"Мёртвый разлив" - читать интересную книгу автора (Иванов Сергей Григорьевич)3. «Ты не вейся, чёрный ворон» Не без сложностей Вадим выбрался из Центра – хотя всерьёз к нему не вязались, ибо следовал он всё же наружу. А за недостроенной Стеной сразу упёрся в шоссе, рыкающее многими колёсниками. По нынешним временам оно стало едва ли не самой оживлённой губернской трассой, вплотную огибая закрытый для большинства Центр. Катались по ней теперь все: от Управителей до крутарей, – и время было самое разъездное, ибо к вечеру почему-то активизировались и те и другие. Блюстителей тут тоже хватало, поэтому Вадим дисциплинированно направился мимо охраняемой гардейцами стоянки к ближайшему подземному переходу, узкому и замызганному, сохранившемуся ещё с довоенных лет. Но притормозил, лишь только в него вступил. Затеняя свет, коридор перегораживала плечистая рослая фигура, и крепостные породы она не напоминала даже отдалённо. Здесь такие уже повывелись – ну, почти. Это был словно пришелец из параллельного мира, который существовал рядом с привычным, однако не пересекал его ни в одной точке. Добротный, детально укомплектованный наряд выдавал в нём крутаря, причём из авторитетных. В общем-то, ничего опасного: крутари были заносчивы и самолюбивы, однако крепостных задевали редко, – конечно, если у тех хватало здравомыслия и проворства вовремя уступать дорогу. У Вадима обычно доставало обоих качеств, но сегодня пришелец вдруг сам снизошёл. – Ха, – поразился он, – так это ж Лось! Сколько лет!.. Теперь и Вадим признал Валентина, точнее Валька, – прежнего приятеля по секции билдеров, канувшего невесть куда ещё до того, как она превратилась в секту. С тех давних пор худощавый юнец заматерел и раздался едва ли не вдвое, светлые волосы отросли до плеч, а пышные усы воинственно торчали по сторонам, будто у заправского бретёра. Лицо стало жёстче, взгляд – надменней. Однако на Вадима он взирал с прежней добродушной ухмылкой. – Слушай, ты даже помолодел, – произнёс Валёк дежурную фразу. – Как твои дела, старичок? – Как и раньше, – отозвался Вадим. – А ты как? – Ничего, цвету. – Крутарь слегка развёл руки, словно приглашая полюбоваться. – Видишь? – Впечатляет, – согласился Вадим. – Где так раскачался, Валёк? – Не поверишь – в тюряге! – хмыкнул тот. – Подставил один дурик, теперь сам не рад… Кстати, зовут меня Валет, можно даже Вольт, – пошла, понимаешь, мода на звучные имена. – Он посмеялся снисходительно. – А ты всё с этими чудиками, с билдерами? Забавные ребята, ей-богу. Сейчас мослы в большой цене, и кого стричь – тоже найдётся. Это ж навар – на порядок!.. Хочешь, поспособствую, пристрою по старой дружбе? Я ж помню, какой у тебя удар, – мешки срывал, кожа лопалась! А сейчас, гляжу, ещё и прибавил. – Нет уж, спасибо, – покачал головой Вадим, неловко улыбаясь, – одно дело по мешкам лупить… И знаешь: большие доходы – большие невзгоды. Вот радости от них куда меньше. Я ведь и так «лежу под пальмой», как туземец из анекдота. – Ты ведь ещё в Крепости, правильно? – (Вадим кивнул.) – Думаешь, там сейчас жизнь? Нет, милый, там – прозябание. Настоящие дела делаются на воле, у крутарей. Пока мы в тени, да, – но ведь не всегда же так будет? И тогда представляешь, какая у нас набежит фора! Чтоб ты знал, нынешние Главы только пыжатся много, а на деле давно ничего не решают. Вся сила у нас, и пусть только попробуют вякнуть – живо с кресел полетят! – Я-то о них не заплачу, – сказал Вадим. – Только знаешь, наши крутарики мне тоже не по нутру: слишком многое там замешано на диктате. А ну как те же повадки да в масштабе губернии – спасибо, это мы уже проходили! – Было б предложено, – легко отступился Валет. – В случае чего ищи меня в старом порту – там у нас вроде базы. – Слушай, старина, – внезапно спросил Вадим, – а ты ничего не знаешь про мясорубов? Всё-таки и вы птички ночные, могли столкнуться. – Что мне до них? – пожал плечами крутарь. – Они ж ко мне не лезут? – Ну, ходят же слухи! – У нас не принято трепаться впустую, – снисходя, сообщил Валет. – Сведения денежек стоят. – И вскинул приветливо руку: – Бывай, Вадичек! Вразвалку он двинулся по тоннелю дальше, наверное к стоянке, а Вадим направился в свою сторону, обдумывая услышанное. Либо Валёк сильно переменился с прошлых лет, добрав деловитости, либо опять выдаёт желания за реалии. Чтобы крутари и впрямь заправляли в губернии – нет, это ни в какие ворота! Но вот чего Валет тут делал и почему гулял без колёс, точно простой? Ещё один «аль-рашид»? Н-да, «тайна сия велика есть». Сегодня Вадим отправился по адресу, во всеуслышание объявленному Нонной, – благо это было по дороге. Вообще-то, если бы какой надсмотрщик взялся отслеживать его маршруты, Вадиму могло б не поздоровиться. Что за странный интерес, в самом деле? Ладно бы глазеть на свежие, ещё парные останки, но вот к чему, брат Смирнов, эти попытки расследования – кстати, довольно жалкие? Ну чего ты там разглядишь, после всех? А не набираешься ли ты, стервец, опыта для будущих кровавых дел? Или, может, к прежним причастен? Ничего ведь не