"Покушение" - читать интересную книгу автора (Шхиян Сергей)

Глава 9

– Это еще что такое? – брюзгливо оттопырив вислую нижнюю губу, спросил полный пожилой человек в генеральском мундире, рассматривая меня на смятой кровати.

Ему никто не ответил, а я испугано закрылась с головой одеялом.

– Я спрашиваю, что это еще за явление? – сердито повторил он вопрос.

Какое-то время в комнате молчали, потом послышался знакомый голос Маланьи Никитичны. Говорила она робко, с придыханием:

– Это, ваше высокопревосходительство, женщина!

– Сам вижу, что не коза! – громко сказал генерал. – Что она тут делает?

– Помещена по приказу, – так же принижено ответила старуха, – вроде как арестантка.

– Что за дурость, содержать арестантов во дворце! – окончательно рассердился генерал.

– Кто приказал?

– Граф Пален, ваша светлость, – пискнул чей-то испуганный голос.

– Петр Алексеевич? – сразу же сбавил тон генерал. – А почему она не одета, и лежит в постелях?

– До особого распоряжения, ваша светлость, – не дождавшись помощи со стороны, ответила все та же Маланья Никитична.

Опять наступило молчание. Генерал явно не знал, как ему поступить и, наконец, приказал:

– Сударыня, извольте встать и одеться, мне нужно задать вам несколько вопросов.

– Слушаюсь, ваше сиятельство, – ответила я из-под одеяла. – Пусть только все мужчины выйдут.

Было слышно, как из комнаты выходили люди, потом хлопнула дверь. Я выглянула из-под одеяла. Со мной осталось только старуха.

– Вставай быстрее, Алевтинушка, – взмолилась она, испугано озираясь по сторонам, будто ждала нападения, – тут такие страсти творятся! У тебя под носом двух заговорщиков убили. Я как узнала, чуть умом не тронулась! Ну, думаю, пропали наши головушки! Граф-то где, под кроватью?

– Какой граф? – как смогла, искренне удивилась я.

Маланья Никитична, замолкла на полуслове и вытаращилась на меня, как на привидение. Я взгляд не отводила и смотрела на нее невинными глазами.

– Как какой? Твой мальчонка, Воронцов, – ничего не понимая, ответила она.

– Так он еще вчера ушел вместе с вами, – напомнила я. – Вы же вместе…

Старуха не стала слушать мое вранье, несмотря на полноту, легко опустилась на колени и заглянула под широкую кровать. Поднялась она вовсе растерянной.

– Так я же своими собственными руками вас запирала. Куда ж он подевался?

Однако я уже не слушала, встала и принялась одеваться. Выбор одежды был у меня невелик, и я остановилась на своем старом платье. Подарок графа Палена был слишком легкомыслен, сарафан превращал меня в крестьянку, зато потрепанное дворянское платье, как мне казалось, в этом случае было в самый раз.

Маланья Никитична между тем обшарила всю комнату, хотя спрятаться тут можно было только под кроватью. Видно было, что теперь она вообще ничего не понимала.

– Нет, Алевтинушка, ты мне правду говоришь, что он вчера ушел? – заискивающе спросила она.

Я была занята своим туалетом и только кивнула. Старуха села на стул и задумалось. В голове у нее вертелась только одна мысль. Если я говорю правду, и молодой граф у меня не ночевал, то ей придется вернуть полученные за сводничество деньги, что Маланью Никитичну огорчало сверх всякой меры.

– А что это за генерал? – спросила я, справившись с платьем.

– Аннушкин батюшка, – задумчиво ответила, так и не придя в себя, старуха. – Государевой полюбовницы Лопухиной. Он теперь и князь, и очень важный генерал. А мальчонка-то тут точно оставался. Я еще в своем разуме! И куда он мог подеваться! Если б еще дверь была открыта, тогда понятно, что сбежал, а так не по воздуху же он улетел…

Я слушала ее вполуха, думая о предстоящем допросе. Генерал с первого взгляда не показался мне слишком умным и проницательным человеком, но внешность могла быть обманчива, а мы с Мишей могли проглядеть опасные следы.

