"Бах" - читать интересную книгу автора (Морозов Сергей Александрович)

V. ЗЕНИТ БЫТИЯ ПРОЙДЕН

ЦЕЛЬНОСТЬ ЛИЧНОСТИ (третье авторское отступление)

В 1740 году Баху исполнилось пятьдесят пять лет. Потеря Готфрида, третьего сына, смягчена радостями, приносимыми младшими детьми. Подрастает Христоф Фридрих, ему уже девятый год. По комнатам бегает пятилетний Иоганн Христиан, будущий «лондонский Бах», который вместе со старшими братьями заслонит на долгое время славу отца... С Христианом пытается играть в догонялки трехлетняя Каролина.

У Иоганна Себастьяна родится еще один ребенок, двадцатый, дочь Регина Сюзанна; это произойдет в 1742 году. И все-таки едва ли не с конца тридцатых годов биографы великого композитора начинают отсчет последней поры его жизни. Не рано ли для художника, полного сил, замыслов, энергии, воли? Еще многое предстоит свершить Иоганну Себастьяну.

В предвестии далекого заката приостановим повествование. Еще одно отступление от последовательного рассказа о событиях жизни Баха: сосредоточим внимание на некоторых чертах самой личности его.

Обрисуем внешность Баха. Время еще не наложило на него мету увядания. Он крепко и правильно сложен, среднего роста, довольно широкоплеч, подвижен, с пластичной походкой. Всю жизнь отличается здоровьем. Выносливый, не знающий устали мастер, не жалея близоруких с детства глаз, занимается за столом своей комнаты до позднего часа. Он сочиняет быстро, ноты пишет скорописью; небрежно зачеркивая целые куски, тут же заполняет нотоносцы новой редакцией фрагмента.

Во время игры на инструменте или в час дирижирования его лицо выказывает энергию и волю; полна движения мимика, точно и тонко действуют руки; дирижер управляет музыкантами и с помощью живых глаз под густыми подвижными бровями. Лоб высок. Между бровями с годами легла «строгая и сумрачная морщина». Она участвует в приказаниях, но исчезает, как только за– кончится игра. Тогда лицо музыканта с легкой улыбкой на губах и доверчивым взглядом приобретает черты располагающего к себе добродушием, обходительного, мягкого, приветливого человека – таким Бах был и в домашней обстановке, в дружеских беседах, в кругу доброжелателей.

Одевался Иоганн Себастьян строго, без расчета на внешний эффект, как подобало кантору. Но и достойно артиста, всегда готового выступить перед людьми именитыми и власть имущими или на «вечерней музыке» – перед горожанами, студентами и заезжими купцами. Нет и намека в свидетельствах современников на небрежность в одежде или прическе музыканта, а молва, как известно, во все времена беспощадна даже к мелким промахам артистов.

На прижизненных портретах Баха он одет в нарядные цветные камзолы, чаще всего в зеленые с красным. Однако даже в портретах известного живописца Хаусмана Иоганн Себастьян изображается на нейтральном фоне, без принятых в ту пору предметов – символов профессии человека и положения его в обществе. В обычае века были фоны, на которых изображались шкафы с фолиантами, раскрытые книги или свитки нот, атрибуты обстановки кабинета. Платья рисовались с утрированными тяжелыми складками, что как бы свидетельствовало о принадлежности человека к сословию избранных. Так написаны портреты Генделя и Телемана, Маттесона и Геснера. Портреты внушительные. Даже лейпцигский городской трубач Готфрид Рейхе изображен на портрете в богатом одеянии с декоративно выписанным духовым инструментом в руках. Портреты Баха без «возвышающих» декоративных фонов и аксессуаров – немаловажная добавка к характеристике личности художника.

Никогда не покидавший пределов Германии, церковный музыкант и светский , капельмейстер провинциальных городов в жизни отличался трудолюбием и скромностью. Если современники за редким исключением так и не поняли величия его композиторского дара, то для будущих далеких поколений Бах обратился в трудно разгадываемую тайну. Как могла сочетаться тернистая, полная мелких конфликтов будничная жизнь служивого провинциального органиста и кантора с величием философически-глубокой и обращенной в будущие века музыки гениального композитора? Подобное сочетание – едва ли не единственный феномен в истории музыки.

