"Помни о микротанцорах" - читать интересную книгу автора (Герасимов Сергей Владимирович)7– Убийствами займется полиция, – сказал Реник, – нас пока интересует создание киборга. – Это одно и то же, – возразила Барбара. Еще вчера она вошла в эту комнату гордая, как королева. Она имела слишком много денег и искренне считала, что деньги могут все. По крайней мере, на хорошие деньги можно нанять хорошего адвоката, думала она. Но ни один приличный адвокат не станет защищать человека, построившего киборга. Это серьезнейшее генетическое преступление классифицировалось как преступление против человеческой природы. – Нет, это не одно и то же, – ответил Реник. За серийные убийства вы получите свои восемь лет, а за генетическое преступление – еще восемь. Вы знаете, что это означает? – Шестнадцать лет. – Нет. Никто не станет держать вас в тюрьме целых шестнадцать лет, это слишком дорого обойдется государству. Дольше восьми никто не сидит. Остальные восемь заменят темпоральным шоком. Или все шестнадцать, если вы того захотите. Темпоральный шок был изобретен учеными довольно давно. Люди всегда стремились продлить свою жизнь. В начале века бытовала теория, согласно которой в каждой клетке нашего тела есть программа, определяющая, сколько раз клетка будет делиться. Как только эта цифра достигнута, клетка перестает делиться и человек умирает. Считалось, что эта программа записана в теломере – особенном молекулярном образовании на конце молекулы ДНК. Многие лаборатории в начале века были заняты этим – пытались переписать программу так, чтобы клетка смогла делиться до бесконечности. В основном, они экспериментировали на животных. Результат, впрочем, получился обратным: любое изменение программы вызывало не омоложение организма, а его старение. Вскоре ученые научились старить подопытное животное очень точно – на любое количество дней, месяцев или лет. Но ничто не могло сделать животное моложе. Так был изобретен темпоральный шок – шок, который старил, который отбирал годы жизни. Впрочем, темпоральный шок нашел применение в медицине – он быстро заживлял раны и шрамы. Закон о темпоральном шоке был принят в большинстве стран. Тюрьмы всегда и везде были переполнены, а содержание в тюрьмах не только унижало человека, но и воспитывало в нем преступные наклонности. Когда человек, отсидевший большой срок, выходил на волю, он обычно становился гораздо опаснее для общества и людей. В тюрьме он заводил преступные связи, вырабатывал преступные привычки, учился жить преступной жизнью. Кроме того, длительное содержание в тюрьме влетало в копеечку. После принятия закона о темпоральном шоке, каждому, получившему больше года, предлагали выбор: тюрьма или темпоральный шок. Восемь лет тюрьмы заменялись шестнадцатью годами темпорального шока. Вместо того, чтобы отсиживать восемь лет, человек мог просто сразу состариться на шестнадцать, отсидеть три «дисциплинарных» месяца и выйти на свободу. Причем выбор всегда был добровольным. – Сейчас вам сорок один, – продолжал Реник, – после исполнения приговора станет семьдесят три. Или шестьдесят пять, если вы решите все же восемь отсидеть в тюрьме. – Я не хочу в тюрьму. Я бы могла… – Если вы мне предложите взятку в сорок миллионов долларов, я все равно ничего не смогу сделать. – У меня больше никогда не будет мужчины? – Разве что кто-то соблазнится дряхлой старушкой с сорока миллионами. Обязательно соблазнится. – Это не то. Я хочу мужчину сейчас. По-настоящему и в последний раз. – Вам так нравятся мужчины? – Я их ненавижу, – сказала Барбара, – я их так ненавижу, что эта ненависть внутри меня как будто расплавленный металл. Мужчины создали это мир для себя, они управляют в нем, а нам всего лишь позволяют здесь жить. Мы всегда были мужскими рабынями, рабынями этого подлого, жестокого и самодовольного зверя – мужчины. Но когда-нибудь все изменится. – Вот как? – ухмыльнулся Реник. – Изменится? – Конечно. Я организовала общество свободных женщин – общество ревностных борцов за женское дело. Сейчас членский билет РБЗЖД