"Мозг армии. Том 1" - читать интересную книгу автора (Шапошников Борис Михайлович)

Глава IV. Начальник Генерального штаба Конрад

«Не единичные личности творят историю, но, наоборот, последняя создает людей», – так скромно повествует ныне в своих воспоминаниях бывший начальник австро-венгерского генерального штаба Конрад. Прошедшая мировая война, закончившаяся крушением монархии Габсбургов, поразила своей встряской ум верного слуги этой монархии, и ныне он смотрит на свой пройденный путь, на все свои действия, как на независимые от его воли.

Таким образом, рассматривая деятельность генерального штаба Дунайской империи, казалось, можно было бы и не останавливаться на знакомстве с отдельными его представителями. Слов нет, что этот «мозг армии» отражал в себе не только характерные черты армии, но также и господствующих классов всей страны.

Известно, что определенные экономические отношения создают и соответствующую психологию людей. Поэтому мы не можем стать на точку зрения бывшего начальника генерального штаба и отказаться от знакомства с отдельными индивидуумами австро-венгерского генерального штаба и в первую очередь с самим Конрадом. Если он, как выше указывалось, определял характер своей деятельности, как непрерывный бой, то, по-видимому, он был далек от «непротивления злу», а стремился в своей работе переломить психологию окружающей его высокочиновной среды, провести свои предположения и мероприятия в том духе, в каком они ему мыслились единственно верными и отвечающими слагавшейся тогда обстановке.

Поэтому мы позволяем себе отрекомендовать отдельных персонажей австро-венгерского генерального штаба, оставляя пока в стороне их деятельность. Должны отметить, что писание справедливых аттестаций – вещь довольно трудная, и мы не склонны заверять, что ниже даваемые характеристики будут вполне беспристрастны. К тому же, у нас возникает сомнение в уместности помещения их сейчас, без знакомства с деятельностью аттестуемых лиц, что будет нами подробно сделано ниже. Может быть, было бы целесообразнее, если бы мы оставили эти характеристики на конец, сделав их, как вывод из всего описания работы начальника генерального штаба и его ближайших сотрудников. Однако, для ясности изложения работы генерального штаба, мы предпочли теперь же представить эти мозговые центры, дабы были понятны основные линии их работы. Не будем возражать, если последующее повествование внесет корректив в наши аттестации и если мы ошибемся в своих предпосылках. Стремление наше – предостеречься от них, но сказать, что это безусловно будет нами соблюдено – мы не беремся.

Итак, приступаем к знакомству с лицами «мозга» австро-венгерской армии. Мы хотели бы на это время превратиться в «раешника», и не скроем, что бесхитростный рассказ его куда был бы полезнее, чем скучная обрисовка личностен, сошедших уже со сцены, но, к сожалению, эта форма изложения нами не усвоена и мы волей-неволей вынуждены начать, с обычного повествования.

Прежде всего рекомендуем самого начальника генеральною штаба Конрада. Кое-кто считает его Мольтке (старшим) для австро-венгерской армии. Мы предостережемся от такого скороспелого вывода, но не будем отрицать и того, что Конрад являлся далеко незаурядной личностью среди военных персонажей эпохи империалистической войны.

Родившись 11 ноября 1852 года в немецкой аристократической семы Конрад в 1871 году кончает военное училище в Вене (Терезианскую Военную академию в Винер-Нейштадте) и начинает свою офицерскую службу в 11 егерском батальоне.

В период с 1874 по 1876 год Конрад проходит курс Военной академии (генерального штаба) и в 1878 году в чине обер-лейтенанта проделывает поход во время оккупации Боснии и Герцеговины. Продолжая служить на южной границе, Конрад в 1882 году командируется в секретную поездку по Сербии, в которой близко знакомится с жизнью этой страны.

В 1882 году Конрад ротным командиром принимает участие в подавлении инсургентского движения в южной Далмации.

Участие в этих двух боевых операциях: 1) дало возможность Конраду близко ознакомиться с южной границей государства; 2) исчерпало весь его боевой опыт, оставив, как увидим ниже, следы на военном его мышлении и 3) отразилось на его понимании политических задач Австрии на юге, которые отныне для Конрада сделались делом первостепенной важности.

С 1883 года по 1887 год Конрад находится в должности начальника штаба 11 пехотной дивизии (в Львове), а в 1888 году мы снова встречаем Конрада в стенах Военной академии в качестве лектора тактики, в каковой должности он пребывает до 1892 года.

В 1892 году Конрад возвращается в строй для цензового командования батальоном (в 93 пехотном полку) и затем назначается командиром пехотного полка. Осенью 1903 года Конрад уже в должности начальника 8 пехотной дивизии (в Инсбруке – в Тироле), постепенно продвигаясь на пост командира корпуса.

Однако, судьба решает иначе, и осенью 1906 года Конрад назначается начальником генерального штаба.

Таким образом, только через 35 лет службы в офицерских чинах, на 54 году от рождения, Конрад призывается на пост начальника генерального штаба. Для нашего скоротечного времени такое продвижение по службе нужно признать очень и очень запоздалым, по для отошедшей в область истории эпохи подобная служебная лестница была нормальной.

Из 35 лет службы Конрад только 12 лет провел вне строя (2 года Военной академии, 4 года начальником штаба дивизии и 6 лет лектором тактики), все же остальное время посвящено им исключительно службе в строевых частях. Это обстоятельство высоко ценится самим Конрадом, и он не раз с гордостью заявляет о своем строевом опыте. Нет сомнения, что долголетняя служба в строю принесла пользу начальнику генерального штаба, но не в такой мере, как он это думает. Главное обвинение, которое бросается критиками этому высшему представителю генерального штаба, заключается в том, что он был далек от войск, не знал их жизни и не понимал ее. Очевидно, Конрад незаметно для самого себя уподоблялся тому мулу знаменитого полководца Евгения Савойского, который проделал много, много походов, по не сделался от этого полководцем. Да не подумают, что с нашей стороны отрицается вся полезность строевой службы для генерального штаба. Отнюдь нет. Наоборот, мы считаем необходимым и даже обязательным службу генерального штаба в строевых частях, но службу осмысленную и дающую действительно опыт для деятельности генерального штаба, а не одно щеголяние долголетним пребыванием в строю. Строевая служба дает представителю генерального штаба не только знакомство с войсками, но опыт в вождении их, вырабатывает в нем характер начальника, самостоятельность и ответственность в принимаемых решениях – качества высокой ценности для работника генерального штаба и особо ему необходимые. Таким образом, казалось бы, долгое пребывание на строевых должностях обеспечит представителю генерального штаба самое важное в его работе, но, с Другой стороны, не нужно забывать, что сама деятельность генерального штаба требует также времени для приобретения опыта в ней, а потому необходимо и ей уделить должное внимание. Этот живой вопрос в своем разборе завел бы нас далеко, мы отвлеклись бы от знакомства с Конрадом. Обещаем вернуться к нему на своем месте, а сейчас берем извинение у начальника генерального штаба за то, что своим рассуждением мы заставили его ждать.