Исследователи жизни и творчества Баха, исходившие из его преданности религии, искали и ищут разгадку противоречий Баха именно в религиозном его миросозерцании.

«Поэт Бахианы» Альберт Швейцер в юности написал в своей книге: «В конце концов сам Бах для нас загадка, ибо внешний и внутренний человек в нем настолько разъединены и независимы, что один не имеет никакого отношения к другому...» «Он – человек двух миров: его художественное восприятие и творчество протекают, словно не соприкасаясь с почти банальным бюргерским существованием, независимо от него». И далее: «Музыка для него – богослужение. Искусство было для него религией. Поэтому оно не имело ничего общего с миром, ни с успехом в мире. Оно было самоцелью. Религия у Баха входит в определение искусства». В таком идеалистическом аспекте иные исследователи обращают художника в богослова, в «пятого евангелиста», в «святого Себастьяна».

Религиозность Баха исторически обусловлена. Верный традициям своей музыкантской фамилии, традициям тюрингского простонародья, Иоганн Себастьян с юных лет оставался предан реформатскому учению Лютера в чистоте его, учению революционизировавшему в свое время народные массы. Но он до конца жизни так и не нашел в церковных кругах авторитетной опоры своим художественным воззрениям и своей творческой музыкальной практике.

Бах верил в непреложность евангельских истин, в непреложность учения Лютера. И как художник входил в противоречия со взглядами церковников. Так же как и со взглядами чиновничьей знати или представителей услужливой бюргерской правящей верхушки.

Да, окружавшая рутина бдлла для него трудно выносимой. Но когда Себастьян садился за рабочий стол, за инструмент, духовно сильный и преданный искусству художник, он сбрасывал с себя все эти тяготы.

Здесь проступают уникальные черты личности Иоганна Себастьяна Баха.

Как исполнитель-музыкант и капельмейстер, Бах был признан, равнодушие же к его композиторскому дару мало волновало Иоганна Себастьяна.. Бах не боролся за признание себя как композитора, и мир признает его искусство без заметного участия в том современников. Он не стремился к утверждению своего искусства как лидер школы. Разгадку этого надо искать в самой натуре художника и человека.

Жизнеописания многих художников, в частности композиторов, содержат рассказы о взлетах и падениях, о поражениях и победах. Условия социальной среды, строя феодального, феодально-буржуазного или капиталистического, усугубляют противоречия между личностью художника и обществом.

Все искусства знают великих художников, борцов в искусстве, наделенных признаками надломленности, болезненной ранимости. Такие художники часто вносят высокие ценности в мир искусства, их произведения влекут к себе с неотразимой властью. Надо сказать, что жизнь и деятельность подобного рода творцов вызывают повышенный интерес у исследователей психологии художественного творчества. Справедливо отмечается в научной литературе, что концепции личности часто опираются на данные невропатологии.

Личность Себастьяна Баха несравнима с подобным типом художников. Порой кажется, что его жизнь всегда оставалась внутренне неизменной, не знала ни стремнин, ни приливов, ни отливов. Нет, великий упрямец был борцом и смело может быть отнесен к творцам, преодолевавшим рутину, косность в искусстве. Это была тоже форма своеобразной борьбы с системой взглядов, царивших, пользуясь снова словами Б. Асафьева, на «феодально-бюргерском перекрестке» Германии. Но при этом как художника Баха отличает величайшее нравственное, духовное, психическое здоровье. Его жизненный путь – совсем не эффектный материал для беллетриста, драматурга, киносценариста или поэта. Натуры художников с невротическими проявлениями дают куда более благодарный материал авторам. Бытие семьянина Баха полно досадных служебных неприятностей, что трудно примиряется с величием его как художника. И уход его устремлений в область мистики казался некоторым биографам подходящей и многое объясняющей формой «перевода» его художнических желаний в лоно религиозности.

