"Увези нас, Пегас!" - читать интересную книгу автора (Сергиенко Константин Константинович)

Глава 4. У Бланшаров

Моррис Аллен оставался загадкой всей линии от Гедеона до форта Клера, а может, и до самой Короны. Он мог зарабатывать большие деньги, но не делал этого.

В его контракте с компанией сказано, что грузы он берет по своему желанию, а где и сколько стоит «Пегас», никого не касается. Иногда он накатывал сотни миль без единого фунта, и никто не знал, для чего.

Моррис зарабатывал на «Пегасе» ровно столько, чтобы расплатиться с компанией за пользование рельсами и депо. Но чаще «Пегас» стоял на открытом воздухе, и только когда случалась серьезная поломка, в клапанах, например, или насосах, Моррис загонял его в «коровник» и платил механикам компании.

Его звали Лентяй Моррис. Гудок «Пегаса» знали все фермеры Черной Розы, Подметки и даже Красного Каньона, хотя туда Моррис заезжал не часто.

Каждый машинист старается, чтобы гудок его паровоза отличался от других. Но у «Пегаса» самый необычный гудок. Он сделан из шести трубок, одна другой меньше, а в каждой есть клапан. Когда Моррис подает пар, гудок играет ти-та-та, и эту мелодию любят негры и белые.

Вечером того же дня мы появились у Бланшаров. Я бы ни за что не пошел туда, откуда меня выгнали, как бродяжку, но Моррис обрядил меня в такой костюм, что никто бы не устоял на моем месте.

Оказывается, у Морриса была выходная одежда, только он никогда ее не надевал. Я первый нарядился в залежавшийся костюм Морриса. И что за костюм!

Длинный сюртук, белая сорочка со стоячим воротником, бабочка, узкие голубоватые брюки и модные туфли с задранными носами. Прибавьте к этому шляпу с лентой и тросточку. Да, тросточку! Моррис настоял, чтобы я ее взял.

Сам он вырядился в ту же куртку и неизменный картуз, делавшие его похожим на подмастерье.

Желтый закат опустился на поля Черной Розы. Он был как сок апельсина, который налили в сады до самого неба. Вечером цветы и деревья раскрывают свои поры. Запах магнолий, сассафрасов, ириса, жасмина подушкой накрыл примолкший умиротворенный Гедеон.

Вечером на галерее Бланшаров собираются гости. Здесь подают чай с бисквитами, сиропы и домашнее пиво, настоянное на разных кореньях и сосновых иголках. Угощение идет в две очереди.

Сначала развлекается молодежь, а часам к десяти наезжают солидные плантаторы, чтобы провести ночь за игрой в карты.

В легких плетеных креслах на галерее уже сидели Люк Чартер, его приятель, девушка и, конечно, сама хозяйка Мари Бланшар. Мы застали конец таинственной страшной истории, которую рассказывала девушка:

– В этот момент он прицелился, раздался выстрел и, ах! – Тут рассказчица поднялась с места. – Голубка упала на землю! Он подбежал и увидел…

– Я знаю, это была не голубка! – выкрикнул Чартер.

– Ах, не мешайте, мистер Чартер, – сердито сказала Мари, – всегда вы путаетесь. Кто же это был, Дейси? Так страшно.

– Это была она, его возлюбленная…

– Ох, несчастный!

– А я знаю историю почище, – сказал Чартер.

Тут нас заметили.

– Смотрите, мистер Аллен и еще кто-то. Идите сюда, мистер Аллен! Кто это с вами? Сначала меня не узнали.

– Майк, – сухо представился я.

– Послушайте, – удивленно сказала Мари Бланшар, – вы как две капли воды похожи на того Майка, который сидел у нас на дубе.

– По правде сказать, я тот самый Майк и есть.

Люк Чартер вскочил со своего кресла.

– Вот как? – Мари оглядела меня с ног до головы. – Это весьма интересно. Вы пришли с мистером Алленом?

– Мы пришли вместе, – сказал Моррис.

– Но вас нелегко узнать, – сказала Мари. – Кто вы такой? Я недавно читала книжку про богатого мальчика, который любил ходить в одежде бедняка. Может быть, вы и есть тот богатый мальчик?

– Когда настоящий джентльмен знакомится, он полностью называет свое имя, – заявил Люк Чартер, – только босяки называют себя Майк, Джек или как там еще.

– В самом деле, – Мари состроила капризную мину, – как ваше имя?

– Его зовут Аллен, – внезапно ляпнул Моррис. – Майкл Аллен. Это мой брат.

Всеобщее удивление.

У Мари Бланшар круглое лицо с нежной кожей, яркие губы и немного прищуренные глаза, как будто в них всегда бьет солнце. Но сейчас эти глаза широко открылись.

