Глава четвертая РАССКАЗ О РЮКЗАКАХ

В середине июля наконец раздался долгожданный звонок Николая Викторовича:

– Доктор, не раздумали ехать?

– Нет, нет, что вы! Я весь месяц мечтаю о нашем будущем походе.

– То-то же, – засмеялся Николай Викторович.

– Как отдыхали? – спросил я.

– А мы не только отдыхали. Деньги в колхозе на весь поход заработали, – похвалился он и повесил трубку.

Всю организационную подготовку к походу Николай Викторович взвалил на свои выдерживающие любой груз плечи. Каждый день он мне звонил и рассказывал:

– Оформили путевку в детской туристской станции. Закупили продукты и перевезли их в школу…

Наконец он радостно объявил:

– Взяли тридцать один билет до Владимира, завтра в шесть часов вечера выезжаем.

На следующий день я был готов отправиться в путь. В соломенной шляпе, в белых кедах, с громадным рюкзаком за плечами я вышел на площадку лестницы. Меня провожала вся наша квартира.

– Я надеюсь, что ваша расторопность и природная сметка… – горячо пожал мне руку Тычинка. (Где это он откопал во мне такие качества?) – Я надеюсь, принесут большую пользу исторической науке.

– Берегись дождя, – кинула жена, когда я спускался по лестнице.

Сбор всех участников похода был назначен в школе. Там, в просторной прихожей, толпилось двадцать девять изыскателей, двадцать девять изыскательских мамаш да еще сколько-то папаш, учительниц и нянечек. Взрослые разговаривали, спорили, цыкали на ребят, а те носились без толку взад и вперед, прыгали, хохотали.

Все пришли, кроме Гали.

Вдоль стены валялись распотрошенные рюкзаки; в углу громоздились горы консервных банок, мешочки с крупами, сахаром, макаронами, батоны лежали на скамейках, как штабели дров; темно-зеленые эмалированные ведра выстроились в ряд, на столе стояла огромная кастрюля.

В дальнем углу сидел Николай Викторович, всклокоченный, потный, даже не красный, а лилово-багровый, словно он только что выскочил из бани.

Один за другим подходили к нему мальчики и девочки со своими рюкзаками, и он выдавал каждому по нескольку банок консервов и какие-то мешочки. Возле него стоял, поставив ногу на табуретку, завхоз – длинноногий горбоносый Вася, нахохлившийся, важный, похожий на аиста. Он держал на колене кожаную, набитую до отказа полевую сумку и время от времени что-то записывал.

– До поезда два часа! Я в четвертый раз спрашиваю, кто взял четвертый топор? – Зычный баритон Николая Викторовича перекричал остальные голоса.

Вася бросился трясти подряд все рюкзаки и обнаружил четвертый топор вместе с третьим – у Танечки.

– Ни капельки не тяжело! Донесу, мама, донесу! – уверяла раскрасневшаяся Танечка. Танина мама с негодованием подняла дочкин рюкзак.

– Чтобы моя детка тащила такую несусветную тяжесть! Николай Викторович тут же переложил из Танечкиного рюкзака в свой часть вещей. И мама успокоилась.

Со мной торопливо поздоровалась Вера Ильинична. Она заметно нервничала, подходила то к одному, то к другому, гладила по голове, говорила не то ободряющие, не то сердитые слова…

– До поезда один час! – загремел Николай Викторович.

Пора было ехать на вокзал. Миша обладал исключительной способностью дудеть в кулак, подражая пионерскому горну. Трель переливалась, звенела, раскатывалась весело и призывно.

Ребята отцепились от своих мамаш, надели рюкзаки и, толкаясь, вышли во двор; взрослые поспешили вслед за ними.

Будущие изыскатели березовых книг выстроились по росту в один ряд, все в одинаковых синих куртках и шароварах, все в белых кедах. Они отрывисто кидали один другому:

– Двадцатый… Двадцать первый… Двадцать второй… Очевидно, Гриша несколько дней специально репетировал.

До чего же здорово он подскочил к Николаю Викторовичу!

– Товарищ начальник похода, отряд в количестве двадцати девяти человек выстроен! – звонко отрапортовал он, отчеканивая каждое слово. – Разрешите начать поход?

– Снять рюкзаки! – скомандовал Николай Викторович. Вперед вышла Вера Ильинична. Она говорила совсем не по-директорски, а как любящая мать, отпускающая своих дорогих деток в далекое странствие.

– Ну, ребятки, счастливого вам пути! Набирайтесь сил, возвращайтесь домой такие же бодрые и веселые, какими я вижу вас сегодня. И старших слушайтесь… – Она замолкла, вдруг спохватилась и помахала рукой. – Да, и эти самые книжки непременно найдите.

Меня очень обидела последняя фраза – «книжки», да еще «эти самые».

– Отряд, рюкзаки за плечи! В поход за березовыми книгами шагом марш! – скомандовал Николай Викторович.

Эти слова мне очень понравились.

Николай Викторович пошел направляющим, Миша – замыкающим, я – сзади всех. Гурьбой торопились мамы. Меня догнала Вера Ильинична.