– Я как услышала, что тут нашли убитых, думала о вас и сразу сюда бегом. Ноги-то до сих пор ломит! Прибежала, смотрю, а тут какие-то незнакомые мужчины! Ну, думаю, начнут искать, чужаков, и застанут тебя с мальцом, все и откроется. Пойдем все вместе в Сибирь на каторгу! Курносый сам-то блудит, а другим не велит! Сердце, веришь, так и зашлось!

За дверями слышался гул голосов, я пыталась понять, что там происходит, и совсем перестала слушать Маланью Никитичну. Однако разобраться в многоголосие не сумела и опять спросила у старухи:

– А этот генерал Лопухин, он служит по какому ведомству?

– По прокурорскому, – ответила она. – Так вот что я говорю. Курносый-то заметил Аннушку в Москве на балу и перевез все ихнее семейство к нам в Питер. Вот так и стал Петр Васильевич генерал-прокурором.

Мне об амурных делах императора слушать было недосуг. Я, наконец, сумела отличать начальственные мысли генерала от остальных и напряженно ждала, когда он потребует меня на допрос. Волнение улеглось, и я была совсем готова к любому разговору, но обо мне, похоже, забыли. Тогда вооружившись носовым платком, я сама заглянула в бывшее караульное помещение.

В комнате было человек десять военных и штатских. Они стояли полукругом возле Лопухина. Тел убитых на полу уже не было. На меня никто не обратил внимания, все слушали невысокого роста человека в потрепанном штатском платье, никак не идущем в сравнение с богатой одеждой остальных участников разговора.

– Лица сии нам давно известны, ваше сиятельство, – говорил он, обращаясь к генерал-прокурору, – оба известные мошенники. Один из мещан Ермола Заглотный, второй дворянин Ветряков, отпетый вор и картежник. Он раньше служил по полицейской части, был под судом, но сумел выкрутиться и его уволили от должности.

– Ты лучше скажи, любезный, как они могли попасть во дворец, и кто их убил? – сердито спросил генерал. – Не мертвыми же их сюда принесли!

Судя по положению тел, именно мертвыми, – без особого подобострастия, ответил штатский. – Убили их где-то в другом месте, а сюда принесли на руках. А вот остального, ваше сиятельство, я пока не знаю. Все слишком загадочно.

– Без тебя знаю, что загадочно! Вот и разгадывай! – сердито сказал генерал. – Совсем страх потеряли, в Зимнем дворце покойники валяются! Где та женщина? – спросил он, оглядываясь на мою дверь.

– Я здесь, ваше сиятельство, – ответила я, – дозвольте войти?

– Входите, сударыня, – тем же недовольным тоном разрешил он.

Я приблизилась и поклонилась по русскому обычаю. Лопухин меня внимательно осмотрел, немного смягчился и снисходительно кивнул.

– Значит, вы сидите здесь под арестом?

– Сижу, – подтвердила я.

– За что, если не секрет?

– Этого я вам, ваше сиятельство, сказать не могу, сама не знаю. Арестовали и привезли, а вот за что, не сказали, – простодушно ответила я. – Меня о том сам государь расспрашивал, после чего повелел во всем разобраться графу Палену. А вот что тот узнал, мне пока неизвестно!

Мой правдивый рассказ вызвал у Лопухина раздражительное удивление, он подумал, что здесь, в столице, народ совсем рехнулся. Сам император вынужден разбираться, за что в его дворце сидит под арестом какая-то женщина.

– С ума можно сойти, – покачал головой генерал-прокурор, – вы что, даже не знаете, за что вас арестовали?

– Не знаю, ваше сиятельство, мне этого до сих пор не сказали! – повторила я.

Лопухин хмыкнул, но больше ничего по этому поводу не сказал, вспомнил, что он сам прокурор и должен знать, что происходит в столице, и остерегся быть бестактным по отношению к государю. Вместо этого спросил по существу:

– Вы что-нибудь знаете об убийстве?

– Ничего, ваше сиятельство, – ответила я.

– Тогда откуда вы знаете, что кого-то убили? – вмешался в разговор, человек в штатском, назвавший прокурору имена погибших.

– О том, что здесь произошло, мне рассказала Маланья Никитична, – спокойно ответила я и посмотрела на дверь, из-за которой выглядывала моя старуха.

Ответ штатского удовлетворил, и он согласно кивнул головой. Лопухин же поморщился и задал самый верный в этой ситуации вопрос:

– Вы ночью ничего подозрительного не слышали?

