"Уроборос" - читать интересную книгу автора (Герасимов Сергей Владимирович)

* * *

Я закрыл глаза. Кажется, это начало. Машина возраста готова к работе.

Если вы не поняли, то поясню: машина возраста – это устройство вроде машины времени, но гораздо полезнее. Она возвращает вас в любую точку вашей же собственной жизни. Сколько бы вы ни катались на машине времени, ваши личные биологические часы продолжают тикать и рано или поздно вы окажетесь в могиле.

Так что любые другие изобретения, кроме моего, могут всего лишь сделать ярче вашу маленькую, бесконечно микроскопическую искорку времени, которая совершенно случайно и бесполезно мелькнула среди очередного миллиардолетия – но они не могут сделать ее длиннее. На вашей могиле вырастет трава и будет она такой же густой, зеленой и приятной на ощупь, как была до вас и как была бы без вас. И ваше имя уже не тронет ничье сердце. Машина возраста хотя и не позволяет выйти из густо зарешеченной клетки, пятидесяти, скажем, лет, зато и не пускает в эту клетку смерть – пусть она, костлявая, клацает своими гнилыми зубами по ту сторону решетки. А возможности – сколько возможностей! Вернувшись в любой день своей жизни, я могу как угодно изменить судьбу, я могу перепробовать все варианты судеб, выбрать наилучший и прожить его хоть тысячу раз подряд.

Знаете, как приходит новая идея? Она вскакивает на ровном месте, как прыщ.

Просто ты всю жизнь думаешь об одном и том же, хотя и не веришь, но все равно продолжаешь думать – а потом оказывается – раз – и ты знаешь ответ. И начинаются годы работы, рабского труда, чтобы этот ответ воплотить. Мне повезло, я догадался как это можно сделать. Просто с самого детства я панически боялся смерти.

Когда я впервые осознал смерть, мне было годика, три не больше. Больная девочка, жившая неподалеку, тихонько умерла и я, узнав об этом, вдруг перенес знание на себя – я понял, что так же смертен. Я отлично помню бессонную ночь, последовавшую за этим, всю ночь я рассуждал, пытаясь выбраться из ловушки, расставленной судьбой, я крутил и так и этак и по всякому получалось, что от смерти мне не уйти. Может быть именно с этого дня, точнее говоря ночи, включился тот мощнейший, самонаращивающийся и беспрерывно действующий компьютер, который решал единственную задачу – сбежать от смерти. И прошло почти шестьдесят лет, пока он ее все же решил.

Я предусмотрел все. Я сделал машину миниатюрной и поместил ее в диск наручных часов. Я сделал ее совершенно незаметной, замаскировав под пыльный циферблат с золотистой надписью "Восток". Я сделал ее такой прочной, что она не сломалась бы, даже если бы кому-то взбрело в голову положить ее на рельс перед идущим поездом, или законсервировать в бочке с кислотой, или даже в контейнере с радиоактивным топливом. Я несколько раз продублировал все ее системы и не боялся поломки. Я сделал уменьшенную копию, величиной с крупную таблетку, и решил тоже взять ее с собой.

Я снабдил машину радиоактивным маяком, который посылал мне сигналы в случае потери. И последняя, сильнейшая страховка: от резкого шлепка ладонью по стеклу машина мгновенно срабатывала и автоматически возвращала меня в исходную точку – в мои шестьдесят шесть лет. Какая-то секунда – и я уже сбежал. Только после этого я отважился рискнуть.

Сперва я решил сделать маленькую безопасную пробу.

Для начала я собирался в свои шестнадцать лет, когда выстояв громадную очередь в захолустный кинотеатрик, я смотрел только что появившегося на экранах "Фантомаса". Тогда я был с симпатичной глупышкой, которая, как я понял гораздо позже, ни против чего бы не возражала. Но тогда я ничего не понимал и не умел.

Для пробы я собирался раскрутить маленький романчик, а если что не так, то вернуться обратно в свою тихую старость. Почему бы и нет? У меня уже столько лет не было романов. В следующем своем путешествии я собирался заработать немного денег, хотя бы выиграв в лотерею, результаты которой я знал, а потом уже отважиться на что-то серьезное. Я собирался получить все удовольствия от жизни.

Теоретически, я мог позволить себе все и, чтоб совесть закрыла на это глаза, я пообещал себе никого не убивать, никого не грабить и стараться поступать справедливо. Этакое маленькое божество с остатками совести. В остальном я дал себе полный карт-бланш.

Но меня подвели эмоции.

