"Сбежавшая невеста" - читать интересную книгу автора (Ходж Джейн)

IV

В Лаверсток-Холле наступила эра необычного веселья. С мебели в больших парадных комнатах сняли чехлы, начистили люстры, в несметных количествах закупили свечи и наняли в деревне двух девушек натирать паркетные площади; короче, теперь для соседей леди Лаверсток была дома.

В своей ноющей манере она много ворчала по поводу усилий, требовавшихся от нее, но Дженнифер было ясно, что она наслаждалась всем этим, чувствуя, что присутствие лорда Мэйнверинга и старшего сына освобождает ее от ограничений, налагаемых вдовством. Поначалу Дженнифер была удивлена тем, с какой охотой лорд Мэйнверинг участвовал во всех ее приемах – он совсем не показался Дженнифер светским человеком, да и почти не пытался скрывать облегчение, когда какая-нибудь особенно говорливая группа местных болтунов наконец убывала домой. Естественно, что именно в то время, когда в гостиной присутствовал десяток скучнейших представителей местной знати, леди Лаверсток имела обыкновение звонить и приглашать в гостиную детей. Дженнифер то и дело приходилось сопровождать в розарий или теплицу то какую-нибудь высокопоставленную вдовушку, то преданную компаньонку.

В такие моменты она все чаще испытывала сожаление, что не сумела подыскать себе убежище подальше от дома. Когда по утрам заявлялись новые визитеры, она всякий раз переживала приступ страха, что среди них окажется ее знакомый, и успокаивала себя размышлениями о том, насколько это маловероятно – ведь она почти не бывала в обществе с тех пор, как пришло известие о гибели родных при Ватерлоо.

Кроме того, она скоро поняла и то, какие посетители зачастили в Лаверсток-Холл, и то, что крылось за удивительной любезностью лорда Мэйнверинга. По существу, он находился на работе, завоевывая популярность среди местных избирателей. Когда Дженнифер спускалась с детьми к десерту, ей удавалось уловить множество обрывков разговоров, и она понимала, что дела идут довольно туго. Из вечера в вечер, когда женщины поднимались, а мужчины оставались за своими бокалами вина, она слышала возобновлявшиеся споры. Казалось, что, по мнению своих сторонников, Мэйнверинг слишком далеко заходил в своем радикализме. Каждый вечер он оказывался под обстрелом, иногда спор начинался еще до того, как дамы успевали выйти из-за стола: на Мэйнверинга нападали за его дружбу с Бурдеттом и Хантом, собрания и петиции которых, на взгляд нападавших, были причиной нынешней нестабильной обстановки в стране. «Расколоть партию», «уже давно не участвуют в политике», «роспуск», «да пошел он подальше» – такие и им подобные мрачные фразы эхом отдавались в залах Лаверстока, когда джентльмены, наконец, гораздо позднее присоединялись к дамам, чтобы выпить чаю и посплетничать.

Дженнифер обнаружила, что невольно восхищается той мастерской легкостью, с какой Мэйнверинг обходился со своими противниками. С безупречной вежливостью, которая удивляла ее, он выносил все нападки, опровергая аргументы и в конце концов каким-то образом убеждал оппонентов в том, что они-де с самого начала были на его стороне, а он – на их.

Для детей это было время постоянного возбуждения. Все труднее было удерживать их на занятиях. Мальчиков приходилось водить на утренние занятия чуть ли не на поводу, а Люсинда никак не могла усидеть над своей тетрадкой и постоянно вскакивала, чтобы выглянуть за дверь, отделявшую детскую половину от главной лестницы.

Однажды утром, услышав необычный для столь раннего часа шум внизу, Люсинда выскочила за дверь и вернулась обиженная:

– Это низко! Они уехали кататься и даже не подумали взять меня.

Искренне пожалев девочку, Дженнифер прилагала все усилия, чтобы развлечь ее, но Люсинда хмурилась и хныкала до тех пор, пока с криками не прибежали на обед братья. Они были вне себя от возбуждения. В конюшнях они видели старшего брата, и тот пригласил их всех покататься после обеда. Уже некоторое время Дженнифер замечала, что Чарльзу Лаверстоку требовательное общество лорда Мэйнверинга нравилось столь же мало, сколь и светская болтовня матери, и он все больше времени проводил в детской, где его встречали обожающие взгляды и от него не требовали ни глубокомыслия, ни светских формальностей. Дети были в восторге от приглашения, Дженнифер же испытывала некоторые сомнения.

