я могу выдержать! Он же мне просто матку проткнет. Он…

Послушайте, надо же видеть…

Не хочу я его видеть. В этом-то все и дело. Я на него даже взглянуть боюсь!

…Видеть соразмерно! – властно прикрикнула докторша.

Соразмерно чему? – закричала в ответ женщина. – Моей дырке? Так вот, он туда не влезет! Я его не смогу вместить!

Никто вас и не просит, – сказала врачиха. – Во-первых…

Во-первых? – пациентка вскочила на ноги. – Во-первых?! Вы что, хотите сказать, что мне это не один раз придется выдерживать?

Доктор фон Блименстейн вышла из-за стола и силой усадила пациентку назад в кресло.

– Нельзя позволять своему воображению так командовать собой, – примирительным тоном сказала она. – Вам здесь ничего не грозит. Ну так вот, – продолжила она, когда женщина немного успокоилась, – если мы хотим добиться результата, то надо понимать, что пенисы – всего лишь симптомы. Важно видеть то, что за ними.

Пациентка в ужасе оглядела комнату.

– Ну, это видеть нетрудно, – проговорила она. – Их повсюду полным-полно.

Доктор фон Блименстейн поспешила объяснить смысл только что сказанных ею слов.

Во всех нас сидит глубоко… Ну а теперь в чем дело? – воскликнула она, видя, что женщина без чувств сползает на пол. Когда пациентка пришла в себя, врачиха решила использовать другой подход.

– Больше я ничего говорить не буду, – предложила она. – Давайте вы мне сами расскажете, о чем вы думаете.

Женщина успокоилась и призадумалась.

Они подвешивают к ним что-нибудь тяжелое, чтобы сделать их подлиннее, – проговорила она, по молчав какое-то время.

Правда? – удивилась докторша. – Как инте ресно!

– Ничего интересного. Это отвратительно. Доктор фон Блименстейн согласилась, что действительно в этом есть и что-то отвратительное.

Они подвешивают к ним на веревочке по полкирпича, на самый кончик, и так и ходят, – продол жала женщина. – Конечно, это все у них в штанах.

Я думаю, – ответила доктор фон Блименстейн.

И еще они смазывают их маслом. Они считают, что от масла он лучше растет.

Но тогда как же там держится кирпич? – практично возразила доктор фон Блименстейн. – Ведь веревка должна по маслу соскальзывать, верно?

Пациентка задумалась.

– Они вначале привязывают веревку, а потом уже смазывают, – наконец пояснила она.

– Логично, – согласилась психиатриня. – А что еще вас тревожит? Вы замужем? Отношения с мужем нормальные?

Как вам сказать, – задумчиво проговорила женщина, – могли бы быть и хуже. Вы меня понимаете? – Доктор фон Блименстейн сочувственно закивала головой.

– Думаю, мы вас вылечим, – сказала она, что-то записывая. – Лечение, которое я вам прописываю, на первый взгляд немного необычное, но вы к нему скоро привыкнете, и оно вам понравится. Прежде всего мы сделаем вот что. Постараемся сделать так, чтобы вы привыкли держать в руках небольшой пенис – очень маленький, беленький, а потом…

Вы хотите, чтобы я привыкла к чему?! – изу мленно переспросила женщина. Взгляд ее ясно пока зывал, что она считает ненормальной саму врачиху.

Держать в руке маленькие беленькие пенисы.

Да вы с ума сошли! – закричала женщина. – И думать об этом не хочу! Я – уважаемая замужняя женщина, и если вы думаете, что я буду… – она исте рически зарыдала.

Доктор фон Блименстейн склонилась над ней, стараясь успокоить.

– Ну хорошо, – проговорила она, – пенисами мы заниматься не будем.

Но пациентка опять поняла ее слишком буквально.

– О Боже, – закричала она, – а я-то считала, что лечить надо меня!

Доктор фон Блименстейн успокоила ее.

Я имела в виду, что пенисы мы трогать не бу дем, – сказать она. – Начнем с карандашей. Если вам предложат подержать карандаш, у вас не будет возражений?

Конечно, нет, – ответила женщина. – С чего бы я должна была возражать?

А шариковую ручку? – Доктор фон Блименс тейн внимательно наблюдала за выражением лица па циентки: не появится ли на нем хотя бы секундное ко лебание.

Ничего не имею против шариковых ручек, – от ветила пациентка. – И авторучек тоже.

А если банан?

Подержать его или съесть? – уточнила пациентка.

Только подержать.

Нет проблем.

А банан и две сливы?

Женщина с сомнением посмотрела на врачиху.

– Я готова подержать хоть фруктовый салат, если вы считаете, что это мне поможет. Но я совершенно не понимаю, чего вы рассчитываете этим добиться.