– Это ваш брат, мистер Аллен? Откуда он взялся?

– Он живет в Калифорнии и пришел ко мне погостить, – сказал Моррис.

– Это правда? – Мари уставилась на меня. – Вы на самом деле брат Морриса?

Я приосанился и ответил:

– Что же тут удивительного?

– А какой брат? Двоюродный?

– Родной, – поспешно сказал Моррис. – Родной брат Микки.

– Но почему вы не сказали об этом утром?

– У Микки есть плохая привычка спать на деревьях в чужом саду. Кроме того, он был неважно одет. Мне было стыдно за Микки.

Моррис говорил так серьезно и с таким достоинством, что все ему сразу поверили. Им и в голову не пришло, что Аллен способен на такие шутки. Черт возьми, теперь я стал его «братом»!

– Между прочим, я сразу понял, что этот человек кем-то доводится мистеру Аллену, – сказал Чартер, – поэтому я и не стал за ним гнаться, когда поскользнулся.

Мари иронически усмехнулась, а Чартер покраснел. Я решил проявить галантность.

– Утром трава всегда мокрая, поэтому не мудрено, что вы поскользнулись, сэр.

– Да, совершенно не мудрено, – подтвердил Чартер. – Позвольте вам представить моего друга Отиса Чепмена.

Его приятель поклонился. Внезапно Мари опрокинула легкое плетеное кресло и помчалась по галерее, как простая девчонка.

– Дедушка, дедушка! У Морриса брат из Калифорнии! Идите все сюда! Хетти, дедушка!

Генерал Бланшар, маленький сухой старик, вышел к нам бодрым шагом. Откинув голову, он посмотрел на меня и сказал, что я похож на барабанщика его полка, который погиб смертью храбрых при Ватерлоо. Я ответил, что умею не только барабанить, но и играть на трубе. Это вконец расположило ко мне генерала. Он обещал достать трубу и барабан.

– Мари, мы повесим их вместе с другими реликвиями. Я знаю, что у Лану в Филадельфии хранится серебряная труба кирасирского полка Монбрена. Я обменяю ее на бекон. Лану очень любит бекон.

Высунулось несколько любопытных лиц. Длиннющий негр Кардинал смотрел через плечо необъятной тетушки Сорбонны. Крошечные негритята выглядывали из-за угла галереи. По всему видно, появление нового человека, да еще родного брата Морриса Аллена, было здесь событием.

– Дядюшка Париж, ay! – крикнула Мари в глубину сада.

Из влажного сумрака пахнуло ароматом магнолий и донеслось еле слышно:

– Я тут, госпожа!

– Ау, дядюшка Париж, ау!

Густо-желтая полоса уходящего дня висела под фиолетовым небом. На нем уже высыпали крупные звезды. Рано темнеет на земле Черной Розы.

Меня представили Хетти. Она заметно припадала на одну ногу и очень стеснялась. У нее были красивые золотисто-пепельные локоны, рассыпанные вокруг узкого лица.

Зажгли масляную лампу под огромным розовым абажуром. Хетти отодвинула кресло в тень и залезла на него с ногами, как в люльку.

Люк Чартер завел со мной важный разговор о Калифорнии. Он спросил, есть ли там железные дороги. Я сказал, что строят совсем маленькую от Фолсома до Сакраменто Сити. Чартер интересовался, как я сумел добраться сюда из такой дали.

Я многое мог бы ему рассказать. От Фриско до Денвера я испытал все, что может испытать бездомный мальчишка моих лет, а может, и больше. Впрочем, малолетство не раз спасало меня, иначе вряд ли бы я сидел на галерее Бланшаров живой и здоровый.

Сначала по континентальной дороге я увязался за почтовым экипажем. Но его ограбили среди красных колорадских каньонов, застрелив возницу, который вздумал сопротивляться.

Долину Горного Ручья я прошел пешком, сбив все ноги и едва не замерзнув насмерть. Холод здесь с виду легкий. Но один всадник, проехав всю ночь на лошади, утром обнаружил, что его ноги превратились в ледышки до колен. Их пришлось отрезать.

В Денвере, городе холостяков и бандитов, я случайно попал в перестрелку и чудом уцелел. Жизнь там стоит дешевле седла. Весь Денвер сплошные кабаки, игорные дома. Здесь проигрывают золото, добытое в Калифорнии. Время от времени игроки высыпают на улицу и начинают палить друг в друга, стараясь не попасть в шерифа Боба Вильсона. Если попадешь в шерифа, тебя немедленно повесят, а это позорная смерть.