– Но мы можем ехать только в карете, – сожалел Эдвард. – Дядя Джордж взял коляску.

– Но я полагала, что лорд Лаверсток уже уехал, – сказала Дженнифер, оттягивая время.

Можно ли принять такое приглашение? Как бы поступила в таком случае мисс Мартиндейл?

– Нет-нет, – заверил Джереми. – Уехали только мама и дядя Джордж. Они, несомненно, поехали с визитом в Петворт-Хаус. Дядя Джордж всегда ездит к лорду Эфемонту, когда бывает здесь; всем известно, что они друзья.

Люсинда надула губки:

– Ну что бы им взять меня! Мне так нравятся тамошние дети. Только подумайте, мисс Фэрбенк, они каждый день едят марципан!

– Не жалей, Люсинда, – успокоил ее Эдвард. – Гораздо интереснее покататься с Чарльзом. Он чертовски хорошо владеет кнутом, мисс Фэрбенк.

– Но не как дядя Джордж. Тот – настоящий коринфянин, – вставил его брат.

– Да, но что от этого толку, когда мама в экипаже? Спорим, он разрешит править кучеру. Знаете, мама не выносит езды быстрее, чем ползет улитка. После того раза, когда Чарльз возил ее кататься, она заявила, что больше никогда с ним не поедет.

Дженнифер, вполуха слушая эту болтовню, dсе еще решала про себя, прилично ли ехать и есть ли какой-нибудь предлог, чтобы не ехать, когда лорд Лаверсток влетел в детскую.

– Здравствуйте, мисс Фэрбенк, – он снял шапку со своих белокурых кудрей; в пальто с пелериной он выглядел очень импозантно. – Готовы ли эти малявки ехать со мной?

– Да-да, совершенно готовы, – закричали Джереми и Эдвард, хватая свои пальтишки, тогда как Люсинда, скорее, чем мальчики, уловив нерешительность Дженнифер, умоляюще посмотрела на нее:

– Я ведь могу поехать, мисс Фэрбенк, правда?

– Конечно, можешь, киска, – Лаверсток посадил сестру себе на плечо. – И мисс Фэрбенк тоже поедет – за тобой ведь надо следить, чтобы ты вела себя как подобает леди. Идет, мисс Фэрбенк? Мы все будем делать абсолютно прилично, обещаю вам. Клянусь, – восхищенный взгляд смерил ее с головы до ног, – с лентами вы управляетесь не хуже, чем с поводьями.

Чтобы сменить тему (она была по горло сыта обсуждениями своих приключений на охоте), Дженнифер занялась сборами Люсинды, внутренне все еще не решив, стоит ли ей сопровождать детей.

В конце концов она рассудила, что будет хуже, если она не поедет.

Было очень вероятно, что ее непоседливые подопечные попадут в беду, если за ними не будет более строгого наблюдения, а она не была уверена, что может совсем запретить поездку. Она пошла на компромисс, поставив условие, что поездка будет недолгой, и они только прокатятся по холмам. Все весело погрузились в карету. Дженнифер была довольна тем, что Лаверсток решил править сам, и таким образом у него не будет возможности произносить льстивые речи и бросать красноречивые взгляды, которыми он считал необходимым вознаграждать Дженнифер.

Она вздохнула от удовольствия, когда карета повернула по дороге, ведущей к холмам. Не считая воскресных выходов в церковь и краткой тревожной поездки на Молниеносном во время охоты, она в первый раз со дня своего пребывания выехала за пределы Лаверсток-Парка. Было приятно вдыхать влажный лесной воздух, хоть в закрытом экипаже к нему примешивалась затхлость, а когда дорога пошла вверх, стало видно море, сверкавшее под осенним солнцем. Дети тоже были в восторге, особенно когда их брат стегнул лошадей и карета понеслась вниз по склону.

