"Теорема Лапласа" - читать интересную книгу автора (Бетев Сергей Михайлович)

4

Москва отозвалась.

Иван Петрович снова погрузился в изучение лотерейных устроительств. Из инструкций по организации и проведению лотерей. он усвоил немного и только после разъяснительного письма фабрики Гознак понял, насколько эти инструкции путаны и малопонятны, тогда как в действительности дело поставлено вполне разумно. Как он и предполагал, большое государственное дело имело свою продуманную систему. Больше того, Иван Петрович сделал много интересных находок и лично для себя. Он полагал наивно, как и большинство его знакомых, что по лотерее выигрывает каждый третий билет, коль в условиях сказано, что третья часть денег, полученных государством от реализации билетов, идет на оплату выигрышей. В действительности же счастливые билеты составляли только семь-восемь процентов от общего числа проданных. И он понял почему: сумма выигрышей гигантски превосходила стоимость одного билета. Даже для оплаты рублевого выигрыша необходимо было продать десять билетов, то есть рубль можно выплатить только в том случае, когда билетов продано на три. А сколько потребует автомобиль «Запорожец»? И сколько же нужно приобрести билетов, чтобы появилась возможность семи выигрышей?

Но, кроме этого, он сделал ценнейшее извлечение для дела. На фабрике Гознак имелись сопроводительные описи посылок, отправленных в сберегательные кассы для реализации. В них не указывались номера билетов, но серии и разряды упоминались обязательно.

Таким образом, появилась документальная возможность определить по выигравшему билету, в каком районе он был приобретен.

Ожидания Ивана Петровича. начинали оправдываться. Раньше времени проверять работу ликвидационных комиссий не требовалось. Отправной пункт для широкого объективного следствия определился. На фабрику Гознак полетел новый запрос: просьба указать территориальную принадлежность семи выигравших билетов шестого выпуска и одного – пятого, предъявленных в кассы города Свердловска.

На этот раз ответ пришел быстро. Семь выигравших билетов шестого выпуска лотереи в свое время направлялись для реализации в Верхнесалдинский район Свердловской области. Билет пятого выпуска, выигравший холодильник «Юрюзань», должен быть куплен в Алапаевском районе той же области.

Однако через сутки Упоров узнал, что в месяцы реализации указанных билетов Хомина, довольно часто выезжавшая в командировки по области, была и в упомянутых районах, то есть имела возможность купить билеты во время поездки. Правда, выяснилось и то, что в числе уничтоженных комиссиями билетов находились и партии непроданных из Алапаевска и Верхней Салды. И хотя Иван Петрович был убежден, что махинации с приобретением билетов произошли во время работы комиссий, этого было мало. Потому что убеждение следователя, как любил выражаться сам Иван Петрович, никого не трогает, кроме его самого. Его предположение еще нуждалось в доказательствах.

И только сам Иван Петрович знал, как это трудно, почти невозможно сделать в сложившихся обстоятельствах.

Первое же последующее мероприятие, предпринятое Иваном Петровичем, грозило обратиться в снежный ком, способный сокрушить любые человеческие усилия.

Его помощник, выехавший в Верхнюю Салду, позвонил оттуда и попросил продлить срок командировки с двух дней до недели. Он должен был составить опись по всем выигравшим лотерейным билетам шестого выпуска, где сумма выигрыша превышала сто рублей. Когда неделя истекла, выполненная работа оказалась почти бесполезной. Все выигрыши были получены жителями Верхнесалдинского района вполне законно. Эта информация ничего не давала для следствия в Свердловске кроме того, что подтверждала сообщение фабрики Гознак, Главного управления гострудсберкасс и госкредита о том, что по лотерее выигрывает семь-восемь процентов билетов.

Ближайшая надежда Ивана Петровича не оправдалась. Полагая, что сберкассы отправляли непроданные билеты в ликвидационную комиссию с таким же оформлением посылок, как это делает фабрика Гознак, он ошибся. Оказалось, что они учитывались только количественно, и при их отправке описи серий и разрядов не делалось.

