"Серебряный вариант" - читать интересную книгу автора (Абрамов Сергей Александрович, Абрамов...)9. БилльПрошел месяц со дня нашего последнего разговора с Мартином: он был в длительной командировке от редакции, разъезжал по городам и поселкам периферии. Сейчас он, задрав ноги, лежит у меня на диване. Ночь. Электричества ночью в отеле нет, светят лишь пылающие дрова в камине и свечи в канделябрах. Мартин встает, берет один из них в руки, и свет падает на его похудевшее, небритое лицо. – Древняя штучка, – говорит он, ставя канделябр на камин. – Чур, рассказывать тебе первому. Мне действительно рассказывать первому – так мы условились еще до отъезда Мартина. А рассказать есть о чем. Например, о популистской конференции в Вудвилле, сменившей главу партии. Прошел Уэнделл – как и предполагалось, не очень охотно поддержанный фермерами. Но все-таки прошел: сказалось влияние Стила в партийных верхах и тактика «Сити ньюс», купленной Уэнделлом у ее владельцев. Предвыборная кампания уже началась, и хотя в сенате все пока еще оставалось по-прежнему, но повсюду говорили о билле, который вот-вот будет принят сенатом. – А как относится к биллю Стил? – спрашивает Мартин. – И кстати, что ты у него делаешь? – Ничего. Должность фиктивная. Знакомлюсь с окружающими его людьми. Именно то, что мне и нужно. А к биллю он относится отрицательно – вероятно, будет голосовать против. Я передал ему слова Уэнделла, но он промолчал. В правительстве, думаю, единого мнения нет. – Скажи мне, наконец, где сенат и где правительство? И что есть что? – «Что есть что» просто и схематично. В сенате шестьдесят два места. Победившая партия образует кабинет министров, по-здешнему – секретарей. Глава партии – он же премьер-министр, одновременно ведающий государственной собственностью – казной, железными дорогами, рудниками. Четверо остальных секретарей представляют кто – администрацию Города, кто – промышленность и торговлю, кто – сельское хозяйство, а кто – цеховые организации, по-нашему профсоюзы. В сенате они голосуют, в правительстве действуют. Сущность капиталистической системы везде одинакова. – А что изменит билль? – Только внесет разлад в систему управления. – Значит, комми отколются? – Оставь свой жаргон, Мартин. Противно слушать. И повторяю: не ищи земных аналогий. Коммунистической партии здесь нет. Рабочее движение только еще приобретает организованный характер – мешают цеховая раздробленность и промышленная отсталость. Но уже нарождается что-то вроде социал-демократии марксистского типа. – Донован? – улыбается Мартин. – Нашел-таки? Я раздумываю, говорить или не говорить Мартину о моих встречах с Донованом. Первая была, пожалуй, наиболее примечательной… Мы стояли у стойки бара, уже без Уэнделла, критически рассматривая друг друга. – Интересно, чем это я мог заинтересовать вас? – спросил Донован. Он был серьезен и холоден. – Мне нравятся ваши выступления в сенате, – ответил я. – И мой билль против цеховой раздробленности за всецеховое объединение с единой экономической программой? – Иначе, за единый профессиональный союз? – Несколько непривычно звучит, но можно назвать и так. За него голосовали шесть депутатов из шестидесяти. – Будь я в сенате – я был бы седьмым. – Интересно, – сказал Донован. – Вы и газету нашу читаете? – Конечно. – И точку зрения ее разделяете? – Вполне. – Тогда почему вы работаете у Стила? – Потому что отцы наши были друзьями и участниками Сопротивления в десятом году. Со Стилом мы случайно встретились. Его поразило мое сходство с отцом. Предложил работу. Я согласился, предупредив, что я новичок в политике и только пытаюсь ее осмыслить. – Ну и как – осмыслили? – Кое-что. Уэнделл, например, прогрессивнее Стила, так как стимулирует развитие производительных сил, а Стил тормозит его. Если я и хотел удивить Донована, как удивил Мердока, земными политическими формулировками, то мне это явно не удалось. Донован не удивился, только заметил: – Вы обманули Стила, Ано, сказав