Перед нами человек с выдающимся умом. Большинство современников, сталкивавшихся близко с Конрадом, безоговорочно признают в нем широкое развитие умственных способностей. Людендорф рекомендует нам его, как «духовного руководителя операций австрийской армии» и считает «умным, необычайно эластичным, умственно выдающимся генералом». «Он был полководцем с редким богатством замыслов и всегда стремился к поддержанию в австрийской армии стремления к победе, что навсегда останется его заслугой», – так думает Людендорф.

Представитель германской армии при австро-венгерской ставке Крамон также считает Конрада образованным человеком, достойным государственным деятелем. Однако, его умственные способности проявлялись главным образом в кабинетной работе, в широких замыслах, которые часто разбивались о суровую действительность и неуменье Конрада углубиться в практическое осуществление своих богатых идей.

Даже до некоторой степени занимающий враждебную позицию по отношению к Конраду австрийский генерал Краусс и тот признает за ним ясный и светлый ум, богатство замыслов, но также нежелание и отсутствие времени для детальной проработки зарождающихся планов и предположений.

Известный сподвижник Людендорфа Бауэр считает Конрада умным, ясно взвешивающим обстановку человеком, оперативные идеи которого носили в себе что-то величественное.

Одним словом, отказать бывшему начальнику австрийского генерального штаба в наличии у него незаурядных умственных способностей нельзя. Другое дело, насколько ум был в равновесии с другими свойствами, необходимыми для военного деятеля высокого ранга. Это отсутствие равновесия, по-видимому) толкнуло Риттера в его статье «Стратегический обзор операций австро-венгерской армии в августе и сентябре». 1914 года» («Война и Мир» № 15) на вывод, что «в нем (Конраде) мы не находим трезвого, холодного, рассудительного ума; ясная оценка обстановки у него была затуманена националистическими чувствами и стремлениями». Мы не согласны с таким заключением немецкого писателя и усматриваем в нем то же поверхностное углубление в характер Конрада, какое было у последнего в детализации работы.

Считаем, что в лице Конрада мы сталкиваемся с человеком умственно высоко развитым, с индивидуальным мыслителем, мало уделяющим внимания «мелочам» (детализации в работе) в своей деятельности.

Мы отмечали, что развитие умственных способностей в ущерб волевым свойствам было присуще всему офицерству армии Габсбургов, и поэтому. Конрад не являлся исключением из общего правила, а бюрократический уклад жизни страны еще более способствовал выработке из него кабинетного работника, парящего в высоких сферах мышления и не спускающегося до «мелочей», до детальной проработки своих предположений. При той бюрократической жизни высокого чиновничества, полной интриг и внутренних боев, каковая была в Австрии, для начальника генерального штаба не оставалась времени для углубления своей чисто военной работы.

Нельзя сказать, чтобы волевые качества не были развиты у Конрада. Наоборот, мы прежде всего должны отметить у него широкую инициативу, – что он сам считал необходимым атрибутом для работы в должности начальника генерального штаба.

Затем стремление к самостоятельности в работе, к открытому высказыванию своих мнений всем и каждому, не исключая и Франца-Иосифа, перед которым трепетала не одна «душа» австрийского бюрократа-все это было присуще Конраду и даже болезненно им усваивалось. Эта «самостоятельность» проводилась начальником австрийского генерального штаба всюду в его работе как в области внешней и внутренней политики, так и в чисто военной деятельности. Борьба за «престиж» в австро-германском союзе, которую вел Конрад, являвшаяся одним из видов стремлении его к самостоятельности, не раз доставляла несколько горьких часов и даже дней в отношениях Друг с другом союзников, что отмечается большинством немецких писателей. В области внешней политики борьба за самостоятельность одно время даже привела Конрада к уходу с поста начальника генерального штаба, а в военных делах эта же борьба создавала ряд конфликтов с Францем-Фердинандом, военным и другими министрами.

О таком самостоятельном характере Конрада свидетельствует ряд близких к нему военных лиц, а Чернин в своих воспоминаниях, говоря о лицах, которые, интригуя, прятались за спиной Франца-Фердинанда, ни включает в их число Конрада. «Среди тех, кто прятался за эрцгерцогом, никогда не было начальника генерального штаба Конрада. Этот никого не выдвигал перед собой. Он самолично и открыто защищал перед всеми то, что считал необходимым» – справедливо говорит Чернин. «Самостоятельность» в суждениях и действиях была для Конрада долгом, который он твердо и неуклонно выполнял, считая это высшей своей обязанностью.

Такую «прямолинейность» характера Конрада приходится объяснить его развитыми волевыми качествами, резко выделявшими его среди австрийского генерального штаба. Вернее, ему присущи были энергия, настойчивость и, пожалуй, даже упрямство в преследовании намечаемых целей.

Конрад умел любить и ненавидеть со всем пылом своей натуры; в людях он видел или сторонников своих идей, или же смертельных врагов – иной классификации окружающих он не признавал. Как бывает свойственно людям с таким развитием волевых качеств, Конрад отличался близорукостью в распознавании характера и способностей стоявших вокруг него лиц. Этот недостаток резко подчеркивает Краусс в своем труде «Причины наших поражений».

Таким образом, мы не только не собираемся отрицать характеристику Конрада, данную ему Риттером, но дополним се тем, что волевые качества Конрада брали иногда верх над его умом, и последний зачастую затуманивался элементом страстности, вносимым начальником генерального штаба в тот или иной вопрос. Не нужно забывать, что Конрад был южный немец, по своему характеру более чувствителен и страстен, чем немец с берегов Шпрее. Не отсутствие трезвого ума у Конрада находим мы, а сплошь да рядом нарушенное равновесие между умственным развитием и теми чувствами, которые обуревали начальника штаба в его работе, каковая, по его же словам, была не чем иным, как непрерывным боем,

Вступивший в него Конрад был замкнутой натурой. Ограниченный круг знакомства, редкие посещение ресторанов и обедов в товарищеском кругу, семейная жизнь вдовца и тяжелая служебная ноша на плечах, а также то осадное положение, которое приходилось выдерживать начальнику генерального штаба в его деятельности, наложили отпечаток характер Конрада.