имеют двести три человека, причем трое из них – мужчины. Но наши мужчины не похожи на вас. Это общество растет. Новые женщины звонят нам каждый день. Но мы не берем кого попало. Мы хотим, чтобы каждая доказала свою верность делом. – Вы зарегестрированы? – спросил Реник. – Нет пока. – Тогда это имеет не больше значения, чем девичья вечеринка. Реник сидел на скамейке в сквере. Современные психологи доказали, что продуктивно думать наш мозг может только на лоне природы. Хорошо отдыхать – тоже. Поэтому современные города наполовину состояли из парков, скверов и садов. Университетские городки – вообще на три четверти. Обучение старались вести на свежем воздухе. Деловые люди заключали сделки не в барах, ресторанах или отвратительно ненатуральных офисах, а в парках, под аккомпанимент тихого шелеста листьев. Для этого ставились специальные столики, обычно в окружении зонтичных рябин, согнутых под тяжестью огромных гроздьев. Итак, Реник сидел в сквере. По аллейке шла демонстрация детей с зелеными флажками. Детки были совсем маленькими, трех или четырехлетними. Они шли с серьезными лицами, подняв флажки над головой. Девочки махали флажками, изображая танец. Очередная детская демонстрация в поддержку экологии. Воспитатели, одетые в зеленую форму, несут плакат: «Нет вырубке лесов Амазонии! Смерть поджигателям леса!» А быстро же они откликнулись, – подумал Реник. – детские сады всегда первыми исполняют просьбы государства, порой еще до того, как эти просьбы прозвучат. Только три дня назад в Амазонии ликвидировали банду, которая делала вырубки, продавала натуральную древесину, и маскировала оставшиеся поляны с помощью огня. В современном мире это дикое преступление. И детки уже это понимают. Молодцы. Реник пришел в сквер, чтобы подумать о танцующих людях. Большой город уже полон слухами. Город просыпается, город теряет покой. Каждый день ловят одного или двух танцующих. Но почему «ловят»? – находят. Сейчас их уже не доставляют в генетическую полицию – их везут прямым ходом в четырнадцатую больницу, в закрытое отделение, передназначенное для жертв генетических терактов. Больше недели танцующие не живут. Их конечности продолжают дергаться до последних минут. И уже в эти последние минуты сквозь кожу их тел начинают пробиваться первые ростки растения-убийцы. Сколько из нас заражено? Каждый сотый? Каждый десятый? Каждый? Никто не знает ответа. Но заражен не только город. Новой болезнью заражены все города и все страны. Одного танцующего обнаружили в антарктических поселениях и двух – на лунной станции «Селениус-4». В каждом большом городе, на каждом континенте, каждый день появляются танцующие люди. Если эпидемия будет идти с такой скоростью, то через несколько лет вымрут все. И что особенно странно и ужасно – болезнь охватила человечество РАВНОМЕРНО – значит, источник болезни есть в любом месте планеты. Значит, спрятаться негде. Пока эта информация держится в секрете. Но прийдет время – и она просочится. Тогда начнется паника. Впрочем, служба психологического контроля наверняка изобретет простую и понятную дезинформацию, чтобы успокоить население. Скорее всего, до включения МПК дело не дойдет. Излучатели МПК – массовой психологической коррекции – стояли во всех больших городах. Такие же излучатели имелись на некоторых стационарных спутниках первого кольца. МПК позволяли предотвращать революции, бунты и стихийные народные движения типа паники. При включении МПК люди мгновенно успокаивались, начинали зевать и расходились по домам. За последнее десятилетие МПК применялись всего четыре раза, в Азии. Реник вспомнил первую жертву растения-убийцы. Тело того человека уже увезли для серьезного исследования. В последний день стебли, растущие из тела, были более чем метровой длины. Большинство стеблей засохли, оставшиеся имели попарно чередующиеся маленькие листья в форме сердца. Мясистые глянцевые листья, светлые с нижней стороны. Если это действительно растение, то оно вскоре зацветет и принесет плоды. Вдруг Реник услышал гул. Гул был таким