В конце концов доктор фон Блименстейн начала курс лечения с того, что стала приучать пациентку держать в руках кабачок, повторяя это упражнение до тех пор, пока вид кабачка не перестал вызывать у больной признаки беспокойства.

В те дни, когда докторша боролась с психологическими проблемами своих пациентов, а Веркрамп был занят богоугодным делом, изгоняя дьявола из подчиненных, коммандант Ван Хеерден проводил время в Веезене мирно и спокойно. Он ловил в реке рыбу, читал романы Дорнфорда Йейтса и недоумевал, почему после того, как он нашел дом Хиткоут-Килкуунов и побывал там, оттуда нет ни слуху ни духу. Наконец на четвертый день он решил спрятать гордость и заговорить с Мальпурго. Поскольку тот был авторитетом во всех вопросах, то, казалось бы, у кого же, как не у него, можно разузнать о всех тонкостях британского этикета.

Коммандант нашел Мальпурго в саду. Он сидел в старой, обсаженной розами беседке и тихонько икал. Коммандант уселся на скамейку рядом со знатоком английской литературы.

Не могли бы вы мне помочь? – начал он. Маль пурго заикал громче.

А в чем дело? – нервно спросил он. – Я занят.

Если вас пригласили погостить у кого-то в се льской местности, вы приехали и остановились в гос тинице, а приглашавшие не кажут к вам носа, то что это значит? – спросил коммандант.

Мальпурго попытался вычислить, к чему клонит коммандант.

Если бы меня пригласили погостить у кого – то, – ответил он, – не понимаю, зачем бы мне пона добилось останавливаться в гостинице. Если, конечно, пригласившие – не владельцы этой гостиницы.

Нет, не владельцы, – подтвердил коммандант.

Тогда что мне делать в гостинице?

Они сказали, что их дом переполнен гостями.

А это действительно так? – спросил Мальпурго.

Нет, – ответил коммандант, – там вообще ни кого нет. – Он немного помолчал, а потом добавил: – Во всяком случае, когда я заезжал туда день тому назад, там никого не было.

По мнению Мальпурго, это было очень странно.

А вы не перепутали даты? – спросил он.

Нет, все правильно, я проверял, – ответил ком – мандант.

Позвоните им.

У них нет телефона.

Мальпурго снова взялся за свою книжку.

– Н-да, в странное положение вы попали, – за метил он. – Думаю, на вашем месте я бы еще разок туда съездил и. если там опять никого не окажется, от правился бы домой.

Коммандант неопределенно кивнул головой, как бы и соглашаясь, и не соглашаясь с этим советом одновременно.

– Пожалуй, – проговорил он. Мальпурго снова икнул. – Все еще пучит? – сочувственно спросил коммандант. Попробуйте задерживать дыхание. Иногда это помогает.

Мальпурго ответил, что он уже много раз пробовал так делать, но безуспешно.

– Я однажды вылечил одного человека от икоты,

– продолжал коммандант, и было заметно, что он старается припомнить все подробности. – Я его здорово напугал. Это был угонщик машин.

Интересно, – сказал Мальпурго. – И как же вы его вылечили?

Сказал ему, что его выпорют.

– Это же ужасно, – Мальпурго передернуло.

– Ну, он тоже был хорош, – ответил коммандант.

Получил пятнадцать ударов… Однако икать пере стал. При воспоминании об этом коммандант улыбнулся. Сидевший рядом преподаватель литературы задумался: какие жуткие последствия могут скрываться за такой вот улыбкой. В присутствии комманданта ему уже не впервые казалось, что он видит перед собой какую-то примитивную силу, для которой не существуют понятия справедливости и произвола, моральных принципов, этических соображений – ничего, кроме голой силы. В простоте комманданта было не что чудовищное. В его выражении quot;человек человеку

волкquot; не скрывалось и отдаленной метафоры. Для него это было не моральным убеждением, а фактом, на котором основывалось его существование. Перед реалиями подобного мира, основанного на грубой силе, все навеянные занятиями литературой идеи Мальпурго просто теряли право на существование.

Полагаю, вы одобряете телесные наказания? – спросил он, заранее зная ответ.

Это единственное, что дает результат, – сказал коммандант. – От тюрьмы нет никакого толку. Она слишком комфортабельна. А вот если человека выпороть, он об этом никогда не забудет. И если повесить

– тоже.

– Только при условии, что есть загробная жизнь,

– заметил Мальпурго. – В противном случае, пола гаю, о повешении можно забыть так же легко, как и обо всем остальном.

Есть загробная жизнь или ее нет, но если кого повесили, тот больше никаких преступлений не совершит, это уж точно, – сказал коммандант.