Крамон описывает его, как ушедшего в себя человека, любившего долгие часы гулять в одиночестве, говорившего, например, за обедом в Ставке очень мало, не курившего, почти ничего не пившего, быстро евшего и регулярно опаздывавшего к началу обеда. Одним словом, Конрад создавал вокруг себя напряженную атмосферу и, казалось, что этот человек лишь по необходимости появлялся в общественном месте. Правда, из уст самого Конрада мы знаем, что и ему были не чужды мирские удовольствия, которых лишала его должность начальника генерального штаба и о возвращении к которым он мечтал после данной ему отставки в 1911 году. Мы не усматриваем в этом противоречия, так как не лишаем человеческих слабостей и такие замкнутые натуры, как Конрад. Наоборот, на них эти слабости оказывают даже большее влияние, чем на людей, пользующихся всеми «благами» жизни. Стремящиеся к достижению последних, ушедшие в себя люди мечтают об этом до болезненности и, наконец, махнув рукой, со всей страстностью пускаются в плавание по житейскому морю. Так, сосредоточенный в самом себе Конрад, долго вдовевший, не выдержал, и в 1916 году вторично женился, создан этим одну из причин своей отставки. Мы отнюдь не хотим восхвалять безбрачие и отмечаем это лишь как характерный факт для самого Конрада. Несмотря на всю занятость службой, на свой мрачный и необщительный характер, Конрад оказался незабронированным от женских влияний – слишком долга была мировая война для отшельника генерального штаба.

Снова повторяем, что не находим чего-либо неестественного в поступке Конрада, так как жизнь, конечно, брала свое, и если за женитьбу был брошен упрек начальнику генерального штаба, то не за самый факт, а за выбор жены, – по своему общественному положению не подходившей «ко двору» и к тому же еще разведенной. Известно, что как сам Наполеон, так и его маршалы имели очень много жен в своих многочисленных походах и, невидимому, наличие женщины не может оказать тлетворного влияния на военные доблести человека – была бы лишь в этом соблюдена разумная мера. В этих видах мы не склонны бросать камень осуждения и в героя нашей повести.

В следующих главах мы подробно ознакомимся как с политическим, так и военным созерцанием Конрада, здесь же лишь для полноты обрисовки этой фигуры ограничимся основными его мыслями по указанным вопросам.

Начнем с рассмотрения военных взглядов Конрада, которые, естественно, более всего развивались им, проводились в литературных работах и во всей его 35-летней служебной деятельности.

Выпущенный из военного училища 1 сентября 1871 года молодой Конрад с громадным интересом принялся за изучение закончившейся только что франко-прусской войны. Изучение этой войны, главным образом по немецким источникам, послужило основным камнем в военном мышлении будущего начальника генерального штаба. Вообще, прусские военные авторы были в предпочтении у Конрада и, по его словам, труды Богуславского, Шерфа, Хельмута, Мея, Телленбаха, Верди-дю-Вернуа. Kюне, а впоследствии Хенига, Натцмера и многих других открыли Конраду новые пути в изучении ведения боя и подготовки к нему отдельных бойцов и мелких войсковых соединений.

Нет ничего удивительного, что образ Мольтке-старшего привлекал к себе все существо Конрада и служил для него примером в его дальнейшей деятельности в должности начальника генерального штаба. С восторженными внутренними переживаниями Конрад, осенью 1913 года, приглашенный на германские маневры, возлагал венок на гроб великого прусского фельдмаршала. Все мысли последнего, как увидим ниже, хорошо усваивались Конрадом, старавшимся провести их в австро-венгерскую армию.

Уже с первых шагов своей военной деятельности Конрад, под влиянием немецкой военной литературы проповедовавший наступление мелкими частями в бою с хорошей огневой его подготовкой, увидел, что австрийский пехотный устав, построенный на массовой штыковой атаке в глубоких колоннах, является устарелым. Молодой командир взвода, каким был Конрад, забрасывает этот устав, и убедившись, что германские способы наступления отнюдь не являются доступными лишь для развитых германских солдат, переносит эти способы ведения боя и в свой взвод.

Пребывание в академии (с 1874 по 1876 г.) углубляет усвоение Конрадом современной тактики, особенно пехотной. По окончании академии, Конрад продолжает с большим интересом свое тактическое образование, широко знакомясь с литературой по франко-прусской войне, а затем по русско-турецкой 1876-1877 г. по германским источникам и по русским, из последних, главным образом, по трудам Куропаткина и Пузыревского.

Поход 1882 года против инсургентов в южной Далмации боевым опытом закрепляет теоретические познания Конрада.

В последующие годы Конрад продолжает изучение тактики и боевой подготовки пехоты по опыту новейших войн (1870-71, 1876-77 и сербо-болгарской 1886 года).

Назначенный в 1888 году лектором тактики в Военной академии, Конрад перед началом курса посещает поля сражений войны 1870-71 г., а в 1889 году объезжает поля сражений русско-турецкой и сербо-болгарской войн.

«Изучение на местности с книгой и картой в руках полей сражений явилось для меня богатым источником для расширения моего тактического кругозора, особенно выявилось для меня громадное значение огневого удара при атаке укреплений при осмотре полей сражений русско-турецкой войны (Плевна, Горный Дубняк, Телиш)», пишет в своих воспоминаниях Конрад.

Таким образом, военная история с поездкой по полям сражений оказалась первоисточником военных познаний молодого профессора тактики, и впоследствии начальника генерального штаба.

Одновременно с чтением лекций по тактике как в Военной академии, так и в высшей стрелковой школе, начинается литературная деятельность Конрада. Первый его труд «К изучению тактики» выпускается в 1891 году, затем следует сборник «Тактических задач», изложенный прикладным методом. Командуя полком, Конрад пишет «Введение в изучение тактического устава», а с 1900 года по 1906 год выпускает «Боевую подготовку пехоты», получившую широкое распространение не только в Австрии, но и в Германии и переведенную также на иностранные языки. В 1903 году попутно Конрад пишет «Пехотные вопросы и опыт Бурской войны».