происходит без причины, а какая тут твоя корысть? «Покатаюся, поваляюся, Ивашкиного мяса поевши…» Н-да. На сей раз ареной действия был выбран запущенный окраинный дворик, стиснутый глухими стенами старых зданий. Внутрь вела единственная дверца, обычно запираемая здешним дворнягой. Ещё в паре мест дома соединялись заборами – высокими, однако вполне преодолимыми для сильного и ловкого человека… скажем, любого из крутарей. То есть пути отхода для убийцы были запасены. (Случайно или намеренно – другой вопрос.) Сейчас дверца оказалась открытой: не из-за ночного кошмара, но потому, что скобы для замка вывернули с корнем. И уж с этим справились бы не многие – во всяком случае, за себя бы Вадим не поручился. Разумеется, несчастная жертва не стала бы по доброй воле забираться в такое угрюмое место, даже чтобы пописать, – её сюда затащили, живую или мёртвую, и уже здесь разделали под орех, забрызгав кровью камни, траву, мусор, штукатурку. А первым это увидел как раз дворняга, привлечённый сорванным замком, и он же вызвал блюстителей, хотя бы сегодня подкативших к месту убийства в числе первых. Посторонних через калитку больше не пропускали, пока не увезли собранные куски, так что набежавшим зевакам только и осталось, что поглазеть на вынос останков. Затем они (зеваки) живенько разбежались по службам, а вечером любоваться уже было нечем – если не считать обширных бурых пятен, в которых ещё надо распознать высохшую кровь. К тому же блюстители натянули поперёк проёма запретную ленту, отпугивающую крепостных не хуже красных флажков. Короче, кроме блюстов злосчастный дворик топтали не многие, а это прибавляло Вадиму шансов. Притом сегодня, после хорошей нагрузки и внепланового балдежа («Ах, Юля, Юля!»), у него и сил было побольше. Аккуратно прикрыв за собой дверь, он стал прокручивать обычную рутину, переступая по двору маленькими шажками и старательно таращась под ноги, будто надеялся обнаружить в земле клад. Конечно, идиотизм! – сердито признал Вадим. Почему каждому не заниматься своим делом? Беда в том, что как раз за это дело никто браться не хочет. Ещё бы: граждан у нас много, а государство – одно. (Как там у Ключевского: «Государство крепнет, народ хиреет» – краткая история России.) Вот если б пришили кого из Глав! Вокруг было тихо, почти безлюдно, и постепенно у Вадима включались его экстра-чувства, а мысле-облако, съёжившееся к вечеру для лучшей защиты, вновь обретало нужную подвижность, прощупывая поверхность там, куда смотрели глаза. Следов по-прежнему возникало слишком много: блюстители набегались тут, собирая останки. Но по крайней мере, они были обуты но форме, и это облегчало поиск. А дворняга, как выяснилось, даже не заходил внутрь – видимо, хватило впечатлений на расстоянии. Так что все прочие оттиски наши. Осталось только разыскать. Вадим наткнулся на них почти в самом центре и невольно присвистнул: эх, ничего себе! След глубоко впечатался и грунт, намекая на немалый вес, и длиной был сантиметров сорок. Это ж какой рост, если в пропорции, – под три метра? Второй отпечаток нашёлся в метре от первого и, конечно, ничем тому не уступал. Предполагалось, исполин стоял тут как влитой, широко расставя ноги, и разрывал добычу в клочья, так что куски разлетались по двору, словно от смерча? (Судя по брызгам, шлепки были неслабыми.) Господи, зачем – из бешеной и слепой ярости, от бьющей через край силы, от зверского, не знающего удержу голода? Ну ладно бы только перекусил, ещё можно понять, бесчинствовать на кой ляд! И как он угодил сюда единственным прыжком, прямо от калитки, да ещё с грузом в руках? С ума съехать… Опустившись на корточки, Вадим исследовал оттиск, запоминая но тех деталях. Очертания были вполне человечьи, громадная нога даже была обута, однако ребристую и, наверное, толстую подошву явственно продавили концы пальцев, загнутых в крючья, а несуразные ноги и вовсе выступили наружу. Закончив дело, убийца с такой же мощью оттолкнулся и опять сиганул – судя по углубившимся когтистым носкам – вон к тому заборчику, метров эдак на десять. Добро пожаловать в ад!.. Качая головой, Вадим приблизился к забору и в самом деле обнаружил здесь вторую пару оттисков, столь же впечатляющую. («Я не хочу идти пешком, я заскочу одним прыжком!») Подпрыгнув, он вскарабкался наверх и там, на старом гладком бетоне, ясно различил последний отпечаток – гигантской растопыренной ладони, мокрой от крови. Словно росчерк мастера на шедевре. И уж его блюстители точно не видели. Дальше начинался асфальтированный тупичок, выводящий на людную улицу, а там следы наверняка затоптали – даже собака бы их не взяла. Вот ежели бы утром, до общей побудки… Ну хорошо, представил Вадим, а вдруг, на свою голову, я его всё-таки догоню – чего он со мной сделает? Устроит ещё один кровавый фонтан? Нафиг-нафиг… Интересно, подумал он, может ли в кошмаре присутствовать логика, или следует его принимать как данность. Господи, ну почему я не взялся за это пораньше? Данных, данных не хватает!.. Отчего, к примеру, мясорубки учащаются с каждым месяцем, даже с каждой