И это – единственное, что для вас важно? – спросил Мальпурго. – Чтобы он больше никогда не совершал преступлений?

Коммандант Ван Хеерден утвердительно кивнул.

– Это моя работа, – ответил он, – за это мне платят зарплату.

Мальпурго попробовал подъехать с другой стороны.

Но неужели чья-то жизнь для вас ничего не значит? Ее священность, красота, ее радости, откровения?

Когда я ем баранину, то об овце не думаю, – ответил коммандант. Мальпурго живо представил себе эту картину и снова икнул.

Мрачный у вас взгляд на жизнь, – сказал он. – Такое впечатление, что вы не видите впереди никакой надежды.

Коммандант улыбнулся.

– Надежда есть всегда, мой друг, – сказал он, похлопывая Мальпурго по плечу и одновременно поднимаясь со скамейки. – Надежда есть всегда.

Коммандант ушел. А через какое-то время и сам Мальпурго тоже покинул беседку и отправился прогуляться пешком до Веезена.

– В наши дни повсюду стало невероятное количество пьяных, – заметил на следующее утро за завтра ком майор Блоксхэм. – Вчера вечером в баре познакомился с одним парнем. Преподает английский в университете. На вид ему не больше тридцати. Напился по-черному и все время орал что-то насчет того, что все в жизни должно быть относительно. Пришлось отвезти его в гостиницу. Живет в каком-то санатории или что-то в этом роде.

– Молодежь дошла бог знает до чего, – сказал полковник. Если не пьянство, так наркотики. Страна катится в пропасть. – С этими словами он встал из-за стола и отправился на псарню проверить, как Харбингер готовит собак.

В санатории? переспросила миссис

Хиткоут-Килкуун, когда полковник вышел. – Ты сказал – в санатории, Малыш?

Какая-то дыра. Но постояльцы там есть, – ответил майор.

Вот там-то, наверное, и остановился комман дант, – сказала миссис Хиткоут-Килкуун. Позавтракав, она распорядилась подать «роллс-ройс» и отправилась в Веезен, оставив полковника и майора Блоксхэма обсуждать рассадку гостей на торжественном обеде в клубе Дорнфорда Йейтса, который должен был состояться в тот день вечером. Торжественные обеды в клубе – такая тоска, нечто скучнейшее и со вершенно искусственное. Обществу в Зулулэнде не хватало того шика, который в Найроби делал жизнь по крайней мере терпимой. Все они тут какие-то слишком raffmes, думала миссис Хиткоут-Килкуун, прибегая к тому небольшому запасу французских слов, с которыми она была аu fait и которые были de rigueur среди ее друзей в Кении. Вот чем отличался здесь коммандант от всех остальных: уж его-то никак невозможно было обвинить в том, что он raffine.

Он какой-то настолько приземленный, – проговорила она вслух, припарковывая машину около гостиницы и входя внутрь.

Встреча их тоже оказалась довольно-таки приземленной. Когда миссис Хиткоут-Килкуун в конце концов нашла комнату комманданта – что стоило ей определенных усилий – и постучала, коммандант открыл дверь, стоя в нижнем белье, он как раз переодевался, чтобы пойти на рыбалку, – и поспешно захлопнул дверь снова. Через некоторое время дверь открылась, и коммандант предстал, одетый уже должным образом. Но миссис Хиткоут-Килкуун успела изучить прибитую к двери эмалированную табличку и сделала из нее собственные выводы о причинах стоявшего здесь запаха.

Входите, пожалуйста, – сказал коммандант, в очередной раз демонстрируя ту вульгарность, которая так привлекала в нем миссис Хиткоут-Килкуун. Она вошла и подозрительно огляделась по сторонам

Я бы не хотела вам мешать, – сказала она, вы разительно посмотрев на краны и трубы.

– О, вы мне нисколько не мешаете. Я как раз собирался…

Ну, неважно, – поспешила перебить его миссис Хиткоут-Килкуун. – Незачем вдаваться в подробнос ти. У каждого из нас есть какие-то болячки.

Болячки? – удивился коммандант.

Миссис Хиткоут-Килкуун сморщила нос и открыла дверь.

– Хотя, если судить по запаху, у вас они гораздо серьезнее, чем у большинства других. – Она вышла в коридор, коммандант последовал за ней.

Это сера, – объяснил он.

– Чепуха, – ответила миссис Хиткоут-Килкуун, – это недостаток движений. Ну ничего, скоро мы все

исправим. Что вам нужно, так это хорошая прогулка верхом перед завтраком. Сидеть можете?

Коммандант Ван Хеерден заметно смутился, но поспешил заверить, что тут у него все в порядке.

– Ну что ж, это уже хорошо, – заметила миссис Хиткоут-Килкуун.