Перечисленные нами литературные труды дают возможность ориентироваться в военных взглядах австро-венгерского начальника генерального штаба, которые, как он сам подтверждает, были руководящими в его деятельности. Хотя эти труды и касаются главным образом области тактики, но Конрад па простых тактических принципах строит и свое стратегическое мышление.

Горячий поклонник германской военной мысли Конрад, конечно, не обошел и первоисточник ее – учение о войне Клаузевица, но в толковании его Мольтке-старшим. Может показаться странным эта наша предпосылка, но делаем ее мы потому, что, например, в понимании связи политики и стратегии германский фельдмаршал оказывался на точке зрения, далекой от понимания Клаузевица.

Вождение войск, что обычно принято называть стратегией, по мнению Конрада, не есть какое-либо особое тайное знание, а обычные действия, основанные на простейшем принципе – принципе боя. По существу, стратегические действия протекают на тех же основаниях, как и обыкновенный поединок, но только в нем принимают участие не отдельные борцы, а армии, насчитывающие в своих рядах миллионы.

«Война не более, как широко раздвинутый поединок», – учил Клаузевиц, и начальник австро-венгерского штаба только перефразирует это понятие, перенося его на современные массовые армии.

Доказывая, что в обороне нельзя найти решения, Конрад видит таковое только в наступлении.

Сравнивая войну с поединком, Конрад указывает, что, как дуэлянт должен знать в совершенстве свою шпагу, так и современный полководец обязан в деталях изучить свое оружие – массовую армию, находящуюся в его распоряжении. Он должен знать и уметь управлять этим оружием, применяемым на основании общих принципов, как и в обыкновенном бою, ему должны быть знакомы не только принципы управления, но и техника такового.

В другом месте Конрад отмечает, что современная война – настолько сложное военное явление, что только коллективное согласованное усилие по ее ведению может обеспечить успех. Каждый боец имеет на войне свои определенные обязанности и должен их выполнять. Если при нахождении в боевых линиях на первом месте выступает мужество, то в деятельности высших органов управления должны господствовать самостоятельность, напряженная и полная ответственности работа. Конец войны зависит от многих причин, и не первое место среди них занимает гений полководца. Прежде всего, по опыту Бурской войны, Конрад пришел к убеждению, что успех или неудачи кроются в самом пароле, ведущем войну. Никакое гениальное руководство, отлично подготовленная и вооруженная армия не в состоянии заменить слабость духа в народе, отсутствие в нем воли к победе. Сильным духом народом воодушевляется его армия, и последняя идет к победе. Слабость государства определяется не отсутствием у него сильной армии, а именно внутренней, а следовательно, и внешней его слабостью. Сильный Рим имел сильные победоносные легионы, и с падением Рима увяла слава его легионов.

Таким образом, война есть дело государства, и победа зависит от внутреннего его состояния, а также и от той внешней политики, которая ведется государством. Конрад не забывает заветов Клаузевица, что «война есть продолжение политики, но только другими средствами», но дает этому поучению толкование в духе Мольтке-старшего. «Политика, к сожалению, неотделима от стратегии: политика пользуется войной для достижения своих целей и имеет решающее влияние на ее начало и конец, при чем она оставляет за собой право во все время повысить свои требования или довольствоваться меньшим успехом… Полководец никогда не должен руководствоваться одними политическими побуждениями, а на первый план ставить успех на войне».

Выше мы видели, что Конрад считал необходимым получать руководящие линии для составления планов войны от внешней политики и, как будет не раз указано впоследствии, Конрад все время считал войну одним из средств политики. Последняя же, по его мнению, должна пользовать я войной в правильно выбранный момент. Конрад не мыслит себе какую-либо активную политику, которая бы не опиралась на вооруженную силу, не имела бы всегда в своем распоряжении готовые для войны средства Иные средства политики для достижения положительных целей менее действительны, и начальник генерального штаба предпочитает преимущественно войной разрешать высокие проблемы внешней политики государства. «К сожалению», и для него политика неотделима от стратегии, но у политики всегда должна быть мысль об обращении к войне, а потому все политические и иные мероприятия государства должны быть направлены к достижению военного успеха. В этих видах генеральный штаб, ответственный за подготовку и ведение войны, должен 6лизко входить и во внешнюю политику государства. Завет Клаузевица, что «во всяком случае военное искусство политике не указ» – не находил отклика ни у Мольтке, ни у Конрада – оба с «сожалением» мирились с зависимостью стратегии от политики, ограничивая влияние таковой началом и концом войны. Конрад шел в своих выводах дальше, находя, что и начало войны должно зависеть прежде всего от военных интересов, о чем мы скажем ниже.

В своих многочисленных документах Конрад резко проводит свои взгляды на внешнюю политику и отнюдь не думает, как это он заявлял, получать от нее руководящие линии, а скорее сам предписывает их. На этом важном вопросе мы дальше остановимся.

Одним словом, во взглядах на отношения политики и стратегии мы имеем дело не с оригинальными мыслями, не с классическим толкованием этого вопроса по Клаузевицу, а с общим течением военной мысли перед мировой войной, питаемой философствованием Мольтке-старшего, в русле которого следовал и наш герой. «Полубоги» в Вене стремились подражать таким же неземным существам в Берлине, да и в иных столицах европейских государств.

Развитие массовых армий в конце XIX столетия, как залог успеха на войне – значение «числа» в победе – было поколеблено Бурской войной в начале XX столетия. Изучая пристально все новейшие войны, Конрад тотчас же посчитал нужным извлечь поучения из войны в южной Африке.

Предостерегая в своем труде «Пехотные вопросы и опыт Бурской войны» от скороспелых выводов, Конрад но склоняется на сторону превосходства милиции, а признает необходимость существования постоянной армии, как кадров для развертывания армий военного времени.

Признавая, что все сражения, начиная с 1870 года, выигрывались превосходством в силах и, как решительной формой сражения, охватом противника с обоих флангов, Конрад все же подвергает некоторому сомнению то значение «числа» в победе, которое придают ему современные военные. Нет слов, что техника XX столетия дает подвижность и силу огня современным массовым армиям такую же, как и малым армиям Наполеона, но не следует переходить предела в погоне за «числом» в ущерб «качествам» армии. «Число» имеет на войне значение, но относительное. При группировках же враждебных государств в Европе, начавших слагаться в XX веке, нельзя, конечно, оказаться в превосходных силах против враждебной коалиции.