– Слышала, здесь в комнате был какой-то грохот, как будто что-то уронили.

– Стул, – как бы про себя сказала штатский.

– В котором часу это было? – опять спросил генерал-прокурор.

– Не знаю, у меня нет часов, но тогда было еще темно. Я от стука проснулась, но больше ничего не слышала, – по-прежнему стараясь казаться предельно чистосердечной и искренней, ответила я.

Лопухин оценивающе на меня посмотрел и подумал, что я не вру, а штатский отметил про себя, что выстрела я не слышала и значит он прав, убитых откуда-то сюда принесли и в темноте нечаянно уронили стул. Кажется, мне пока удавалось уводить следствие с правильного пути.

– Вы одна были в комнате? – проницательно глядя мне в глаза, спросил генерал.

– Одна, ваше сиятельство. До вчерашнего дня здесь стоял караул, но вчера государь его приказал убрать и меня просто заперли в комнате.

– Я сама ее, батюшка, ваше высокопревосходительство, и запирала, – совсем не к месту влезла в разговор Маланья Никитична. – Одна она была одинешенька! Никого с ней там не было!

Лопухин кивнул, а вот штатский подумал, что нужно проверить, говорим ли мы со старухой правду. Ему, как и мне, ее горячность совсем не понравилась.

– Хорошо, сударыня, пока можете уйти в свою комнату, – сказал генерал-прокурор, – если понадобится, мы с вами еще поговорим.

Я поклонилась и направилась, было, вслед за старухой к себе, но тут входная дверь широко распахнулась, и в комнату быстрыми шагами вошел император. Маланья Никитична успела шмыгнуть в нашу комнату, а все, в том числе и я, замерли на месте. Павел Петрович был один, одет в скромный серый сюртук, треуголку и густо запыленные сапоги. Не отвечая на общий поклон, он сразу же обратился к Лопухину:

– Петр Васильевич, здесь произошло убийство?

– Так точно, Ваше Величество, – скорбно вздохнув, ответил прокурор, – убили каких-то двух мошенников!

Павел бросил на генерал-прокурора колючий взгляд и потребовал:

– Докладывайте!

– Утром уборщик обнаружил в этой комнате, – Лопухин, видно, для наглядности обвел ее рукой, – два хладных тела. Как удалось выяснить, дворянина и мещанина.

– Вздор! Что за люди?! Кто их убил?! За что?! Почему в моем дворце?! – стремительно спросил император.

– Это мы, Ваше Величество, и выясняем, – довольно хладнокровно ответил Лопухин. – Следствие будет вести, – он попытался вспомнить фамилию и чин штатского помощника, не вспомнил и просто указал на того взглядом, – вот этот… господин.

Я, воспользовавшись тем, что на меня никто не обращает внимания, начала медленно отступать к своей двери.

– Кто такой? – так же быстро спросил штатского Павел.

– Коллежский секретарь Прохоров, ваше величество, – ответил тот и почтительно, но не более того, поклонился Российскому императору.

Павел удивился и с интересом посмотрел на независимого и уверенного в себе мелкого чиновника, не желающего раболепно склониться перед владыкой шестой части земли, а я замедлила шаги, чтобы посмотреть, чем кончится разговор царя с коллежским секретарем. Они были примерно одного роста и прямо смотрели друг другу в глаза.

– Расскажи, Прохоров, суть дела, – потребовал император у чиновника десятого класса, иначе поручика, игнорируя стоящих тут же генералов.

– В этой комнате, – опустив долженствующее восхваление величества, спокойно заговорил тот, – нынче утром найдены два убитых человека с кинжалами и в масках. Оба известны в преступном мире, как отпетые мошенники. Один спившийся полицейский офицер, второй вор из мещан. Судя по всему, они проникли сюда кого-то убить. Однако никаких трупов во дворце больше не обнаружено, а сами убийцы погибли, один застрелен из пистолета в глаз, второй убит ударом в спину, как мне кажется армейской саблей или палашом.

– Почему не шпагой или кинжалом? – вскинулся император.

– Ширина раны оным орудиям не соответствует, – так же быстро и четко, как Павел спросил, ответил Прохоров. – Скорее всего, мещанина Ермолу Заглотного убили офицерским палашом. Удар был мастерский прямо в сердце.