Они вышли через вертящиеся двери наружу и теперь стояли на террасе, где воздух был заметно свежее. Некоторая резкость в манерах миссис Хиткоут-Килкуун здесь исчезла.

– Мне очень жаль, что вы сюда угодили, – сказала она. – Это наша вина. Мы искали вас в гостинице в городе. Я даже не подозревала о существовании этого места.

Она картинно облокотилась на перила и окинула критическим взглядом здание гостиницы с его выцветшей вывеской и обшарпанной террасой со следами от присосок вьющихся растений. Коммандант объяснил, что он пытался позвонить, но не мог найти номера телефона.

Конечно, не могли, дорогуша, – сказала миссис Хиткоут-Килкуун, беря его под руку и спускаясь вниз по ступенькам в сад. – У нас нет телефона. Генри, знаете ли, такой скрытный. Он играет на бирже, и ему становится просто не по себе от одной мысли, что кто-нибудь может подслушать его распоряжения бро керу и сорвать на этом большой куш.

Ну что ж, это можно понять, – ответил ком – мандант, абсолютно не представлявший себе, о чем именно идет речь.

Они прошлись по дорожке, ведущей к реке. Миссис Хиткоут-Килкуун все время оживленно болтала о жизни в Кении и о том, как она тоскует по прекрасным временам, которые у них были в Томсон-Фоллс.

– У нас был там прекрасный дом, он назывался Литтлвудс-лодж, в честь… ну, неважно. Скажем, в честь первого большого coup Генри, и там было море азалий, просто целые акры азалий. Мне кажется, Генри поэтому и выбрал Кению. Он просто помешан на цветах, а в южной части Лондона азалии растут так плохо.

Коммандант заметил, что надо действительно очень сильно любить цветы, чтобы ради этого переехать жить в Африку.

– А кроме того, была еще и проблема налогов, – продолжала миссис Хиткоут-Килкуун. – Я хочу сказать, что когда Генри выиграл… ну, словом, когда у него появились деньги, он просто не мог жить больше в Англии, при этом ужасном лейбористском правительстве, которое налогами отбирает все до последнего пенни.

Какое-то время они еще погуляли вдоль реки, а потом миссис Хиткоут-Килкуун сказала, что ей пора возвращаться.

Не забудьте про сегодняшний вечер, – напомнила она, усаживаясь в машину. – Торжественный обед в восемь часов, коктейли – с семи. Буду вас ждать. Au'voir, – и, помахав на прощание затянутой в перчатку рукой, она уехала.

Что ты сделала?! – Узнав, что его жена пригласила на ужин комманданта, полковник Хиткоут-Килкуун от бешенства не находил слов. – Неужели ты не понимаешь, что это вечер, специально посвященный Берри?! А у нас на торжественном обеде в клубе будет сидеть неизвестно кто!

Я его пригласила, и он придет, – стояла на своем миссис Хиткоут-Килкуун. – Он просидел целую неделю в этом противном санатории. Там такая тоска, что он от нечего делать стал даже ставить себе клизмы. И все это только потому, что Малыш – такой идиот, который вечно попадает не туда. Ему лишь бы был бар.

Ну, это уже нечестно, – запротестовал майор Блоксхэм.

Да, это нечестно, – согласилась миссис Хиткоут-Килкуун, – совершенно нечестно. Вот именно поэтому он и придет сегодня на ужин, и мне безразлично, торжественный это обед клуба или нет. На деюсь, вы оба будете вести себя с ним как следует.

Она поднялась к себе в комнату и провела там всю вторую половину дня, предаваясь мечтам о сильных молчаливых мужчинах и о комманданте, от которого так пахло мускусом. Из сада до нее доносилось громкое щелканье ножниц: полковник подстригал декоративные кустарники, давая этим занятием выход своему недовольству. Когда миссис Хиткоут-Килкуун спустилась к чаю, куст, который раньше напоминал петушка, приобрел новые очертания и стал казаться похожим на попугая. Полковник – тоже.

Да, дорогая, нет, дорогая, – отвечал полковник на все аргументы миссис Хиткоут-Килкуун, что ком – мандант будет смотреться вполне уместно среди других членов клуба.

В конце концов, он же не какой-то неграмотный мужик, – сказала она. – Он читал книги о Берри и он сам говорил мне, что он – поклонник Мастера.

Сказав это, она оставила мужчин в комнате одних и пошла на кухню проверить повара-зулуса, который отчаянно пытался сообразить, как приготовить filet de boeuf en chemise strasbourgeoise.

Оставшись одни, мужчины переглянулись многозначительно и заулыбались.

– Шут на торжественном обеде – это бесподобно, проговорил полковник. – Думаю, мы получим

массу удовольствия.

