"Граф и Анна" - читать интересную книгу автора (Могилевцев Сергей)

Явление шестое

Раздаются шаги, и на веранду с улицы вбегает К р а с а в ч и к. Он крайне возбужден, воровато оглядывается, и нервно поправляет рукою усики, похожие на небольшие кошачьи усы.

К р а с а в ч и к (нервно оглядывая веранду). Все общество в сборе, и, как обычно, ты, Афродита, вне всяческой конкуренции. Не поклянись я однажды своей бессмертной душой, что непременно, чего бы это ни стоило, женюсь на Анне, то давно бы женился на тебе, Афродита! (Подходит к хозяйке и галантно целует у нее руку, после чего опускается на незанятый стул.) Такие роскошные женщины, как ты, попадаются один раз на тысячу, а может быть, даже на миллион. Самое главное для женщины – быть покладистой и не очень-то задирать нос по поводу всяческих там совершенств, вроде смазливого личика, рыжих кудрей и легкой походки, похожей на походку барышень из столицы. Здесь у нас не столица, черт побери, и хорошо бы некоторым об этом не забывать!

А ф р о д и т а (поддакивая с удовольствием). Да уж точно – у нас здесь не столица! тут нужны не модные выкрутасы, а умение твердо стоять на ногах? у нас, ежели ты не твердо стоишь на ногах, вмиг упадешь на землю, да так при этом лоб себе расшибешь, что может быть уже и не встанешь совсем!

К у б ы ш к а (льстиво поддакивая). У нас нравы известно какие! нам палец в рот, пожалуйста, не клади!

А ф р о д и т а (радостно продолжая, с удовольствием посматривая на К р а с а в ч и к а). У нас от женщины требуется немного. Чтобы, во-первых, не драла нос, как модные барышни из столицы; чтобы была солидной и в теле, за которое тебе не стыдно перед товарками, и которое нравится нашим мужчинам; потому что оно не растает на солнце и не исчезнет под первым же дождичком; потому что если уж взялся за такое солидное тело, то взялся наверняка и надежно, как за крепкий корабельный канат, или за бочку с засоленной сельдью. (Благожелательно улыбается г о с т ю.)

Ч е с н о ч о к (возражая). Уж не скажи, Афродита, не обязательно иметь полное тело для того, чтобы ужиться в этих местах; у меня, например, не такое уж и крупное тело, а между тем многие, – и это тебе, Афродита, прекрасно известно, – предпочитают обходить меня стороной.

К у б ы ш к а (хихикая). Еще как предпочитают, Чесночок, еще как предпочитают! некоторые из наших женщин так бы и бросились на тебя из-за угла, так бы и вцепились в твои редкие сивые патлы, так бы и повыцарапали ногтями твои наглые и лживые глазки, так бы и поддали тебе ногой по одному тощему и костлявому месту! (Подпрыгивает от возбуждения на стуле, демонстрирует жестами только что сказанное.)

Ч е с н о ч о к (не обращая на К у б ы ш к у ни малейшего внимания). И потом, твоя прекрасная Анна совсем не полная, скорее наоборот.

К р а с а в ч и к (досадливо морщится). Прошу вас, не говорите мне сегодня про Анну! Анна живет в мире иллюзий; она не понимает реальностей жизни в этом Богом заброшенном городе, в котором не место вредным мечтам; в котором женщины должны лишь рожать и выполнять работу по дому, быстро стареть и вечерами сидеть на веранде, развлекаясь местными сплетнями, и, если есть такая возможность, обществом молодого мужчины, вроде меня. Анна никак не расстанется с детскими воспоминаниями, с этими проклятыми полянами, покрытыми весенними первоцветами, среди которых дала она обещание одному идиоту (кивок в сторону Г р а ф а) стать в будущем его законной женой. (Кричит, грозит пальцем в сторону улицы.) Но идиоты, моя любезная и смешная мечтательница, никогда не становятся взрослыми большими людьми, они вечно пребывают в мире детских снов и мечтаний; их удел – старая, изъеденная древоточцем веранда, на которой стоит такое же старое кресло; да грубые насмешки окружающих их взрослых и солидных людей; да шпильки, да булавки, да острые отравленные коготки, которые запускают в них местные кумушки; потому что кому же и запускать шпильки под кожу, как не бессловесным мечтателям-идиотам, всегда покорным и готовым стерпеть любую обиду; ставшими вечной отдушиной для местных злых и несдержанных нравов. (Вскакивает на ноги, кричит в сторону улицы.) Нет, клянусь адом и своей погибшей душой, а также погибшими душами живущих в этом городе ведьм (насмешливый реверанс в сторону кумушек), что, не будь я Красавчиком и без пяти минут владельцем местной пивной, в которой Анна вот уже несколько лет протирает столы и подносит залетным матросам пенное дешевое пиво, если я в конце-концов на ней не женюсь! Да, не женюсь, причем очень скоро, ибо идиоты никогда не станут нормальными, а время в конце-концов сделает свое нужное дело! (Отдувается, садится на стул, отирает ладонью лоб.)

К у б ы ш к а (льстиво). Умаялся, бедненький! Весь день работал в пивной, стаптывал подметки на каблуках, протирал локти за стойкой, драл горло на разную заезжую шваль, пропившую уже все, что можно было пропить и пропивающую уже такие обноски, которые никому и даром не надо. Скажи, Красавчик, как терпишь ты всю эту непотребную публику?

К р а с а в ч и к (криво усмехаясь). Как терплю я всю эту публику? как отпускаю им дешевое пенное пиво, в которое давно уже мог бы подсыпать сладкой крысиной отравы? как не перегрызаю им горло, стоя по двенадцать часов у стойки за краном, который временами напоминает мне крупнокалиберный пулемет, заряженный бесконечно стреляющей лентой? как я вообще не сошел с ума при виде всей этой публики, застрявшей в нашем порту, как в грязном всемирном отстойнике? а так и терплю, подруга-Кубышка, так и держусь до последнего часа, до момента, когда останешься один на один с грудой грязных монет и бумажек, собранных за день непосильных трудов; до момента, когда можно, не торопясь, их пересчитывать, перекладывать из ладони в ладонь, предаваясь тихим и приятным мечтам. Мечтам о таком же вот тихом вечере, на веранде, в кругу, черт возьми, законных жены и детей, а не этих ваших свирепых рож, от которых становится еще более тошно, чем от целого дня работы за стойкой! Провалиться бы вам с вашими рожами в тартарары! что за город, – ни одного человека нормального не найдешь, того и гляди, воткнут тебе нож в брюхо по рукоятку!

Ч е с н о ч о к (ехидно). Но два-то человека в городе тебе точно нож не воткнут. Анна не воткнет, и Граф не воткнет. Выходит, что они и есть самые лучшие люди в нашем чудесном городе!

К р а с а в ч и к (зло). Провалиться бы им на месте, этим двум лучшим людям! как они у меня в горле засели! (А ф р о д и т е.) Неси-ка лучше портвейн и карты, самое время сейчас выпить и сыграть в дурачка.

А ф р о д и т а молча встает, уходит в комнату, и возвращается оттуда с подносом, на котором стоит бутылка в окружении граненых стаканов. Ставит поднос на стол, берет в руки колоду. К р а с а в ч и к разливает вино.

К о м п а н и я пьет, затем начинает играть. Слышатся восклицания: “Семеркой, семеркой ходи!”, “Подкинь ему козырного!”, “Режь черву, бей пикой!”, “Эх, шляпа, а еще в карты садишься играть!”, и пр.

Г р а ф, как обычно, молча смотрит в сторону моря.