Мне пришлось вернулся в район своего детства, туда, где не был уже лет сорок. Большинство домов оказались разрушены, а те, что остались, стали маленькими и старыми. И лишь деревобя стали большими. Это было очень горько видеть: такое прозрачное и глубокое чувство, чувство удвоения или утроения предмета – я вижу его таким, каким он был и каким он есть, а иногда еще и каким он будет. Я вдруг обрел способность видеть сквозь годы и контуры предметов и событий, которые происходили именно в этом месте, возле этого камня, возле этого дерева, на этом углу, встали больше похожие – нет, не на привидений, – а на полупрозрачных медуз и от каждого тянулась своя собственная трагедия, уходящая от меня в темноту. От этого сверхстереовидения я временами начинал говорить сам с собою; на меня снизошло такое спокойствие, что людей вокруг я стал ощущать как плоских или даже одномерных манекенов, которые не имели настоящего стереозвучания. Мне казалось, что я проходил сквозь них как сквозь облако. Я был под гипнозом прошлого. Я бился как бабочка в сачке ностальгии. Это произошло так неожиданно, что ничего не мог с собой поделать. А все потому, что я не был в этом месте сорок лет и ничего не забыл. Я не знал, что так бывает.

Когда я вошел в один из знакомых дворов, на меня залаяла белая собачонка и я совершенно серьезно сказал ей: "ты не имеешь права, ты из другого времени".

Прошлое стало отчетливее чем настоящее и без всякой машины я погрузился в него как в трясину.

С этого все и пошло. Еще вчера у меня не было ни малейшей ностальгии по тем, честно говоря довольно мерзким дням отрочества, которые я провел здесь. Я вернулся не для того чтобы бродить как сомнамбула, я просто и по деловому собирался выбрать место для первого прыжка – и, вернувшись, изменить ход событий. Я несколько месяцев уточнял хронологию этих лет, сверяясь со старыми газетами, и теперь мог быть уверен что попаду в нужный период с ошибкой максимум в несколько дней. Но я хотел еще более точного попадания.

Только деревья стали большими. Я чуть не заблудился среди новых улиц, пока нашел то что хотел. Это был кинотеатр. То есть, теперь это было ничто, занимающее место кинотеатра.

Я хотел попасть в прошлое с точностью до нескольких минут или хотя бы часов, а для этого нужно было как минимум занять нужное положение в пространстве.

Окна забиты досками, в комнатке кассы были выбиты двери, на полу лежал толстенный слой пыли и мусора. Все внутренние двери неровно заложены кирпичом.

Помещение, по которому я бегал ребенком, тогда казалось мне чем-то вроде небольшого спортивного зала, а сейчас оно стало двумя небольшими комнатами.

Куски цемента, пыль, старые газеты, и среди всего этого – маленький детский ботиночек, на шестилетнего примерно мальчика.

Я все еще не отошел от приступа ностальгии и этот ботиночек показался мне символом, знаком судьбы. Я влез через пролом в дверях и, прислушиваясь к скрипу своих шагов, подошел и присел на корточки. Увы, я решился под влиянием мгновения и все мои следующие действия были продиктованы чувством, а не логикой.

Логика поджала хвост, когда большеглазая горилла чувства замахнулась на нее дубинкой.

Итак, я выбрал место, сверился с хронологией и набрал на часиках один из летних дней шестьдесят лет назад. Мне так захотелось стать маленьким ребенком, что всякие эротические, меркантильные и иные соображения отступили на второй план. И это оказалось крупнейшей ошибкой в моей жизни.

Путешествие было длительным. Я висел, потеряв ощущение своего тела, и все время ощущал вибрацию или повороты; иногда передо мной что-то мелькало – это означало, что я уже приближаюсь к цели и касаюсь собственных возрастов в этой точке пространства, пресекаюсь сам с собой в данном месте, но в более старшем возрасте. При остановке меня здорово тряхнуло и закружилась голова. Я упал.

Большая рука подняла меня сзади:

– Я же говорила тебе бегать по кругу, а то закружится голова.

Я повернулся и увидел свою сестру. Сейчас она живет далеко на юге и уже пару лет я не получаю от нее писем. Ей уже почти восемьдесят. Последняя фотография: сморщенная беленькая старушка с застенчивой улыбкой. Ростом с ребенка. Но я узнал ее сразу. Теперь она была высокой черноволосой плотной девчонкой с наглым взглядом. В короткой юбке она выглядела потрясающе, я это сразу оценил. Но даже сейчас, хотя я и попал в тело шестилетнего ребенка, мне больше нравились зрелые тридцатилетние женщины.

Я попросился на улицу, а она осталась стоять в очереди. Выйдя, я все узнал.

Казалось, что я никогда и не уходил из этого тихого утра. Но только поначалу.

Потом прозрачные медузы будущих событий вплыли гуськом и расселись по своим местам. Лет через десять в том доме будет пожар и сгорит ребенок, а вон там машина собьет старуху и та будет визгливо кричать, умирая. В принципе, я могу все это предотвратить. Мог бы.