– Сможешь раскрыть дело? – нахмурился царь.

– Постараюсь, ваше величество, – ответил коллежский секретарь.

– Уж ты постарайся, господин коллежский советник Прохоров, если хочешь стать действительным статским советником, – сказал самовластный русский царь-самодур, повышая чиновника сразу на четыре чина, и насмешливо посмотрел на застывших в смущении вельмож. – Мне не нравится, когда у меня в столице, да еще во дворце, орудуют убийцы, а те, кому нужно заниматься порядком, умеют только просить чинов и хлопать глазами.

– Слушаюсь, ваше величество, – не моргнув глазом и никак не проявляя радости, все тем же ровным, вежливым голосом сказал Прохоров и как прежде почтительно поклонился.

Меня поведение императора удивило, сегодня он совсем не походил на человека, которого я видела здесь вчера. Пока смущенные генералы тихо ненавидели императора, я, скрываясь за их спинами, пошла к себе. Однако тихо убраться восвояси мне не удалось. Только я добралась до дверей, как меня остановил голос Павла Петровича:

– Сударыня, погодите, вы обронили платок!

Я испугано обернулась. Теперь все смотрели на меня. Мой платок действительно лежал на полу. От смущения, не очень понимая, как поступить, я послушно вернулась его забрать. Однако царь меня опередил, быстро подошел, поднял его с пола и подал мне. Кланяться в такой ситуации было не уместно и, принимая из его руки дешевую тряпицу, я сделала легкий реверанс.

– Благодарю вас, Ваше Величество, – не поднимая глаз, поблагодарила я, а он вдруг задержал мою руку, склонился и ее поцеловал.

Пришлось мне все-таки на него посмотреть и благодарно улыбнуться.

Павел был немного ниже меня ростом и смотрел в глаза прямо и внимательно.

– Мне кажется, мы с вами уже знакомы? – спросил он, припоминая, что где-то уже меня видел.

– Да, ваше величество, мы уже встречались здесь же вчера, – вынуждена была сознаться я.

– Так это вы та самая бывшая крепостная крестьянка? – удивленно воскликнул он, обращаясь ко мне на «вы» и во все глаза разглядывая. – Простите великодушно, сударыня, что я вас не сразу узнал!

То, что он меня не узнал, было не удивительно. Вчера я была в простом сарафане, прикидывалась деревенской дурочкой и на «сударыню» никак не тянула.

– Вы не ошиблись, государь, – опускаясь в реверансе, ответила я.

Не буду врать, ненавистный всему двору император покорил меня всего несколькими словами и ласковым взглядом. Услышав, что я была крепостной, вельможи начали смотреть на меня с нескрываемым презрением, только император и новоиспеченный полковник по-прежнему видели во мне молодую, смущенную женщину.

– Вам светская одежа идет больше вчерашнего платья, – сказал Павел, деликатно не называя мой крестьянский наряд. – Сейчас я вижу, вы устали, но когда отдохнете, и у вас возникнет фантазия поболтать с пожилым «барином», – засмеялся он, – надеюсь удостоиться вашего визита. Я постараюсь вам не наскучить!

– Я буду, счастлива, государь, – просто и искренне ответила я. – Вы даже не представляете, какая это для меня честь!

Конечно, император это вполне представлял и ободрил меня заговорщицкой улыбкой. А вот царедворцам царская ласка к мужичке очень не понравилась, и на мою бедную голову посыпалось столько грязных мысленных ругательств, что у меня запыли щеки и уши. Однако вельможи ошибались, уже видя во мне новую фаворитку, у самого императора относительно меня в голове не появилось ни одной непристойной мысли.

Понимая, что долее оставаться в комнате неприлично, я сделала глубокий реверанс и ушла к себе. Пытка всеобщим вниманием кончилась, и я оказалась за закрытыми дверями. Теперь мне очень пригодился поднятый Павлом Петровичем носовой платок. Все лицо у меня стали мокрым от пота.

– Чего там? – бросилась ко мне Маланья Никитична. – Чего Курносый?

– Ничего, – ответила я, – пригласил меня к себе в гости. А вот Прохоров, после того как вы влезли в разговор, нам больше не верит, он заподозрил, что мы всех обманываем!