Поэтому документально установить, находились ли билеты, попавшие к Хоминой, в числе направленных для ликвидации в комиссию, не удалось.

Оставался второй и последний путь: проверить через Центральную сберегательную кассу все без исключения выигрыши по пятому и шестому выпускам, включая самые малые, и определить, нет ли среди них верхнесалдинских и алапаевских. А по мере возможностей и установить их владельцев.

Такая работа не сулила ничего утешительного. Если в Верхней Салде она потребовала неделю, то в городе с миллионным населением займет по крайней мере месяц. И то при условии, если в нее впряжется не один человек.

Но другого пути Иван Петрович не видел.

Его помощники восприняли новое поручение без воодушевления. Прошло несколько дней, но нужные серии им не попадались. Каждый день вечером сотрудники докладывали об этом равнодушно и спокойно, как о само собой разумеющемся. В душе Иван Петрович сочувствовал им.

И только дней через десять один из помощников влетел в кабинет Ивана Петровича и положил перед ним листок бумаги с выписанными номерами.

– Сколько? – спросил с улыбкой Иван Петрович,

– Тридцать. И все салдинские. В одной кассе получены!

– Где?

– На вокзале.

– Проверял?

– Так точно!

– И?..

– Все рублевые.

– Так… А предъявитель?

– Один. Но кто – неизвестно.

– Ясно. И плохо…

– Может быть, Пустынин, товарищ майор?..

– Может быть…

– К опознанию его…

Иван Петрович усмехнулся и отодвинул бумажку.

– Хочешь за тридцать рублей все дело продать?.. – спросил он. – Нет, брат, нам рисковать здесь нельзя. Надо весь механизм вытащить, а не по болтику. Эта лотерейная шарада тысячи стоит…

К концу месяца в сберкассах Свердловска выявили сто семьдесят пять салдинских выигрышей, через неделю их число возросло до двухсот пятидесяти. В одних случаях получателем называли мужчину, в других – женщину. Билеты предъявлялись сразу десятками, и это обращало на себя внимание. Хомину бы в таком случае кто-нибудь непременно узнал.

Когда число верхнесалдинских билетов приближалось уже к тремстам, вылез крупный выигрыш. Билет, однако, оказался не салдинским, а из Алапаевска, то есть из той партии, к которой относился и выигрыш холодильника.

Владельцем билета, пожелавшим получить не пианино, а деньги, была работница машиностроительного завода Анна Сергеевна Куркова. Как установил Упоров, в период розыгрыша лотереи пятого выпуска из Свердловска она не выезжала. Курковой еще не исполнилось и двадцати четырех лет, в комсомольской организации ее рекомендовали как отличную работницу и очень отзывчивого товарища.

Куркова жила с родителями. Поэтому Иван Петрович не стал беспокоить ее повесткой по домашнему адресу, а пригласил в паспортный стол райотдела милиции через отдел кадров завода.

Пришла она точно в назначенное время. Иван Петрович заметил, что она торопилась. Куркова тут же объяснила все сама:

– Думала, опоздаю. Вызвали меня в отдел кадров, решила: раз в паспортный стол, значит, и паспорт надо, а он дома. Вот и пришлось все бегом…

– Вы не опоздали, – приветливо успокоил ее Иван Петрович, – и могли бы не торопиться. Это я виноват.

– Ой, да что вы!.. Это я так сказала. Вот… И она протянула Упорову паспорт. Он улыбнулся и отстранился.

– Не нужно. Я следователь областного управления и позвал вас совсем по другому поводу. А паспортное отделение указал потому, что в такие часы здесь всего спокойнее, нет посетителей, и мы можем поговорить одни…

Доверчивый и наивный рассказ Курковой о том, как она торопилась, сразу же расположил к ней. Но последние слова Ивана Петровича как будто стерли с ее лица эту доверчивость. Она взглянула ему в глаза и стала серьезной.