неделей: убийц стало больше или жертв? А может, суть в том, что полуночникам расширяют дозволенное время? И тоже от середины, как нарастает, ночь от ночи, период затмения забугорных передач, – собственный комендантский час, надо же!.. Ладно, к дьяволу убийц: им с ним самое место, – но вот о чём думают жертвы (если думают), когда отправляются в ночное? Что влечёт их во тьму – после стольких смертей, о которых они не могут не знать? Что твердят они перед выходом: чур меня, чур – только не я! Это обычная бабская дурь или тоже сродни мании: рок, фатум? Ведь если вывести за черту все случайности, мистификации, накладки, то проступает ещё закономерность: как правило, убивают девиц (не девственниц, нет), незамужних или без устоявшихся связей. Понятно, что другие-то вряд ли станут разгуливать пустынным и тёмным улицам, да и спать редко ложатся в одиночку, – хотя есть гулёны вроде Алисы, которые и при живом муже не очень стесняются. Но у мясорубов словно бы чутьё на голодных либо ненасытных женщин, они отыскивают тех даже в постелях, а не только бьют влёт, когда ночные бабочки спешат к огонькам Причём наших убийц привлекают не обычные труженицы постельного фронта с бесчувственными мозолистыми дуплами, им подавай истинных блудниц вкладывающих в разгул душу, истекающих от желания соками!.. С вершины забора Вадим ещё раз оглядел двор, затем прикрыл глаза и медленно втянул ноздрями воздух, пытаясь вычленить хоть что-то из здешнего букета. Над привычными дворовыми ароматами витал жуткий дух тлена и смерти, но пробивался – едва-едва, на грани восприятия – ещё один запах: не вполне человечий, но не звериный. Столь же странный, как обнаруженные Вадимом следы. Что за новая порода? Во всяком случае, его не лишне запомнить: вдруг встретимся на узкой тропке? Спрыгнув в переулок, Вадим нехотя вернулся на одну из хоженых Крепостных троп, вливаясь в неиссякший ещё людской ручеёк, и без дальнейших приключений добрался до общаги. На проходной ему показалось, что энтузиастка-вахтёрша затеяла отмечать возвращения жильцов (по собственному почину или кто надоумил?), и Вадим не отказал себе в удовольствии задержаться и поддразнить стервозную будочницу, словно ту «злую собаку», хотя как раз с псинами никогда такого не делал. Вечером его снова призвала Алиса, и опять Марка в квартире не оказалось: совсем бедняга замотался на службе – с новыми-то обязанностями. Неудивительно, что жёнушка скучает. На этот раз Алиса не спешила подвергнуться обычной экзекуции. Усадив гостя на диван, она упорхнула на кухню и тут же вернулась, катя перед собой столик с яствами. Вадим наблюдал за ней с удовольствием, но и с опаской: чёрт побери, их что, специально обучают такой походке? Это ж погибель для мужиков! Расположившись в тревожной близости, женщина разлила по чашкам кофе (настоящий, не какой-нибудь заменитель!) и опять принялась разглядывать его, точно картинку. – Что-нибудь не так? – поинтересовался Вадим. – Опять я не по форме? – По форме, по форме – shut up! Впрочем, он и сам беззастенчиво пялился на Алису, ибо сегодня на ней был прозрачный пеньюар, за которым все её неописуемые прелести и рассеянные по телу побрякушки выглядели словно экспонаты под выставочным стеклом: всё на виду, однако не потрогаешь. – «Лучшее украшение девушки – скромность и прозрачное платьице», – произнёс Вадим, ухмыляясь. – Сам придумал? – Это из «Дракона» Шварца, – сообщил он и, поднатужась, добавил: – Действие второе, странички эдак четыре от начала. – Тянет тебя на запретное! – А я сладкоежка, не знала? И в подтверждение хорошенько приложился к пирожному, благо оно того стоило. Как и кофе. У каждого свои слабости. – Вадичек, – заговорила хозяйка, – скажи как другу, откуда берёшь свои мелодии? – Сочиняю, – ответил он удивлённо. – А ты что вообразила? – O'key, – сказала Алиса, подумав. – Как сочиняешь? – По-разному. – Но как приходит к тебе новые темы? – Иногда во сне. Вместе со стихами. В готовом виде, словно подарок небес. А у тебя такого не бывает? Впрочем, подобные сны давно его не посещали. И все мелодии за эти годы покрылись плесенью. Этот нечаянный дар неумолимо отходил в прошлое, а посильное сопротивление могло только продлить агонию. «О вдохновение, приди!» Вадим тихонько вздохнул. – Вадик, – судя по всему, Алиса колебалась, – скажи… А за границей ты не бывал? – Нет, – засмеялся он. – Не был, не состоял, не привлекался. Упаси нас бог и Основатель! Если бы даже захотел… – Вадик, Вадик, – удручённо она покачала головой, огорчаешь ты меня. – С таким талантом, с твоей внешностью и прозябать в спецах. А ведь ты мог бы стать, лицедеем. Или бардом. Это ж уровень! – Ну-ну, милая, куда мне так высоко – голова закружится. – Если уж тебя одарило небо… Нельзя быть таким эгоистом, Вадичек, стыдно! Надо отдавать себя людям. – Как Данко? – Вадим хмыкнул, вспомнив предостережение Тима. – А какие у них покои, какие пайки – ты бы видел! – Да какие, господи? – Он презрительно фыркнул. – Подумаешь, на категорию-другую выше! – Конечно, с управительскими не сравнить, – согласилась Алиса. – Так