Сущность успеха заключается не в погоне за «числом», а в создании боеспособной действующей массовой армии, сильной числом, но и хорошо подготовленной. Эта армия должна быть укомплектована действительно отличным людским элементом, который был бы способен к боевым действиям, а не людьми, кои только разлагали бы всю армию, увеличивая число дезертиров, тылов и т. д., т. е., говоря другими словами, являлись бы тяжелой гирей на ногах этой брошенной для победы армии.

Без сомнения, все военнообязанные государства должны быть использованы для войны, но с подразделением при подготовке: «для действующей армии» и «для вспомогательной службы».

Военнообязанные государства подразделяются на годных к военной. службе и непригодных к ней.

Первая категория военнообязанных должна пополнить: а) действующую армию; б) войска и учреждения тыловой службы; в) вспомогательную службу (различные специалисты, письмоводители и т. д.).

Назначенные для службы в действующей армии получают подготовку в постоянных войсках, зачисляемые в тыловую службу в этапных войсках и предназначенные для вспомогательной службы проходят короткое военное обучение без оружия.

Непригодные к военной службе военнообязанные уплачивают или денежный налог, или, по своей бедности, освобождаются от такового.

Таким разделением военнообязанных в государстве Конрад намерен был создать боеспособную массовую армию.

Это стремление к «качеству» войск, особенно пехоты, родного для Конрада рода войск, привело его к признанию необходимости надлежащей подготовки войск к войне, чему посвящен не один из перечисленных нами выше трудов Конрада. По понятным причинам мы остановимся лишь на общих положениях, выдвигаемых Конрадом.

Доказывая в своей «Боевой подготовке пехоты» на то, что успех на войне зависит от различных причин, Конрад из них в первую линию выдвигает вооружение современным оружием и уменье им владеть, а затем тактическую подготовку войск, соответствующую современной боевой обстановке.

Доказывая необходимость хорошей боевой подготовки войск в мирное время, Конрад считает это делом чести всех начальников, которые должны гордиться отлично подготовленной частью. «Бой есть первостепенное военное действие», учит Клаузевиц, и Конрад, следуя заветам старика, прежде всего требует подготовки войск к бою, как решительному акту войны. Эта подготовка характеризуется: выработкой в войсках уменья быстро маневрировать в бою, использовать местность и складывающуюся обстановку, уменьем вести действительный огонь, ослаблять действие огня противника, постановкой его в невыгодное тактическое положение и, наконец, достижением результатов с меньшими потерями.

В современных условиях ведения боя Конрад считает необходимой хорошую подготовку самостоятельного бойца и подготовку мелких тактических единиц, – на что должно быть обращено особое внимание. Основанием для нее, как уже выше указано, должен служить бой с его современной физиономией, а отнюдь не увлечение плацпарадными хитростями. Свободная от формализма подготовка к бою, однако, должна преследовать внедрение в обучаемых известных форм боя, так как чувство опасности. связанное с боем, требует известной автоматизации действий в бою. По мнению Конрада, эта форма боя должна выливаться в следующее: начальник должен быстро уяснить каждое свое положение, принять соответствующее решение и затем со всей энергией проводить его в жизнь; когда цель, достигнута, начальник снова оценивает положение и снова принимает решение, проводя его энергично в жизнь. Таким образом, бой распадается на ряд отдельных задач, решение которых должно следовать быстро и безостановочно, что требует не только уменья, но энергии и характера двигать вперед войска, обычно теряющие боеспособность, и ведет к искусству ведения боя.

Только при такой системе ведения боя, свободной от формализма, пехота, по мнению Конрада, может выиграть бой, развивающийся на местности, которая отнюдь не является плацем для учений. Современная пехота ведет бой, а не производит в нем уставные эволюции.

Как чрезвычайно важный фактор современной войны, Конрад отмечает ту способность армии к большим напряжениям, которая может потребоваться на войне и к каковой войска обязаны быть подготовленными. Однако, Конрад, верный заветам Мольтке, ставит непременным условием знание командным составом пределов тех требований, которые могут быть предъявлены войскам в их боевой работе. Нельзя перенапрягать сил людей, а поэтому ставя задачу в подготовке войск, нужно отдать себе ясный отчет, выполнима ли она, затем во время выполнения войсками задачи следить за проявленным напряжением. Если войска после перенесенных трудов бодры и веселы, следовательно, предел не был перейден. Подготовка войск к напряженной работе имеет большое воспитательное значение, так как укрепляет волю, способность к самопожертвованию – одним словом, делает войска боеспособными. Переносящие во время мирной подготовки большое напряжение войска дают уверенность, что и на войне они окажутся на должной высоте. Таковы основные взгляды Конрада на боевую подготовку войск. Что же касается метода внедрения военных знаний в армию, то начальник австрийского генерального штаба отдавал все преимущества прикладному методу, широко его популяризируя во время своей долголетней деятельности на командных постах. Уже в молодые годы, увлеченный работами Верди-дю-Вернуа в этой области, Конрад внес прикладной метод в свою преподавательскую деятельность в стенах Военной академии, составил сборник задач по тактике и в дальнейшей своей службе, особенно в должности начальника генерального штаба, широко им пользовался при военных играх, полевых поездках и других занятиях с командным составом.

Изложенное нами выше о военных взглядах Конрада отнюдь не является исчерпывающим, и мы познакомимся в дальнейшем детальнее с этим полководцем наших дней.

Считаем необходимым пока остановиться на том обвинении, которое бросается известным уже Крауссом начальнику генерального штаба. Этот начальник Военной академии признает в Конраде лишь специалиста по

тактике, который хорошо изучил только эту сторону военного дела, а в стратегическом мышлении, если не был слаб, то, во всяком случае, не увлекался им и расценивал таковое с тактической точки зрения. Заниматься оперативной подготовкой армии Конрад не любил, да и не имел времени. Краусс говорит, что во время посещения Военной академии Конрад вяло слушал и разбирал вопросы оперативного характера, но как только дело касалось батальона или роты, начальник генерального штаба весь преображался, оживлялся, сам принимался руководить занятиями – одним словом, был в своей сфере.