Когда же они выехали на равнину, он не повернул назад, как обещал. Мальчикам это понравилось, и они не были удивлены. Стало ясно, что они и не думали, что он повернет.

– Он становится дьяволом, когда у него в руках поводья, – признался Джереми. – Интересно, куда он нас завезет?

Беспокоясь, но не желая протестовать, Дженнифер сидела тихо, разглядывая сквозь окно коричневые и коричневато-желтые поля. Время шло, Люсинде надоело сидеть на одном месте, мальчики стали шуметь, а лорд Лаверсток все еще не собирался поворачивать назад. Вдруг к своему ужасу Дженнифер опознала окраины Брайтона. И, пока она безрезультатно стучала по стеклу, лорд Лаверсток с триумфом подстегнул лошадей еще один, последний, разок и повернул экипаж на Стейн. Наконец с помощью Эдварда ей удалось опустить тугое стекло, и она высунулась, намереваясь усовестить Лаверстока, и тут к своему ужасу увидела на другой стороне улицы двух банкиров, приятелей своего дядюшки Гернинга, которые часто бывали в Дентон-Холле. Она мигом спряталась обратно в карету и склонилась к Люсинде; когда они миновали ее знакомых, она снова высунулась из окошка и так энергично «усовестила» Лаверстока, что он, поджав хвост, быстренько повернул к дому и стал погонять лошадей.

Уже темнело, когда они наконец остановились у конюшен, и Дженнифер помогла выбраться из кареты уставшим и ноющим детям. Она начала сердито выговаривать их брату, когда из стойла Молниеносного появился лорд Мэйнверинг и, подняв от удивления брови, стал их разглядывать. Вдруг оказалось, что ей нечего сказать. Подняв плачущую Люсинду и строго наказав мальчикам следовать за нею, она ушла с детьми на детскую половину и остаток вечера была в необыкновенно дурном настроении.

К счастью, детей не позвали вниз к десерту. Как и она, они были измучены долгой поездкой и протестовали лишь для порядка, когда она заявила, что собирается уложить их пораньше. Наконец наступил тот час, который она начала очень ценить в своем распорядке дня. Накинув шаль поверх своего коричневого шелкового платья, она устроилась у огня в классной комнате и, поставив ноги на каминную решетку, принялась за следующую главу «Латинской грамматики», так как проверив мальчиков, сочла, что с ними необходимо заниматься дополнительно.

Она зубрила четвертое склонение, когда дверь в классную распахнулась и на пороге появился лорд Лаверсток. Одного взгляда на его раскрасневшееся лицо и взлохмаченные кудри было достаточно, чтобы понять, что он довольно-таки пьян. «Интересно, становится ли он мрачен, как отец, или буен, как братья», – эта мысль промелькнула мгновенно, и Дженнифер поднялась и присела в своем самом формальном реверансе. Вдруг оказалось, что классная комната находится слишком далеко от остальных в этом большом доме. Но Дженнифер привыкла управляться со своими подвыпившими братьями. Она быстро поставит его на место.

– Чему обязана такой чести? – холодно спросила она.

Он подошел ближе, слегка покачиваясь.

– Пришел попросить прощения, – сказал он. – Поступил чертовски не по-джентльменски. Мэйнверинг так считает. И я считаю так же. Повез вас в Брайтон, а вы не хотели. Чертовски не хорошо. Пришел извиниться.

Он остановился передохнуть, и его взгляд остановился на книге, в которой она все еще зажимала пальцем нужную страницу.

– А теперь помешал вам читать. Такой милашке не след читать тут в одиночестве. Нужно влюбиться, а не читать про любовь.

Он протянул руку за книгой, при этом покачнувшись.

– Это не роман, милорд, а «Латинская грамматика», – она протянула ему книгу.

Он взял ее за руку.

– Нехорошо. Ferre – ик – прошу прощения – latum. У такой красотки должны быть другие дела. И не зови меня «милорд». Зови меня Чарльз. Все зовут. Зови меня «Завиток». Все зовут. И поцелуй меня. Ты самая красивая из всех рыжих гувернанток.