Все это Иван Петрович увидел в какие-то доли секунды и решил спросить ее прямо:

– Расскажите, Анна Сергеевна, где вы оформляли выигрыш по лотерее, когда выиграли пианино?

– В одиннадцатой сберкассе. Центральной, по улице Малышева.

– Вы не могли бы припомнить, где купили тот билет? Ведь он оказался таким счастливым!

– Ой, это целая история!.. – Она вспыхнула от волнения и с облегчением вздохнула, как обычно бывает с людьми, когда они ждут чего-то важного, а оказывается все просто. – Это билет не мой. Нужно рассказать все?

– Надеюсь, не заставлю вас раскрывать какую-то страшную тайну? – осведомился Иван Петрович.

– Вам можно. – Она уже совсем оправилась от смущения. – Дело в том, что у меня есть хорошая знакомая, Мы жили в одном доме, когда она еще не была замужем. Работала в райфинотделе… Потом вышла замуж и переехала к мужу. После этого за два года мы увиделись случайно только раз. А потом я встретила ее снова, но уже с молодым человеком. Я знала, что муж ее был намного старше. И вот когда ее кавалер отошел к газетному киоску, она, видимо, заметила, что я на него не так посмотрела, и сказала, что это ее новый муж. Я, конечно, удивилась…

– Вы с ней не подруги?

– Нет, конечно. Но с прошлого года стали видеться чаще. Наша семья получила квартиру на той же улице, куда переехала она. Мы состояли в кооперативе. Трамвайная остановка одна, хлебный магазин тоже, где-нибудь да столкнемся…

– Вы все еще не сказали, кто ваша знакомая, – напомнил Иван Петрович.

– Хомина Светлана Владимировна. Сейчас работает в облфинотделе.

– Можно без подробностей. Я спросил просто так. Продолжайте.

– Вы хотите про билет?

– Да. Вы сказали, что он не ваш…

– Так я же об этом и рассказываю… Встретились мы с ней как-то, она и говорит: помоги мне, Анечка, в одном деле. Я спрашиваю: в каком? Выиграла я, говорит, по лотерее пианино, но не хочу, чтобы муж знал об этом выигрыше…

– Почему же? – прервал ее Иван Петрович.

– Я расскажу. Она потом объяснила. Знаете, они с мужем не зарегистрированы, а у нее девочка от первого… Светлана хотела сделать дочке покупки, но не знала, как к этому отнесется ее новый муж. «Все-таки девочка ему неродная, – говорит, – а мужчины, знаешь…»

– И она вас попросила?

– Да. Я предъявила билет в сберкассу, там все оформили на меня как полагается, а потом прислали извещение. В тот же день я отнесла деньги ей и передала незаметно. Вот и все.

– Да… – задумчиво протянул Иван Петрович и тут же мысленно выругал себя, так как увидел, что это «да» опять обдало румянцем девушку. Она сразу притихла, словно ее уличили в нехорошем. И он поспешил успокоить ее: – Вы только не думайте, Анна Сергеевна, что в чем-то виноваты. У нас ведь тоже бывают истории. Я не знал вашей, а вы не знаете нашей. И, коль вы так откровенны со мной, я не думаю от вас ничего скрывать. Понимаете, в городе Алапаевске потеряли билет, а выигрыш по нему получили вы…

– Я?! Но ведь…

– Я верю вам, – с мягкой настойчивостью продолжал он. – Поэтому и рассказываю все. Мы хотим разобраться и установить, каким образом попал этот билет в Свердловск.

– Я все поняла, – сказал она задумчиво. – Неужели Светлана Владимировна нашла его и не заявила в милицию?.. Ведь билет нужно было сдать в стол находок.

– Вероятно, – согласился с ней Иван Петрович.

– А может быть, все не так?.. Ведь она такая серьезная.

– Может быть.

– Я ничего не понимаю, – сказала она наконец.

– Я тоже.