Нет сомнения, что тактика мелких единиц, которой долгое время занимался Конрад как в преподавательской, так и в практической деятельности, была его коньком, но что область стратегии была также доступна ему в неменьшей мере, чем тактика, это свидетельствуют Людендорф, Бауэр, Крамон и другие его современники. Мы не видим особых промахов со стороны Конрада в его любви к тактике, так как в последней он проводил новые для его времени идеи. Если стать на точку зрения Краусса, то высшие начальники должны витать только в облаках стратегии. Не будем доказывать, что подобные полеты зачастую приводят к строительству воздушных замков, к выработке чистых теоретиков – это известно и без нас. Знать стратегию нужно, но и без тактики обойтись нельзя, да к тому же ныне тактика и стратегия так переплетаются в военном деле, что вносить какую-либо грань в их разделение по существу дела вредно. Увлечение выработкой в себе одного стратегического мышления, признание его главенствующим в голове старшего начальника наложило бы запрет на участие последнего в выработке новых тактических приемов и, следуя за Крауссом, мы должны бы это предоставить среднему комсоставу. Что это не так, показывает переживаемая нами действительность, когда «новой» ротой были заняты умы не одних комвзводов, комбатов и комполков, я и высших начальников. Так ныне это протекало во всех армиях. Правда, некоторые из современников считают это «унтер-офицерским» делом, но мы расцениваем его выше и относим к обязанностям любого из старших начальников. В этих видах упрек Краусса Конраду нами считается несправедливым, как и его уверение в ложном пристрастии Конрада в горной войне к высотам, в ущерб долинам, объясняемом Крауссом тем, что Конрад долго служил на итальянской (горной) границе и частенько, в качестве туриста, посещал горы. Без сомнения, известный уклад жизни сказывается и на путях, по которым идет мышление, по не в такой мере это было у Конрада.

Нужно сказать, что вопрос о «чистых тактиках» в подготовке командного состава армии является в наши дни злободневным. Как известно, командующий 2-й германской армией в Марнской операции Бюлов являлся ярким представителем «тактика-командира». Получив широкую известность в мирное время своей блестящей подготовкой корпуса на Ютеборгском плацу к «чисто тактическим» действиям, Бюлов был окружен ореолом будущего полководца, считаясь в германской армии серьезным кандидатом на пост начальника генерального штаба. Сначала тактика, потом стратегия – были его кредо, и он не мог понять, что тактика должна быть на службе у стратегии. Действительность современной войны жестоко покарала за такое умаление оперативного мышления не только самого Бюлова, но и всю германскую армию в сражении на Марне. Бюлов проявил себя хорошим тактиком и плохим руководителем операции. С его именем связана первая неудача германской армии, и немецкая литература осуждает этого отличного корпусного командира мирного времени.

Выше мы отметили, что в современной войне нет грани между тактикой и стратегией и что ныне между ними вводится оперативное искусство, окончательно стирающее какие-либо границы. В современной операции тесно переплетаются между собой стратегия и тактика.

Исходя из сказанного, мы приходим к выводу, что современный командир должен быть подготовлен хорошо как тактически, так и оперативно. Это минимальное, что нужно требовать от него. А. Свечин в своей «Стратегии» приходит к выводу: «как ни важны тактический требования, предъявляемые к высшему командованию, мы предостерегаем от увлечения тактическими специалистами на высоких постах, так как основная деятельность высшего командования имеет совершенно отличный характер» С этим положением, конечно, нужно согласиться, ибо, чем выше начальник, тем более он должен быть погружен в тайны этой военной дисциплины. Нам всем известен современный принцип «демократизации стратегии». «Солдат становится полководцем – говорит нам Людендорф. Для достижения дружной работы огромных масс на тянущихся сотни верст фронтах необходима серьезная стратегическая подготовка частных начальников… Командирам корпусов в обстановке маневренной войны сплошь н рядом приходится принимать ответственные решения, дающие операции тот или иной стратегический уклон…»

…»Необходимость усилий по поднятию уровня стратегического мышления комсостава всюду является признанной… Стратегия не должна являться латынью, делящей армию на посвященных и непосвященных». К таким справедливым выводам приходит Л. Свечин в своей «Стратегии».

Если стратегия, как учение о войне в целом, должна быть обязательно осознана высшим начальником, то стратегию театра военных действий оперативную деятельность войск, должны знать и понимать все командиры. Это должно ныне считаться основным требованием для командного состава.

На этом мы обрываем знакомство с Конрадом «в военном мундире», а познакомимся с ним, как с политическим деятелем, при чем снова предупреждаем, что не будем вдаваться в детали, а лишь установим вехи.

Бывший начальник австрийского генерального штаба не раз признаете и нам, что политической подготовки он не получил, и его взгляды на политику вырабатывались чтением главным образом исторической литературы. знакомством с историей национальностей монархии, знакомством на практике с жизнью этих национальностей в различных уголках государства, куда забрасывала служба Конрада, и, наконец, общением с политическими деятелями Дунайской империи.

Нужно учесть, что все это было, конечно, «легально», как и подобает для чиновника Австрии, а потому иная политическая литература и общение с иными политическими партиями, нежели с теми, кои были признаны государственной властью, для Конрада были недоступны. Да он и не стремился к изучению, считая их «опасными» для жизни государства.

Выйдя из господствовавшего буржуазного класса, Конрад всецело жил его интересами и всемерно отстаивал их в своей жизни и деятельности.

В своих суждениях о политике государства Конрад главным образом исходил из общегосударственных интересов, конечно, в том понятии. которое складывалось у него, хотя он и не раз заявляет нам, что был чужд политики, что со вступлением в должность он с неохотой должен был погрузиться в нее, что в глубине своей души он оставался «солдатом», т. е. аполитичным. Однако, бывший начальник генерального штаба живо интересовался политическими вопросами, внося в обсуждение элемент страстности и вызывая нарекания за это, вплоть до потерн места начальника генерального штаба и до просьбы не оказывать влияния на слабовольного министра иностранных дел Берхтольда. Политика широко захватывала Конрада.

Конечно, в своих политических взглядах он далек был от того, чтобы признать экономику «первичным» не только во внутренних отношениях граждан, но и во внешней политике, но и нельзя отрицать, что экономические интересы им не учитывались.

Конрад справедливо отмечает, что нельзя отчетливо говорить о внешней политике государства, не учитывая внутренней.