Он притянул ее к себе. Сопротивляясь, она почувствовала сильный запах вина и нюхательного табака, а в грудь ей врезались пуговицы его пиджака. Чья-то рука легла ему на плечо, и он отскочил в сторону.

– Идите в свою комнату, Чарльз, – сказал лорд Мэйнверинг.

Какое-то мгновение Дженнифер думала, что Лаверсток не послушается, но он, пробормотав: «Чертовски неудобно… чертовски нехорошо… Ваш покорный слуга, мисс Фэрбенк», вышел из комнаты.

Мэйнверинг молча взирал на нее, а она подняла книгу и привела в порядок страницы. Что она могла сказать? Невыносимо, что он застал ее в еще одной компрометирующей ситуации.

– Ну, мисс Фэрбенк? – В голубых глазах не было милосердия. Он высказал ее мысль. – Что я должен думать?

– Что вам будет угодно, милорд, – заговорила Дженнифер Перчис. Потом она вспомнила про мисс Фэрбенк. – Прошу только, не подумайте, что в этом столкновении была моя воля. Если бы я знала о намерениях лорда Лаверстока, я бы заперла дверь.

Он повернулся и мрачно посмотрел на дверь.

– Увы, ваши добрые намерения… Позвольте заметить, что на двери нет крючка. Если бы вы оставались здесь, его следовало бы сделать.

– Если бы я?.. – До нее дошел смысл сказанного. – О, милорд, вы не можете посоветовать леди Лаверсток уволить меня!

– Не могу? – черные брови поползли вверх.

– Я имею в виду… прошу прощения… я думала… – Она остановилась в замешательстве, затем собралась и начала сызнова:

– Милорд, прошу вас, разрешите мне остаться здесь. Я уверена, что леди Лаверсток скажет вам, как хорошо я справляюсь с детьми. Боюсь, вы видели меня только в невыгодном свете, но, право же, мы прекрасно ладим.

– Так я и понял со слов леди Лаверсток, которая отзывается о вас очень хорошо. Но я против того, чтобы столь юная особа несла такую ответственность.

Это было слишком.

– Конечно, – выпалила она, – я очень сожалею, что мне не так уж много лет, но время, без сомнения, исправит этот недостаток. А пока что я, право, не вижу, какое отношение к делу имеет мой возраст.

– Вы плохо знаете жизнь, мисс Фэрбенк, хотя и думаете иначе. Я вынужден напомнить вам о ваших недавних ошибках. Гувернантке не пристало разъезжать в карете с джентльменом на всеобщее обозрение, не следовало так же и скакать вслед охоте.

– Из ваших слов следует, что пристойнее было бы позволить Люсинде разбиться?

– Лучше бы предусмотреть, чтобы девочке вообще не пришло в голову ехать с охотой.

Она замолчала, испытывая смешанные чувства от его упреков, одновременно и разумных, и несправедливых, а он продолжал:

– По правде говоря, я не нахожу оправдания тому, что мисс Фэвершем рекомендовала вас.

– Она дала мне рекомендацию, потому что любит меня и знает, как отчаянно мне нужна работа.

Внезапно, почувствовав глубокую правдивость своих собственных слов, она чуть не расплакалась.

– Очень сожалею, – произнес он и повернулся, видимо, считая разговор оконченным. Она нашла в себе силы сделать еще одну, последнюю попытку.

– Итак, я должна уехать? А что, скажите, станется с детьми и леди Лаверсток? Гувернантки, даже старые, не произрастают на каждом дереве. В этом доме был бунт, когда я приехала, леди Лаверсток почти постоянно была на грани истерики. Дети только-только почувствовали себя увереннее. Я не отвечаю за последствия, если вы меня отошлете.

– Ох, как вы заговорили, мисс Фэрбенк, но угрозы вам не помогут. Сожалею, что мое мнение вас не устраивает, но я приложу все усилия, чтобы убедить леди Лаверсток не терять времени и найти кого-нибудь более подходящего.

Внезапно дверь позади него распахнулась, и Мэри, младшая горничная, вбежала в комнату.

– Мисс Фэрбенк, мисс Люсинде приснился страшный сон, и она зовет вас. Идите скорее.