За мной никто не следил. Я перешел улицу и отправился по дорожкам своего детства. Раньше меня водили здесь только за ручку. Я еще раз проделал утреннее путешествие и весь район детства, который раньше казался мне огромным, я обошел всего за пятнадцать минут. Он был и огромным и маленьким одновременно. И даже увидел призрак облаявшей меня собачки. Я снова говорил сам с собой и снова проходил сквозь людей как сквозь пар. Я зашел в школу, куда буду ходить только через год. Меня приняли за первоклассника. На подоконнике две громадных дылды, с моей точки зрения похожих на кин-конгов, списывали математику, некоторых задач им недоставало. Я предложил им свои услуги.

Как они выкатили на меня глаза. Я просто продиктовал им решения. Сразу же вокруг меня собралась толпа. Я говорил ответы направо и налево. В принципе два моих высших технических образования позволяли. В ответ на вопросы я представлялся марсианином. У нас на Марсе, говорил я, все такие маленькие и все такие умные. Девочки спрашивали, умею ли я целоваться, и меня поставили на подоконник чтоб я продемонстрировал. Я продемонстрировал это множество раз. У нас на Марсе, ответил я, последняя козявка умеет целоваться не хуже лучшего земного Донжуана. Когда подошла директриса, я придал своему голосу металл и так ее отшил, что она впала в педагогический ступор.

Я все время понимал что делаю что-то не то, но не мог остановится. Меня несло как течением по реке и я уже видел бурунчики порогов впереди. Наконец все это задребезжало, разбежалось по кабинетам и меня выдворили. Я пошел на спортплощадку и убедился, что не могу дотянуться ни до одного из турников.

Потом мне захотелось покопаться в куче опилок. Я стоял, раздумывая, позволить ли себе это невинное развлечение, когда подошла одна из девчонок, – из тех, которых я только что целовал. Удовольствие от этого получало только мое самолюбие: тело было слишком молодым, а разум слишком старым.

О боже, она попросила меня взять ее с собой на Марс. Оказывается, марсианской версии многие поверили, уже собралась толпа чтобы меня поймать и отвести сначала в милицию, а потом на телевидение. Она бежала чтоб меня предупредить, только я должен за это взять ее с собой.

Вся эта раскрутка событий мне совершенно не нравилась. Первое путешествие только пробное, сказал я сам себе, это как первый выход в открытый космос: теоретически все рассчитано, а на практике может случиться любая трагедия.

Поэтому не стоит затягивать дело.

– Спасибо за помощь, малышка, – сказал я (ей было с виду около пятнадцати), – но, если мне будут надоедать, я сразу же улечу.

– Но ты же должен добежать до ракеты?

– Вот моя ракета, – я показал ей прибор. – Стоит мне стукнуть ладонью, и я исчезну.

– Их два, – мигом сообразила новая подружка, – значит, мы сможет улететь вдвоем. Я обещаю слушаться.

Увы, толпа, которая уже собралась метрах в пятидесяти, только наполовину состояла из школьников. Подкатило несколько машин, среди них одна с мигалкой.

– Ну пожалуйста, – она взяла меня за руки и я понял, что рук мне не вырвать. Как я ни напрягался – не сдвинулся ни на миллиметр. Толпа двинулась вперед. Может быть, меня и не посадят в клетку зоопарка, но, после того, что я наговорил и еще при стольких свидетелях! – а она еще крепче сжала мои руки.

Толпа уже стала полукругом вокруг нас. Несколько шагов – и я пойман.

– Я его держу! – сказала она, – осторожно, он может улететь прямо отсюда.

Те стали совещаться и остановились на том, чтобы посадить меня в сетку и связать ремнями.

– Хорошо, – сказал я шепотом, стараясь не шевелить губами, – улетим вместе.

– Чесно?

– Я не умею врать, – нагло соврал я и она поверила.

Я отстегнул один из ремешков.

Это атомная бомба, – совершенно спокойно сказал я. Если вы сделаете хоть шаг вперед я взорву весь город и половину вашей вонючей планеты. Нечего скалиться, пошли вон! Девку беру в заложницы.

Я добавил еще несколько фраз в этом же ключе и они произвели впечатление. В те времена приключенческие фильмы и книги были в диковинку – так что я их просто оглушил. Они отбежали на, как им казалось, безопасное расстояние. Милицейская машина куда-то помчалось. Еще бы, слова об атомной бомбе их пощекотали. Сняв запасной ремешок, я протянул его этой хитрой стерве.

– Бери, – сказал я, – но ты не сможешь им воспользоваться. Тебя не существует. Ничего этого не существует. Все, что ты видишь вокруг, это фантом, это маленькое ответвление, тупичок сбежавшего времени. Сейчас я улечу и все исчезнет. Я отменю и тебя и всех этих придурков, которые бегают там по периметру. Все вы вернетесь на пару часов назад и ничего не вспомните.