– Я вас очень прошу, – взволнованно заговорила она, – вы видите, какой Николай Викторович? Я его люблю и ценю, но иногда он еще сам как маленький ребенок. Пожалуйста, очень вас прошу…

– Да, да, – ответил я, не совсем понимая, что от меня требуется.

Мы приехали на Курский вокзал, вышли на перрон, с шумом забрались в вагон и заняли несколько скамеек. Николай Викторович и мальчики закинули рюкзаки на багажные сетки.

Ребятам не сиделось на месте. Они то выскакивали на платформу к родителям, то снова вбегали в вагон.

Наконец до отправления поезда осталось пять минут. Путешественники в последний раз обнялись с родителями, вскочили в вагон и тотчас же высунулись в открытые окна…

– Ура-а-а! Поехали!

Родители замахали руками и платочками, побежали вдоль поезда, но скоро отстали.

– Все! Уф! – Николай Викторович в полном изнеможении сел на скамью. – Теперь можно отдохнуть. Вася, дай полевую сумку.

Он взял у Васи сумку и показал мне большой разноцветный бланк с печатями. Это был наш путевой лист. Я прочел: «Цель похода – поиски старинных рукописей. Руководитель похода – Николай Викторович… Научный консультант…» Ого! Это я – научный консультант. Ниже был список всех ребят; фамилию бедной Гали кто-то зачеркнул жирной синей чертой.

Против меня села Лариса Примерная и вынула тетрадку. Оказывается, ей поручено было вести дневник похода с самого начала и до самого конца. Штаб ее освободил от всех дежурств.

– А почему ты одна будешь вести дневник, а не все по очереди?

Лариса молча пожала плечами, и я догадался – это пожатие означало: «Неужели вы не понимаете, что лучше меня никто не сможет выполнить такую ответственную задачу?»

Подошла Танечка:

– Я хочу посоветоваться с доктором.

Лариса поморщилась, но уступила место. Танечка мягко, по-кошачьему, подсела ко мне, открыла санитарную сумку и начала вынимать по очереди все, что ей надавал школьный врач. Тут были: жгут для остановки кровотечения, грелка для живота, индивидуальные пакеты, бинты двойной и тройной ширины, скальпель, пинцет, шприц, множество пузырьков и пакетов с лекарствами… Танечка увлеченно показывала, объясняла, поминутно вскидывая на меня свои большие черные глаза.

Поезд начал тормозить.

– Первая остановка! Сейчас будет первая остановка! – загремел Миша и побежал через весь вагон.

Все тотчас же вскочили и побежали в тамбур. Только один самый маленький и щупленький мальчик Ленечка остался сидеть, аккуратно держа ладошки на коленях. Он читал «Капитан Сорвиголова».

Сразу наступила тишина.

– Слава те господи! Угомонились! – облегченно вздохнула в углу старушка в пестрой шали.

Николай Викторович сел против меня.

– Смотрите, они просто кипят весельем. И ведь ни один не вспомнит о Гале. Я думал, она провожать нас придет. Не пришла – видно, с утра уткнулась в подушку…

Поезд остановился.

– Ура-а-а! Ура-а-а! – заорали ребята, столпившись в тамбуре.

– Безобразники, право слово! – рассердилась какая-то женщина.

Она вошла в вагон только сейчас и с трудом пробралась с двумя чемоданами сквозь толпу ребят.

– Пойти навести порядок, что ли? – Николай Викторович было привстал, но раздумал, махнул рукой и остался сидеть. – Ладно, пусть лучше в тамбуре беснуются, чем в вагоне.

Мы с ним потихоньку задремали…

Нас разбудили бесцеремонные мальчишки. Они притащили какой-то большой коричневый рюкзак, вспрыгнули на скамейку, скинули несколько рюкзаков, а этот, коричневый, сунули под самый низ на сетку, заложили его сверху остальными вещами и вновь с хохотом выбежали в тамбур. Оттуда опять послышались приглушенные крики и смех.

– Кто тут старший над этими туристами? – Грозное предупреждение железнодорожника снова заставило нас открыть глаза.

– Я старший, – поднялся Николай Викторович. – А что такое?

– А то, что пассажиры жалуются!

Николай Викторович вскочил, выбежал в тамбур…

И вдруг воцарилась полная тишина, такая, как в лесу перед грозой…

Николай Викторович быстро вернулся в вагон; он вел за собой…

– Не может быть! – невольно вырвалось у меня. Николай Викторович тащил за руку… Галю.

Ленечка, сидевший против меня, выронил книжку, снял очки и разинул рот. Кажется, я тоже открыл рот почти так же широко, как Ленечка.

Николай Викторович с силой взял Галю за плечи и поставил ее в проходе между скамейками. Сам он встал напротив нее, скрестив руки на груди. Он глядел на Галю в упор, и Галя глядела на него также в упор. Эта кудрявая тринадцатилетняя девчонка, не моргая, выдержала взгляд своего пионервожатого.

В полном молчании ребята столпились вокруг и ждали, что будет. Все пассажиры, не понимая, что происходит, с любопытством глядели на Николая Викторовича и на Галю.

Николай Викторович молчал.