И, видимо, окончательно уверовав в его доброжелательность, она воскликнула:

– Чепуха какая-то получается!

– Пожалуй… – не стал он противоречить, чтобы не нарушить вернувшееся к ней хорошее настроение. – Только давайте уговоримся, Анна Сергеевна, не беспокоить Светлану Владимировну. А то еще и ей испортим настроение, как я вам сегодня.

– Ой, да что вы!

– А я обещаю объяснить вам все, когда эта история закончится. Может быть, даже вместе со Светланой Владимировной. Идет?

– Пожалуйста. И не забудете?

Она была снова такой, какой вошла в кабинет: откровенной и немножко наивной.

– Ни в коем случае. Ручаюсь честью, – заверил он.

– Буду молчать и ждать.

– Вашу руку.

…За ней давно закрылась дверь, а Иван Петрович все еще сидел за столом.

Он думал о Хоминой.

Как всякий следователь, Упоров размышлял иногда над причинами преступлений, над теми побуждениями, которые делают человека преступником. Но далеко не каждое дело служило поводом для этого.

Его уже давно не волновал, например, морально-педагогический треп по поводу того, почему это здоровенный детина, которому в пору дуги гнуть, вдруг крадет чужие деньги или грабит на улице прохожего человека раз, другой, третий…

По оплошности можно сломать станок на работе, из-за невнимательности нарушить правила уличного движения, наконец, из-за беспечности оказаться даже сообщником серьезного преступления. Но залезть в карман или ограбить? Это – что?..

Паразитизм. Тот самый, который поставлен вне закона всеми людьми, будь они язычниками или католиками, живут они при царе или парламенте. Воры и грабители всех времен боялись суда, потому что не хуже следователей знали, что им положено по закону.

Тем более в нашей жизни, где у каждого есть право на труд и уважение. Почему в ней можно допускать, чтобы гуманность толковалась как снисхождение? Почему суд садит вора в тюрьму на два года, а не на десять? Ах, дает возможность исправиться? Прекрасно! В таком случае, если он украл снова, почему его садят на четыре года, а не на пятнадцать?.. Ведь великодушие должно иметь цену и в глазах жулика!

Нет, сталкиваясь с подобными делами, Иван Петрович не занимался пустыми рассуждениями. Он с суровой неотвратимостью доказывал преднамеренность такого преступления, писал лаконичное обвинительное заключение с указанием соответствующей статьи Уголовного кодекса.

И ставил точку.

…Но в привычно-грязном потоке бытовых преступлений следователь встречался и с такими, перед которыми профессиональная терпимость уступала на время внутренней потребности по-человечески до конца понять содеянное. В него вселялась вдруг тревога, предчувствие опасности, какое испытывает даже опытный, хорошо вооруженный охотник от сознания, что невидимый хищник притаился где-то совсем рядом. И тревога эта вовсе не за себя, а за всех тех людей, у которых нет такого обостренного внимания, как у него.

Анечка Куркова почти сразу стала с ним откровенной и простой, как со своим человеком. Она хорошо относится к людям, и поэтому легко понять, что помочь всякому в затруднительном положении, не требуя за это ответного одолжения, ее привычка. И в чем ее можно упрекнуть, если оказывается вдруг, что ее доброта использована дурно?..

Особенно у нас, где доверие и уважение воспитываются с детского сада, а подозрительность считается дурной чертой характера!

Откуда же взялась эта Хомина?..

Ведь в детском саду она играла в те же добрые игры, что и сверстницы, в школе и институте училась даже лучше других, да и в работе оказалась способнее.

Она ведь знала, наверняка знала, «что такое хорошо и что такое плохо»!..

А не потому ли случилось так, что обыкновенное добросовестное выполнение обязанностей, свойственное тысячам других людей, ей кто-то поставил в особую заслугу? Не потому ли она и поднялась по служебной лестнице, обрела исключительный должностной авторитет, что свято почитала инструкцию и распоряжения, а потом уверовала и в свое особое положение среди других?