Она хотела что-то возразить, но я уже хлопнул ладонью и оказался стоящим в пыльной комнате у рваного детского ботиночка.

Ну ничего, сказал я себе, в этот раз буду осторожным. И снова ушел в прошлое. Теперь всего на сорок лет назад.

Мне было двадцать шесть. Комнатка вокруг меня слегка изменилась, но не так, как я рассчитывал, – она не приняла приличный вид, а напротив, выглядела так, будто уже лет сто сюда не ступала нога человека. Ряд домов, только что видневшихся в проломе двери, исчез. На их месте лежали поваленные стволы и росла какая-то древесная мелочь. Этого не могло быть в моем прошлом. Над головой зиял еще один пролом и сквозь него виднелось небо. Стало быть, и второй этаж куда-то пропал. Здесь что, случилось землетрясение?

Я вышел и осмотрелся. Города не было. Остались холмы там и сям поросшие лесом. Множество разрушенных зданий, но выглядит это все не более свежим, чем какие-нибудь древнеримские развалины. Ни единого человека, нет ни животных, ни птиц. Но воздух чист, пахнет совершенно не по-городскому.

Я решил не рисковать. Ложное попадание. Образовалось завихрение времени или что-то вроде этого. Прийдется вернуться и покопаться в теории. Мало ли что может скрываться за этим внешне спокойным пейзажем. Вдруг здесь прошла ядерная война и полно радиации? Или какая-нибудь бактерия, от которой у меня нет иммунитета? От последней мысли мне стало холодно.

Я хлопнул ладонью по стеклышку, но ничего не изменилось. Я колотил по нему как цирковой заяц-барабанщик, но мир вокруг меня оставался таким же мрачным и суровым, и глядел со всех сторон со спокойствием крупного удава.

Наконец я догадался проверить питание. Так и есть, просто закончилась батарейка. Эти прыжки во времени, видимо берут слегка большую мощность, чем я думал. Увы, второй экземпляр машины я отдал той марсианской дуре (я обругал ее про себя куда крепче, но не стану уточнять), и он исчез вместе с ней.

Растворился в несуществующем. Значит, задача проста: выжить здесь, найти источник питания или, в крайнем случае, его изготовить. Изготовить я пожалуй сумею. Но до этого не дойдет. Вокруг меня явно планета Земля, причем цивилизация на этапе технического развития. Батарейка обязательно найдется.

Я попытался на глаз оценить враждебность обстановки. Деревья обыкновенные.

Самые натуральные старые тополя, сосны и каштаны. Никаких следов взрывов или выбоин от пуль. Все выглядит просто давным-давно заброшенным. Войны не было и радиации наверняка нет. А если есть какой-нибудь мерзкий вирусный штамм, то вряд ли он убьет меня быстрее, чем за несколько дней. За это время нужно найти батарейку.

Я двинулся к предполагаемому центру города. Остатки некоторых зданий я узнавал. Меня удивила неожиданная железнодорожная ветка; рельсы и шпалы почти истлели, между рельс рос старый трухлявый дуб, а на бетонных столбах болтались обрывки провода. Стоял и более-менее сохранившийся вагон электрички. Но, если дерево выросло уже после разрушения дороги, это означает что электрички ходили уже в девятнадцатом веке, а это безусловный нонсенс.

К вечеру я обошел большой сектор несуществующего города и не нашел ничего, даже места для ночлега. Оасности, похоже, не было – вполне спокойный мир. От всего увиденного у меня осталось впечатление, что люди покинули эти места, просто встали и ушли. И случилось это двести или триста лет назад. Очень давно. Вместе с людьми ушли и животные.

Уже поздно вечером я забрел на окраину и поел кислых груш. Нашлись и корнеплоды, но у меня не было чем развести огонь, к сожалению. Возбуждение этого дня улеглось и я почувствовал себя очень голодным.

На всякий случай я взобрался на дерево и решил спать там. Ночью стало страшновато. Все казалось, что кто-то прячется и хочет прыгнуть. Я сидел на дереве и размышлял. Что могло случиться? Скорее всего, дело во второй запасной машине возраста. Так, я ее отдал. Допустим, она сохранилась. Допустим, она уцелела и кто-то воспользовался ею. Но ведь это не машина времени, на ней не уедешь дальше чем на пол столетия. Поэтому изменить историю нескольких веков она не может. Значит, дело не в этом. И куда делись люди?

Я продолжал думать, но ни к чему определенному не пришел.

Единственное, что было ясно – это то, что люди здесь жили какое-то время назад и уходя, оставили многие вещи на своих местах. Значит, найдутся библиотеки, архивы или другие хранилища информации. Все это я смогу обнаружить. А выжить в этом мире спокойных пейзажей не сложнее, чем сосчитать до тысячи. Я спустился с дерева и крепко уснул. Проснулся когда солнце уже стояло прямо над головой, умылся водой из ручья, выкопал несколько корнеплодов и съел их сырыми. Это были сахарная свекла и картошка. Сегодня придумаю способ развести огонь.