Однако слишком твердо стоял на земле Себастьян Бах. Признаками личности своей он, пожалуй, мало схож с вождем религиозной реформации Мартином Лютером. Тот, будучи в Вартбурге, бросил чернильницу в черта, «явившегося» к нему, чтобы помешать переводу Библии на немецкий язык. Баху были далеки видения и призраки. И единственный раз в жизни – факт, известный биографам, – не в черта-искусителя, а в органиста церкви св. Фомы господина Гернера он запустил сорванным со своей головы париком, когда тот что-то напутал в партии органа во время исполнения кантаты...

Объяснение «феномена Баха» его близостью мистике не достигает цели. Возникают новые направления в психологических науках, которые ведут изучение личности, исходя из осмысления признаков личности здоровой (например, теория американского ученого А. Маслоу).

Отнюдь не все устанавливаемые психологами черты «здоровья личности» относимы к Баху. Его натура, по-видимому, не была лишена некоторых частных отклонений от нормы. Но господствовали признаки, характеризующие цельность здоровой личности. Это очевидно.

Он исходил в своем творчестве и своих действиях из постоянных представлений о неизменном идеале. Он не чувствовал невротической вины или тревоги из-за неспособности изменить мир; он верил в торжество гармонии в мире; строил свое музыкальное мировоззрение прочно, на века. Его череп вмещал воистину безбрежность мелодических форм. Творец Бах подобен Демиургу в искусстве. Он не испытывал неуверенности в творчестве. Он знал степень своего всевластного умения и не таил в себе зависти по отношению к более преуспевающим в жизни композиторам и музыкантам. Он не переставал учиться у каждого, кто мог чему-то научить в музыке, и в юности, и в зрелые годы. Он впитал в себя музыку композиторов стран Европы и не считал, что его престиж подрывают заимствования с радикальной переработкой чужого материала. Баху чужда была агрессивность лидера в искусстве.

Бах ставил перед собой все новые и новые трудные цели и достигал их как художник; при этом процесс создания был ему более дорог и приятен, чем похвалы или успех после исполнения сочинений. Как мало значили для него как художника дворцовые триумфы, мишура почестей! И звание придворного королевского композитора ему нужно было только для обретения возможности создавать «урегулированную музыку». Произведения могли лежать в партитурах и нотах «молчащей музыкой», но они были сотворены. И само сознание творца объективных ценностей в мире человеческой духовной культуры удовлетворяло этого скромного гения, великого упрямца, убежденного в гармоничности своих актов творения.

Личность Баха была наделена признаками универсальности: он был исполнителем и композитором, изобретателем и мастером, сведущим в законах акустики. Конструировал инструменты; досконально знал технику строительства органов.

К признакам цельной натуры художника, достигшей «уровня самоактуализации», относимо необычайное богатство эмоциональной жизни в мире его искусства. Несмотря на строгость форм, в которых творил он музыку, его произведения содержат по-шекспировски необъятные трагические и драматические противопоставления (кантаты, «Страсти», прелюдии и фуги).

Здесь уместно сказать и о признаках цельности личности Баха как семьянина.

Личная жизнь Иоганна Себастьяна не знала переменчивости в любви. Конечно же, куда выигрышнее проступает в жизнеописаниях художников, поэтов, композиторов фабула, изобилующая драмами любви! Бах любил и был любим. Чувство любви и нюансы этого чувства наполняют множество страниц произведений Баха в разных жанрах. Чистота таких мотивов сравнима с красотой их. Свежесть музыкальной интерпретации, непереводимой на слова, захватывает, пленяет слушателей своей вечной новизной.

Две женщины, Мария Барбара из рода Бахов и Анна Магдалена, урожденная Вильке, вошли в жизнь композитора и артиста спутницами его и хранительницами семейного уклада. Две женщины, две жены, матери его детей. Иоганн Себастьян лишен был тревоги и сомнений в отношениях с любимыми. В любви царили безграничное доверие, взаимная забота.

Филипп Вольфрум заметил в портретах Баха признаки чувственности в очертаниях полных и пухлых губ. Песни, посвященные Анне Магдалене в «Нотной тетради», косвенно дополняют слова наблюдательного Вольфрума. Любовь для Иоганна Себастьяна была наделена здоровой чувственностью, однако без самодовлеющего господства ее, не лишена признаков игры, веселости, естественной простоты. И пусть скорбь, горе часто навещали семью композитора, любовь как постоянное обновление ценности жизни побеждала. Познавалась неотвратимость вечной связи любви, скорби, смерти и нового радостного акта творения жизни. Натура Баха как художника извлекала из опыта любви многое, недоступное заурядной личности или личности надломленной.

