"Полукровка (Der Halbblutling)" - читать интересную книгу автора (Синякин Сергей)

Осень 1957 года ВОСТОЧНЫЙ ПРОТЕКТОРАТ

Школа люфтваффе располагалась на живописном берегу Буга, там, где река делала петлю. Окруженные лесами белые административные и жилые здания школы светлели сквозь листву, а чуть левее - Ганс едва не задохнулся от восторга - на зеленом поле, которое прорезала бетонная взлетная полоса, серебрились корпуса стремительных крылатых машин. Одной группой стояли «мессершмитты», фюзеляжи и крылья которых были покрыты пятнистым зелено-коричневым камуфляжем. Чуть в стороне поблескивали два Fi-166. «Высотный охотник» состоял из реактивного истребителя и ракетного грузовика, обеспечивающего взлет истребителя и набор высоты до двенадцати тысяч метров.

Возле учебного здания стояла стальная пятнадцатиметровая конструкция. «Катапульта», - вглядевшись в нее, понял ун-Леббель.

– Приехали, - сказал водитель легковой автомашины. - Зайдешь в штаб, камрад, доложишься. Штаб вон в том двухэтажном домике. Начальник школы - штурмбанфюрер Заукель. Страшный зануда, он любит, чтобы все было по форме - отход, доклад, подход. Так что руку тяни как можно выше и не забудь подбородок задирать.

– Спасибо, камрад, - поблагодарил ун-Леббель, легко подхватывая легкий кожаный чемоданчик с пожитками.

– Не за что, - хмыкнул водитель. - И будь осторожен с мелкими начальничками. Тут каждый себя мнит если не Герингом, то уж Рихтгофеном - точно. И все требуют к себе уважения. Впрочем, ты, я вижу, из восточных СС. У вас там уважение к старшим начальникам закладывается с детства. А уж кому лизнуть и как усердно это сделать, ты определишься на месте.

Ганс хмуро посмотрел на шофера, а тот засмеялся.

На первом этаже, прямо в прохладном холле вдоль стены стояли бюсты знаменитых немецких летчиков-истребителей. Разумеется, ряд начинался с Геринга, Удета и Рихтгофена, но в ряду бюстов Ганс заметил Хартмана и Баркгорна, Ралля и Киттеля, Новотны и Вайсенбрегера. Хотелось подойти поближе и рассмотреть каждого из героев воздуха, но сначала следовало представиться начальству, получить направление в группу и, соответственно, в казарму. Задницу лизать ун-Леббель никому не собирался, не так его воспитывали, но и явную независимость выказывать было совсем ни к чему. Слишком долго он добивался этого направления, слишком хотел стать летчиком.

Оберштурмбанфюрер СС Заукель был у себя. Немного странным казалось то, что летной школой руководил чин СС, но ун-Леббель старался об этом не думать. Не его дело, что решает начальство. Начальству всегда виднее.

Оберштурмбанфюрер Заукель оказался невысоким человечком с редкими зализанными набок седыми волосами и бледным лицом, с покатым, почти исчезающим подбородком, тонкими губами и водянистыми серыми глазами старого и много повидавшего человека.

Выслушав ун-Леббеля, он вышел из-за стола, обошел будущего курсанта, оглядывая его со всех сторон, и, кажется, остался доволен.

– Н-да, - сказал он, скрестив руки на животе. - Выправка чувствуется. Мне уже сообщили. Хорошо, пойдете в первый корпус, найдете гауптмана Липферта, он вас определит. Будем работать, молодой человек. Думается, ваше начальство не ошиблось в вас, и вы успешно пройдете все испытания. А они здесь достаточно суровые, да!

Испытания и в самом деле оказались суровыми.

Здоровьем ун-Леббель обладал отменным, он все прошел успешно - бешеное вращение центрифуги, тишину сурдокамеры, скачущее давление барокамеры, стремительное вознесение на самый верх катапульты - той самой, что он впервые увидел при появлении в школе люфтваффе. Его испытывали на работу в экстремальной ситуации - инструктор давал ему решать алгебраическую задачу или подсчитывать запятые в длинном тексте, но в самый неподходящий момент раздавался пистолетный выстрел за спиной, или включался мощный источник света, или бил разряд электрического тока через смонтированные в кресле контакты.

Ун-Леббель переносил все стоически.

– Ну и нервы у тебя, Ганс! - уважительно сказал доктор Хемке, руководивший программой испытаний. - С такими нервами только в окопе сидеть!

В окопе сидеть! А не хочешь, дорогой доктор, лежать на открытой местности, когда на тебя, лязгая траками и гремя мотором, идет «королевский тигр» или «пантера», а ты должен пропустить ее над собой и в самый последний момент запрыгнуть на прогретую, пахнущую бензином броню, имитируя удачную атаку? А в каске ты не стоял, когда на нее кладут гранату, пусть без рубашки, зато с выдернутой чекой, и ты должен стоя по стойке «смирно» дождаться взрыва, обязательно неподвижно, ведь любое движение чревато контузией или ранением? Это СС, доктор, только там играют в такие игрушки, а неудачников списывают по личному распоряжению рейхсфюрера.

– Годен, - заключил доктор Хемке. - Но не радуйся, Ганс, у тебя еще будет время проклясть день, когда ты принял это решение.

Через две недели после приезда в школу Ганс перешагнул порог учебной кафедры.