В это же день я встретил нечто, слегка прояснявшее дело. Это был памятник. Издалека я принял его за фигуру женщины с ребенком. Но на руках у каменной женщины явно сидел не человеческий ребенок. Эта фигура означала что-то хорошо знакомое мне. Надпись на постаменте была сделана странным шрифтом и слова были не знакомы, хотя догадаться можно, – язык изменился не так уж и сильно. Надпись означала что-то вроде: "Великая мать и Великий отец". И кто же этот отец? – вон та инопланетная козявка у нее на руках?

И вдруг я ее узнал. Это была та самая марсианская дура, которой а отдал дублирующий прибор. А чудовище на руках видимо означало марсианина, то есть меня. Значит, она успела выбраться из тупика времени. Как это могло получиться? Допустим, она нажала стартовую кнопку одновременно со мной. Она вернулась куда-нибудь в свое прошлое и оказалась достаточно сообразительной, чтобы воспользоваться преимуществом положения и не раскрыть себя. Допустим, это случилось так. Но она все равно не могла бы изменить глубокое прошлое.

Здесь стояла ранняя и очень теплая осень. Даже по утрам я не замерзал.

Прожив около недели, я собрал различные полезные приспособления, брошенные когда-то людьми, и носил их в самодельном мешке. В принципе, я мог найти здесь все со временем, все, кроме батарейки, потому что батарейки, как и люди, не могут прожить несколько столетий. Всегда недостает именно того, что нужнее всего. У меня теперь было несколько больших ножей, вилки и ложки, алюминиевые кастрюльки, увеличительное стекло чтобы развести огонь и даже несколько зажигалок, к сожалению, без бензина.

Однажды, роясь в груде обломков, я нашел книги. Они лежали навалом, видимо, упавшие с полок, верхние слои совершенно сгнили, но нижние частично сохранились. То, что я прочел, оказалось беллетристикой, но написанной в таком странном стиле, что я ничего не мог понять. Некоторые слова были совершенно неизвестны мне и многие искажены. Одна из книжек показалась мне чем-то вроде исторических сказок или саг. В общем, мифология адаптированная для детей.

Читалась более-менее легко. Подвиги, сражения. Герои свободно перемещаются как ко времени, так и в пространстве. Раса богов, имеющих свойство появляться и исчезать в самых неожиданных ситуациях. Я начинал понимать. Наверняка прибор был скопирован и размножен. Человек не может сам проникнуть в глубокое прошлое, но может вернуться на несколько десятилетий, найти престарелого ученика, передать ему знания и прибор. Ученик вернется еще на несколько десятилетий в прошлое и повторит тот же фокус. Цепочка возвращений. Знания будущего постепенно проваливаются в прошлые века. Тихо сыплются на них сверху как ночной снег. Сыплются на столетия, тысячелетия, на десятки тысяч лет. Я даже не могу представить себе насколько это усложняет историю. И технический прогресс начинается на много тысячелетий раньше. А люди? Будем считать, что они просто уехали, найдя лучшее место для жизни. Не все ли равно.

Найдя разгадку я успокоился. Но, как показали последующие события, до настоящей разгадки было еще далеко.

Однажды я сидел на лужайке и в очередной раз размышлял о том, где бы мне взять необходимые химикаты и оборудование для изготовления батарейки. Какой-то шорох привлек мое внимание. За моей спиной стоял старый лес, впереди во все стороны шли пологие холмы, вдалеке зеркалилась река. Абсолютное безветрие, накаленное солнцем. Тишина, мощная как рев мотора. Ни единого живого существа крупнее муравья. Мир скреплен неподвижностью словно строительным раствором. Я обернулся, но не увидел ничего неожиданного. Просто упала ветка? Я продолжал прислушиваться. Мне показалось, что мои уши даже повернулись назад, как у кошки. Минут через пять шорох послышался снова. Теперь я был уверен. То, что подкрадывалось ко мне, казалось обыкновенным обломком древесного ствола. Сейчас ствол лежал на полпути между мной и опушкой, хотя только что был гораздо дальше.

Без сомнения, это было не бревно. В нем не было обыкновенной деревянной неподвижности, я заметил как оно шевельнулось, затаиваясь. Подходить вплотную я не собирался. Я поднял обломок кирпича и бросил. Звук был мягким, дерево так не звучит. Оно вздрогнуло и пошевелилось. Это было животное, притворяющееся деревом и довольно крупное животное, килограмм на сто. Я бросил еще один кирпич, туда, где по моим предположениям была его голова. Оно вскочило, развернулось и бросилось бежать. Я увидел что-то среднее между насекомым и хамелеоном, большой бесхвостой ящерицей. Оно сворачивалось животиком внутрь а спиной имитировало деревянную поверхность.