низким, что был слышим не ушами, а ощущался всем телом. Гул перешел в вибрацию. Реник увидел, как полотно дороги за полосой деревьев вспучивается, покрывается трещинами – так, будто кто-то надувает землю изнутри. Рефлексы сработали мгновенно: в ту же секунду Реник лежал под скамейкой, прикрывая голову руками. За его спиной прогремел взрыв и что-то очень тяжелое пролетело над его головой. За этим последовал дождь из камней и земли. После двух недель безуспешных стараний Анна поняла, что выдохлась. Все идеи были исчерпаны, сил вообще не осталось. Она почти не спала и ей уже начинало казаться, что ее голову накачали воздухом, как мяч. Она ничего не могла поделать с микротанцорами. У нее не было ключа. Она срезала и распечатала свежую ягоду королевского мандариниса. Дольки мандариниса хватило на завтрак. Мандаринис был удобным комнатным цитрусом, который давал плоды величиной с большой арбуз. При этом размеры самого дерева не превышали полуметра; плоды обычно лежали на земле. Позавтракав, она посмотрела диск Мохо-Мари. Она все еще не решилась. Когда диск закончился, она покормила домашных зверушек: двоякодышащих рыбок, двух микрокошек, каждая по пять сантиметров в холке, ласкового двухголового крокодильчика, микрообезьянку Чиру, с системой мэджик-грип на ладошках. Обезьянка могла бегать по любым поверхностям, не падая. Потом она полила движущуюся лиану, которая всегда поворачивала листья к теплу ее ладоней. Тогда она приняла решение. Если она не может справиться сама, то придется связаться с Шандором Бофором, тем самым биоинженером из Венгрии, который изобрел эту пакость, микротанцоров. Возможно, он не откажется с ней поговорить, особенно, если она гарантирует секретность переговоров. Но для этого потребуется войти в главную сеть. Современный мир пользовался несколькими информационными сетями. Во-первых, имелись небольшие локальные сети и интернет, оставшиеся еще с прошлого столетия. Эти сети, в принципе, почти не изменились, только стали удобнее и шире. К ним можно было подключиться в любой момент через вриск, компьютер или, если достаточно звукового общения, просто подняв телефонную трубку. Во-вторых, была большая сеть, имеющая громадные, трудно вообразимые информационные или вычислительные ресурсы. Эти ресурсы позволяли делать почти все. Например, вы могли задать большой сети вопрос: «Любила ли Жанна Д'Арк сдобные булочки? – и сеть мгновенно выдавала вам увлекательный и совершенно достоверный рассказ на эту тему, показывала фильм, писала статью, предоставляла доказательства или даже распечатывала роман, в котором любовь великой девы к булочкам была главной пружиной сюжета. Роман писался за доли секунды. В принципе, сеть могла написать и оперу – ей было все равно. Большая сеть могла и многое другое. Ее ресурсы, на самом деле, в сотни раз превосходили потребности нормального человека. Но, кроме этого, была еще и главная сеть. Главная сеть располагалась глубоко под землей; все городские терминалы находились значительно глубже станций метрополитена. Главная сеть не требовала обслуживания, человеческого обслуживания – она обслуживала сама себя. Никто не знал, чем она занималась и для чего строилась, расширяясь с каждым годом. Главная сеть имела собственные пути и цели, уже давно недоступные человеческому уму. Иногда в вашей комнате звонил телефон и, подняв трубку, вы слышали голос главной сети. Она вас просила сделать то-то и то-то. Если вы делали это, на вас счет поступала неплохая сумма, если не делали – ничего не происходило. Ее просьбы были нелогичны и, зачастую, просто смешны. Всегда легко выполнимы. Анна спустилась на эскалаторе на нижнюю платформу. В принципе, это место мало чем отличалось от обычной станции метро – разве что платформа была совсем узкой, метра четыре, и будто обрезанной с одного конца. Серый, будто цементный свет, льющийся с потолка, действовал на нервы. Было в этом свете нечто нечеловеческое, даже не-потусторонее, противоположное всякой природе света. Посадочная площадка для тех, кому нужен терминал. Все