"Вулканолог Званцев и его техноморфы" - читать интересную книгу автора (Синякин Сергей)ЗАРАЗАМитрошка сидел на траве и смотрел в пространство перед собой. – Митрошка, что с тобой? - спросил Званцев. – Живут же люди, - сказал Митрошка. - Невероятно интересной жизнью живут. А мы… Камни, температура лавы… Интенсивность выбросов… Тьфу! – Какая муха тебя укусила? - удивился человек. Митрошка медленно помигал глазами, меняя напряжение в подсветке, будто хотел видеть сквозь Званцева. – Ты бы слышал, что он несет, - сказал Дом. - Я его иной раз даже понять не могу. Вроде бы все слова русские, но непонятны, словно Митрошка на каком-то неведомом языке изъясняется. Званцев, может, он взялся санскрит изучать? – Митрошка, ты с нами разговаривать не хочешь? - поинтересовался Званцев. – А о чем с вами базар вести, фофаны бестолковые? - помедлив, ответил робот. - Чего пустую бодягу гнать? – Не понял, - сказал Званцев. - Ты на каком языке изъясняешься? – На родном, - ответил Митрошка. - На том самом, на котором нормальные пацаны, настоящие бродяги базар ведут. – Ни черта понять не могу, - сказал Дом. – Может, сбой программы? - предположил Званцев. - Глюки? – Не похоже, - усомнился Дом. - Я его вчера заставил ко мне подключиться, протестировал все - мозги работают, как часы и даже лучше. – Не забивай человеку баки, Дом, - влез в разговор Митрошка. - У него и без твоих объяснений бестолковка болит! Бьешь понт, точно ты и в самом деле лепила. Званцев, играй ушами в мою сторону, мы с тобой непонятки сами без тупья разберем. – Надо на завод сообщить, - сказал Дом. - Пусть его специалисты посмотрят. Я ведь и в самом деле не профессионал, мог чего-то и не заметить. Митрошка встал. – Пора лыжи делать, - не глядя на Дом и Званцева, заявил он. - Зекать вас, гундосых, не могу. Ни хрена вы в нормальном базаре не петрите. Званцев ему не препятствовал. – Дом, - тихо сказал он. - Пусти за ним Наличность. Надо же посмотреть, от кого он такого нахватался. Наличностью звали малоразмерного кибера, которого пускали для закупки разных мелочей или продуктов, а также в случаях, если кому-то надо было лично передать послание, невозможное в электронном виде. – За товарищами следить… - начал Дом. – Дом! - повысил голос человек. – Да уже, уже, - с досадой отозвался Дом. - Хотя нам с тобой, Званцев, это чести не делает. Митрошка неторопливо прошелся по парку. Летящую в стороне Наличность он не замечал, двигался по аллее, явно уже обозначив для себя конечную цель маршрута. – Давно с ним это? - спросил Званцев. – Третий день, - прикинул Дом. - Вроде бы все нормально, железобетонные плиты ему на голову не падали, под излучение не попадал, сидел дома, материалы последней экспедиции обрабатывал. Были у него соображения о типах базальтов в рифтовых трещинах. Ни с того ни с сего… Может, внешняя инфекция? Подключился где не надо, поймал червяка, а? Может такое быть, Званцев? С ним раньше такое случалось? – Ты же знаешь, что нет, - сказал человек. - Включи связь с Наличностью, посмотрим, что там Митрошка поделывает. Митрошка подошел к скамейке в сквере. На ней сидел старый и довольно странный человек с изрезанным морщинами лицом и пустыми, выцветшими глазами. Чем-то это лицо было знакомо Званцеву. – Привет, кореш! - поздоровался Митрошка. – Здоров будь, бродяга, - ответил мужчина. - Кандехаешь куда или корефана ищешь? – Еще побазарить захотел, - сказал Митрошка. - Складно песни поешь. Кем по жизни был? – Клюквенником, - признался мужчина. - Слыхал про таких? – Сурьезная профессия, - сказал Митрошка. – А ты калякаешь по-рыбьи, - одобрительно кивнул мужчина. - Захарчованный чумак. Давно таких не встречал. Чалился? – Бог миловал, - солидно отозвался Митрошка. Мужчина поднялся и неторопливо пошел по аллее, постукивая перед собой тросточкой. Митрошка пристроился рядом. – Хорошие у тебя кони, - сказал мужчина Митрошке. - Ступаешь, а не слышно. Корье пьешь? – Чистенькая слаще, - отозвался тот. – Ты слышишь, Званцев? - вздохнул Дом. - Вроде все слова знакомые, а вместе не складываются. На каком же языке они говорят? Званцев задумался. Чем-то знакомы ему были эти слова, когда-то, он был уверен в этом, Званцев даже слышал их, но при каких обстоятельствах и от кого, вспомнить не мог. – И ведь человек этот не иностранец, - заключил Дом. - Он здесь часто отдыхает. Пенсионер и инвалид. – Инвалид? - не понял Званцев. – Ну, ты же тросточку видел, - объяснил Дом. - Слепой он. – А зовут его Витя Усарь, - уже уверенно сказал Званцев. - Живой еще. Я думал он давно умер. – И ты знаешь, на каком языке он с нашим Митрошкой разговаривает? – Это не язык, - сказал Званцев. - Это воровской жаргон. Я его в детстве слышал. Феней называется. Вором был в молодости Витя, а потом полжизни в тюрьме просидел. Выпустили, когда