"Тамо-рус Маклай" - читать интересную книгу автора (Марков Сергей Николаевич)

НОВЫЕ СТРАНСТВИЯ

Корабельный лекарь промыл и перевязал раны Маклая и хотел было уложить его в постель, прописав строгий покой. Но не таков был Маклай, чтобы валяться в постели без дела. Он сидел в каюте с карандашом в руке и правил рукопись «Антропологических заметок о папуасах Берега Маклая в Новой Гвинее». Это был его подарок Бэру. Заметки эти Маклай писал под кровлей хижины на мысе Гарагасси.

«Моим стремлением было, следуя совету К.-Э. Бэра, наблюдать людей по возможности без предвзятого мнения», – писал Маклай.

И в новогвинейской хижине, и в каюте корабля Маклая преследовала одна мысль. Он прожил на Берегу Маклая пятнадцать месяцев, изучил местный народ, но этого мало. Нельзя успокаиваться на достигнутом и радоваться тому, что взобрался на первую ступень высокой лестницы. Надо изучить других папуасов Новой Гвинеи, сравнить их с обитателями Берега Маклая. А когда все папуасы Новой Гвинеи будут изучены, Маклай исследует остальные земли Меланезии и меланезийцев сравнит с новогвинейцами. И тогда легче будет установить связь папуасов с племенем филиппинских негритосов, искать родственников папуасов на Малакке и вновь сравнить их с «чистыми» папуасами Новой Гвинеи. Тогда легче будет открыть тайну происхождения меланезийцев, доказать, когда они составили особенную племенную группу, отделившись от полинезийцев, насколько малайцы сохранили черты, присущие жителям Меланезии.

«Приглядимся к малайцам», – говорил он себе и, пользуясь заходом корабля в порты, сходил на берег и смешивался с пестрой толпой жителей побережий.

Некоторые исследователи гораздо позже Маклая стали утверждать, что на Северных Молуккских островах можно встретить папуасские племена. Так, Рафрай и Уэллес считали папуасским племя альфуру.

Маклай увидел Тидор – столицу одного из молуккских султанств на острове Хальмахера. В границы султанства входили западные побережья Новой Гвинеи, папуасские острова близ них. Малайцы Тидора торговали папуасами, обращали в рабство и другие меланезийские племена. Недаром столицу Тидора окружали цветущие поля, на которых работали невольники, и Маклай видел согбенные спины темнокожих людей, пленников малайских купцов. Только через четыре года после посещения Маклаем Молуккских островов там было уничтожено рабство...

Султан тидорский подарил Маклаю папуасского мальчика Ахмата, любимца матросов «Изумруда» и будущего спутника в скитаньях Маклая.

В порту Тернанте «тамо-рус» видел те же картины рабского труда, толпы китайских, малайских и арабских купцов, лавки, где продавали перья райских птиц, броню черепах и кору тропических деревьев. Все это было добыто руками рабов на островах Австралии, так же как и благоухающие плоды манго, которыми славился Тернанте. Здесь, на перекрестке дорог из Азии в Австралию и Океанию, Маклай искал законы смешения племен.

На половине пути между Австралией и Азией видны высокие вулканы острова Целебес. Маклай ходил по низменным берегам северного мыса острова. Ученый-странник видел целебесцев, очень похожих на папуасов. В глубине острова жили альфуры. О них говорили, что они проводят ночи на деревьях, ходят совершенно голыми, украшают хижины черепами врагов. Маклай, конечно, ринулся бы в леса Целебеса, но «Изумруду» надо было идти дальше – к Филиппинам. Там, в Маниле, «тамо-рус» расспросит, как лучше будет добраться до хижин негритосов.

И вот уже кормовой флаг «Изумруда» отражается в воде глубокой гавани, и на корабль надвигается берег Лусона. Манила красиво раскинулась на берегу бухты, встала на обоих берегах реки Пазиги. Рвы, крепостные стены, форты, выгнутый дугой Испанский мост. Огромный собор XVII века, прядильни, фабрики сигар, снастей. На улицах оборванные тагалы, речь пятидесяти племен малайцев...

Негритосы (их называют также аэтасами) – маленькие ростом, приниженные и забитые люди. Некоторые из них не имеют жилищ, а носят с собой тростниковые щиты, под которыми и укрываются от непогоды. Найти негритосов Маклаю было не так-то легко. Для этого пришлось переправиться на другой берег Манильской бухты, зайти в деревню Лимай, дать отдых ногам, на которых еще не закрылись новогвинейские раны, и на рассвете брести пешком в горы Маривелес.

Хорошо, что попался переводчик, при его помощи можно было объясняться с негритосами. Маклай пришел в табор бродячего племени и прожил в нем несколько дней, закрываясь на ночь щитом из листьев пальмы. У маленьких темнокожих людей нашлось почти папуасское слово «тай» – человек. Маклай был великаном по сравнению с этими людьми, рост которых не превышал 1 метра 44 сантиметров. «Тамо-рус» принялся измерять черепа негритосов, записывать слова, подмечать обычаи людей земли, которую когда-то открыл Магеллан.

На обратном пути в Лимайских горах Маклай нашел несомненно папуасское племя. У негритосов язык, обычаи – все напоминало папуасов.

Счастливый Маклай нес на корабль черепа негритосов, записи измерений, зарисовки. В каюте он достал свои бумаги и вынул драгоценное письмо своего учителя.

«Я советовал бы Вам, – писал Карл Бэр, – заехать на Филиппинские острова и отыскать там остатки первобытного населения, тщательно их исследовать и употребить все возможное старание, чтобы привезти с собою несколько черепов. Мне кажется, что очень важно решить вопрос: действительно ли эти негритосы Филиппинских островов – брахицефалы».