С этого дня я стал сторониться леса и вообще деревьев. Если до сих пор я бродил где попало, то теперь старался не заходить в глушь. Похоже, что эти существа безобидны, но кто его знает, как на самом деле. Я заточил для себя металлическое острие и решил носить его с собой для безопасности. Я прекрасно помнил звук удара по мягкой коже этого зверя – металл легко пробьет ее.

Вскоре я научился замечать хамелеонов. Их было полно. Они валялись всюду, как червяки после дождя. То ли их стало больше, то ли я просто не обращал на них внимания. В основном они притворялись гнилыми бревнами, но некоторые – камнями или выступами на стенах. Были такие, которые притворялись кучками земли. Когда я их спугивал, они обычно убегали – я так и не смог рассмотреть ни одного из них вблизи. Если первый показался мне отвратительным, то это только от неожиданности. На самом деле это были довольно мясистые создания, возможно даже млекопитающие. У каждого – по четыре конечности и голова довольно правильной формы, которую они удивительным образом умели пригибать и прятать где-нибудь под мышкой или в складках кожи. Скорее всего травоядные потому что друг на друга они не нападали, а других животных просто не было. Я их даже стал называть про себя моими коровками.

С каждым днем мне все больше хотелось мяса, а корнеплоды совсем опостылели.

Коровки стали назойливыми и подпускали меня к себе на расстояние десятка шагов.

Некоторые из них пытались ползти за мной, может быть, они приручились, думал я.

Как бы то ни было, я решил поохотиться. Я выбрал тушку не слишком большого размера, которая, вроде бы, мирно грелась а солнце, и метнул в нее свою заостренную железяку. Оно дико заверещало, вскочило и бросилось бежать. Я не стал его преследовать, потому что увидел: ЭТО было человеком.

Толстая уродина с гребнистыми выростами на спине бежала, унося в своем теле мое оружие. Она верещала от боли. Она бежала на двух ногах и выкрикивала слова. Так не бежит и так не кричит на одно животное.

Люди не ушли, люди изменились. Но как могло случиться, что они изменились настолько? Никакой естественный отбор не дал бы подобного результата.

Прибор был размножен, много людей множество раз опробовали его на себе.

Возможно, даже организовывались агенства путешествий в прошлое, были турпоездки, учеба по обмену, контрабанда и всякая прочая ерунда. Сумасшедшие изобретатели прошлых веков получили знания и технологии из будущего, но не смогли ощутить того страха перед могуществом цивилизации, который намордником надет каждого из нас – этот страх может быть воспитан только научными ужасами двадцатого века.

Наша научная этика – это страх самих себя, ужас урода, который впервые взглянул в зеркало. А еще двести лет назад этого зеркала не было и в помине. Если генетические эксперименты начались на пару тысяч лет раньше, то они шли гораздо шире и вполне могли закончиться катастрофой для вида Homo, катастрофой, которую я вижу перед собой. Раса богов выродилась в неповоротливых животных.

Я сидел у костра и точил новое оружие. Я думал о том, насколько разумными могут быть эти людоподобные, когда мне в спину полетел камень. Удар был чувствителен. Несколько коровок стояли за моей спиной, в их лапах были камни и гребешки огня текуче отражались в их темных глазах. Я поразился, увидев, какими человеческими были их лица.

Они метнули еще два камня, очень неточно. Потом еще два. Они не хотели в меня попасть, они просто хотели, чтоб я ушел.

– Хорошо, ребята, – сказал я, – я не знал. Вы же сами от меня прятались. Я ухожу. Ухожу.

Я подхватил свою сумку и пошел подальше от них.

Увы, они не отстали. Я уходил от них всю ночь, и всю ночь они шли за мной.

Когда рассвело, я увидел, как их много. Сейчас они почти не прятались и были даже больше похожи на людей, чем прошлой ночью. Вооружены они были лишь камнями и палками и двигались очень быстро. Вскоре я уловил направление, в котором они меня гнали. Целью был большой лес на востоке. Мне совсем не хотелось туда идти. Скорее всего, там их город или поселение. Они должны жить в лесах.

Целый день я пытался сбить их с направления но они упорно возвращали меня на прежний путь. К вечеру, совершенно обессиленный, я оказался на опушке леса.

Они не подходили, они явно боялись меня. Их много, и каждый из них силен физически, я совершенно безоружен и тем не менее они меня боятся. Боятся чего? Моей странной наружности? Вряд ли.

Лес был не таким густым, каким он казался издалека. Солнце уже давно село, но полоска небе еще светилась остаточным сиянием дня. Близость трагедии подчеркивала красоту. На опушке росли высокие клены и в темноте их желтые кроны светились. Светились и россыпи желтой листвы под ними. В лесу было довольно сыро. Преследователи мои зажгли несколько факелов. Вскоре я увидел такие же факелы слева и справа, потом впереди. Кольцо стягивалось. Один из них спрыгнул на меня сверху и мы покатились, почти зарываясь в листья. Остальные заорали.