Курсанты - в основном почти все его одногодки - с любопытством смотрели на новичка. Ун-Леббель прошел к свободному месту, спросил сидящего рядом белобрысого крепыша с упрямым раздвоенным подбородком:

– Свободно?

– Можешь садиться, - сказал крепыш. - Идти на запасной аэродром не придется. - И представился: - Фридрих.

– Ганс, - сказал ун-Леббель и достал из планшетки тетради и ручку, означавшие, что он начал новую, абсолютно не ведомую ему жрзнь.

Они сидели на зеленом поле аэродрома и смотрели, как в небе в ожидании конуса для проведения стрельб выписывает восьмерки и петли учебно-тренировочный Me-262U.

– Пушки - это вчерашний день, - авторитетно заявил Фридрих ун-Лахузен.

Высокий, стройный, подтянутый, он полулежал на упакованном парашюте, завороженно глядя вверх. Ветер трепал его светлые волосы. В руках у него была книга Вальтера Новотны «Тигр Волховстроя».

– Хартман из этого «вчерашнего дня» сбил триста пятьдесят два самолета, - усмехнулся Греф.

– Так какие тогда были скорости! - вскричал ун-Лахузен. - Сегодня тактика воздушного боя, которую применял Хартман, безнадежно устарела! Что делал Хартман? Он сближался с противником на большой скорости, подходил как можно ближе и, когда самолет противника закрывал переднюю сферу фонаря, выпускал короткую очередь, экономя боезапас. Стрельба с такого расстояния всегда связана с большим риском. Хартман сам полтора десятка раз пролетал через обломки сбитых самолетов и восемь раз спасался на парашюте!

– И два раза попадал в плен, - добавил Греф.

– Не в этом дело! - отмахнулся ун-Лахузен. - Я к тому, что при современных скоростях такие атаки становятся невозможными. На такой скорости атакующий летчик, сближаясь, обязательно столкнется с противником. Скорость - вот первый козырь истребителя в современных условиях, - он разогнул один палец кулака. - И скорострельность его пушек, - он победно разогнул второй палец.

– Нет, ребята, - помолчав, мечтательно сказал Фридрих. - Хартман, конечно, ас, слов нет. Но мне больше нравится Граф. Говорят, о нем в войну писали, мол, сын простого кузнеца, а за три года от унтер-офицера дослужился до майора. А уж как он летал!

– У нас, положим, все впереди, - возразил Греф. - Я лично тоже в унтерах засиживаться не собираюсь. А повоевать еще придется - русских в Сибири добивать, с американцами разобраться. Да и япошки, пусть они пока и союзники, а нос задирать стали, самураями себя возомнили.

– Говорят, наши готовят самолеты совсем уже для запредельных высот, - сказал Фридрих.

– Куда уж выше «зенгеров», - возразил ун-Леббель. - Их и так ни одна зенитка достать не может. И самолеты тоже.

– Вчера сообщали, что в рейхе запущена первая очередь цеппелинов, - сообщил Греф. - Только вместо водорода в них какой-то другой газ, который не горит.

– Нам-то что? - непонимающе спросил Фридрих. - Лично я не собираюсь менять истребитель на пузатый тихоход.

– А закончится все? - простодушно удивился Греф. - Ты сам подумай, нет американцев, нет русских, с японцами разобрались. С кем тогда еще воевать?

– А авиация останется, - упрямо мотнул светлой головой Фридрих. - У кого поднимется рука отправить на слом такую красоту? Как ты считаешь, Ганс?

– Авиация вечна, - согласился ун-Леббель. - Освоим Землю и отправимся дальше.

– Куда? - удивился Греф.

– А туда, - ун-Леббель неопределенно показал в высоту.

– Ты, Ганс, как Оберт, - засмеялся Греф. - На кой черт нам сдалась звездная пустота? Ладно, он ученый и фантаст! Ему положено думать о дальних рубежах. Тебе-то они зачем?

Кто такой Оберт, Ганс знал. Читал в детском доме его фантазию о межпланетном перелете. Оберт предлагал летать на Луну, используя для этих целей ракеты, наподобие тех, что использовались для бомбардировки Англии и Алжира. В то, что это возможно, Ганс особенно не верил. То, что годится для войны, обычно не подходит для мирных исследований. Помнится, тогда же, в детском доме их водили на кинофильм «Женщина на Луне». Там еще играла Герда Марус, которая Гансу нравилась. Приключения на Луне были захватывающими. Сюжет Ганс уже почти забыл, но, кажется, на Луне тогда нашли драгоценные металлы и камни. И еще он смотрел когда-то русский трофейный фильм «Космический рейс», где на Луну летели русские. Ну, в это поверить вообще было невозможно! У них, говорят, и самолеты фанерные были!

Но рассказывать обо всем этом ун-Леббель не стал. Не хотел стать объектом насмешек. И потом, о каких звездах могла идти речь, ведь если прав великий Гербигер - звезды всего лишь осколки льда, а солнце и кружащие вокруг него светила висят в каверне, окруженные со всех сторон каменной толщей материи!

– Кстати, камрады, - Фридрих поднялся и посмотрел на часы. - Вам не кажется, что мы немного засиделись? Обед через тринадцать минут.

Ганс даже обрадовался, что неловкая пауза закончилась таким удобным для него образом.