"Яркан звездного паука" - читать интересную книгу автора (Синякин Сергей)

2

Андрей Брызгин действительно улетел на том флиппере, что заметил сидящий в саду старик. На Земле оставалось пробыть всего трое суток, поэтому хотелось успеть многое. Армстронг угадал, Брызгин действительно не понимал, зачем его отправили к этой живой космической легенде.

Нет, он уважал старика, тот сделал за свою жизнь столько, что таким, как сам Брызгин, потребовалось бы вдвое больше времени. Да и то вопрос - старик был на редкость талантлив и упорен в достижении целей.

Одно исследование Аморфного пятна на Уране чего стоило!

И все-таки Брызгин полагал, что время легендарных личностей прошлого ушло. Пусть они доживают свой век спокойно, выходят на яхте в море и ловят макрель. Они это заслужили. В крайнем случае, если шеф Брызгина хотел знать мнение этой старой перечницы, он мог бы переслать материалы по Интеркому. Но он предпочел погнать к старику Брызгина. Хотел, чтобы Брызгин увидел живьем того, чьи монографии и научные работы стали классическими и вошли в учебники астрофизики? Ну, Брызгин его увидел, прочувствовал, зауважал. Что дальше-то? Над проблемой обнаружения агрессора работают институты, там сидят люди, не глупее этого ветерана, а результатов пока нет. Наивно надеяться, что догадки старика заменят работу двух институтов.

Брызгин был молод и оттого самоуверен.

Он родился уже когда не стало промышленности и сельского хозяйства. Даже поверить трудно, когда-то люди выращивали себе питание и занимали огромные площади технологическими и промышленными комплексами. Брызгин был молод, и ему казалось, что всемогущие нанотехнологии были всегда. Нет, некоторые архаичные профессии на Земле все-таки остались, находились люди, которые с удовольствием тратили свое время на скрещивание плодовых деревьев, терпеливо пересаживали черенки, меняли состав почвы и температурные режимы, чтобы получить необыкновенные фрукты. Были и такие, кто занимался исследованием животного мира, и это, наверное, было по-своему увлекательным, но Брызгина не привлекало, как не привлекли его профессии историка и археолога, палеонтолога, океанолога, и тысячи иных, оставлявших человека на Земле. Он был максималистом, поэтому утверждение, что будущее человечества находится среди звезд, нашло в нем самый живой отклик. С юности жизнь Андрея напоминала стрелу - начавшись рождением, она упиралась в звезды и только в звезды.

На Земле ему было скучно.

Хотелось романтики, но что романтичного могло быть в академичных исследованиях? Земля стала слишком обжитой, а потому невозможной для романтики. На ней даже невозможно было потерпеть кораблекрушение - спутники наблюдения по импульсу личного браслета тут же давали знать спасательной службе где находится потерпевший аварию человек. Тот же импульс призывал к потерпевшему аварию человеку нанороботов, которые обеспечивали всем необходимым. Микрокибернетические системы, находящиеся в крови, излечивали человека от болезней, в считанные часы залечивали переломы костей и повреждения мягких тканей, понижали начинающийся жар - даже заболеть было невозможно.

Развитие получали технические и социальные профессии, в иных просто не было нужды. Одной из самых уважаемых профессий стала профессия Учителя. Впрочем, трудно было назвать профессией то, что составляло саму сущность человека. Учить детей было труднее всего на свете, поэтому способность обучать других была редкостным даром, который пытались распознать как можно раньше, чтобы затем всемерно этот дар развивать.

Не менее важной были профессии психолога и социолога. Земля насчитывала девять миллиардов жителей, еще семь миллиардов жили за пределами родной планеты, взаимоотношения людей усложнились, особенно это касалось взаимоотношений коренных жителей Земли и пространственников, проживающих вне планеты. Отношения эти были непростыми и отнюдь не безоблачными. Пространственники к коренным жителям Земли относились с некоторой снисходительностью, как к обитателям некоего безмятежного Рая, не знающих трудностей в жизни.

Другое дело открытый космос!

Здесь невозможна была всемогущая спасательная служба, оказавшись в экстремальной ситуации, человек мог надеяться только на себя. Разумеется, микрокибернетические системы делали все возможное, но космос оставался космосом - со всеми его неожиданностями и опасностями.