Это был могучий хоровой крик, совсем не похожий на крик человеческой толпы. Это было похоже на скучный и низкий гул, была в этом крике угроза, но не было ярости или задора. Я освободился от своего врага довольно легко. Но с деревьев стали спрыгивать следующие. В темноте при свете факелов они казались особенно уродливыми. Они ходили вокруг меня раскорячившись, выставляя руки вперед.

Некоторые прыгали в мою сторону, но сразу отступали. Они явно боялись напасть.

Но перевес в силе был слишком велик.

Я начал выкрикивать разные ругательства и это подействовало. Потом я просто стал орать изо всех сил. Пока я орал, они меня не трогали. Но факелов становилось больше. В конце концов меня крепко ударили сзади по голове и я потерял сознание.

Я очнулся от холода. Пол был ледяным. Это было помещение с довольно высоким потолком. Внутренность морозильника.

В полукруглых нишах вдоль стен стояло множество замороженных тел, настоящих человеческих тел. Их было здесь не меньше сотни и большинство одето. Одето по-человечески, хотя и странно. По моде следующих столетий. Я медленно встал, почти не чувствуя тела; тело было одним бесформенным куском тупой боли. Шею я не мог повернуть вообще, она распухла. Перелом шейного позвонка или трещина, как минимум. Приходилось идти очень осторожно, без толчков. А чтобы посмотреть в сторону, нужно было повернуться всем туловищем. Мне понадобилось несколько минут, чтобы подойти к нишам. Я смотрел в лицо человеку, такому настоящему, такому знакомому, такому похожему на меня. Лицо, превращенное в кусок льда.

Лицо перекошенное от боли. Прежде чем заморозить, его препарировали, удалили ненужные внутренности. И может быть, во время операции он еще не был мертв.

Это означало, то раса богов не выродилась в уродов. Это означало что люди подобные мне, еще изредка встречаются или встречались в недавнем прошлом.

Человекоподобные отлавливают их и выставляют в своих музеях в виде мумий. Бог знает зачем им это нужно. Бог знает, зачем нормальные люди с браслетами приходят сюда. Вы хотите от меня отгадки? – но я ее не знаю. Я могу только предположить.

Авантюристы, любители приключений и риска, вооруженные браслетами, которые способны переносить их через время и вытаскивать практически из любых затруднительных ситуаций, они получили огромную, хотя и иллюзорную власть над любым человеком без браслета. Можно безнаказанно творить все что угодно.

Наверняка эти боги натворили немало ужасов. Справиться с ними невозможно, их нельзя наказать, им нельзя отомстить, они возникают из ничего и уходят в никуда, на их запястьях волшебные браслеты безнаказанности. От них можно только спрятаться. И раса без браслетов становится все более незаметной. Она мимикрирует. Всего за несколько сотен или тысяч лет она становится совершенно невидимой, она сливается с природой и научается имитировать природные формы. И вот полубог, пришедший в поисках приключений, уже встречает пустые, скучные, заросшие лесом пространства – пространства, где ему нечем заняться. Но горе ему, если он потеряет бдительность. Тысячи невидимых глаз днем и ночью следят за ним из пустоты, движимые страхом и врожденным инстинктом враждебности.

Авантюристы с браслетами появляются все реже и темное сознание масс уже встречает каждого нового как чудо, как летающую тарелку, как Бермудский треугольник местного значения. И каждого живьем отловленного бога прячут в музейное хранилище, вроде того, в котором я сейчас нахожусь.

Громко лязгнула металлическая дверь и трое человекоподобных, одетых в теплы комбинезоны, вошли. Они катили перед собой тележку с медицинскими инструментами: кажется, с ножами и пробирками. Они переговаривались на незнакомом мне языке. Один указал на меня, а другой утвердительно хрюкнул. О их намерениях можно было легко догадаться. Они остановились, чтобы выкурить по сигарете. Смотри-ка, они даже способны курить. Хотя, если они способны поддерживать в рабочем состоянии такой большой морозильник, то они отнюдь не глупее нормальных людей. Одежда.

Одежда! На замороженных одежда. Раз есть одежда, значит есть и карманы.

Может быть, мне повезет и карманы будут не пусты. Что-нибудь, работающее от батарейки. Часы, калькулятор, какой-нибудь очень нужный приборчик из будущего, неизвестный мне.

Я с трудом сделал несколько шагов и отошел от голой мумии к одетой. Но одежда примерзла к туловищу и было невозможно всунуть пальцы в карманы.

Человекоподобные закончили курить и стали раскладывать инструменты. Они не спешили и были настроены по-деловому.