ведь и заслуг перед обществом у них больше. – Откуда знаешь? – Это очевидно! – Серьёзно? – Ну, я ведь вижу, сколько вкалывает Марк. – И сколько? – По крайней мере, дома почти не бывает. – А стало быть, всё это время «отдаёт себя людям», да? – Но если к нему благоволит начальство, значит, он чего-то стоит? – Человек стоит ровно столько, сколько за него согласны платить другие, – сказал Вадим. – Прочее от лукавого. – Вот Марку и платят… – Потребители? Или начальство? А оно само где разжилось? Вот когда купля-продажа начнёт осуществляться напрямую… – Ну, знаешь! – возмутилась женщина. – Тогда любой горластый пацан сможет… – И пусть. Тебе завидно? – Так ведь несправедливо! – Кто это определил – Управители? Конечно, они себя не обидят! А если от них больше вреда, ты не задумывалась? Вообще это смахивает на грабёж. – С чего ты на них зол, Вадичек? – укусила Алиса. – Тебя что, тоже ограбили? – Если б только ограбили! – ответил он. – Перекрыли все ходы, сволочи, дышать не дают… А вот тебя комсомол испортил, – неожиданно заявил Вадим. – Делать ничего не умеешь, зато других поучать – «всегда готовы»! Кабы тебе не подфартило с вывеской… – Но ведь подфартило? – И она давно бы поблёкла… – Если б не ты, верно? – А хочешь, проверим? – Что ты! – искренне испугалась женщина. – Ладно, милая, расслабься. – Обещаешь? Ну скажи!.. – «Don't worry, – сказал Вадим. – Be happy». Он раскупорил бутыль – не обычной медовухи, а высокопробного бренди, давно исчезнувшего из обычных кормушек, – и налил женщине полный бокал, хотя видел, что она и так на взводе. – Подпоить меня хочешь? – Алиса засмеялась, вздымая груди, Вадим ощутил это плечом. – Коварный! А себе? – Ты же знаешь: после тренировки не приемлю. А тебе надо, верно? Алиса потянулась за бокалом, и её грудь, скользнув по плечу Вадима, легла ему на руку. Зрелище, открывшееся в вырезе халата, стоило многого. Такое по тивишнику не увидишь. – Всё же ты глупый, – сообщила женщина, выпрямляясь. – Подобной Студии нет ни в одной губернии. Где ещё творить, как не у нас? Там собрано лучшее, что есть в Крепости, – эффектные девицы, обаятельные мужики, к тому же умницы. И то, что мы делаем… – Shit! – Ну, ты! – Алиса куснула его за ухо. – Выбирай выражения, honey, если не хочешь, чтобы порвали пасть. – Алисонька, – сказал Вадим, – перед вами стоит сложнейшая задача: надо делать программы настолько занятными, чтобы не тянуло на другое; в то же время они не могут быть яркими – иначе увлекут чёрт-те куда. Выполнить её можно только при отсутствии конкуренции, в условиях абсолютной монополии. Но тогда зачем выкладываться? – Of course, программы должны быть идейно выдержанными и высоконравственными, особенно для низших… – Женщина осеклась, с опаской глянула ему в лицо. – I mean… Вадим рассмеялся: – Да не тушуйся так – будто я не знаю про спецканалы! Она выдохнула с облегчением и продолжала: – Ну правильно, мы обязаны учить зрителей, вести их в должном направлении… – Поднимать до себя, – подсказал Вадим. – Yes – и поднимать! В конце концов, для того мы поставлены. Мы ведь знаем больше других, лучше понимаем жизнь… – Во-первых, кто нам это сказал? – спросил он. – Во-вторых, если ты всё же права, кто в этом виноват? – Quilt? – удивилась Алиса. – Странно ты ставишь вопрос… – O'key. – Вадим решительно включил тивишник и удивлённо произнёс: – Оп-ля! Оказалось, Марка уже переключили на канал «золототысячников», а Вадим даже не знал, что сюда подведён такой кабель. – Ладно, так даже наглядней, – сказал он. – Всё же не явная халтура: для себя старались, верно? Здесь тоже шла постановка, только не беспросветно кондовая, как по КОПу, а словно состряпанная из нескольких забугорных фильмов, там-то давно отошедших, – Вадим даже узнавал сюжетные ходы, слизанные один в один. Правда, исполнение было местное. – Вот взгляни, – продолжал Вадим. – Ну, я понимаю, при нашей скудости не разгуляешься, и не требую много ни от декораторов, ни от спецов, – ладно, технобаза не тянет, проехали… Но ведь и в прочем – дешёвка! Хотите вешать лапшу на уши – хотя бы делайте это достоверно, захватывающе, весело. А это что? Нехилые ж актёры, а играют, будто речуги толкают. Ну, с выражением, да… хорошо поставленными голосами. Так ведь не на трибуне, здесь жизнь нужна!.. Значит, плох режиссёр, если не смог их раскрутить, – а как не быть плохим при таком тексте? Ты вслушайся – это ж белиберда, примитив! Вдобавок и скукота. А оператор – вглядись!.. Попросту стал в сторонке и крутит шарманку, пока другие тянут мякину. Какие там наплывы, акцентирование, игра теней, подбор красок – о чём ты! И не говори, что у нас не хватает умельцев – просто всплывают не они, а такие вот головотяпы… Система! Алиса заглянула в свой бокал и вдруг рассмеялась: – Ой, а у меня пусто! Похоже, заряд пропал впустую. И вправду, кому это надо: «есть у меня другие интэрэсы». Пожав плечами, Вадим налил ей снова и спросил: – Слушай, beauty, а с чего ты так за меня взялась? С минуту Алиса молчала, потягивая бренди. – С чего, с чего… Переезжаем мы скоро – вот с чего, – сказала