ему, что вы новичок в политике. Я думаю, вы знаете даже больше меня. На другой день за завтраком в том же сенатском клубе он мне сказал: – Не экзаменуйте меня, Ано. Все, что вы говорите о классовой борьбе, мне уже давно ясно. Но второй революции может и не быть. Не исключено, что мы придем к власти парламентским путем, когда большинство народа поймет наконец необходимость социалистических преобразований. Так рассказывать обо всем этом Мартину или нет? Решаю не рассказывать. Наверняка скажет: пропаганда. А интересует его только билль, открывающий Мердоку двери в сенат. – Пройдет или не пройдет? – гадает он. – Мердок не только будет покупать голоса – он немало получит даром. Подсчитай избирательные ресурсы Мердока. Я объездил по крайней мере два десятка поместий, не считая мелких ферм. Это уже не десятки голосов, а тысячи – вместе с хозяевами за Мердока будут голосовать и все от них зависящие. А ведь раньше они голосовали за популистов. Откуда же перемены? От страха. Все чем-то напуганы, подавлены, взвинчены. И все молчат. «За кого голосуете? – спрашиваю. – За популистов?» Мнутся. «Есть еще время подумать», – мямлит один. «А может, попробую хлеба с маслом», – намекает другой, да не дерзко намекает, а явно с испугом. Только одна вдова, владелица нескольких тысяч акров земли, была достаточно откровенной. «Я всегда голосовала за Стила, но сейчас это мне будет стоить не меньше миллиона франков». Оказывается, к ней заявился бородатый верзила с пистолетом за поясом и объявил в присутствии слуг, что на этот раз не только ей и ее семье, но и всем арендаторам и слугам придется проголосовать не за Стила, а за реставраторов. Нет такой партии? Нет – так будет. А если она не послушается, так ей запросто спалят на полях всю пшеницу. «Вы, конечно, не напечатаете это в своей газете, – сказала мне мадам помещица, – я-то знаю, кому она принадлежит. И верзилу знаю, и то, что он спалит мне урожай – тоже знаю. Вы, вероятно, встретите его по дороге и поймете, что с таким джентльменом обычно не спорят». Я действительно его встретил. Догадываешься, кто это? Наш друг Чек Пасква. – Паскву придется взять под наблюдение. Найди кого-нибудь. – Уже нашел. – Кого? – Луи Ренье. Находка Мартина меня отнюдь не радует. Рискуем мы жизнью мальчишки. Луи даже стрелять не умеет. – Что я мог сделать? – оправдывается Мартин. – Отыскал он Паскву где-то в кабаке и нанялся в банду, со мной не посоветовался. А Пасква почему-то согласился, хотя и видел, что это жеребенок. Оставил его при себе – якобы для поручений. Луи считает, что он нужен Чеку для наблюдений за нами. – Маневр Мердока. Значит, он нам не верит. – А мы – ему. Обоюдно. Кстати, серебро до сих пор в его лесной «берлоге». – Ты уверен? – Почти. Слитки в больших количествах не появлялись ни на рынке, ни в ювелирных лавках. Может, пустить по следу полицию? Я рассуждаю. Бойль, начальник полиции Города, – популист. Честный. В какой-то мере принципиальный. Но в подчинении у него слишком много подонков, купленных Мердоком. Да и не только Мердоком. Мартин прав: в Городе нарождается что-то вроде мафии. Появляются капиталы, неизвестно на чем взращенные. Возникают капиталисты, неизвестно что производящие. А это на руку Мердоку. Можно, конечно, изъять серебро из его «берлоги», Бойль это охотно и даже умело сделает. Но не рано ли? Не лучше ли выбрать более подходящий момент для удара? Тут-то и может помочь Ренье. Но оставлять его у Пасквы рискованно. – Убери его из шайки, Мартин, – говорю я. – Мы не имеем права рисковать его жизнью. – Если найду, – соглашается Мартин. Спать некогда. В шесть уже оживают сенатские кулуары, и бар гудит от шумной и пустопорожней болтовни, из которой я всегда что-то выуживаю. На лестнице толкотня, как на бирже. Пробираясь наверх, встречаю Бойля. Начальник полиции стоит в стороне и созерцает происходящее. Во время заседания он будет сидеть со мной, в ложе сенатских чиновников: амфитеатр только для сенаторов. – Все