– Нашла о чем печалиться, – презрительно скривилась старуха, – подумаешь, какой-то секретаришка! Как это тебя Курносый в гости пригласил?

– Коллежский секретарь Прохоров уже стал коллежским советником, а если раскроет преступление, то станет генералом! – не отвечая на ее вопрос, сказала я. – А врать вы, голубушка, совсем не умеете, он враз вас на чистую воду выведет!

– Свят, свят, свят, – закрестилась старуха. – Ты что такое говоришь?! Разве ж я соврала? Не было тут никакого Воронцова! Вот тебе святая Параскева Пятница!

– Погодите, если он за вас возьмется, будет вам не только пятница, но и суббота с воскресением! – пообещала я.

– Господи, вот грех-то какой, а все наша жадность, – забормотала старуха, – нашла себе на старости лет хворобу! Алевтинушка, деточка, научи что делать. Я уж сама ничего не понимаю. То был Воронцов, то его нет, какие-то покойники, царь, секретари враз становятся советниками! Веришь, голова кругом идет!

– У вас выход один, – подумав, ответила я, – спрячьтесь так, чтобы Прохоров до вас не добрался. Поверьте, он такой умный, что вам его не обмануть. Дознается, что вы оставили здесь со мной Мишу, у него столько вопросов появится, что вас совсем запутает, глядишь, и до Сибири доведет! – припугнула я корыстолюбивую старуху, впрочем, опасаясь больше не за нее, а за себя и свое доброе имя.

Я вполне осознавала, если выяснится, что со мной провел ночь молодой человек, то кроме потери репутации, что само по себе ужасно, мне придется объясняться за двойное убийство и попытки скрыть следы преступления!

– Так куда же я от него, ирода, спрячусь? – чуть не завопила Маланья Никитична.

– Вам виднее, – равнодушно сказала я, – найдите место или тут во дворце, или у знакомых в городе. Только долго не тяните, он уже скоро до нас доберется!

Маланья Никитична задумалась, потом что-то решила и посмотрела на меня хитрыми глазами:

– Какая же ты, Алевтинушка, умная, – льстиво сказала она. – Хорошо придумала! Пересижу-ка я пару дней у кумы Варвары, а там, глядишь, все успокоится!

Не откладывая дела в долгий ящик, старуха подхватила юбки и ударилась в бега, оставив меня с нечистой совестью и страхом разоблачения.

Ночное приключение с юным графом тяжелым грузом лежало у меня на совести. Случись моя связь с Воронцовым в другое время, при других обстоятельствах, еще можно было как-то себя простить. Но поддаться соблазну и изменить мужу почти сразу после встречи с ним, после всего, что он претерпел, ища свидания со мной, для меня было чересчур. Если бы я еще сильно влюбилась в Воронцова, так нет. Миша мне просто нравился, как не могут не нравиться подобные ему молодые блестящие юноши, а это как ни крути, не было достаточным поводом для супружеской измены.

Конечно, в конце концов, я нашла себе оправдание, вспомнила, что он хотел наложить на себя руки, наш совместный ночной ужас, но все равно червячок вины продолжал меня точить. И как я ни старалась отвлечься, думать о более важных в ту минуту вещах, мое тело, еще помнящее его страсть, не давало забыть ночную измену. Занятая этими невеселыми мыслями, о предстоящем свидании с царем я пока не думала.

Время между тем шло к полудню, а обо мне никто не вспоминал. Раньше едой заведовала Маланья Никитична, но она как ушла, так и пропала, и не только завтрака, но и обеда мне не принесли. Я уже, было, собралась пойти сама на поиски пропитания, как в мою дверь постучались. Уверенная, что это долгожданная еда, я сама ее отворила, но вместо слуги с подносом, за ней стоял проницательный Прохоров. На моем лице, видимо, так ярко отразилось недоуменное разочарование, что он тотчас спросил, кого я жду.

– Всего-навсего обед, – вздохнув, ответила я, – моя старуха как ушла с утра, так и пропала, а без нее обо мне просто забыли.

– Меня она тоже очень интересует, – сказал он, – пробовал ее найти, но тщетно. Никто не знает, куда она запропастилась. Я обошел весь дворец, ее нигде нет. Вам она не говорила, куда пойдет?