Маклай разрешил этот вопрос: «Да, Бэр не ошибается – у негритосов брахицефальный тип черепа. Но они папуасы. Размеры черепа дают важный, но не решающий признак для различия рас», – записал он. Короткоголовые негритосы были во всем похожи на длинноголовых папуасов.

Карл Бэр в это время в Петербурге заканчивал одну из своих последних работ – «О заслугах Петра Великого по части распространения географических познаний». Маклая тянуло на родину, но он думал о новых странствиях. Надо все же отдохнуть, прийти в себя, разобрать материалы и записки. Где удобнее это сделать – на Яве, в Австралии, в Сингапуре? Нужно жить поближе к великим морским дорогам.

В Гонконге Маклай сходит с борта корабля, пересаживается на торговое судно. Вот он уже любуется Сингапуром, а через несколько дней «тамо-руса» встречает Батавия. В городе лихорадок можно разыскать трактир, где когда-то, покрываясь предсмертным потом, лежал в бреду дряхлый, но все еще железный сердцем главный правитель Аляски Александр Баранов. Могила его в океанских пучинах – недалеко отсюда, у острова Принцев.

Но лихорадка как будто не трогает здешних купцов. В порту нагружаются корабли. В трюмы бережно опускают корзины с лучшими в мире яванскими ласточкиными гнездами – пищей прихотливых мандаринов. Китайцы привозят сюда на джонках чай, лакированные изделия, писчую бумагу. Вездесущие китайские купцы скупают здесь пряности. И снова картины беспросветного рабства. Честные, тихие и прямодушные яванцы в плену подневольного труда, не дешево дается им разведение гвоздики и муската. Надо оглядеть все – цитадель, главный квартал, зайти в музей, научное общество, редакцию «Естественноисторического журнала». Батавия почти пуста. Чиновники живут за городом, ездят в Батавию только по делам – лихорадка властвует здесь, как жестокий хозяин. Но чего бояться Маклаю? Он ютится в номере кирпичной гостиницы, разбирает свои бумаги и коллекции.

В Батавии Маклая ждала слава. О его приезде с далекого берега уже стало известно. О нем узнали колониальные газеты: яванский «Локомотив», «Мельбурнский вестник», «Сурабайская торговая газета», «Сингапурская газета», – иначе откуда бы узнал о его приезде господин генерал-губернатор Нидерландской Индии Джеймс Лаудон? Он зовет Маклая в прекрасный город Бейтензорг (Богор), поселиться у него, отдохнуть, поработать над дневниками.

Бейтензорг – жемчужина Явы. На высоком холме во дворце Лаудона Маклай прожил семь месяцев.

О, город без забот (так можно перевести название Бейтензорга)! После пыльной и душной Батавии с ее тлетворными болотными ветрами Бейтензорг кажется Маклаю земным раем. Он сидит на скамье под густым анчаром. Это «смертоносное» дерево дает густую тень. Отсюда хорошо виден вулкан Салак с его пятью зубцами и темным ущельем на склоне. Прохладное утро, чистое небо, солнце, пригревающее листья индийских смоковниц... Бейтензорг живет утрами. После полудня начинается жара, а к двум-трем часам дня в Бейтензорг приходят гулкие ливни. Дождь, крепкий и чистый, льет здесь ежедневно. К закату солнца земля высыхает, и освеженные влагой деревья благоухают как бы вдвойне. Белый дворец губернатора стоит посреди ботанического сада, отражаясь в водах светлого пруда. В пруду живет цветущая виктория-регия, аллеи пальм протягиваются по саду. Калонг, летучая собака, переносясь с одного дерева па другое в поисках съедобных лепестков, опыляет огромные багровые и синие цветы. Здесь живет орхидея с четырьмя тысячами цветков на каждом кусте, в бейтензоргском саду изгибаются причудливые ротанги – пальмо-лианы с крючками на узких листьях.

Здесь все тянется к солнцу, растет вширь, расстилается по теплой, благодатной земле. Кто может здесь сосчитать все кусты и корни редчайших растений тропиков? Маклай видит, как в зарослях орхидей с большими ножницами в смуглых руках расхаживает молодой малаец Па-Идан, ученый знаток жизни здешних растений. К нему обычно обращаются за справками все путешественники. А вот мимо индийских смоковниц проходит сам основатель сада – молчаливый голландец Тейсманн. В саду тишина, за оградой его шумит веселый утренний город. Против главного входа в сад раскинулся китайский поселок, арабский квартал лежит за речкой Тидани. Где-то слышится скрип повозок – невдалеке проходит Главная Явская дорога, берущая начало в Батавии. Вдоль садовой ограды тянется главная улица города – Диалан-Безаар. На набережной Тидани качаются под слабым ветром пальмы и шелестят деревья какао. Тидани мчится с вершины Салака, у подножья вулкана расстилаются кофейные плантации, а дальше синеют леса, где носороги продираются сквозь заросли пальмо-лиан, ломающих свои крючки о толстую кожу этих красноглазых чудовищ.

Яванцы называли Маклая «оран-бланда» – белым человеком...

Благоуханный ветер долин шевелил листы бумаги, строчки, написанные жирным карандашом, отливали на солнце. «Тамо-рус» думал о бухте Астралейб, о почтенном Туе, об Архипелаге Довольных Людей.

Прекрасные европеянки Бейтензорга всячески старались понравиться «владыке папуасов», но Маклай сторонился общества голландских красавиц. Он был скромен и даже застенчив в светском обществе, когда дело касалось его личности, но требования великого дела, которому он посвятил себя, не мешали ему быть настойчивым, и тогда он смело стучался в любые двери...

Маклай понял, что ему теперь не откажут в содействии новому походу, и на Яве задумал проникнуть в Голландскую Новую Гвинею.