В последней начальник австрийского генерального штаба был прежде всего типичным и убежденным «носителем» идеи монархии Габсбургов, как целого и неделимого организма. В лоскутной монархии, по мнению Конрада, все лоскуты должны вдохновляться прежде и превыше всего идеей «государства», ставя на второй план свои национальные интересы. В понятии «государства», как в фокусе, должны были сосредоточиться нее стремления сынов Дунайской империи. Все центробежные стремления отдельных национальностей, всякие шаги социал-демократии – все это должно было быть урезано, как вредное для единства государства. Идеалом для Aвстpo-Венгрии должны были послужить Германия и Северо-Американские Соединенные Штаты, в которых различные народности уживались друг с другом, считая себя прежде всего «немцем» или «американцем».

В своем стремлении создать из Габсбургов «короля-солнце» Конрад шел даже дальше самих Габсбургов. Предлагая остановиться на твердом и решительном управлении конституционным государством, Конрад выдвигал диктатуру, видя в ней чуть ли не единственный путь для спасения монархии. Даже для Франца-Иосифа, застывшего после 1867 года в рампах конституционного дуализма, такие мысли начальника генерального штаба казались чересчур смелыми и ошибочными. Одним словом, Конрад являлся представителем крайне правых течений во внутренней политике на берегах Дуная. Нечего, конечно, говорить, что это учитывалось различными национальностями монархии и, например, венгры платили монетой злобы и недоверия представителю генерального штаба.

Мы боимся, что наше категорическое выявление ультра-централистских взглядов Конрада на государство может привести к выводу об отрицании им какой-либо автономии для различных национальностей, входивших в состав монархии. Спешим оговориться, что понятие об автономном управлении отнюдь не чуждо начальнику генерального штаба, но только и таких размерах, чтобы от этого не было ущерба для цельности и единства империи Габсбургов. Короче говоря, автономия признавалась Конрадом, по скорее, как неизбежное зло, нежели определенная политическая линия.

Должны отметить, что какого-либо вторжения извне во внутренние дела монархии Конрад, конечно, не признавал, до болезненности отстаивая самостоятельность государственной жизни Австро-Венгрии.

Более подробно о взглядах Конрада на внешнюю политику мы поговорим ниже, а теперь позволим себе набросать лишь концепцию их, дать итоги, как они мыслились самому начальнику генерального штаба.

После выхода Австрии в 1866 году из Германского союза, по мнению Конрада, ее «исторической» задачей являлось объединение западных и южных славян, приобщение их к европейской культуре. Под эгидой Габсбургов потомки монголо-татар – славяне, должны были воспринять высокую культуру, для чего необходимо погасить их ненависть к немцам и мадьярам, дабы возможно было образование сильного государственного объединения. Таким образом, культурное и экономическое развитие Австро-Венгрии требовало открытия путей на Балканы и могло только закончиться в Малой Азии.

Вот мышление Конрада в области внешней политики, и если мы вспомним изложенное нами в главе I о развитии этой политики в Австро-Венгрии к началу XX века, то, не делая ошибки, сможем зачислить начальника генерального штаба в стан «империалистов» дуалистической монархии.

Конечно, одной Австро-Венгрии такие задачи были не по плечу, нужна была поддержка, и таковая прежде всего мыслилась Конраду в лице Германии, союз с которой он считал альфой и омегой не только для себя, по и для министерства иностранных дел. От этого союза, по его мнению, выиграли обе стороны, и прочность его ничем и никогда не могла быть поколеблена.

Другое дело Италия. Чуть ли не от рождения воспылав ненавистью к этому вековому врагу Габсбургов, Конрад все время подогревал се и готов был стереть с лица земли это государство. Конечно, Конрад отдавал себе отчет, что Италия стояла на пути расширению Австрии на Балканах, но к этому примешивались еще личные отношения. Долго служа на итальянской границе, начальник генерального штаба близко столкнулся с так называемой итальянской ирредентой, которая и оставила глубокий след в Конраде. Мы уже выше отмечали, что сам по себе он был натурой, в которой ум не уравновешивал страсти, что он мог или любить, или ненавидеть. Вот это и сказалось ярче всего на отношениях к Италии. Раз зачисленная в списки врагов (нужно отметить, не без основания), Италия никогда уже не могла заслужить доверия начальника генерального штаба, и разгром итальянской армии был его заветной мечтой.

Другой союзник – Румыния, пользовался большими его симпатиями, так как он нужен был в войне с Россией, и на союзе с Румынией Конрад настаивал до тех пор, пока сама Румыния не склонилась на сторону Антанты.

Нечего говорить, что на путях к разрешению «исторической» задачи Австро-Венгрии стояла прежде всего Россия, которая также числилась в списке врагов и не только одной Австрии, но и Германии. Рано или поздно, но с Россией предстояло померяться оружием, и Конрад не верил поэтому ни в какие иные победы над ней, как только кровью.

Столкновение с Россией, с одной стороны, а с другой, – возможность военного конфликта Германии с Францией, при котором Австрия обязана была выступить на стороне своего союзника, и определяли всю европейскую политику Австро-Венгрии.

С этой точки зрении Конрадом расценивается как политика других европейских государств, так определяются линии для внешней политики Австрии.

Хотя начальнику генерального штаба и не по душе было разбираться в вопросах внешней политики, однако, он пристально следил за ними во всех государствах не только Европы, но и Азии, поскольку они имели то или иное отношение к общим направляющим линиям внешних сношений Австро-Венгрии.

Мы обещали не углубляться в настоящей главе в этот вопрос, а потому обрываем его и переходим к иным сторонам личности Конрада.

Должность начальника генерального штаба приводила его а общение с многими людьми как Дунайской империи, так и за се пределами.

Подчиненный непосредственно высшей государственной власти в лице Франца-Иосифа, Конрад в сношениях с ним выявлял всегда верноподданические чувства, которые не были напускными, а вытекали из убеждений Конрада в достоинствах и правах монархического принципа, как формы правления. Всегда корректный, дисциплинированный и строго соблюдающий весь сложный этикет венского двора, начальник генерального штаба, однако», не стеснялся выражать открыто свои мнения, хотя бы они и были не по вкусу Габсбургу. Конрад сам рассказывает, как порой, при чтении его докладов, бесстрастное лицо Франца-Иосифа кривилось от гнева, в нем было видно сильное возбуждение, но старый император умел владеть собой, привыкнув часто выслушивать горькую правду, и доклады кончались без особых инцидентов. Даже последний доклад Конрада перед увольнением его в 1911 году от должности из-за разногласий с министром иностранных дел, прошедший под знаком «немилости», как выражается Конрад, и тот не оставил особого следа в отношениях этих двух людей. Для нас неважно высокое благоволение Франца-Иосифа к Конраду, но мы считаем своим долгом отметить самостоятельность последнего, по природе царедворца, в условиях средневекового этикета мрачного венского двора. Немногие из современных Конраду государственных мужей обладали таким гражданским мужеством.