Быстро присев в реверансе перед лордом Мэйнверингом, Дженнифер поспешила в комнату Люсинды. Она привыкла к этим ночным страхам девочки и, раскрыв их причину, научилась успокаивать ребенка.

Одна из многочисленных предыдущих нянек использовала в качестве утихомиривающего средства Наполеона Бонапарта с таким успехом, что Люсинда, если уставала, просыпалась ночью с криком, будучи уверенной, что ее тотчас отдадут этому французскому чудовищу.

Со всей серьезностью отнесясь к этим страхам, Дженнифер не отмахивалась от них, а убеждала девочку, что никогда этого не допустит, и Люсинда, уверенная в том, что новая гувернантка все может, нуждалась только в присутствии и заботе Дженнифер, чтобы позабыть о чудовище. Дженнифер и теперь склонилась над нею:

– Все в порядке, золотко, я здесь, я ему тебя не отдам.

Дрожащей ручкой девочка ухватилась за ее руку:

– Он уже затолкал меня в карету, уже увозил меня… – она снова чуть не разрыдалась.

– Ничего подобного, – твердо проговорила Дженнифер, – ты же знаешь, что он давным-давно на острове Святой Елены. Успокойся-ка, а я расскажу тебе сказку.

Через десять минут девочка уже почти заснула, но когда Дженнифер собиралась уложить ее и выскользнуть, Люсинда опять схватила ее за руку:

– Обещайте, что вы меня не покинете, никогда-никогда.

– Конечно, не покину, – произнесла Дженнифер, – я сейчас вернусь и буду спать тут на диване.

Удовлетворившись этим, девочка улеглась, засыпая. Поднявшись, Дженнифер увидела в дверях лорда Мэйнверинга и вздрогнула. Как долго он там стоял? Но Люсинда все равно была для нее важнее.

– Ш-шш, – она приложила палец к губам, на цыпочках вышла из комнаты и закрыла дверь. – Я возьму свои вещи и буду спать здесь. Мне следовало бы знать, что после такого дня ей будут сниться страшные сны.

Он оглядел ее.

– Похоже, вы победили, мисс Фэрбенк.

– Победила? – Занявшись девочкой, Дженнифер совершенно забыла о предыдущем разговоре. Теперь он напомнил о нем. – Вы имеете в виду, что я могу остаться?

– Кажется, вы сумели стать незаменимой. Да, вы остаетесь. Завтра я увезу молодого Лаверстока.

Она сделала реверанс:

– Очень благородно с вашей стороны, сэр.

Но странным образом дом без них казался тихим и скучным. Люсинда хандрила открыто, а ее мать, как подозревала Дженнифер, – тайно. Погода испортилась, и несколько дней проливного дождя не способствовали улучшению настроения, царившего в классной. Наконец ветер переменился, выглянуло солнце, и на деревьях в парке засверкал иней. Простуженная Люсинда лежала в постели и жалобно посапывала над ячменной водой и порошками доктора Джеймса. После обеда Дженнифер уложила ее спать, засадила сопротивлявшихся мальчиков за латынь, поручив их заботам преданной Мэри, надела шляпу, башмаки на толстой подошве и отправилась на свою ежедневную (если можно так сказать, поскольку в последнее время она об этом только мечтала) прогулку по парку.

Глубоко вдыхая чистый холодный воздух, она быстро пересекла подмерзший газон и оказалась под прикрытием кустов. Леди Лаверсток никогда словесно не выражала неодобрения по поводу этих ежедневных прогулок, которые шли вразрез с ее сидячим образом жизни, но все ее поведение свидетельствовало о том, что они ей не нравятся. Смело игнорируя всяческие намеки, Дженнифер, однако, старалась, чтобы ее прогулки были как можно менее заметны, и выбрала себе длинную дорожку, скрытую в кустах рододендрона. Сегодня она собиралась погулять совсем недолго: Люсинда может проснуться и позвать ее.