посчитали, что он уже общественной опасности не представляет. А в прежние времена он пацанам такие песни пел, так заливал, все пытался приохотить их к воровскому миру! Сам его слушал. – Жулик? - переспросил Дом. - Ну, тогда наш Митрошка от него нахватается! На аллее между тем Витя Усарь предавался воспоминаниям. -…Шесть деревяшек древних мы тогда взяли. Наш король двинул кони в столицу, скинул эти доски немчуре, так веришь, Митроха, мы на эти бабки два года гудели, батончикам сиськи тискали. – Дурной пример заразителен, - сказал Званцев. - Надо его от этого старичка отвадить, собьет он нашего Митроху с честной научной дорожки. Он же слепой, не понимает, что с роботом разговаривает. – Ну, воровать Митрошка не начнет, - рассудительно отозвался Дом. – Зато изъясняться начнет так, что мы его понимать перестанем, - возразил Званцев. – Я словари найду, - пообещал Дом. - Есть ведь словари, чтобы перевести с жульнического языка на обыкновенный? – Может, и есть, - сказал Званцев. - Но меры надо принимать радикальные. Уж больно прилипчива эта зараза, пристанет и не отпускает. По детству своему помню. Перевоспитание Митрошки продвигалось туго. По взаимному согласию Званцев и Дом делали вид, что не понимают Митрошку, когда тот начинал изъясняться по фене. И сколько бы это продолжалось, Званцев не знал, но выручила командировка за Урал. Узнав о предстоящей поездке, робот довольно музыкально пропел: – У тебя не было матери, - жестко сказал Дом. - Разве только учесть материнскую плату заводского компьютера… – Детдомовские мы с Витьком, - вздохнул Митрошка. - «Коридоры детдома были школою нам, тюрьмы стали для нас академией». – Очнись, - Дом легонько стеганул робота слабым разрядом. Блатная романтика очаровала Митрошку, воровской язык его завораживал. Однако Званцев и Дом по-прежнему делали вид, что они не понимают, когда робот обращался к ним по фене. – Понимаешь, Званцев, - сказал Дом, - я тут выяснил. Феня - это искаженно. Правильно надо говорить офени. Было такое племя торговцев-коробейников, они и выдумали собственный язык, чтобы люди их секреты не понимали. А от них уже и пошло. Но наш-то, наш-то! Прямо хоть бери его и память стирай! – Это не метод, - заявил Званцев. - Надо, чтобы он сам от дурной привычки отказался. – Гапоны, - сказал Митрошка. - Мусора. Красноперые. Дом и Званцев промолчали, словно эти слова, произнесенные с несомненной ругательской интонацией, относились не к ним. К концу командировки стало очевидно, что робот воровской фразеологией переболел. Он все реже употреблял феню в разговорах, постепенно перестал качать из интернета воровские романы конца двадцатого века, не упоминал о своем знакомстве с блатарем и самостоятельно пришел к выводу, что любой преступник - обуза на шее общества, следовательно, использование воровского жаргона есть не что иное, как вызов этому обществу. – Давно бы так, - сказал Званцев одобрительно. - Выкинь мусор из головы, Митрошка, и помни, что русский язык велик и могуч. – А английский? - жадно спросил Митрошка. – И английский, - согласился Званцев. - Он тоже велик и могуч. – А французский? - продолжал интересоваться робот. – Отстань, - утомленно отмахнулся Званцев. - Любой язык велик и могуч. Кроме жаргона, которым пользуются малые группы людей. Заметь, не народности, а именно общественные группы. – Вроде программистов? - не унимался Митрошка. – Видишь, - вздохнул человек. - Когда захочешь, ты все правильно понимаешь. – Космонавты тоже пользуются жаргоном, - через некоторое время объявил Митрошка. - И врачи. Значит ли это, что они находятся на одной социальной ступени с преступниками? – Митрошка, - сказал Званцев. - Лучше бы ты занялся русским языком. Или английским. – Лучше русским, - сказал робот. - Боюсь, что на английском ты снова перестанешь меня понимать. Неделю или две Митрошка изъяснялся на старославянском языке. Еще через неделю он вовсю использовал молодежный сленг. К концу командировки он пытался объяснить Званцеву, в каких случаях до реформы письменности использовались буквы «ять», «ер» и «i». – Между прочим, получалось очень красиво, - заметил робот. - Реформа обеднила русский язык. – Слушай, Званцев, - озабоченно заметил Дом, - что-то не так идет. Мы кого, филолога растим? – Ничего, перемелется, - махнул рукой человек. - Главное, что феней не пользуется. И идиотские мысли выбросил из своей металлической башки. – Не всегда коту творог, бывает и головой об порог, - согласился Дом. – Дом, ты что? - удивился Званцев. – Дурак дом построил, а умница купил, - признался Дом. Званцев тихо вздохнул. Болезнь и в самом деле оказалась заразной и обещала стать затяжной. Дом неосознанно брал пример с робота Митрошки, он уже самостоятельно добрался до толкового словаря русского языка Владимира Ивановича Даля. |
|
|