Последнее находило у начальника штаба гораздо больше испытаний и общении с наследником Францем-Фердинандом, характеристика которого нами дана выше. Облеченный властью армейского инспектора, а в случае войны – вероятный главнокомандующий, Франц-Фердинанд считал своей обязанностью входить во все детали подготовки страны к обороне.

Ценя вначале Конрада, как выдающегося военного, способствуя назначению его начальником генерального штаба, Франц-Фердинанд скоро начал отходить от своего будущего начальника штаба на войне. Два резких инцидента между Францем-Фердинандом и Конрадом, в одном из которых последний был заподозрен в непочтительности к высокой особе наследника и в отсутствии надлежащей для католиков богомольности, а во втором и стремлении затушевать перед Вильгельмом персону наследника, еще более способствовали охлаждению этих двух людей.

Самостоятельному Конраду приходилось лавировать между двумя «самостоятельными» правителями народов Дунайской империи и, конечно, такое плавание не всегда было без штормов и почти близилось к аварии. Нет сомнения, что со смертью Франца-Иосифа Конрад безусловно потерпел бы кораблекрушение, что действительно и произошло в 1917 году с приходом к власти Карла.

Выдержанный в придворном этикете, Конрад сносил обиды повелителя, но не сходил со своей дороги и порой упорно проводил перед Францем-Иосифом свои предложения, касающиеся даже деятельности самого наследника.

По обычаю, не одного венского двора, за этими двумя высокими фигурами стояли их начальники личных канцелярий, оказывавшие большое влияние на проходившие через них дела. Сии обычаи были свойственны и Петербургу.

Волей-неволей поддерживая с этими посредниками хорошие отношения, используя их для предварительной ориентировки не только в направлении тех или иных дел, но, пожалуй, даже в разведке того или иного настроения у высоких Габсбургов, Конрад, однако, сознавал весь вред подобных институтов и откровенно об этом докладывал Францу-Иосифу. Ему же Конрадом лично представлялись наиболее важные доклады по плану войны, а Франц-Фердинанд получил категорический отказ от начальника генерального штаба на просьбу посвятить в план войны начальника личной канцелярии наследника. Конрад был непреклонен.

Далее чаще всего начальнику генерального штаба приходилось сталкиваться с общеимперским военным министром, министром иностранных дел и затем с другими министрами государственной машины Австро-Венгрии. В общении с этими людьми, ставившими порой Конрада на роль простого военного консультанта, начальник генерального штаба и вел тот непрерывный бой, о котором мы упоминали выше. Настойчивый в своих требованиях, стремившийся во что бы то ни стало провести свои взгляды на те или иные вопросы, Конрад не стеснялся вступать не только в жестокий словесный турнир, по свидетельству Краусса, но даже не виделся с военным министром, которому до некоторой степени также был подчинен. Здесь фигура Конрада вырисовывалась во весь рост – «самостоятельность» – был лозунг для этого «полубога» с берегов Дуная, предпочитавшего пасть в борьбе, но не сделать уступки своим врагам. Нет сомнения в том, что как бы ни были справедливы требования начальника генерального штаба такие отношения с равными ему, но власть имущими лицами, создавали еще большие трения в военной машине, за рулем которой стоял Конрад.

Неответственный перед представительными учреждениям государства, начальник генерального штаба входил в общение с политическими деятелями страны постольку, поскольку последние считали нужным по службе или из дружеских отношений обращаться к Конраду. Конечно, при таких условиях начальник генерального штаба погружался в недра политики в направлениях, соответствовавшим его личным взглядам, был далек от иных партий и группировок, считая их враждебными цельности монархии и, будучи страстной натурой, зачислял их в сонм врагов.

Поддерживание военных и политических связей Конрадом не ограничивалось пределами одной Австро-Венгрии, но выходило и за них. Прежде всего необходимо отметить частое личное общение и переписку с начальником германского генерального штаба, свидания с начальниками итальянского и румынского генеральных штабов. Наконец, личное общение с Вильгельмом, румынским Карлом, канцлером Бюловым и другими политическими фигурами Германии, а также Румынии вводило Конрада в широкий круг творцов политики Европы начала XX столетия. Со всеми из указанных лиц начальник австрийского генерального штаба был прямолинеен в своих политических и военных предложениях и пользовался среди них известным авторитетом, расцениваемый в то же время, как представитель военной партии Дунайской империи.

Выше нами отмечались отрицательные качества Конрада, а именно: его неумение выбирать людей и образование вокруг себя интимного кружка. Сам Конрад открывает нам, что в отношениях с подчиненными он предоставлял полную свободу в работе, поощрял каждое проявление инициативы и требовал от своих помощников тщательной, детальной и энергичной работы. Позднейшее наше знакомство с его ближайшими помощниками до некоторой степени подтвердит эти доводы начальника генерального штаба, хотя незнание людей было и оставалось его коренным недостатком.

Нами также было приведено распределение служебного дня Конрада и его мысли по поводу ухода с поста начальника генерального штаба, которые говорят о том, что его личная жизнь отличалась замкнутостью, посещением родных и небольшого круга знакомых. Для веселой Вены того времени такой образ жизни начальника генерального штаба мог считаться аскетическим, тем более, что ему отнюдь не следовали хотя бы министр иностранных дел и иные представители военной и гражданской машины управления, не говоря уже о рядовых работниках того же генерального штаба. С одной стороны, такой аскетизм Конрада нужно объяснить его характером, а с другой, – в достаточно большей мере, конечно, самой службой, усложняемой к тому же бюрократизмом, свойственным империи Габсбургов. Этим мы и ограничим вторжение в личную жизнь начальника генерального штаба, пусть она останется его частным делом.

Наша попытка обрисовать образ Конрада оказалась многоречивой и может быть даже излишне подробной. Мы сожалеем об этом, но не считаем возможным прервать хотя бы поверхностное знакомство с этой личностью, не сделав вывода, что же представляет собою этот человек.