Придворный клоун, – согласился майор. Упоим его в стельку и славно посмеемся. Можно будет даже заставить этого типа снять штаны.

– Это идея, – поддержал полковник. – Поучим скота хорошим манерам, а?

Тем временем в санатории, у себя в комнате, коммандант Ван Хеерден штудировал «Этикет для всех», стараясь запомнить, какой вилкой следует есть рыбу. В шесть часов он помылся – с теми же вынужденными сложностями и ухищрениями, что и в прошлый раз, – а потом обильно полил себя дезодорантом, чтобы отшибить запах серы. После чего облачился в твидовый костюм от Харриса, который ему сшили в Пьембурге настоящие английские портные и который тщательно проутюжила его служанка, и ровно в семь вечера подъехал к особняку «Белые леди». Посыпанная гравием площадка перед домом была запружена машинами. Коммандант припарковал свою и поднялся по ступенькам парадного входа. Зулус-дворецкий открыл дверь, навстречу ком-манданту через холл поспешила миссис Хиткоут-Килкуун.

О Боже, – выпалила она вместо приветствия, с ужасом глядя на костюм комманданта: все гости по случаю торжественного обеда пришли в вечерних костюмах. Однако она тут же спохватилась, решив продемонстрировать savoir-faire, и со словами «Ну, да ладно. Теперь уже ничего не поделаешь», проводила комманданта в комнату, наполненную табачным ды мом, шумом разговора и народом.

Я что-то нигде не вижу Генри, – рассудительно проговорила она, подводя комманданта к столу, за которым майор Блоксхэм разливал напитки. – Но Малыш сделает вам коктейль.

Чем привыкли травиться, старина? – спросил майор.

Коммандант ответил, что с удовольствием выпил бы пива.

Взгляд майора выразил неодобрение.

Ну уж нет, уважаемый, – сказал он. – Сегодня только коктейли. Вспоминаем славные двадцатые и все такое. Я вам сделаю «особый». – Не успел ком – мандант поинтересоваться, что туда входит, как майор уже энергично затряс шейкером.

Очень вкусно, – сказал коммандант, потягивая из стакана напиток, состоявший из яблочного бренди и «Дюбонне» с добавлением хорошей порции водки, которая и придавала этому коктейлю «особость».

Рад, что вам понравилось, – ответил майор. – Доканчивайте его, и я вам сделаю другой – «кувалду».

Но попробовать смесь рома, бренди и яблочного бренди в дополнение к «особому» коммандант не успел. Миссис Хиткоут-Килкуун постаралась по возможности быстрее и незаметнее провести его через толпу гостей, чтобы познакомить с мужем. Полковник с интересом уставился на костюм комманданта.

Очень хорошо, что вы все-таки смогли к нам выбраться, коммандант, – приветствовал его хозяин с таким дружеским расположением, что это не на шутку встревожило супругу полковника. – Скажите, а буры всегда приходят на званые обеды в твидовых костюмах от Харриса?

Ну Генри!.. вмешалась миссис Хиткоут – Килкуун, прежде чем коммандант нашелся что отве тить. – Коммандант просто не ожидал, что у нас тут, в деревне, будет официальный прием. Муж, – повернулась она к комманданту, такой педант в… – Ее заключительные слова потонули в ударе колоссального гонга. Когда звук его замер, зулус-дворецкий пригласил всех к столу. На часах было половина восьмого. Миссис Хиткоут-Килкуун вих рем промчалась через комнату и набросилась на дворецкого. Резко отчитав его и дважды назвав черным чурбаном, хозяйка повернулась к гостям с фарфоровой улыбкой на лице.

– Прошу прощения, небольшое недоразумение со временем, – сказала она.

Пробормотав еще что-то насчет того, как трудно в наше время раздобыть приличных слуг, она смешалась с толпой. Коммандант, оставшись в одиночестве, допил свой «особый» коктейль, подошел к бару и попросил сделать ему «кувалду». После чего отыскал тихий уголок рядом с аквариумом, в котором плавала золотая рыбка, подходившая по цвету к его костюму, и устроился там, наблюдая за остальными гостями. Среди собравшихся выделялся один лишь полковник: его желчный взгляд позволял угадать в нем человека выдающихся достоинств. Все же остальные представляли собой тот тип людей, который коммандант меньше всего ожидал здесь встретить. Казалось, будто их сопровождает атмосфера какой-то самоуверенной неуверенности; а речи этих людей явно недоставало того легкого городского юмора и ироничности, что изобиловали на страницах романа «Берри и компания». В стоявшей рядом с коммандантом небольшой группе низенький толстенький человечек объяснял своим слушателям, как можно получить пятидесятипроцентную скидку при покупке холодильника. Рядом кто-то страстно доказывал, что мясо стоит покупать только оптом. Коммандант не спеша двинулся по комнате, стараясь прислушиваться к другим разговорам. До него долетали только отдельные фразы, из которых, однако, можно было составить себе общее представление. Говорили о розах, о предстоящих в июле скачках, о чьем-то разводе. Когда коммандант, обойдя комнату, вновь добрался до бара, майор Блоксхэм протянул ему новый коктейль, назвав его «третья степень».

