"Бородинское пробуждение" - читать интересную книгу автора (Сергиенко Константин Константинович)

8

Неужели судьба поручика Берестова так чудесно совместилась с моей, что даже девушка с лицом Наташи, с ее именем присутствует в его жизни? А может быть, это сама Наташа, попавшая сюда тем же таинственным способом, что и я? Во всяком случае, я почувствовал, что моя жизнь здесь может стать такой же полной и естественной, как в недалеком прошлом, а вернее сказать, будущем, отделенном теперь полутора веками.

Штабс-капитан Фальковский оказался высоким офицером, затянутым в темный мундир, в глубоко посаженной треуголке с коротким черным султаном.

Его лицо запоминалось сразу. Обрамленное жесткими соломенными завитками волос, неподвижное, слегка песочного оттенка, с большими голубоватыми глазами, которые смотрели на вас, но в то же время намного дальше. Он мало разговаривал и вел себя так, как будто на него возложили неприятное поручение.

Мальчишку с лошадьми я отправил к Листову. Фальковский показал на рессорные дрожки и коротко заметил, что в них ехать удобней. Мальчишку я просил передать, что наведаюсь вечером. Тот дернул вожжи, крикнул на пятившихся лошадей: «У, Барклай проклятый!» – и радостно унесся вниз по Лубянке.

Я тщетно пытался вспомнить, кто такой Фальковский. Если Ростопчин поручил ему ответственное дело по моей опеке, то, стало быть, ценит его высоко. Но ни в записках Ростопчина, ни в документах того времени такой фамилии я не встречал. Правда, упоминал Ростопчин про несколько безымянных своих агентов, но вряд ли там речь шла о Фальковском. Этот, я чувствовал, стоял повыше.

День как будто бы разгулялся, но чистым и ясным он все-таки не был. Это был горьковатый день изначальной осени, когда туманное ярко-желтое солнце насыщает дымчатый воздух янтарным свечением, и оттого все вокруг – дома, мостовая, деревья, соборы – приобретает немного печальный оттенок осенней листвы, хотя увядание еще не вступило в свои права.

– Нельзя ли проехать через Кремль? – сказал я.

– Так и едем, – сухо ответил Фальковский.

Дрожки катили несравненно мягче нашей тележки. На козлах сидел солдат в тусклой каске с гребнем, драгунском мундире, с палашом, болтающимся в такт движению.

Мы проехали ворота грязно-белой стены, Китай-город. Быстро прокатили по улице, которой я не узнал, но по расположению это была Ильинка, и оказались на площади, в конце которой игривой пирамидой стоял Василий Блаженный. Красная площадь!

Необычный, но такой неоспоримый ее облик поразил меня. Возможно, потому, что беленые стены Кремля показались ниже, возможно, потому, что между зубцами кое-где пробивалась трава, возможно, потому, что ее пустынное, не везде вымощенное пространство пересекал выводок утят, но Красная площадь предстала вдруг такой домашней и близкой, что на мгновение показалась просторным двором моего детства.

Дрожки, подпрыгивая, проехали мост у ворот. Внутри стен тоже веяло чем-то домашним. Между ветхими домами, которые еще здесь уцелели, на веревках болталось белье. Над ними торжественно неспокойным светом горело золото глав.

Я взглянул налево. Там в зеленых садах, желто-белых пятнах соборов, каком-то паутинном, золотистом блистании воздуха раскинулось Замоскворечье. Чернел массивный Каменный мост, в его частых арках до пены бурлила вода. Дальше торчали мачты кораблей.

Мы выехали из Троицких ворот, прокатили по горбатому мосту через Неглинную. Мужик, загнав лошадь по брюхо в воду, чистил ее скребком.

Красноватое здание университета осталось справа, и вот мы уже стучим по мосту, заставленному деревянными ларьками.

Я оглянулся на Кремль. Белый, в зелени пригорков и золоте глав, он казался молодым и беспечным. Заросший травой берег, еще не обрамленный парапетом, отлого взбирался к башням и стенам.