она наконец. – Подлей ещё, а? – И далеко переезжаете? – спросил Вадим, выплёскивая в бокал остатки. – В Центр, конечно. Положение обязывает, ничего не попишешь. – И то – подзадержались вы среди нас, грешных! – Не ехидничай, дурачок. Кабы не твоя лень, и ты не жил бы в халупе. – У нас все пути открыты. Для задолизов, – не удержавшись, буркнул он, но Алиса, к счастью, не расслышала. – Вот заведутся у тебя дети, – продолжала она, – чего им скажешь? – Тараканы заводятся. – А всё-таки? Когда дети начинают стыдиться нищих родителей… – Конечно, лучше, когда они спрашивают: папочка, а почему ты стал такой сволочью? – Подумаешь! Вот Марка таким вопросом не смутить. – Ещё бы! У него и детей, скорее всего, не будет. Зачем ему? Он и без того отлично вписывается в Систему. – Знаешь что, – обиделась Алиса, – давай-ка сменим тему! – Давай, – согласился Вадим и невинно спросил: – А правда, что Режиссёр ввёл на Студии право первой ночи? Алиса рассмеялась, не вполне убедительно, и заявила: – Вообще хватит о делах – надоело! – Давай о другом, – покладисто сказал он. – О чём? – Чего-то я полнеть стала. – Живёте слишком сытно. Перевести бы вас на пару категорий ниже… – Ну, не будь злюкой! Чего мне делать? – Я же давал упражнения – мало? – А может, лучше почаще массировать? – Тебе-то, конечно, лучше, – подтвердил Вадим. – А что у меня силы на исходе, тебя не колышет? – Ну, на это-то тебя хватит, – уверенно заявила она. – Наелся? – Да вроде. – Тогда отрабатывай! Похотливо улыбаясь, женщина выпрямилась, одними кистями потянула за просторные рукава, и пеньюар соскользнул с её плеч – убийственное зрелище, хотя и частое. – Безжалостная ты мадам, Алиска, – укоризненно заметил Вадим. – Тебя б в стриптизёрши. Эх, будь я моложе!.. – Не прибедняйся, Вадичек. Лучше смотри на меня, смотри внимательно – я вся тут. Хочешь, встану, повернусь? – Ради всех святых не надо! – взмолился он. – Кстати, а где твой благоверный? – Предупредил, будет поздно – может, к утру. Ну come on, come on же!.. Запереть дверь? – Смерти моей хочешь? Алиса надвинулась на него обнажённым торсом и стала болезненно щипать за бока, приговаривая: – Противный! Злюка! Противный!.. Возбуждённо смеясь, Вадим закрывался руками, потом завопил: – Эй, студийка, ты перепутала роли! Для чего, по-твоему, я тебя поил? Чтобы расслабилась. А ты чего вытворяешь? Энергично работая тазом, Алиса вклинилась между ним и спинкой дивана, со вздохом призналась: – Жаль мне с тобой расставаться, Вулфище, правда. Хотя и толку с тебя!.. Положим, здесь она врала. Кожа её была настолько насыщена рецепторами, что от массажа женщина получала удовольствия не меньше, чем от самых изощрённых любовных игр. Конечно, если бы это совместить… – От pussy-cat слышу, – огрызнулся Вадим. Привычно скинув рубашку, он пододвинул к дивану кресло и приступил было к работе. – Не здесь, – остановила Алиса. – Хочу в воде. – Сегодня у нас что, банный день? – удивился Вадим. – Пошла мода!.. Однако подхватил женщину на руки и перенёс в ванну, просторную и добротную, к тому же недавно отреставрированную. После Юлькиных излишеств она не показалась Вадиму роскошной, и вода заполняла её не столь прозрачная, хотя горячая: ещё с прошлого повышения Марку установили газовый титан. Постанывая от наслаждения, Алиса погрузилась на дно, зато её выдающиеся груди расправились в правильные купола, затвердевшими сосками выступив над поверхностью. Опустив в воду руки, Вадим принялся обрабатывать её размякшую, разомлевшую в тепле плоть, избегая лишь самых укромных мест. – Иди ко мне, – вдруг позвала женщина, не открывая глаз. – Come, ну? Здесь хватит места обоим. – Где? – откликнулся Вадим насторожённо. – И кто второй? – В ванне, глупый! – засмеялась она. – Ну, залезай! Удобней же будет. – Что? – Мыть меня. Заодно и сам помоешься. – Третий раз за вечер? My god, неужто я такой грязный! – Тогда сосредоточься на мне. – Это что же, выходит, я пошёл на повышение? – сообразил он. – Раньше мне доверяли только массаж. – Раньше и Марк не задерживался настолько. Похоже, он больше меня не хочет – и ты его понимаешь, верно? – Вовсе нет, – сказал Вадим искренне. – Тогда залезай. Поколебавшись, он всё-таки разделся и забрался в свободный закуток, сложившись чуть ли не втрое. За годы знакомства они повидали друг друга во всех видах, так что стесняться было глупо. – Осуществляются мечты, – пробормотал Вадим. – Причём с избытком. Может, не стоило так вожделеть горячих ванн? Но он же не заказывал совместных! – Ну расправься, чего ты? – Ухватив за щиколотки, Алиса потянула Вадима на себя, пока они не сомкнулись ягодицами. – Полежи спокойно, проникнись… – Ждёшь, пока и у меня всплывёт? – поинтересовался Вадим, легонько разминая её икры. – Говорю, сил не осталось даже на это. – Чем же вы занимаетесь в своём зале? – Развратом, Лисонька, а как же! Иначе зачем бы мотались туда так часто? – Вот таким, да? Не торопясь, Алиса закинула себе за плечи обе ноги, даже скрестив щиколотки под затылком, и заколыхалась в странной позе, улыбаясь Вадиму с вызовом и благодарностью: ведь это он подарил ей такую гибкость. Причём намного раньше, чем Юле, – лишь только обнаружил в себе эту способность. И хотя на подобные узлы Вадим сегодня нагляделся, роскошные прелести Алисы привносили в зрелище особенную пикантность. Увидеть их сразу и так близко друг к другу, словно собранными в горсть, – да, господа, это впечатляет! – Ещё немного, – дружелюбно предупредил Вадим, – и твоё сокровище вывернется наизнанку. И на что, по-твоему, это будет похоже? Сначала Алиса прыснула, видимо, представив картинку, затем надула губы. – Чудной ты, Смирнов! – расстроено сказала она. – Вроде и мягкий, и податливый, и уступчивый, но никогда не удаётся дожать тебя до конца. У тебя что там, под слоем ваты, – сталь? – Пламенный мотор, – ответил Вадим, – вместо сердца. Как у робота. – У приличного робота в каждом важном месте по моторчику. А с тебя что взять? – Шерсти клок. Ибо сказано: «от добра добра не…» – Довольно цитат! – прервала женщина с досадой. – Ты обложился ими со всех подступов, точно минами. Смотри, сам не подорвись! – Чего тебе не хватает? – удивился он. – Даже если забыть о Марке, вокруг вьётся столько озабоченных: на Студии и по всему Центру, – только выбирай' – Стоит мне захотеть, – подтвердила Алиса, – и любой из Управителей будет плясать тут на задних лапках. «Золотая тысяча» – ха! Знал бы ты, что за вечеринки закатывают Главы – по блокам или даже в кремле! А сам Первый, в своей резиденции, – представляешь, какие там приёмы? – Понятия не имею, – сказал Вадим. – И, честно сказать, не стремлюсь. – Боже, а какие там попадаются самцы! – с восторгом сказала Алиса. – Звери, прямо сейчас из джунглей!.. – Не боишься, загрызут? Звери – они звери во всём. – Завидуешь, да? Самому-то – слабо! – Потребуется, я найду чем компенсировать нехватку свирепости – уж ты знаешь. – А докажи! – Щас, – сказал он. – Разбегусь только. Встав перед женщиной на колени, Вадим осторожно развязал живой узел и наконец принялся за дело. Больше Алиса ему не мешала, только подчинялась его умелым рукам, а иногда подправляла – для пущего эффекта. Видимо, сочетание горячей воды и жалящих ладоней действительно пробрало женщину до самых глубин, потому что такого взрыва страстей Вадим давно не наблюдал. Что бы сказал Марк, ещё на лестнице заслышав вопли жены, а потом увидав её в странном единении с массажистом? (Отдаваться ведь можно только старшим по званию, никак иначе, – раздать им последнюю честь.) И кто бы поверил, что между ними ничего не случилось? Голая и мокрая, Алиса с непривычной заботливостью проводила Вадима до самого входа, без жалости закапав роскошный палас. А затем снова вернулась в ванну – добирать блаженства. Зато нагрянувший раньше обычного Тим был настроен очень решительно, с порога атакуя хозяина: – Ну ты, шизоид!.. Чего ты наплёл вчера про свои дурные предчувствия? Впрочем, какими ещё они могут быть – в такой голове! – Бедняга, – рассмеялся Вадим. – Испереживался весь, да? Свирепо клацнув зубами, гость обвалился в кресло, хлопнул на стол коробку с половинкой вафельного торта. – Ну! – восхитился Вадим. – «Сегодня праздник у девчат!» И только тогда Тим ухмыльнулся. – Чай хочу, – отрывисто объявил он. – Настоящий, индийский – не нашу полову!.. Алиска снабдила, ведь так? – А то! – Вадим кивнул под столик, где уже дымился чайник, распространяя вокруг соблазнительный аромат. – Психолог, – с огорчением сообразил Тим. – Даже время подгадал, когда я прибегу! – Не только время, – сказал Вадим, кивком же указывая на плоскую тарелку и пару блюдец с ложечками, расставленные по столу, – но и масштаб взятки. Я ведь давно тебя знаю, старичок. – И чёрт с тобой! Разливай. Первые глотки они сделали молча, следуя негласной традиции, затем Тим внезапно спросил: – Что, до сих пор не можешь её забыть? – Ты о ком? – изобразил недоумение Вадим. – Ладно, со мной-то можешь не притворяться! Я ведь помню, как разошлись наши тропки, и с тех пор мы словно бредём в разные стороны… к счастью, пока видим друг друга, когда оглядываемся. – Да ты поэт, старичок! – усмехнулся Вадим. – Чего б тебе всерьёз не заняться стихоплётством – глядишь, сгодился бы на Студии? – Полный самоконтроль, надо же! – поразился Тим. – И всё же то приключение затронуло тебя до нутра, и вот теперь наружу пробивается… – Монстр? – Уж и не знаю, как назвать. Пока ты просто добирал силы и чутья – ещё бы ладно, спишем на странности. Затем принялся исцелять наложением дланей, не говоря о диагностике, – и через это мы проходили, таковые феномены науке известны, хотя не афишируются. Но прорицать! – Тим скорбно покачал головой: мол, даже не уговаривай. – Моя интуиция тебя не смущает? – спросил Вадим. – Смущает, и что? – Ты ведь понимаешь её как обычную способность к анализу, только реализуемую подсознательно, верно? – Ну? – А может, мой аналитический талант вырос уже настолько, что я могу прогнозировать будущее? – Как некий сверхкомп? – Примерно, – согласился Вадим. – Или другой вариант: представь, что где-то… –…в тёмном-претёмном лесу, – встрял Тим, – за полями, за долами, за