От Денвера до Сент-Луиса я добирался кратчайшей дорогой через прерии, где бывают золотые миражи, а иногда налетает ураган и поднимает в воздух целый фургон. Попадаются белые пыльные места, сплошь заваленные скелетами. Голова тут немеет от солнечного жара.

В прериях я попал к индейцам. Белые проложили дорогу через тропы буйволов, и те ушли в другие места. Индейцы мстили за это. Они напали на наш небольшой караван и всех перебили. Малая Попона хотел вынуть мне сердце кинжалом, но Черный Сокол так сжал его руку, что Малая Попона побледнел.

Потом Малая Попона учил меня курить, он в тот же день забыл, что хотел меня прикончить. Я провел у индейцев несколько дней. Меня не отпускали, да я бы и сам не пошел. Куда идти одному через бесконечные прерии. Ночью на лагерь индейцев напал большой отряд кавалеристов. Это было настоящее избиение. Белые мстили за своих. Я видел, как убили Малую Попону и Черного Сокола. Кавалеристы взяли меня с собой и довезли до форта Атчисон.

Еще немного, и я оказался в Сент-Луисе. В этом городе сошлись три Америки, их делили три реки – Миссури, Миссисипи и Огайо. На западе, между Миссури и Миссисипи, разгуливали здоровенные молодцы в высоких сапогах, мягких шляпах и кожаных куртках. За поясами у них заткнуты ножи и шестизарядные кольты. Каждого белого без ножа и кольта они презрительно называют «янки». Переправиться на ту сторону Миссисипи или Миссури для них значит «поехать в Америку».

Янки с Севера другие люди. Небо у них черное от дыма труб, а море около Нью-Йорка засорено, как бочка для мусора. Янки жуют табак, болтают и везде ищут выгоду.

Из Сент-Луиса я решил податься на юг, в Дикси-кантри. Тут теплей и спокойней. Сразу чувствуешь себя важной птицей, потому что ты белый. В Дикси-кантри разрешено рабство.

Я вовремя сбежал из Сент-Луиса, там началась чума. Еще раз я спасся от смерти и теперь живой, здоровый сидел на галерее Бланшаров.

Я быстро освоился с положением «брата». Красивая одежда придавала мне уверенность. Я попробовал поболтать с Хетти, но оказалось, что из нее слова клещами не вытянешь.

Пришел дядюшка Париж. Он поздравил Морриса с тем, что у него появился такой близкий родственник. Он сказал:

– Я всегда говорил мистеру Моррису, что ему не хватает брата.

– Дядюшка Париж, – сказала Мари, – как поживают твои знакомые братец Кролик и братец Лис?

– Ох, маленькая госпожа, – вздохнул дядюшка Париж, – у них трудное время. Ведь пора сеять хлопок. В прошлом году мистер Кролик и мистер Лис договорились сеять хлопок. Но теперь мистер Лис сомневается, стоит ли сеять хлопок.

– Почему, дядюшка Париж?

– С тех пор как мистер Кролик и мистер Лис решили работать в поле вместе, они делят урожай по справедливости. Один получает верх, другой низ. В следующий раз они меняются, один получает низ, а другой верх. В первый год они посадили кукурузу. Мистеру Кролику достались початки, а мистеру Лису корневища. На второй год они посадили брюкву. Мистеру Лису достались побеги, а мистеру Кролику сама брюква. На третий год они посеяли пшеницу. Мистер Кролик взял колосья, а мистеру Лису осталось опять непонятно что. В четвертый раз был картофель, и снова неудача для мистера Лиса. Теперь братец Кролик предлагает засеять поле хлопком. Но вы быстро сообразите, что братцу Лису это никак не выгодно. Вот он и раздумывает, сеять ли хлопок.

– Ну и хитрец твой братец Кролик, дядюшка Париж! – сказала Мари.

– Да, – вздохнул дядюшка Париж, – он очень умный господин. Только, боюсь, зря он сердит мистера Лиса. У мистера Лиса очень острые зубы.

– Сколько ты нам ни рассказывал про этих Лисов и Кроликов, – заметил Чартер, – все обманщики выходят сухими из воды.

– Это до поры до времени, масса Чартер, до поры до времени, – сказал дядюшка Париж.

– А что ты нам расскажешь сегодня? – спросила Дейси.

– Сегодня, госпожа, я расскажу вам кое-что для мистера Аллена и его нового брата. Я так рад, что у мистера Аллена появился брат.

– Он у меня всегда был, – буркнул Моррис.

– О, конечно, мистер Аллен. Только мы его не видели. Я и хотел сказать, что вдвоем вам будет легче ездить на паровозе.

– Ты попал в точку, – сказал Моррис.

– Про паровоз я и хочу рассказать, мистер Аллен, – сказал дядюшка Париж. – Послушайте, красивые господа. Вот что мы услышали.