Что могло спасти обитателей Авроры от неожиданно появившегося Роя? Только попытка стать частью этого Роя. Но сама возможность генетического изменения человека, его приспособление к новой среде обитания встречалась Советом ООН в штыки. Официально считалось, что такие изменения будут означать конец единого человечества. Можно ли назвать человеком существо, способное жить при давлении в две тысячи атмосфер и температуре в полтысячи градусов? И ведь оно не просто будет жить в этой среде, оно будет информационно с нею связано. Изменение физиологии означает конец старого человека, привязанного к земным условиям. Кроме того, приспособляемость к новой среде обитания будет обуславливать изменение внешнего вида, реакций человека на эту среду, и это тоже обязательно скажется на социологии и психологии измененного существа. Практически, утверждали противники таких изменений, мы будем иметь дело не с представителем человечества, а с новым разумным видом, который сами же и создадим.

Лично Брызгин к подобным утверждениям относился довольно скептически. Нет, он охотно допускал, что изменения генетические вызовут к жизни новый разумный вид. Но почему бы и нет? В конце концов, человечество - это только зародыш, развиваясь, оно обязательно должно и видоизменяться. Приспособление к новой среде обитания сделает человека более могущественным. А если в результате этих изменений потребуется перейти на новые типы взаимоотношений, создать свое искусство, разрушить прежние социальные связи, то это всего лишь естественный ход событий.

Андрей был максималистом и полагал, что будущее за пространственниками, и именно им определять, каким путем они станут развиваться. Нельзя же вечно оборачиваться на Землю? На Земле в Совете ООН сидят ретрограды, которые боятся высунуть свой нос за пределы ноосферы. Они просто не понимают, что будущее рождается среди звезд, а не на Земле!

Брызгин был молод и самоуверен, а потому и работу свою, посвященную некоторым аспектам развития пространственников, он сделал излишне задиристой. Хотелось немного позлить академиков, и Брызгин пошел на это. Только уже позже, когда работа была запущена в Интерком и получила некоторый резонанс, Андрей вдруг понял, что в глазах многих и многих он оказался самоуверенным щенком, задирающим старых и мудрых псов. Но ничего сделать было уже нельзя, работа оторвалась от него и теперь была связана с Брызгиным только его авторством.

Поэтому он смиренно выслушал резкую отповедь ветерана Института метапроблем Цеховича, который на нелестные эпитеты сопляку, каковым он считал Брызгина, не скупился. Цехович даже опешил от неожиданного поведения своего бывшего ученика, поэтому довольно быстро сменил гнев на милость, стал более мягок в выражениях, а расстались они уже довольно дружески, даже поужинали в маленьком кафе на окраине Юрмалы, прямо на берегу Балтийского моря. Кухня в кафе была великолепной, ассамбляторы были запрограммированы большим специалистом, который в пище знал толк, к тому же кафе здесь варили по старинному рецепту - из кофейных зерен, в маленьких турочках. Аромат наполнял маленькое кафе, вкус у напитка был изумителен, и Андрей, скрепя сердце, признал, что стремление некоторых к естественным продуктам не лишено некоторого смысла. В этом убеждали и огромные красные яблоки, глянцево блестевшие на блюде - на вкус они были просто восхитительны.

– Вы слишком нетерпеливы, Андрюша, - сказал Цехович. - Это ведь вопрос не двух и не трех лет, решение его затянется на десятилетие. Это слишком важно для всей Земли и ее колоний. Колонии и так имеют достаточную самостоятельность от метрополии, зачем же стремиться к полному отчуждению и разрыву?

– Вы меня не поняли, Витольд, - возразил Брызгин. - Я говорил не о самостоятельности, я говорил о новом мышлении, которое рождается сейчас у иных звезд. Представьте себе, что существует океан, но реки не вытекают из него, они в него впадают. И самим фактом своего существования делают океан богаче. Я понимаю, Совет напуган тем, что произошло на Карате. Но ведь это было неизбежным! Когда появляется возможность попробовать жить по-новому, очень трудно избежать соблазна. И ведь надо признать, каратиане не порвали с человечеством. Да, они стали иными, у них своя культура, появилось свое искусство, порой нам стало труднее понимать друг друга, но точки соприкосновения остались, Витольд!