еще не нашли серебро, Бойль? – Мы с ним на дружеской ноге и обходимся без «мсье» и без «мистера». – Кто сейчас интересуется серебром? – отмахивается он. – Билль, и только билль! – А вдруг провалят? – Чудак, – смеется Бойль и ныряет в какую-то болтающую группку. У Бойля своя информация – думаю, верная. Послушаем других. В коридоре меня останавливает Уэнделл. – Сейчас вы спросите о Стиле, – улыбаюсь я. – Не буду. Знаю, что он проголосует против. – Многие боятся его выступления. Оно может быть очень резким. – А разве вы не знаете точно? – Стил со мной не советовался. Но он очень не любит Мердока. – Мердок в сенате менее опасен, чем за его стенами. А билля ждут и другие. Жизнь, как время, – идет вперед, а не стоит на месте. Общество не могут представлять одни аграрии и банкиры. Кто-то отвлекает Уэнделла, и я отправляюсь в ресторан. Стила нахожу одного в дальней кабине за синей портьерой. Перед ним два бокала и бутылка вудвилльского красного. Но он не приглашает меня присесть. – Не знал, что вы здесь, Ано, – говорит Стил. – Я пришел как советник, пока вы меня еще не уволили. – С каким советом? – Не выступать вообще. – Почему? – Вы не поведете за собой даже трети сената. – И пропустить Мердока? Я повторяю слова Уэнделла: – За стенами сената Мердок более опасен для общества. Сенатский мандат неизбежно умерит его агрессивность. Хуже будет, если хунта Мердока силой захватит власть. Что такое «хунта», Стил не понимает, я вижу это по выражению его глаз, поэтому тут же меняю «хунту» на «шайку» и добавляю: – А в сенате реставраторов всегда сумеет сдержать разумное большинство. Стил долго не отвечает, и я все жду, не присаживаясь. – Вы знаете, кто выдвинет билль? – наконец спрашивает он. – Слышал: Рондель. – Глава партии «джентльменов». Человек, проживший на свете столько же, сколько и я. Что заставило его изменить продуманному и пережитому? – Я только что слышал от главы вашей партии, Стил, – говорю я, делая ударение на «вашей». – Жизнь, как время, – идет вперед, а не стоит на месте. Должно быть, Рондель это понял. – Они хотят расколоть нас, – тихо, но твердо произносит Стил. – Отойдут трудовики, уже зашевелились каноники, а главное, конечно, Мердок. Перемены? Я против перемен, Ано. Люблю все стабильное, прочное, неизменное. Видно, мне пора в отставку, сынок. Могу назвать тебя так, кто бы ты ни был. Ведь мне уже, как и Висту, давно за семьдесят. Только уйду после выборов. По конституции все мои голоса получат те, кому я их отдам. А у меня сто тысяч избирателей, и ни один из них не будет голосовать за Мердока. Я вспоминаю рассказ Мартина, но молчу. Стоит ли огорчать старика, да еще в такой день? А на Мердока можно найти управу: есть и Уэнделл, есть и Бойль. Да и «Сити ньюс» вмешается, если понадобится. Словом, отпор Мердоку мы дадим и без Стила. Звонит колокол, призывающий членов сената в зал заседаний. Стил уходит из ресторана. Мне его искренне жаль – священник, основы веры которого поколеблены. Медленно иду за ним. У входа в ложу мне встречается Мердок, старомодный и чинный. Улыбка его лучезарна, словно у игрока, крупно выигравшего на скачках. – Радуетесь? – замечаю я. – Не рано ли? – А вы сомневаетесь, мсье Ано? – Потому я и отказался от ваших пяти тысяч. – Боюсь, что вы мне уже не нужны. Как советник Стила, разумеется. Охотно предлагаю вам тот же пост. – Не рано ли? – повторяю я. – Я уже присмотрел себе кресло в сенате. Подумайте, Ано, может быть, это окажется выгоднее, чем предложение Уэнделла? – Вы, как всегда, информированы, Мердок. Но я ни к кому не уйду от Стила. Тем более сейчас. – Поддержать падающего? – смеется Мердок. – Нет. Просто большей свободы действий нигде у меня не будет. – То-то вы так часто встречаетесь с Мартином. Пусть имеет в виду, что разглашение редакционных секретов чревато далеко не радужными последствиями. – Еще одна улыбка, и он скрывается в ложе. Значит, Мердок знает о моих встречах с Мартином. Откуда? Игра продолжается. |
||||
|