Она как раз повернула от маленькой калитки, выходящей на склон холма, когда какой-то звук позади заставил ее обернуться. В ту секунду кто-то схватил ее сзади, а на голову ей накинули плотную ткань, так что она не могла издать ни звука и ничего не видела. Отчаянно, но безуспешно сопротивляясь, она почувствовала, как нападавшие толкают ее куда-то, и услышала позади себя стук захлопнувшейся калитки. В мгновение ока перед нею промелькнули романтические картины ужасных похищений, чужеземных разбойников и каменных подземелий. Потом она вспомнила, как хохотали братья над ужасами, описываемыми в романах миссис Рэдклиф. Одновременно она вспомнила о встрече с дядиными знакомыми на Стейне. Видимо, они узнали ее и сказали дяде. И вот результат.

Так что когда ее затащили-затолкали в ожидавшую карету и тут же убрали повязку с глаз, она приветствовала своего дядю, который ждал ее в карете, со спокойствием, удивившим его.

– Я вижу, вы занялись похищением людей, дядюшка, – расправляя смятые юбки, она с неприязнью оглядела его, на что он ответил ей тем же.

– Ты должна быть мне благодарна, племянница, – проговорил он, когда карета тронулась. – Благодарна за то, что я воспользовался этим тайным способом, дабы вернуть тебя. Другой способ – прямо подъехать к Лаверсток-Холлу и потребовать возвращения непутевой племянницы – не устроил бы ни тебя, ни меня.

– Я не ваша подопечная, дядя Гернинг, как вы отлично знаете. – Этим возражением она попыталась отгородиться от ужасной правоты, которую не могла не признать в его словах. Теперь, когда он нашел ее, она была перед ним беззащитна. И ох, что же будет с Люсиндой, когда она проснется и задыхаясь от насморка начнет звать свою любимую мисс Фэрбенк? Что с ней будет? И что подумают леди Лаверсток и лорд Мэйнверинг? Но сейчас не время для самоистязаний. При помощи своего обычного здравого смысла она подавила горькое отчаяние и принялась выяснять дядюшкины планы. Чем скорее она будет знать его намерения, тем быстрее придумает, как обвести его вокруг пальца. А уж он-то пустился в такое длинное путешествие не иначе, как имея на то веские причины.

Забившись в угол кареты, она притворилась, что полностью смирилась со своей участью, что было почти правдой.

– Что теперь, дядя?

– Ну, вот хорошая девочка! – Он не пытался скрыть Удивления и радости от того, что она не сопротивляется. – Мы еще можем отлично поладить. К тому же я должен тебе сказать, что этот твой сумасшедший номер с побегом да и кое-какие иные обстоятельства положили конец надеждам на партию, которая была тебе предложена. Представь себе, отец и брат мистера Ферриса погибли при несчастном случае с каретой. Если бы ты приняла его предложение, ты бы была на пути к тому, чтобы стать герцогиней. Но теперь, полагаю, он станет выбирать невест не из провинциальных мисс. Но не беспокойся, у меня припасен для тебя превосходный план. Удивляюсь, как я не додумался до этого раньше. Ты, дорогая, выйдешь замуж за Эдмунда. Оглашение сделано, священник готов, лицензия есть, и завтра – счастливый день!

Теперь-то он и впрямь поразил ее. «Эдмунд? Завтра? Невозможно». Ей нравился ручной подопечный ее дядюшки, но сама мысль выйти за него была даже не смешной, она была не достойна смеха. Дядя не может предлагать такого всерьез. Однако взгляда на его лицо было достаточно, чтобы убедить ее в обратном. Это серьезно.

Он оборвал ее протесты, вызванные удивительным известием.

– Избавь меня от этих криков. Ты сама навлекла это на себя своим поведением и своими путешествиями по графству. Мы с тетей сделали все, что в наших силах, чтобы пресечь сплетни, но после того как тебя видели в карете на Стейне с молодым аристократом с весьма сомнительной репутацией, – после этого нам ничего не оставалось, как объявить о твоей помолвке. Скажи спасибо Эдмунду, что он готов взять тебя после того как ты запятнала свое имя.

Ее охватило отчаяние. В его словах было слишком много справедливого. Бесполезно доказывать невинность той поездки, свою беспомощность, говорить о присутствии детей. Раз слухи поползли, ее имя на самом деле запятнано. Но выйти замуж за Эдмунда… Вот уж действительно последнее средство.