– Скоро ли будем в Воронцове? – спросил я Фальковского.

– Шесть верст за Даниловской заставой.

– Разве не за Калужской?

– От Даниловской дорога лучше.

– Вы меня провожаете или имеете еще какое-нибудь распоряжение?

– Провожаю, – коротко ответил Фальковский.

Уж это вряд ли, подумал я, а вслух спросил:

– Вам известно, зачем я направляюсь в имение князя Репнина?

– Не совсем, – ответил Фальковский.

– Ну-ну. Уж вы-то не можете не знать, что там строится воздушный шар.

– Это мне известно.

– Но это дело представляет государственную тайну.

– Разумеется.

– И, видно, не всякий любопытный может туда поехать.

– Конечно.

– Но вы мне даны в провожатые, а значит, бывали там не однажды и, стало быть, причастны к этой постройке. Поэтому я не допускаю мысли, что вам не известна цель моей поездки.

– Мне известно то, что вы называете «целью» своей поездки, – холодно сказал Фальковский. – Однако зачем вы туда едете на самом деле, я не знаю.

– Вот это лучше! – сказал я. – Предпочитаю откровенность, поскольку еще не совсем научился лавировать в этом мире. Послушайте, Фальковский, скажу вам сразу и честно: воздушный шар меня не интересует. Я не французский шпион и не якобинец, как думает ваш патрон граф Ростопчин. Меня интересует только девушка, вы знаете, о ком я говорю. Ее зовут Наташа. Мне нужно разыскать ее.

– Если она там, вы ее найдете.

– Послушайте, Фальковский, за кого вы меня принимаете? Я не так уж глуп. Когда я просил у графа письмо, он обещал показать его, когда вернусь. Но если бы я застал в имении ту, которую искал, зачем бы мне ее старое письмо? Значит, граф заранее знал, что я приеду ни с чем. Остается сделать вывод, что знакомой моей в Воронцове уже нет.

– Вы показали правильный ход рассуждений, – сказал Фальковский. – Но если вы так уверены, что ее нет в Воронцове, зачем вы все-таки едете туда? Мне остается думать, что у вас есть и другая цель.

– Значит, вы едете со мной в качестве… мягко говоря, наблюдателя?

– Ваше право думать, как вам угодно, – сказал Фальковский.

Могло показаться, что он играет в открытую.

– Послушайте, Фальковский, – сказал я, стараясь, чтобы слова мои звучали игриво. – Переходите ко мне на службу!

– Что вы имеете в виду? – спросил он, ничуть не удивляясь.

– Да вот мы торговались с графом так и эдак, разошлись вничью, а он приставил вас ко мне. Раньше вы служили ему, а теперь будете служить мне.

– В чем будет состоять эта служба?

– Вы просто перестанете за мной следить, а главное, поможете отыскать ту девушку.

– Я не ценитель таких шуток, – сказал Фальковский.

– Учтите, ведь я колдун. – Мне становилось весело. – Могу напустить на вас какую-нибудь порчу, а сам переселюсь, скажем… в другое столетие.

– В хорошие времена колдунов жгли на кострах, – с любезной улыбкой сказал Фальковский.

Он был невозмутимым. Чего он ждет от поездки в Воронцово? Моей встречи с Леппихом? Из письма той девушки выходило, что Берестов осведомлен о Леппихе-Шмидте, быть может, они даже знакомы.

Полчаса мы катили по дороге среди небольших рощ, деревень и усадеб. Показались ворота в виде псевдоготических башен, за ними каменные флигеля и желтый господский дом, тоже с башенками по краям.

– Воронцово, – сказал Фальковский.

– Послушайте, – сказал я весело, – я вас предупреждаю, что, как только сочту свое дело законченным, в любой момент могу исчезнуть. И не ищите меня.

– Отчего же, – сказал Фальковский с улыбкой, – если уж я к вам приставлен, то постараюсь найти где бы то ни было. – Он посмотрел на меня как бы рассеянным, но таким пристальным взглядом и добавил: – И даже в другом столетии.