высокими горами… –…имеется громадный банк данных, куда свалена эта чудовищная груда программ, по которым существует и развивается наш мир, – и стоит там слегка покопаться… – Боже, Лосина, да ты фаталист! – изумился спец. – Конечно же, нет – иначе не стоило бы дёргаться. Но почему не поверить в Рок как в некую мировую Программу, суммирующую все тенденции? Это ведь не отрицает свободы воли. – Хочешь сказать, будто ты сию Программу ощущаешь? Ну, знаешь! – Разве только я? Любой нормально настроенный разум провидит будущее хотя бы на несколько секунд – достаточный срок, чтобы не угодить под сорвавшийся сверху камень или избежать удара из-за угла. Беда в том, что нормальных становится всё меньше, а значит, люди неё сильнее зависят от судьбы. – А ты, стало быть, главный её противник? – Собственно, почему главный? – Потому что пыжишься больше других. – Это я-то? – усмехнулся Вадим и посетовал: – Honey, как ты не прав! Не удержавшись, Тим хихикнул. – В этом смысле нормальнее всех крутари, – добавил Вадим. – Наверное, потому, что рискуют чаще. К тому же свои цели они видят лучше и достигать их умеют. Другой вопрос – какими средствами. – Насчёт целей это в точку, – подтвердил гость. – Что умеют, то да! – Собственно, ты о чём? – Как всегда: о бабах. – О господи… – Ненавижу их! – признался Тим. – Эти твои крутари что коршуны: носятся на своих гребаных колесницах по улицам, а чуть проклюнется где свежачок поаппетитней – хвать и к себе в гнездо. Поглядеть же стало не на кого! – Зато оставили умных, – усмехнулся Вадим. – Вот и радуйся, улучшай породу. – На что мне умные – я сам такой! Человек ищет в других, чего в себе не хватает. Почему, ты думаешь, щупляки любят крупных? – Ну, с крупными у тебя проблемы не возникнет. – С толстыми! – возопил Тим. – С толстухами даже, с бабищами! Но не с рослыми, статными да здоровыми – этих ведь тоже разобрали. Не крутари, так «старшие братья» – и у тех губа не дура! – Что ж, в этом есть глубокий природный смысл, – философски заметил Вадим. – Кто поживучей, отхватывает лучших самок, а проигравший – пусть себе плачет! Кому нужен твой ум, если ты не сможешь поднять потомство? Как говорят американцы: «Если ты умный, почему не богатый?» – Потому что я не в Америке, – огрызнулся Тим. – Ага, «здесь тебе не тут», – подхватил Вадим. – А стоит закинуть за океан, кэ-эк развернёшься!.. Повезло американам, что тебя сбросили именно на нас, ударопрочных. А крутарей ты и сам боишься, верно? – Я сказал: ненавижу! – Это и значит: бояться. Разве нет? – Дубьё они, тупари, пр-р-римитивы!.. – Ты уверен? Тогда попробуй, встань с ними в ряд. – Это как? – Добейся, чтобы тебя уважали. – Крутари, что ль? Они уважают тяжёлый кулак. – Ну, не только. – А что ещё? Груди по три кило и ноги от шеи? – «Не судите, да не судимы будете!» – назидательно изрёк Вадим. – Каким ещё свежачком порадуешь? – «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоём глазе не чувствуешь?» – с готовностью добавил он. – Евангелие от Матфея, глава семь, – куда свежей? Бедняга Иисус: если б сейчас этим хоть кто-то руководствовался! – Процитировать каждый дурак сможет. – Так давай тему. – Пожалуйста: главное достоинство крутаря? – Сила, – сказал Вадим. – Оружия, мускулов, духа. – Члена, – буркнул Тим. – А подробней? «Хочу быть сильным, хочу быть смелым!..» Эволюция силы, да? – Согласен. – O'key, – начал Вадим. – Первое: подкачав мускулы, человек уже выделяется из стада. А научившись ими управлять, словно обзаводится личным оружием. Теперь он не так уязвим, как прочие, а потому не столь зависим от произвола властей. Даже приличное владение кулаками делает его опасным для многих, а если боец способен пустить в ход и ноги, сила его возрастает втрое! Для большинства блюстов такая скотинка не по зубам, а представь, если одиночка научится применять подручные средства: от дрынов до кухонных ножей. Это ж угроза государству!.. – Ну, ты скажешь! – Не всякому, но авторитарному – точно. Когда стережёшься не только простого люда, но даже собственных гардейцев, любая заточенная железка покажется чрезмерной. К счастью для наших Глав, огнестрелы сюда почти не проникают, даже у крутарей их немного. Но тем важнее становится умение драться, особенно на клинках. Пока обходишься костями да деревом, ещё возможно не выйти из рамок, хотя и обычным дрыном легко проткнуть грудь. Но сталь для того и куётся, чтобы рассекать плоть. И если не чувствуешь в себе мясницких наклонностей, лучше в это дело не встревать каким бы романтизмом ни веяло от мечей и шпаг. Для обороны довольно и посоха, что блистательно доказали буддийские монахи. – Что-то не видал ни одного крутаря с посохом, – заметил Тим. – Вот рассекать плоть – это да! Недаром же их так дружно прочат в мясорубы? – Занятно, – сказал Вадим. – Что? – То ли за последние сутки ты сильно поглупел… – То ли? – То ли становишься завистливым. – Тебе хорошо говорить! – вскипел Тим. – С таким букетом дарований и такой вывеской. Тебе и позавидовать некому! – Ну да, тебя очень обделили, – возразил Вадим. – Скорее тебя напугал