Галя была одета в такие же, как и мы, синие шаровары и куртку, обута в такие же белые кеды. Она первой начала говорить, слова произносила медленно, с расстановкой, но без запинки. Одновременно она протянула Николаю Викторовичу конверт и деньги:

– Вот вам от мамы письмо, а вот вам десять рублей семьдесят копеек. Десять – это мама передает, а семьдесят копеек я сама накопила.

Николай Викторович по-прежнему стоял, скрестив руки на груди, и по-прежнему молчал.

– Я с мамой до первой остановки на электричке проехала, а потом меня мама к вам в вагон посадила. А в моем рюкзаке килограмм колбасы ветчинно-рубленой, очень хорошей… А где мой рюкзак? – Галя вдруг спохватилась, беспокойно оглядела ребят.

– Цел, цел твой рюкзак, – шепнул Миша. Невыносимое молчание Николая Викторовича длилось уже несколько минут.

– А как же Галя сюда попала? Значит, она тоже пойдет с нами в поход? – вдруг выскочил Ленечка.

Гриша щелкнул его по носу.

Николай Викторович все еще удручающе молчал. Наконец, не говоря ни слова, он протянул руку, взял от Гали письмо. Она хотела передать ему деньги… Он отмахнулся, будто от горящих углей, и начал читать письмо про себя, потом молча передал листок мне.

Я прочел:

Затем шли две строчки про колбасу.

Я дочитал письмо и отдал его Николаю Викторовичу.

– Вы как считаете, может ли она идти с нами в поход или нет? – Николай Викторович пристально взглянул на меня.

– Мм-м, с одной стороны, нельзя не считаться с мнением школьного врача, – начал я, – но, с другой стороны, мать утверждает, что ее дочь совершенно здорова, а шум в сердце достаточно частое явление среди детей переходного возраста, с третьей стороны, медицинские инструкции, случается, разрешают, а случается – не разрешают…

– Вы мне ответьте прямо: может Галя идти с нами в поход или не может? – очень невежливо перебил меня Николай Викторович. – Иначе я высажу ее на следующей остановке.

Многие ребята ахнули.

– И что это Галкино сердце вдруг вздумало шуметь?! – воскликнула Танечка.

– Я вам дам ответ после того, как самым внимательным образом выслушаю Галю, – стараясь быть каменно-твердым, ответил я.

– Так это же очень просто сделать! – обрадовалась Танечка. – Мы вытащим из рюкзаков одеяла, девочки встанут с ними на скамейки – вот здесь и здесь, все загородят, и получится прехорошенькая комнатка.

Николай Викторович одобрительно кивнул головой, но я горячо запротестовал:

– Нельзя выслушивать сердце на ходу поезда.

В конце концов договорились: Галя едет с нами до Владимира, там я ее осматриваю и решаю, взять ли ее с собой в поход или безжалостно отправить в Москву.

Я оглядел ребят. Впереди стояли Лариса Примерная, Танечка, Миша, Гриша, Вова… Галя успела уже спрятаться за спины подруг – ее не было видно. Только невозмутимый Ленечка вновь уселся в сторонке со своим «Капитаном Сорвиголова». Он, видимо, пришел к убеждению, что весь переполох благополучно разрешился.

– Как эти книги найдем, ничего ему не скажем. Пускай возвращается с пустым рюкзаком. – Эти угрожающие слова Миша явно бросил в мой огород.

Ух, как они на меня неприязненно смотрели! Неужели это те самые мальчики и девочки, которые совсем недавно вместе со мной с таким увлечением мечтали о походе?!

«Наш поход вот-вот сорвется, – с ужасом подумал я. – А вообще, кто меня связал со школой? Она».

И мне сделалось нестерпимо жалко девочку, но как врач я знал, что не имею права ее жалеть.

Ко мне обратилась Танечка:

– Доктор, милый, я стану за ней ухаживать. Мы ее будем так беречь, только пустите ее…

Лариса Примерная сняла очки, и я впервые увидел ее серые живые глаза. Обычно сдержанная, даже суховатая, сейчас она волновалась, смотрела на меня так выразительно.

– Доктор, не выгоняйте Галю, – попросила она.

– А я никаких книг искать не буду, – пробурчал про себя беловолосый Вова.

Темнело. Мы закрыли окна. Постепенно ребята успокоились, расселись по скамьям. Галя безмятежно дремала на плече Танечки. Лариса Примерная неистово строчила в свой дневник.

Да, сейчас ей придется наверняка не меньше пяти страниц накатать.

Николай Викторович подозвал Гришу:

– Знали вы про Галю?

Гриша молчал и ерошил свой чубчик.

– Ты мой ближайший помощник, давай признавайся.

– Знали, только Ленечке побоялись рассказать, – ухмыльнулся Гриша.

– Ах вот как! У вас настоящий заговор был? – притворно повысил голос Николай Викторович.

Кажется, сам он больше, чем ребята, хотел, чтобы Галя пошла с нами в поход…

А поезд все мчался, колеса вагона мерно стучали. За окном в полной тьме мелькал совсем черный лес. Ребята спали, кто сидя, кто лежа на скамьях…