Ну как, старина, годится? – спросил он, однако попробовать коктейль коммандант не успел. Снова раздался громкий вибрирующий звук гонга, пригла шавший гостей к столу. Не желая, чтобы коктейль пропал зря, коммандант вылил его в аквариум, в кото ром плавала золотая рыбка.

Садитесь между Маркизой и мной, – сказала миссис Хиткоут-Килкуун, пока гости отыскивали свои места за длинным обеденным столом. – Здесь вы будете в безопасности. – Она показала комманданту на место рядом с весьма странным человеком, облаченным в вечерний костюм, который называл всех подряд «дорогой» или «дорогая». Заметив, что человек как-то слишком внимательно, изучающе разглядывает его, коммандант, которому этот взгляд показался неприятным, немного передвинул свой стул поближе к месту, где сидела миссис Хиткоут-Килкуун. Коммандант повертел в руках серебряные ножи и вилки, лежавшие рядом с его тарелкой, и почувствовал на себе какой-то странный взгляд полковника. Когда разговоры за столом немного приутихли, сидевший справа от комманданта человек спросил его, чем он занимается.

– Занимаюсь? переспросил коммандант, не вполне понимая, куда клонит собеседник. Вопрос прозвучал так, что ответить на него можно было бы по-разному.

Маркиза мгновенно уловила смущение комманданта.

– В смысле – чем вы зарабатываете на жизнь, дорогой? Не чем вы занимаетесь со мной – этого я не имела в виду, могу вас уверить.

Сидевшие за столом засмеялись, когда же коммандант сказал, что он полицейский, смех стал еще громче. Коммандант хотел было заявить, что повидал на своем веку достаточно распиздяев, которые корчили из себя невесть что, но тут миссис Хиткоут-Килкуун прошептала ему на ухо: «Это женщина». Коммандант побелел от мысли, какой ляп он чуть было не совершил, и, чтобы прийти в себя, сделал добрый глоток австралийского бургундского, которое, по мнению полковника, почти не уступало шамбертену урожая 1959 года.

К концу обеда, когда стали подавать кофе и портвейн, комманданту удалось восстановить самообладание. При этом он дважды отыгрался, оба раза совершенно случайно. Первый раз, когда спросил, присутствует ли на обеде муж Маркизы. А второй, когда потянулся мимо нее за солью и нечаянно задел Маркизу за то место, где у нее должна была бы быть грудь по-видимому, тщательно скрываемая. Сидевшая слева от него миссис Хиткоут-Килкуун, раскрасневшаяся от вина и близости комманданта, излучавшего вокруг мужское обаяние, осторожно прижималась к нему под столом ногой, широко улыбалась и все время дотрагивалась кончиками пальцев до своих жемчужных сережек. Когда полковник встал и предложил тост за Мастера, миссис Хиткоут-Килкуун слегка подтолкнула комманданта локтем и показала глазами на фотографию, висевшую над камином.

– Этот майор Мерсер, прошептала она, – Дорнфорд Йейтс.

Коммандант кивнул и стал внимательно разглядывать лицо, пристально смотревшее на него с фотографии и выражавшее откровенное омерзение при виде мира и его обитателей. Сильный и жестокий взгляд горящих глаз, один из которых был больше другого; ощетинившиеся усы; автор романтическкх книг скорее смахивал на рассвирепевшего сержанта. quot;Наверное, слово «авторитет» происходит от «автора», – подумал коммандант, машинально передавая бутылку с портвейном не в ту сторону, в какую следовало бы. Из уважения к Маркизе женщины остались за столом, и теперь официант-зулус обносил гостей сигарами.

Это вам не «Генри Клэй» – всего-навсего роде зийские «маканудос», – скромно сказал полковник. Коммандант взял сигару и закурил.

– Никогда не пробовали скрутить такую сами? – спросил он полковника и был удивлен тем, что тот не медленно залился румянцем.

– Разумеется, нет, ответил полковник

Хиткоут-Килкуун, который начал выходить из себя еще тогда, когда портвейн отправился не в ту сторону. – Кто же сворачивает себе сигары сам?!

– Я, например, – с нескрываемой иронией про изнес коммандант. – У моей бабки была ферма в Ма – галиесбурге. Она выращивала табак. А сигары скручи ваются на ляжках, на внутренней их стороне.