здесь уже контролировалось главной сетью. Главная сеть не задавала вопросов; она все знала заранее. Кроме Анны на платформе стояли человек шесть. Вскоре подошел поезд из двух коротеньких вагонов на магнитной или еще какой-нибудь подушке. Вагоны плавно подкатили и открыли широкие двери – и внутри них был все тот же цементный свет. Двухминутное путешествие – и Анна оказалась в сводчатом зале третьего терминала. Пустой столик с экраном уже ждал ее. Несколько десятков человеческих тел, подключенных к сети, лежали, погруженные в мягкие кресла. Как только она села, включился экран. Сеть сама вызвала Шандора Бофора, хотя Анна и словом не обмолвилась о цели своего визита. Инженер оказался довольно молод, выглядел прохвостом и носил козлиную бородку. Кажется, он сидел в кафе и глядел на дождь. – Я хочу поговорить о микротанцорах, – сказала Анна. – О чем же еще? Надеюсь, дело важное. – Иначе бы сеть не стала вас вызывать. – Логично, – согласился Шандор. Несмотря на то, что в кафе было еще человек десять, сеть все равно гарантировала секретность переговоров. Шандор мог говорить и слушать все, что угодно, его никто не слышал. – Я заражена, – сказала она. – Гриппом? Или поинтереснее? – Микротанцорами. Я знаю, что это не ягода. – Вы хотите жить? Глупый вопрос. – Конечно. – Не надо мне дерзить, – Шандор повернулся лицом к экрану и Анна увидела, какие у него темные, наглые, сумасшедшие глаза. – Прошу прощения. – Миллион двести тысяч. – сказал Шандор, – хотя я обычно прошу миллион. Ты меня рассердила, детка. – Если у меня нет таких денег? – Тогда я разрешаю тебе умереть. Вдруг по экрану пошли полосы. Это продолжалось всего лишь долю секунды, но было так больно, будто ее ударили по глазам. Шандор тоже прижал веки кончиками пальцев. Что это было? – Хе-хе, – сказал Шандор, – сбой в главной сети. Смешно, но так не бывает. Конечно, он говорил на своем языке, но сеть успевала переводить и изменять мимику изображения. – Сколько мне осталось? – Ответ на этот вопрос стоит сто двадцать тысяч. Цена устраивает? – Нет. – Тогда до следующей встречи. Экран выключился. Анна встала. Слева и справа от нее мягко подергивались тела, подключенные к главной сети. Эти люди могли не отключаться годами. Сеть умудрялась даже кормить их и удовлетворять естественные нужды. Эти тела давно стали придатками сети, которая использовала их мозг, давая взамен электронное наслаждение, не похожее ни на какое другое из наслаждений мира. Каждый подключенный был волен уйти, но никто не хотел уходить. Главная сеть, на самом деле, была одним громадным киборгом, объединившим миллионы человеческих сознаний, сливших их в одно нечеловеческое несознание. Киборгом, против которого бессильна вся полиция планеты. Она вернулась домой. После общения с главной сетью всегда немного побаливает голова. Известное дело: сеть ничего не делает даром, каждый раз она пользуется нашим сознанием, каждый раз что-то берет и что-то добавляет в него. Что именно – известно только ей самой. Анна взяла спичечный коробок, достала спичку и тут же с ужасом отбосила ее. Спичка извивалась, как пиявка. Она продолжала извиваться и на полу. Анна присела на корточки, присматриваясь к этой штуке. С виду совсем обыкновенная. Она высыпала все спички из коробка и смотрела, как они ползают по полу. Ничего, ничего. Скорее всего, это одна из обычных иллюзий, наведенных общением с сетью. Но все же страшновато. Она на всякий случай отошла подальше от деревянных червячков. Зазвонил телефон. – С вами говорит дежурный голос главной сети. Просим прощения за временные неудобства. – Это?.. – Да, это сейчас пройдет. Вам нужно нарисовать на бумаге квадрат и сосредоточить взгляд на его центре. – Большой квадрат? – Это все равно. Она нарисовала. Ручка отвратительно трепыхалась в ее пальцах. Анна бросила ручку на диван и та уползла под подушку. – Я смотрю, – сказала она. Нарисованный квадрат двигался, поворачивался, смещался, его стороны то раздувались, то втягивались, то начинали рябить. – Медленно считайте до шести. – Раз, два, три… На