Улыбка радости и вздох страдания, мотивы восхищения жизнью, мотивы красоты, любви и смерти едва ли не на равных выступали в творениях композитора. Тема смерти у Баха – неминуемая ипостась таинства жизни. Художник-мыслитель принимал смерть как закономерность в потоке постоянно обновляющейся жизни. Что-то предвосхищающее моцартовское начало таилось в философии музыки и в глуби личности Баха. Скорбь и страдания человеческой души он показал полно. Но не восставал против скорби, считая ее неизбежной спутницей жизни. Слова писателя нашей эпохи, исследователя личности и творчества Моцарта, приложимы в этом свете к Баху: «Положительное восприятие всеобщей жизни и преодоление в ней скорби без уничтожения последней»14.

И переживания любви в своем искусстве мыслитель: Бах сопрягал с предвестиями смерти. Не допускал он от? чаяния в сопоставлении этих вечных спутников. Тема переживания смерти как естественного переживания самой жизни находила в произведениях Баха высокий поэтически-философский смысл.

Не избегает Иоганн Себастьян сатиры, озорной веселости. В выражении чувства юмора он был незлобив, а это тоже один из признаков здоровья, цельности личности. В музыкальных драмах, «Страстях», композитор клеймил низость, предательство, неистовство алчущих крови, зависть и вероломство и одновременно выражал идеальные запросы человеческой души. В сатирических концертных пьесах он шутил непринужденно и «азартно».

Нет, никак не вписывается в обрисовку личности композитора образ «старого парика», так же как далек его жизненный облик от неуравновешенных, порой болезненно неуравновешенных натур многих великих художников. Однако и в пропись психологов, исследующих параметры «здоровой личности», не укладываются некоторые черты характера Баха. Он нес в себе и отклонения от идеальной нормы, которую не без успеха стремятся определить исследователи.

Себастьян Бах был естествен в своем поведении: не принимал лжи, чванства в окружающих его общественных условиях. Здесь он оказывался «чужаком» и вел себя соответствующим образом, идя на конфликты, очень частые, хотя и мелкие. Он нередко устраивал «шум из-за пустяков»; будучи задетым извне, подчас терял способность непредубежденно оценить ситуацию. Великий упрямец терял тогда чувство реального. Однообразные ситуации, складывающиеся в отношениях с пет дантично мыслившими чиновниками, повторялись в течение всей жизни композитора. И это тоже определяет его личность как довольно устойчивую «модель поведения» в возникающих однотипных положениях.

Читатель осведомлен о причинах и следствиях его столкновений в разные периоды жизни с представителями светских и церковных властей. Филипп Шпитта, описывая поведение Баха, отметил, что он «не избегал борьбы». Быть может, даже вызывающе шел на конфликты. Он допускал вспышки в отношениях с отдельными людьми и группами, ограждая свой престиж, хотя враждебность и не была заложена в его натуре. Иногда представляется, что конфликтные ситуации даже были нужны ему. Это уже не признак умозрительно представляемой «здоровой личности». Но подобные отклонения от нормы лишь подтверждают цельность натуры Баха, проявлявшуюся в основных направлениях его жизнедеятельности.

Поступки Баха при конфликтах чаще носят «реактивный» характер. Вспышки раздражения длились долго, но оставались как бы на поверхности его личности. Бах оставался сосредоточенным художником и мыслителем, какой бы силы удар ни наносился ему конфликтной ситуацией. Невротическая личность выходила бы из равновесия, личность Баха выстаивала. И он знал дни отчаяния, и он испытывал крайние лишения. Но парадоксально: эти переживания не сказывались на замысле и выполнении создаваемых Бахом произведений.

Иоганн Себастьян Бах выполнял свою миссию художника с внеличной ориентацией творца объективных ценностей. Так сама природа следует своим законам, независимо от потрясений и катаклизмов, которые суть лишь частные случаи нарушения общей гармонии.