– Нет, – коротко ответила я, – вы ко мне? Тогда проходите.

Прохоров не стал себя уговаривать и вошел. Держался он точно так же, как и утром, со спокойным достоинством.

– Вы не будете возражать, если мы немного поговорим? – спросил он и попросил разрешения сесть.

– Не буду, садитесь, – пригласила я.

Он сел на стул, а я устроилась в кресле. Какое-то время мы оба молчали. Я слушала, о чем он думает, и его мысли о предстоящем разговоре мне совсем не понравились.

– Ну, что же вы, спрашивайте, если пришли, – не очень любезно предложила я.

– Я, собственно, не столько хотел вас расспросить, сколько поделиться своими мыслями на ваш счет, любезная Алевтина Сергеевна, – сказал он.

– Делитесь, – обреченно сказала я, заранее зная, что он собирается мне сказать.

– Как вы знаете, я расследую ночное убийство, – Начал он издалека, – и пытаюсь лучше познакомиться с теми, кто имеет к нему хоть какое-то касательство.

– Понятно, – кивнула я головой, – и моя особа вызвала у вас слишком много вопросов?

Такая прямота немного его сбила, и он даже слегка смутился.

– Именно вопросов, на которые я пока не нахожу ответов, – после заминки, согласился он. – Вот скажем…

– Простите, господин Прохоров, как ваше имя отчество? – перебила я, оттягивая неприятный разговор, который пока не знала, как построить.

– Яков Степанович, – опять сбился он.

– Яков Степанович, поверьте, я наперед знаю, что вы меня хотите спросить, но почти на все ваши вопросы у меня, увы, нет ответа.

– Знаете? – искренне удивился он. – Так о чем же я намереваюсь с вами говорить?

– Например, почему умер мой первый сопровождающий, – просто сказала я.

От неожиданности у Прохорова, слегка открылся рот и он посмотрел на меня тревожно, если не сказать, испугано.

– И отчего же он, по-вашему, умер? – придя в себя, спросил он.

– Об этом вы лучше спросите у флигель-адъютанта Татищева, когда он вернется, или у штабс-ротмистра Вяземского.

– У последнего я уже спрашивал и не только у него, оказалось, что никто ничего толком не знает!

– И я не знаю. Мы с ним едва обмолвились несколькими словами.

– Но между тем, вы с ним вдвоем провели целый день в карете и ночь на почтовой станции! Неужели он с вами ни о чем не говорил?

– Если я скажу, что не говорил, вы мне не поверите?

Прохоров отрицательно покачал головой.

– А если скажу правду, поверите?

– Постараюсь! – без улыбки, ответил он.

– Посмотрим. Дело в том, что надворный советник Ломакин, о котором вы спрашиваете, собирался меня убить, но умер раньше меня.

– Что? – вскинулся следователь. – Убить вас? За что?

– Вот этого я вам сказать не могу, сама была бы рада узнать! Эти двое, убийство которых вы расследуете, тоже приходили за тем же.

Кажется, я сумела окончательно вывести хладнокровного Прохорова из себя. Он смотрел на меня во все глаза, совершенно забыв все неприятные вопросы, которые собирался мне задать.

– Простите, вы это говорите серьезно или только что придумал?

– Вполне, – спокойно сказала я, – не верите, посмотрите сами, что они сделали с моей периной.

Я встала с кресла, подошла к кровати и сняла с нее покрывало. Прохоров живо последовал за мной и сразу же увидел сквозные дыры от кинжала в одеяле. Они его так заинтересовали, что он больше ничего не спрашивая, начал сам исследовать постель.

Чем хороши умные люди, им не нужно объяснять очевидное и все разжевывать. Прохоров сразу все правильно понял и начал мне верить. Я же мучительно думала над тем, как преподнести ему ночную историю так, чтобы сказав правду, заставить его поверить и небольшой лжи, выгораживающей меня.

Пока он исследовал постель, я стояла рядом, сочиняя правдоподобную легенду, которую нельзя ни проверить, ни опровергнуть. Когда он окончил осмотр, моя версия случившегося уже была вчерне готова.