– Просто жуть как романтично, – ледяным то ном заметила Маркиза. Когда хохот за столом затих, коммандант как ни в чем не бывало продолжил свой рассказ.

– Бабка нюхала табак. А мы все крошили его для нее.

Окружавшие стол раскрасневшиеся лица молча уставились на человека в твидовом костюме от Харриса, бабка которого, по его собственному признанию, нюхала табак.

– Да, красочная у вас семейка, – заметил толстяк, знавший, как получать скидки на холодильники, и испугался, увидев, что коммандант внезапно накло нился в его сторону через стол с выражением неопи суемой ярости на лице.

Если бы я не находился в чужом доме, вы бы по жалели о своих словах, – прорычал коммандант. Толстяк побледнел, а миссис Хиткоут-Килкуун уми ротворяюще положила свою руку на руку коммандан – та.

– Я что-нибудь не так сказал? – поинтересовался толстяк.

– Полагаю, мистер Эванс имел в виду, что у вас очень интересная семья, прошептала миссис Хиткоут-Килкуун комманданту.

– Мне так не показалось, – ответил тот. Полковник Хиткоут-Килкуун, сидевший на проти воположном конце стола, решил, что пора ему заявить о своей власти, и приказал официантам подавать лике ры. Решение оказалось не самым удачным. Майор Блоксхэм, уязвленный тем, что его убойные коктейли не привели комманданта в такое состояние, когда из него можно было бы сделать всеобщее посмешище, предложил комманданту шартрез. Ван Хеерден с интересом наблюдал, пока в его стакан для портвейна наливали ликер.

– Никогда в жизни не видел зеленого вина, – признался он.

– Ну, старина, ведь его же делают из зеленого ви нограда, – проговорил майор, и сидевшие за столом снова разразились хохотом. – Это надо пить залпом и до дна.

Миссис Хиткоут-Килкуун все это очень не понравилось.

– Как же низко ты можешь пасть, Малыш? – с не довольством в голосе то ли спросила, то ли констатировала она. Тем временем коммандант залпом выпил налитый ему стакан.

– Зато вы способны подняться так высоко, – весело ответил майор.

Маркиза решила тоже вступить в разговор.

– Высоко? Дорогие вы мои, – воскликнула она, – вам бы надо посидеть на моем месте, тогда бы вы поняли. Это же совершеннейшая горгонзола, могу вас уверить!

Ее слова вызвали некоторое замешательство: официант поспешил поставить перед Маркизой поднос с сыром. Не обращая на все это внимания, коммандант Ван Хеерден сидел, счастливо улыбаясь, и чувствовал, как по телу разливается приятное тепло. Он решил извиниться перед толстяком и уже было открыл для этого рот, но тут майор Блоксхэм предложил ему еще стаканчик шартреза. Коммандант с благодарностью принял предложение, несмотря на полученный от миссис Хиткоут-Килкуун резкий толчок в бок.

– Полагаю, мы все должны присоединиться к комманданту, – внезапно сказала она, – нельзя, чтобы он пил в одиночестве. Малыш, наполни все стаканчики для портвейна.

Майор недоумевающе посмотрел на нее.

– Все? – переспросил он.

– Ты слышал, что я сказала, – подтвердила мис сис Хиткоут-Килкуун, переводя осуждающий взгляд с майора на полковника и обратно. – Все. Думаю, в честь нашего гостя мы должны выпить за южноафриканскую полицию.

– Черта с два буду я пить полный стакан шартреза за что бы то ни было, – изрек полковник.

– Я вам никогда не рассказывала, как Генри про вел войну? – спросила миссис Хиткоут-Килкуун си девших за столом. Полковник побледнел и поднял свой стакан.

– За южноафриканскую полицию, – поспешно поддержал он.

– За южноафриканскую полицию, – торжествующе повторила миссис Хиткоут-Килкуун и внимательно проследила за тем, чтобы полковник и майор Блоксхэм выпили свои стаканы до дна.

Совершенно не видя и не понимая происходящего и потому пребывая в счастливом неведении, ком-мандант сидел и улыбался. Так вот как англичане проводят свое свободное время, думал он, и чувствовал себя столь же прекрасно, как в собственном доме.

После того как был произнесен тост и все выпили, наступила полная тишина: каждый сидел и думал, что натворит стакан шартреза с его почками. Коммандант Ван Хеерден встал.

– Я испытываю огромное удовлетворение от того, что нахожусь сегодня здесь, в этом прекрасном обществе, – сказал коммандант, выдержал паузу и посмо трел на сидевших за столом гостей, которые помутневшими глазами уставились в ответ на него самого.