счете «шесть» квадрат замер. – Спасибо за сотрудничество, – проговорил дежурный голос. – Это все? – Нет. Обернитесь назад. Анна обернулась и увидела уменьшенную копию себя самой. Маленькая Анна доставала себе самой до колена. Сходство было разительным. – Это кукла? – спросила она. – Это вы. Теперь осторожно коснитесь ее плеча. Постарайтесь не причинить ей боли. – Хорошо. Анна протянула руку и увидела, как маленькое существо тоже протягивает руку, тем же движением, так же осторожно и неуверенно тянется, будто видит что-то перед собой. В тот момент, как ее пальцы коснулись ткани маленького платья, она ощутила огромную руку на своем плече. Она заорала и подскочила, как ужаленная. Еще какую-то долю секунды она видела громадные пальцы, тянувшиеся к ней сверху, потом наваждение исчезло. Все стало нормальным. Прошла даже головная боль. Она снова взяла трубку. – Это все, – сказал дежурный голос. – На ваш счет переведены шестьсот пятнадцать долларов. Просьба никому не рассказывать о том, что вы видели. Взрыв прогремел одновременно на четырнадцати улицах города. Точнее, под ними. Об этом вриск сообщил сразу же, еще до того, как Реник перестал прикрывать голову руками. Комиссар поднялся и огляделся. Все вокруг было засыпано грязью и мусором. В том месте, где еще недавно блестело и струилось перегретое солнцем полотно дороги, теперь зиял овраг, из которого вырывались языки пламени среди клубов черного, как смоль дыма. Несколько высоких деревьев упали и теперь лежали, перекрывая провал. Полоса раскаленного воздуха дрожала, и величественная панорама города позади нее казалась нереальной, будто нарисованной. – Разрушено два дома, полтора километра дорог, один мост. Три моба раздавлено, – сообщил вриск. – Что это было? – Авария в главной сети. – Это невозможно. – Об этом сообщила главная сеть. – Жертвы? – Несколько сот раненых. Две тысячи деревьев. Часть зоопарка. Уничтожено несколько клеток с копытными. Химического заражения нет. Самая крупная авария в городе за последние двадцать два года. Сеть сообщает, что повреждения будут восстановлены за два дня. Всем пострадавшим выплатят компенсацию. Огонь, вырывающийся из провала, разгорался сильнее; он начинал реветь, всасывая воздух. Поднимался ветер. Город почти исчез за стеной пламени. Город, столько лет казавшийся символом надежности, прочности, безопасности всех и каждого. Вот вспыхнула верхушка высокого тапиастра; огонь не поднимался, а тянулся в сторону, похожий на знамя – знамя новой наступающей эпохи, эпохи огня, боли и разрушения. К вечеру пожары прекратились. Дороги временно восстановили, залив провалы быстро кристаллизующейся смолой. Но город, обычно оживленный вечерами, теперь как будто вымер. Люди прятались за плотными занавесками. Люди старались не выходить на улицы. Редкие прохожие время от времени поспешно перебегали дорогу под оглушающим сиянием больших фонарей и снова исчезали во тьме. Люди боялись, хотя и сами не знали чего. Люди слишком привыкли жить спокойно. Они разучились смотреть в лицо опасности. После полуночи один за другим начали отключаться вриски. В два тридцать прекратилось телевизионное и радиовещание. В два сорок пять перестали работать телефоны. В три пятнадцать отключились все электросистемы, кроме нескольких автономных станций и город погрузился в пучину ночи. В эту ночь мало кто спал. В кристально читом воздухе над городом звезды пылали страшно, как пожар. Небо было таким ясным, что четко просматривалась тонкая пунктирная полоска – цепочка спутников первого кольца. А вокруг города притаился лес, черный, страшный и невидимый, лес, полный чудовищ, лес, ждущий своего часа, чтобы прорвать ослабевшую защиту и хлынуть всесметащей волной на живые беззащитные улицы – и тогда город превратися в мертвый город, в каменный скелет города, подобный рассыпавшемуся скелету колоссальной древней рептилии, и вместо людей войдут в двери быстрорастущие лианы, гекконы станут жить в холодильниках, а молодые стебли акаций будут порастать из пустых глазниц. |
|
|