– Значит, это вас они пытались убить? А убили их вы? Но, как и с чьей помощью? – спросил он. – Как же получилось…

В этот момент нас прервали. Дверь распахнулась, и в комнату решительным шагом вошел поручик лейб-гвардии Преображенского полка граф Воронцов. Увидев меня возле разобранной постели с незнакомым мужчиной, он остановился, как пораженный громом. Прохоров резко повернулся в его сторону и быстро сунул руку в боковой карман.

– С помощью вот этого молодого человека, – быстро сказала я, сумев за какие-то мгновения выстроить все ночное приключение в стройный рассказ.

Миша, собирался что-то сказать, но я повела бровью и он, замер с открытым ртом.

– Этот молодой человек в меня влюблен, – сказала я, опять повергнув Прохорова в полную растерянность.

Он удивленно посмотрел на меня, потом на Воронцова, потом снова на меня.

– Вчера вечером он стоял тут в карауле, – начала я. – Когда государь отменил мою охрану, он остался во дворце.

Прохоров взглянул на Мишу. Тот смутился, покраснел, но кивнул головой.

– Он продолжал охранять меня, но уже не в той комнате, – кивнула я на дверь, – а в коридоре.

Теперь мой поклонник смотрел на меня не с меньшим удивлением, чем коллежский советник, но Прохоров, слава богу, этого не видел.

– Когда он увидел двух подозрительных людей в черной одежде и масках, пошел следом за ними. Меня заперли снаружи, я уже спала и ни о чем не догадывалась. Разбудил меня упавший в той комнате стул. Я проснулась и, испугавшись, спряталась под кровать. Оттуда, – указала я на щель под кроватью, я видела, как два человека осторожно вошли в комнату, подошли к моей постели и несколько раз ударили сюда, – я показала на порезы, – ножом.

Рассказ, видимо, получился занятный и оба слушателя смотрели с жадным интересом на меня во все глаза.

– Потом я увидела, как поручик подкрался сзади к убийцам и… Впрочем, пусть дальше расскажет он сам.

Миша был умным мальчиком, и времени прийти в себя, у него было достаточно, потому он вполне спокойно досказал конец этой истории:

– Да тут и говорить особенно не о чем. Того, что был с ножом, я заколол палашом, а второго когда он бросился на меня с кинжалом, застрелил.

– Потом мы перетащили их в соседнюю комнату, – перебила я, – поручик вновь закрыл меня в комнате и охранял до рассвета. Потом он простился со мной через дверь и ушел из дворца. Это может подтвердить часовой у входа.

Наш совместный рассказ произвел на Прохорова такое впечатление, что он не задал ни одного уточняющего вопроса и просто вернулся на свое место и застыл в глубокой задумчивости.

Я кивнула Мише на свободный стул, и он тоже сел. Молчали мы несколько минут. В это время следователь обдумывал и сопоставлял описанные события. Когда он собрался заговорить, я опять его опередила.

– Яков Степанович, надеюсь, вы, понимаете, почему я не сказала всего этого государю. Здесь было много посторонних людей, и я не могла позволить, чтобы о происшедшем узнали третьи лица и особенно, мой муж. Боюсь, он все неправильно поймет и последствия для меня могут быть самые печальные. Мы все это рассказали вам, рассчитывая на ваш ум и такт!

Устоять против лести, особенно человеку, к ней не привыкшему, всегда трудно и Прохоров не смог сдержать довольную улыбку. Неприятный для меня вопрос был забыт.

– Я вас вполне понимаю, госпожа Крылова, – сказал он, – и в меру своих сил постараюсь позаботиться о вашей чести. Однако остается нерешенной загадка, кому вы так не угодили, что вас упорно хотят лишить жизни!

– Этого я, клянусь чем хотите, не знаю, – ответила я, прямо глядя ему в глаза. – До нынешнего лета я была простой крестьянкой, состояла в дворне небогатого помещика, а как только вышла замуж, начались все эти несчастья.

– Может быть, это происки родни вашего мужа? Он богатый человек?

– Отнюдь, мой муж простой лекарь и никакого состояния не имеет.

– Тем более странно, – помолчав, сказал Прохоров. – Впрочем, возможно все дело не в нем, а в вас.

– Во мне? – искренне удивилась я. – У меня здесь нет не только врагов, но и просто знакомых!