Цехович покачал головой. Он был высок и худощав, на длинном лице его с крупным носом и острыми скулами, выделялись внимательные черные глаза, которые не добавляли ему красоты, но вместе с резкими чертами и полными чувственными губами придавали лицу особую выразительность.

– Андрей, - сказал он. - Мы уже встретили в галактике шесть разумных видов. Три из них - негуманоиды. Нам предстоит искать точки соприкосновения с ними, а вы предлагаете дробить человечество. Вместо того чтобы понять чужих, мы будем разбираться между собой. Не слишком логичное решение, верно? Кстати, что происходит в галактике? В Интеркоме нет четкого изложения случившегося. Вы тоже полагаете, что появился неведомый, но весьма могущественный враг?

Брызгин кивнул.

– Очень могущественный, - сказал он. - Он невидим и вездесущ. И он делает то, что хочет. Он не договаривается, он просто взрывает светила и уничтожает цивилизации. В его действиях нет логики, поэтому очень трудно понять, кто окажется следующей жертвой.

Цехович помолчал.

– Вот видите, - наконец сказал он. - Человечеству грозит опасность, тут уж не до дробления, надо выступать единым фронтом, а вы предлагаете совсем иное. Разве вы не чувствуете шаткости своей позиции?

Брызгин невесело хмыкнул.

– Может, еще по чашечке кофе? - предложил он. Сделав маленький глоток, возразил. - И опять вы меня не поняли, Витольд. Приспособляемость - это еще одна гарантия выживаемости человечества, если не как вида, то хотя бы как разумного начала. Если случится страшное, то пусть хоть что-то, хоть кто-то останется, чтобы рассказать жителям галактики о нас.

Цехович опустил свои живые выразительные глаза.

На вид ему было около сорока лет, но Брызгин хорошо знал - собеседник вдвое старше.

– Не так все мрачно, - сказал бывший учитель Андрея. - Выход всегда можно найти. Это как в истории о двух лягушках, которые оказались в банке со сметаной. Одна пришла в отчаяние от безысходности своего положения и немедленно утонула. Вторая барахталась до тех пор, пока не сбила сметану в масло и не выкарабкалась из банки. Я не знаю положения дел в галактике, но я знаю, что необходимо барахтаться, чтобы не утонуть.

– Вот именно, - без улыбки сказал Брызгин. - Но ведь я как раз и предлагаю возможный выход из ситуации. Это Совет ООН хочет уподобиться лягушке, которая заранее отказывается от борьбы.

Потом они долго бродили по песчаному берегу. Слева было море, а справа высились прямые балтийские сосны с редкой кроной наверху. А потом они шли обратно, и теперь уже море было справа, а слева темным частоколом высились сосны, среди которых уже бродили мягкие сумраки. Они вспоминали прошлое, знакомых, но уже не касались темы, затронутой в уютном кафе.

Может быть, потому, что над ними в потемневшем небе уже загорелись первые звезды, и самой яркой из них была сверхновая Девланда, взорвавшаяся сорок лет назад, но только полгода как вспыхнувшая на земном небосклоне. Планеты легко отличить от звезд. Звезды мерцают, словно подмигивая нам, а планеты светят ровно и однотонно, в их свете нет загадки, а быть может, это Брызгину только казалось, ведь он точно знал, что планеты исследованы куда лучше звезд.

Потом Цехович попрощался с Андреем и Брызгин остался на берегу один. Некоторое время он сидел на прохладном гладком валуне, разглядывая звезды.

И Андрей невольно вспомнил об Армстронге.

Где-то по другую сторону океана, забросив свои сапфиры и яблони, сидел за компьютером старый человек, пытаясь догадаться, где скрывается враг и как его обнаружить. А быть может, Армстронг был сейчас в своем великолепном саду и смотрел, как и Брызгин, на звезды. Ведь он был очень старым человеком и вполне вероятно, что когда-то перенес вживление чипов в свой мозг, делающее этот мозг прекрасной вычислительной машиной. Это потом для активизации мыслительных процессов стали использоваться достижения генетики. В молодости Армстронга активизировать мозг можно было лишь хирургическим путем.

И Брызгин снова ощутил жалость к старику, который старался, но уже ничем не мог помочь новому миру в силу того, что безнадежно отстал от него.