Эгоистичная и расчетливая, она и закон стала понимать лишь как инструкцию, пусть более широкую и всеохватывающую, нежели те, с которыми имела дело по службе. Она нашла лазейку в установленном порядке, сознательно использовала ее для своего обогащения, уверенная, что ее нельзя ни в чем заподозрить, так как ее поступок не потревожил ни одного параграфа, ни одного пункта установлений, которыми она обязана руководствоваться. Да еще при ее безупречной служебной характеристике!..

Она и сейчас не подозревала, что ее потеря, которая вызвала самое близкое сочувствие, оборачивалась для нее другой стороной…

Иван Петрович не верил в следователей-чародеев. Он не сомневался в предусмотрительности Хоминой. Она, безусловно, предвидела возможные последствия своего преступления и, видимо, была готова к ним.

Такая на риск не пойдет.

…Иван Петрович усмехнулся про себя и поднялся из-за стола.

Он теперь очень хорошо понимал тот невольный вскрик Хоминой в магазине о семи украденных билетах. Уже через несколько минут она предпочла умолчать о них в своем заявлении. И не будь бесхитростных свидетелей, Хомина бы «сожгла мосты», и преступление продолжалось…

Да. Как всякий эгоист, она переоценила себя.

…Любое преступление совершается среди людей. И нет такого, которое не оставило бы следов, произошло без прямых или косвенных свидетелей. Надо уметь их найти. Иван Петрович считал, что в этом умении и берет начало подлинное искусство следователя. И, как всякое другое, оно не состоит только из чистых знаний.

На улице его встретил резкий, холодный ветер. Иван Петрович поднял воротник пальто, подумал, что не за горами первый снег, и зашагал к трамвайной остановке. Он и не заметил, что вместе с ветром уже летели «белые мухи» – верные предвестницы скорой зимы.

И вдруг его поразила совершенно неожиданная мысль. Пройдет еще месяц, зима прикроет слякотную унылость городской осени чистым праздничным снегом. Но такой ли запомнит ее Анечка Куркова? Ведь этой зимой в ее душе неминуемо умрет какая-то маленькая частица доброты и доверия к людям.

А кто должен нести за это наказание?

Но в Уголовном кодексе такое не признается преступлением, а значит, и не квалифицируется ни по одной статье.

– А жаль… – сказал кому-то Иван Петрович.

Если борьбу с преступностью называют часто невидимым фронтом, то каждое следствие, разоблачающее одного или группу преступников, можно назвать атакой на отдельном участке. Иногда подготовка к ней занимает у следователя недели и месяцы, но наступает день, и он схватывается с противником в единоборстве, в котором не признается ничья. И пусть это столкновение происходит в тихом тесном кабинете, успех его, как к большого сражения, решают тактический план, маневр и воля к победе.

Поспешность здесь может обернуться поражением. Иван Петрович свято чтил это правило. Он понимал, насколько слабы пока объективные доказательства предполагаемого преступления. Его помощники продолжали проверять оплаченные в Свердловске выигрышные билеты из Алапаевска и Верхней Салды, извлекая все новые и новые номера, чаще всего рублевые.

А сам Упоров искал новых свидетелей. Ему везло гораздо меньше.

И все-таки свидетель нашелся. Нашелся неожиданно и просто.

Это еще не был свидетель в обычном понимании этого слова. Но его правдивые показания могли пролить свет на все дело.

В сотый раз перелистывая дело о лотерейных билетах, Иван Петрович обратил внимание на два самых коротких объяснения, взятых в свое время еще предусмотрительным Титовым. В них муж Хоминой – Пустынин и приходящая домработница Бекетова подтверждали показания потерпевшей о том, что билеты принадлежат им, и указывали место их приобретения. В объяснениях Пустынина и Хоминой были грубые противоречия – тот самый пассаж и вокзал, что в свое время и заставило Титова усомниться в законном приобретении билетов. Ивана Петровича заинтересовал возраст Екатерины Клементьевны Бекетовой. Ему показалось странным, что эта сорокатрехлетняя женщина нигде не работала, а предпочитала довольствоваться лишь двадцатью пятью рублями жалованья в месяц за домашние услуги Хоминой. Каково же было удивление Ивана Петровича, когда он узнал, что эта Бекетова – вдова того самого милиционера Бекетова, который четыре года назад погиб в схватке с бандитами. Екатерина Клементьевна осталась с тремя детьми и жила на скромную пенсию, определенную ей после смерти мужа.