– Не скажите, – невесело улыбнулся он, – вам, вчерашней крестьянке, император целует руку и приглашает к себе в гости. Граф Пален дарит вам платья. В вас влюбился господин поручик. Думаю, у женщины, обладающей таким талантом нравиться, должно быть много недоброжелателей.

– Вы хотите сказать!.. – вскочила я с кресла.

– Ничего я не хочу, – перебил он, – я уже много о вас знаю и пока только хорошее. Я всего лишь пытаюсь раскрыть преступление!

– Мне кажется, оно уже раскрыто, и лучше подумать, как вам доложить о результатах государю, – успокоившись, сказала я, опускаясь в кресло. – Я вполне могу обойтись без участия в нем.

– Это действительно сложный вопрос, – задумчиво проговорил он. – Как я понимаю, вы не хотите в этом участвовать, а графу, – он посмотрел на Воронцова, и стало понятно, что он его знает, – будет трудно объяснить, почему он сразу после происшествия не доложил о нем своему начальству.

– Я просто не успел этого сделать, – с виноватой улыбкой, вмешался в разговор Миша.

– Думаю, такое объяснение его величество не удовлетворит, – мягко сказал Прохоров, – преступление случилось ночью, а теперь третий час по полудни. Император ото всех подданных требует четкости действий и послушания. К тому же остается нерешенным вопрос, кого эти мерзавцы хотели убить?

– Может быть, они попали сюда по ошибке? – сказал Миша.

– По ошибке? – задумчиво, повторил за ним Прохоров.

– Конечно, по ошибке, – подхватила я его еще неотчетливую мысль, – граф возвращался со службы и заметил двух подозрительных людей. Как офицер, он решил за ними проследить. Злоумышленники проникли в Зимний дворец. Он направился вслед за ними, понял, что это преступники…

– Тогда почему же он сразу после происшествия не доложил обо всем по команде? – перебил меня Прохоров, улыбнувшись Воронцову.

– У меня, – начал говорить Миша и замолчал, – скажем, очень болела голова!

– Или вас по ней ударили, и вы все это время были без памяти, – поправил его коллежский советник.

– Тогда преступников должно было быть трое, – вмешалась я. – Последний должен был идти следом, и напасть на графа сзади…

– А где мне взять этого третьего? – спросил следователь. – Швейцара, который пропустил убийц во дворец, я уже нашел и он признался, что провел сюда только двоих…

– Уже нашли? – переспросила я, поражаясь талантам Прохорова. – Так быстро?

– Это было просто, – разочаровал он меня. – Ночью во дворец была открыта лишь одна дверь, и их мог сюда впустить только швейцар, уговоривший напарника сбегать за водкой. Сначала он запирался, но я нашел в его кармане пятьдесят рублей, полученных от злоумышленников, и ему пришлось во всем сознаться.

Наступило молчание. Получалось, что коллективно придуманный хитроумный план никуда не годился. Сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы, нам не удалось. Миша мрачно смотрел на Прохорова и почти решился принести себя в жертву обстоятельствам, сказать, что после убийства испугался последствий и сбежал из дворца. Однако его жертвы не потребовалось, его величество случай помог все уладить самым лучшим образом.

В дверь покоев заглянул усатый старик и, увидев нашего следователя, поманил его пальцем. Яков Степанович быстро встал и вышел. Вернулся он спустя минуту, с веселым и довольным лицом.

– Кажется, дамы и господа, все устроилось само собой, – сообщил он, улыбнувшись. – Швейцар приказал долго жить.

– Какой швейцар, тот самый? – догадался Воронцов.

– Не вынес угрызений совести и страха наказания и удавился, – подтвердил Прохоров. – Его только что нашли повешенным в караульной части. Теперь можно будет смело говорить, что он состоял с убийцами в заговоре и огрел вас, господин поручик, сзади по голове!

– Получается, что преступление раскрыто и вас можно поздравить с чином действительного статского советника? – сказала я.

– Если государь не передумает, то, надеюсь, можно, – скромно улыбнулся он. – А вот что касается причины преступления, тут я в полном затруднении. Считать вас, сударыня, племянницей Дантона я решительно отказываюсь!

– Вам уже и это известно? – поразилась я.

– Какого это Дантона, французского революционера, якобинца?! – взволнованно, воскликнул Воронцов. – Вы, Алевтина Сергеевна, племянница Жоржа-Жака Дантона?!