– То, что я собираюсь сказать, возможно, удивит некоторых из вас. – На противоположном конце стола полковник Хиткоут-Килкуун прикрыл глаза и вздрогнул. Если тост комманданта окажется сродни его вкусам в одежде и вине… бр-р, даже страшно подумать! Но в этом случае полковник оказался приятно удивлен. – Как вам известно, я африканер, – продолжал коммандант. – Или, как говорите вы, англичане,

– бур. Но я хочу, чтобы вы все знали: я восхищаюсь англичанами и хочу предложить тост за Британскую империю!

До полковника не сразу дошел смысл сказанного коммандантом. Он удивленно открыл глаза и с еще большим удивлением увидел, что коммандант держит бутылку бенедиктина и сам наполняет из нее стаканы сидящих за столом.

– Ну что же ты, Генри, – сказала миссис Хиткоут-Килкуун в ответ на умоляющий взгляд полковника, – за Британскую империю!

– О Боже, – простонал полковник. Коммандант разлил ликер и поднял свой стакан.

– За Британскую империю, – повторил он и опорожнил стакан, а потом зло уставился на полковника, который только пригубил из своего стакана и теперь не знал, как поступить с остальным.

– Ну что же ты. Генри, – снова сказала миссис Хиткоут-Килкуун. Полковник допил свой стакан до конца и обмяк на стуле.

Коммандант испытывал прилив настоящего счастья. Чувство некоторого разочарования, омрачившее было начало вечера, теперь почти исчезло. Исчезла и Маркиза. Мужественно попытавшись что-то сказать напоследок, она сумела произнести только в очередной раз «дорогой…» и сползла под стол – впрочем, и тут выдержав до конца присущую ей элегантность. Вскоре и у других гостей стали проявляться последствия преданности комманданта Ван Хеердена Британской империи. Воспользовавшись этим, официант – по всей видимости, стремившийся пораньше отправиться спать, – решил ускорить процесс и подал одновременно поднос с сыром и сигары.

Полковник Хиткоут-Килкуун вознамерился поправить его.

– Сыр и сигары не сочетаются друг с дру… – про говорил он и вдруг, шатаясь, поспешил выйти из комнаты. С его уходом вечеринка распалась сама собой. Толстяк заснул. Майору Блоксхэму было плохо. А миссис Хиткоут-Килкуун прижималась к комманданту уже не только ногой, но всем, чем могла. «Возьми меня…» – пробормотала она и упала ему на колени. Коммандант с нежностью посмотрел на ее локоны, се дина в которых была подкрашена до синевы, с непривычной для себя галантностью поднял ее голову со своих колен и встал.

– Пора спать, – сказал он и, аккуратно подняв миссис Хиткоут-Килкуун со стула, понес ее в спальню. Следом за ним шел зулус-дворецкий, по-видимому, заподозривший что-нибудь недоброе в намерениях ком-манданта.

Когда Ван Хеерден опустил хозяйку дома на постель, миссис Хиткоут-Килкуун улыбнулась во сне.

– Не сейчас, дорогой, – пробормотала она. Видимо, ей что-то снилось. – Не сейчас. Завтра.

Коммандант на цыпочках вышел из спальни и отправился поблагодарить хозяина дома за прекрасный вечер. Однако в столовой полковника не было, а остальные члены «клуба Дорнфорда Йейтса» лежали неподвижно – кто на столе, кто под ним. Только майор Блоксхэм подавал некоторые признаки жизни, однако признаки эти были таковы, что вступить с ним в разговор было бы невозможно.

Коммандант попрощался на африкаанс, в ответ на что из майора вырвался новый фонтан. Окинув взглядом комнату, коммандант вдруг заметил какое-то движение под столом. Некто явно пытался привести в чувство Маркизу, хотя коммандант и не понял, почему для этого понадобилось снимать с нее брюки. Приподняв ^край скатерти, коммандант заглянул под стол и встретился с чьим-то взглядом. Увидев это лицо, коммандант внезапно почувствовал себя плохо. «Похоже, я крепко перебрал», – подумал он и, отпустив скатерть, поспешно вышел из комнаты, на ходу припоминая, что он слышал о симптомах белой горячки. В саду к треску цикад время от времени примешивался звук щелкающих ножниц полковника, однако коммандант не обратил на это внимания. Перед его мысленным взором стояли глаза, уставившиеся на него из-под скатерти. Два маленьких, круглых, блестящих, как бусинки, глаза и противное, отталкивающее лицо. Это было лицо констебля Элса. Но ведь констебль Эле мертв! «Скоро мне уже начнут мерещиться розовые слоны», – с ужасом подумал коммандант, забираясь в машину. Назад, к себе в санаторий, он ехал крайне осторожно, а добравшись до своего номера, постарался выпить как можно больше этой отвратительной воды, чтобы хорошенько прочистить желудок.