Семью Бекетовых Иван Петрович не знал. Но он нашел друзей и товарищей Бекетова по службе в милиции, бывавших в его доме по семейным праздникам. Все они вспоминали его добром и о семье отзывались самым теплым словом. Эти люди и объяснили Ивану Петровичу, почему Екатерина Клементьевна решила с самого начала жить на пенсию.

– Знаю со слов мужа, как много сейчас плохих компаний, – говорила она тогда. – Мои остались без отца, да если я заработаюсь, разбалуются малые без узды. Нет, не хочу ребятишками рисковать. Есть у нас при домишке две с половиной сотки земли, огородишко хоть и маломальский, а в трудную минуту едой выручит. Зато ребята будут со мной, а не на улице…

Так и держалась своего все годы. Начальник городского управления милиции Орешин, зная нужду Екатерины Клементьевны, не раз находил повод оказать ей небольшую денежную помощь, как могли заботились о ней и товарищи мужа по райотделу.

Словом, трудолюбивая, скромная и простая Екатерина Клементьевна пользовалась уважением всех, кто с нею жил или просто знал.

Иван Петрович понимал, что затягивать следствие дальше бессмысленно. И твердо решил, что официальные допросы начнет именно с разговора с Екатериной Клементьевной.

Но его намерение неожиданно изменила новая встреча.

Приехав в одну из сберегательных касс, где его хорошо знали по прежним посещениям, он увиделся со старшим кассиром, которая ему сама сказала, что недавно, после длительного декретного отпуска, вышла на работу молодая сотрудница операционного отдела. В частном разговоре, возникшем после посещения этой сберкассы помощником Упорова, обнаружившим сразу, тридцать рублевых выигрышей по алапаевским билетам, эта сотрудница вспомнила, что в свое время к ней в операционную часть заходила Хомина и оформила помимо кассы тридцать рублевых выигрышей как коллективно приобретенных.

– То есть как это так: коллективно? – спросил Иван Петрович.

– А вы не знаете?

– В первый раз слышу.

– Так это же очень просто! – стала объяснять ему кассир. – Скажем, возьмем ваш коллектив, сколько вас там, не знаю… Каждый из вас имеет возможность купить, к примеру, десять билетов. Наберется, предположим, двадцать человек. У вас в руках окажется двести билетов. И представьте себе, что один билет выигрывает автомобиль!..

Она рассмеялась.

– Ловко, – признался Иван Петрович.

– Очень даже интересно. Мы так тоже делали. Ведь вероятность выигрыша намного возрастает.

– Ну и что из этого получалось у вас?

– А знаете, совсем неплохо! – уверила она. – Дважды мы погорели. На сто билетов один раз выиграли два рубля, в другой – готовальню за восемь с полтиной и рубль. А в последний выпуск купили всего пятьдесят билетов и, представьте себе, оказались обладателями пылесоса!.. Мы, конечно, не стали раздумывать, получили деньги и отправились в ресторан!..

Теперь уже хохотал Иван Петрович. А просмеявшись, спросил:

– А как фамилия той женщины из операционного отдела?

– Званцева.

…С нею Иван Петрович увиделся в тот же день. Днем позже в частном доверительном разговоре он узнал, что в облфинотделе действительно был случай коллективного приобретения билетов, но выигрыш по нему составил авторучку и три рубля.

Лучшей зацепки Иван Петрович ждать не стал.

Он выходил на прямую дорогу.