тот инфарктик. Походил месячишко в инвалидах, а проникся «на всю оставшуюся жизнь». – Зато ты смелый! – Of course, – сдерживая ухмылку, подтвердил Вадим. – А что, закрались сомнения? – Боже мой, Вад! – в сердцах воскликнул Тим. – Сколько тебя помню, ты бредёшь по жизни, ссутулясь и притиснув к бокам локти, чтобы, не дай бог, кого-нибудь не задеть! Как можно эдакому громиле быть таким телком? В тебя плюнут, а ты утрёшься и отойдёшь в сторону. Ну нельзя же так, стыдно! Ещё обличитель, отметил Вадим, – следующий после Алисы. Сговорились, что ли? Правда, та корила меня за иное. – Может, я не хочу быть «слоном в посудной лавке»? – посмеиваясь, возразил он. – По-твоему, каждому встречному надо доказывать, какой я сильный и сколь опасно в меня плевать? Впрочем, подобная идея редко кому приходит в голову. – Ну да, стоит на тебя поглядеть… – Именно. – Нет, – внезапно сказал Тим. – «Я думал, думал и наконец всё понял»: ты – робот! – Подумай ещё, – предложил Вадим без особой надежды. – Хотя не всем это впрок. «Тем более, ты не оригинален», – мысленно добавил он, опять вспомнив Алису. – А что, вполне может быть, – Тим принялся загибать пальцы – Во-первых, здоровья вагон и силы на троих это как? – У меня одного разве? Ты походи среди крутарей. – Видели, знаем! Даже и там таких поискать. – Ладно, отмахнулся Вадим. – Во-вторых? – Во-вторых, непрошибаем, точно шкаф, – с готовностью посчитал спец. – Сколько тебя знаю, ты ни разу не повысил голос. Вообще тебя хоть чем-то можно вывести из равновесия – ну, в принципе? – Наверно, – пожал плечами Вадим. – Только зачем? – Чтоб обнаружить эмоции! – Поверь на слово: они у меня есть. Только я ими владею – в отличие от других. – Все так говорят! – запальчиво возразил Тим. – А на поверку… – Что ли, вскрытие показало? – А главное, – Тим вскинул третий палец, пока не торопясь его загибать, – ты совершенно неагрессивен, до идиотизма! Тут вообще прямо по старику Азимову, один в один: первый закон робототехники. Процитировать? – Обойдусь. Только и Христос заповедовал: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». – Принцип садомазохистов! – А они не люди? – Тебе все люди: шлюхи, крутари, садюги… – Коты, – прибавил Вадим. – А вот мне в последнее время глаз положить некуда: кругом сплошные рожи, одна другой страшнее! – Хочешь, сведу с дамочкой? – предложил Вадим. – Симпатичная, интеллигентная, книжки читает. – Надеюсь, не классику? – подозрительно спросил Тим. – Чёрт знает, но от классики бабы дуреют – сколько раз обжигался! Либо снобизм изо всех щелей прёт, либо в крайности «так и кидат», либо и вовсе полуграмотная. Или это дур больше тянет на классику? Вообще-то странно – должно ж быть наоборот… Когда Тим бывал не в настроении, его лучше было «не замать», – хотя сам он только и выискивал, на ком разрядиться. В отличие от Вадима, предпочитавшего зализывать раны по дальним углам, Тим в такие минуты бежал одиночества, без зазрения выплёскивая горечь на подвернувшихся. Чаще других доставалось Вадиму – что же, для его массы это не страшно. Поплакавшись и наругавшись, а заодно прикончив торт, Тим скоро ушёл. На всякий случай Вадим проследил его топанье до самой квартирки, тем более, тот оступался в темноте через шаг. После отбоя хождения по лестницам и этажным коридорам, мягко говоря, не поощрялись, и в этом даже был резон – при здешних картонных стенах и обычном наплевательстве каждого на всех. Общага есть общага, и если человека не заботит комфорт остальных, за него приходится напрягаться властям. В одном Тим прав: Вадим и в дневные часы старался никого не задевать, а ночью эта боязнь доходила до патологии – собственный нечаянный шум причинял ему страдания. Но сегодня он не собирался даже включать приёмник, прежде чем не повидает кое-кого. На этот раз Вадим долго сидел на подоконнике, свесив ноги наружу и дыша осенью, пока не услышал характерное урчание. Сегодняшняя ночь оказалась ещё чернее прошлой, однако теперь он знал, что высматривать, и привыкшим к темноте взглядом быстро ухватил давешний вертолетик. И тут же нацелил на него старый бинокль. В чёрном силуэте проступили детали, впрочем, не слишком подробные. Действительно, корпус «ворона» наполовину составляли тонированные бронестекла, как в колёсниках крутарей. И кабина была столь же угловатой формы, будто копировала гигантское насекомое. Вадим увидел, как вертолёт вдруг завис против одного из окон соседнего здания и оттуда в кабину прошмыгнул странный предмет, похожий на длинный куль, скользящий по невидимому тросу. Тотчас Вадим сосредоточился на самом окне, но разглядел только, как закрашенная наглухо створка аккуратно встала на место, выдвинувшись из чёрной комнаты. В следующую секунду винтокрылый «ворон» двинулся дальше и больше не останавливался, пока не пропал из виду. «Ни фига не понимаю! – сердито подумал Вадим. – Какие у крутарей могут быть дела в обычном жилом доме, с законопослушными спецами? Чего завзятым хищникам делить с травоядными? Или это похищение? Чёрт возьми, не хватало!.. Что ли наведаться туда завтра?» |
||
|