Со следующей мумией мне повезло больше, я все же влез в два кармана из четырех. В карманах был кое-какой хлам, несколько монет и бумажка с цифрами.

Ничего больше. Человекоподобные начали прилаживать ремни.

С пятой или шестой попытки я нашел что-то напоминающее калькулятор или электронную записную книжку. Но эта мумия была совсем старой и наверняка батарейки давно сели. Вдалеке стояли мумии поновее, но уже не оставалось времени чтобы обшарить их карманы. Один из человекоподобных что-то выкрикнул. Он просит меня подойти. Хватит играться, батенька. Пора ложиться на стол.

Я выковырял батарейку. Конечно, я так и знал. Она не просто села, она потекла. Вон, у того на поясе что-то напоминающее пейджер. Человекоподобный крикнул снова, уже настойчивее. Все трое что-то сказали и тележка покатилась в мою сторону. Если гора не идет к Магомету… Вот, батарейка. Не подходит по размеру.

Дело ужасно осложнялось тем, что я не мог опустить головы. От волнения я все-таки чуть-чуть дергал шеей, она налилась и стала болеть совсем нестерпимо.

Видно это действительно перелом позвоночника. Перед глазами плыл туман, с проколами мелких блестящих искорок, которые округлыми движениями ходили то вверх то вниз, стайкой, как рыбки. Еще немного и я потеряю сознание. Если батарейка работает, ее можно было бы присоединить с помощью проводов. Но где взять провода? Один из человекоподобных похлопал меня по спине.

Одежда. Одежда очень яркая, с бестящими нитями. С виду нити металлические.

Любой предмет с металлическим блеском должен проводить электричество, хотя бы кое-как. А что если батарейка тоже села? Или она дает не то напряжение? Нет, не может быть. Любые одинарные батарейки дают около полутора вольт. Я выдрал нить, сломав себе ногти. Человекоподобные начали терять терпение и уже пытались меня оттащить к столу. Сопротивляться я не мог. Перед глазами пошло вообще какое-то марево. Они толкали меня, а я медленно, как кукла, переставлял ноги.

До стола еще шагов десять-пятнадцать. Человекоподобные пахнут мазью для ботинок. Может быть, у них такой одеколон.

Мне помогал многолетний навык. Пальцы еще сохранили память. Долгими часами я прилаживал детальку за деталькой, иногда с помощью микроскопа, иногда, если уставали глаза, просто на ощупь. Натренированные пальцы работали с точностью маленьких роботов. Сейчас нужно открыть корпус. Мизинцем прижать новую батарейку к запястью. Не перепутать полюса. Так, здесь должен быть плюс.

Техника изменилась, но не настолько же. Безымянным пальцем перехватить обрывок проводка и всунуть его под ноготь, так он будет держаться, уже никуда не денется. Проводок слишком мягкий, приходится прижимать его по всей длине. Если они начнут укладывать меня на тележку, я элементарно потеряю сознание, потому что шея наклонится вбок или назад. Я должен сделать это до тележки. Еще несколько шагов. Нет. Я уже уперся в нее коленями. Теперь второй проводок.

Перебросить его через средний палец, прижать указательным и большим. У меня больше не осталось пальцев. Нужно еще чем-то нажать кнопку старта. Я медленно поднял руки к лицу. Они давили мне в спину и я терял равновесие. Еще секунда и я упаду. Кнопку я нажал левой скулой и боль сразу исчезла.

Поначалу я не понял где нахожусь. Это было похоже на смерть. Пустота, безразличие и освобождение от тела. Но вскоре началось знакомое мелькание, что означало приближение к цели. Еще мгновение – и я нашел себя стариком, стоящим на коленях в старой замусоренной комнате. В двух шагах от меня лежал детский ботиночек со стертым носиком. Я просто повернулся и сел на пыль. Все. Больше я туда не пойду. Как случилось, что тот мир не умер, когда я отменил его нажатием кнопки? Или дело было в том, что я оставил в нем прибор перемещения?

А если нет? Тот мир был так реален, мне трудно представить, что он исчезнет просто от того, что я сбежал. Он объективен, он абсолютно объективен. Я его создал, но я не могу его уничтожить. В нем своя жизнь, своя история, свои правила игры. Все это жутко. Особенно жутко, что я сам в этом виноват. Но с другой стороны, если бы тот мир действительно исчез с нажатием кнопки, это означало бы, что я стал убийцей миллионов, если не миллиардов существ. Пусть они продолжают жить – там, в непересекающемся со мной прошлом. Даже Франкенштейн имеет право на жизнь. Особенно, если живет он далеко от вас.

По пути домой я купил газету с программкой. Газета печатала всякую чушь, которой сама же не верила. Заголовком сегодняшней первой страницы было: "Пойман инопланетный монстр, притворявшийся деревянным". И рисунок. Я закрыл глаза. Кажется, это начало.