"Внезапный огонь" - читать интересную книгу автора (Олдфилд Элизабет)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Когда они приехали в Портимао, шумный рыбный порт милях в десяти от Прайя-до-Кар-вейро, места за столиками, рядами стоящими на набережной перед ресторанами, уже начали заполняться.

Хотя в меню были и морские языки, и морские лещи, и омары, главным блюдом на обед были сардины. Не те крошечные, которыми обычно набиваются консервные банки, но свежиe, с толстыми спинками, дюймов восемь-десять длиной, которые жарят на углях прямо на улице. Подаваемые с молодым картофелем и салатом, они привлекают сюда и отдыхающих, и честных жителей.

Маленькие ресторанчики устраивали дружеские соревнования, кто сумеет привлечь больше посетителей. Когда Эшли и Витор вышли из машины, им навстречу, приветливо улыбаясь, выбежали несколько официантов и стали наперебой предлагать отведать сардин именно с этой дымящейся решетки, сесть за этот столик и стать гостями этого заведения, откуда, как они весело заявили, открывается самый лучший вид на сверкающее устье реки Арада.

– Вам нужен высокий стульчик, – заявил молодой человек в длинном переднике, улыбнувшись Томасу. – У нас как раз есть такой. – Он поклонился. – Прошу сеньора и сеньору пройти со мной…

Через несколько секунд они удобно устроились за столом в тени большого зонта рядом с восседавшим словно на троне малышом.

Поскольку Витор поблагодарил его по-португальски, официант принял их обоих за своих соотечественников и, продолжая говорить на своем родном языке, заметил, что погода стоит солнечная, предложил выбор блюд и вин, а напоследок сказал, что Томас очень славный малыш и прекрасно себя ведет.

– Наверное, думает, что мы женаты и Томас наш сын, – усмехнулся Витор, когда официант принял заказ и поспешил на кухню. – Ну что же, это вполне естественно.

В ответ Эшли пробормотала что-то нечленораздельное. И зачем она только согласилась на этот обед? – запоздало пожалела она. Зачем подвергла себя опасности, что кто-то посторонний заметит сходство между ее сыном и их спутником и сделает очевидный вывод? Взяв меню, она с преувеличенным интересом занялась выбором десерта.

Томас любит пудим флан, а я, если в меня еще что-то влезет, попробовала бы… Что такое пудим Молотов?

Мусс из яичных белков с карамельной глазурью.

Звучит заманчиво.

– И очень вкусно. – Витор внимательно посмотрел на нее и неожиданно сказал: – А Томас мог бы быть моим сыном.

У Эшли засосало под ложечкой. Хотя в глубине души она надеялась, что он догадается сам, ей не хотелось, чтобы это случилось именно сейчас. Только не здесь, где вокруг так много людей, отчаянно думала она. Да и Томас может почувствовать эмоциональный настрой. Хотя он, конечно, еще слишком мал, чтобы понять, но…

– Если не считать, что ко времени смерти Саймона ты была уже на третьем месяце беременности, – закончил Витор.

У Эшли словно что-то взорвалось в мозгу.

– Это Саймон тебе сказал? – спросила она.

Он кивнул.

– Выглядит неплохо, – согласился Витор с официантом, размахивающим перед его носом бутылкой красного вина.

Пока официант открывал вино и наливал Витору на пробу, Эшли рассеянно смотрела по сторонам. Целая вереница рыбаков разгружала корзины с крабами с рыбацкого судна, стоявшего у набережной; поодаль рыбаки, сидя на солнышке, чинили сети; еще дальше рекламные щиты приглашали отдыхающих заняться подводной рыбной ловлей.

Она ничего не замечала. Витор сказал, что в Аделаиде она была на третьем месяце; значит, он думает, что она уже была беременна, когда они занимались любовью! Теперь стало понятно, почему он никак не может понять очевидного.

Оказывается, Саймон подтасовал факты. И снова ее подвел. У Эшли заныло сердце. Теперь придется все объяснять и исправлять содеянное.

Взяв салфетку, Эшли обвязала ею Томаса. Сейчас ей решительно не хотелось думать ни об обмане Саймона, ни о том, как его исправить. Впервые после приезда в Португалию она обедает в ресторане вместе с сыном и твердо намерена получить от этого удовольствие.

Благодаря вкусной пище, удачному расположению их столика и хорошему настроению Витора обед прошел замечательно. Неторопливая беседа текла сама собой и – к облегчению Эшли – не касалась острых проблем.

– Вчера мы с Томасом ходили смотреть на фундамент первой виллы, которую начали строить твои рабочие, – сказала она, когда они уже пили кофе. – Судя по всему, она будет просторной.

Витор кивнул.

– Это самый большой из пяти разных вариантов. – Достав из кармана ручку, он принялся чертить на бумажной скатерти. – Вот так будет выглядеть фасад. Мы постарались совместить традиционный мавританский стиль с современными удобствами.

Уверенными движениями он нарисовал красивую виллу с отделанным колоннами входом и балконом с узорчатыми перилами.

Очень элегантно, – восхитилась Эшли. – А какой план здания?

Кроме гостиной, столовой и кабинета, внизу еще одна комната. Ее можно использовать как дополнительную спальню, или поставить телевизор…

…или устроить игровую комнату, – предложила она, стирая с мордашки Томаса остатки карамели.

Можно и так. Хочешь еще кофе?

Нет, спасибо.

У Витора дрогнули губы.

– А как насчет второй порции пудим Молотов? – предложил он.

Эшли застонала, схватившись за живот.

Он был великолепен, но я больше не могу. Витор жестом подозвал официанта.

Счет, пожалуйста.

– Спасибо за чудесный обед, – поблагодарила Эшли, когда они возвращались к машине по набережной. – В Лондоне я обычно куда-нибудь ходила по воскресеньям, в кафе или в паб, но же совсем забыла, как приятно спокойно посидеть в ресторане.

Ты не скучаешь по дому?

Да, скучаю, – призналась Эшли. – В прошлом месяце в Альгарве приехал двухэтажный лондонский автобус, он рекламировал британские товары. Так я, когда его увидела, чуть не разревелась. – Она смущенно улыбнулась. – Теперь приступы тоски по дому бывают не так часто, но когда я приехала сюда в феврале, все казалось таким чужим, что мне частенько хотелось плакать.

И цветущий миндаль не помог? – спросил Витор.

Эшли удивленно вскинула брови.

Я не поняла.

Легенда рассказывает, что однажды красивый и страстный король мавров женился на прекрасной принцессе из северной страны, – начал рассказывать Витор. – И хотя он отдавал всю свою любовь обожаемой жене и дарил ей множество подарков, она казалась несчастной. Когда же он спросил ее, в чем причина ее грусти, она призналась, что скучает по снегам своей родины. Услышав это, король приказал все поля вокруг замка, насколько хватает глаз, засадить миндальными деревьями. Однажды в феврале он разбудил свою печальную жену и подвел ее к окну. И тогда она увидела, что все вокруг белым-бело от белоснежных цветков миндаля. Дар любящего мужа мгновенно излечил ее от тоски по дому.

Эшли вздохнула. Теперь, когда она станет восхищаться знаменитым весенним пейзажем Альгарве, он будет окрашен для нее в романтические тона.

– И они жили долго и счастливо? – спросила она.

Витор улыбнулся.

– Естественно. А ты хотела бы съездить в Кальдас-де-Моника? – предложил он, когда они подошли к машине.

Она вспомнила о сонной горной деревушке, поросших лесом холмах и древнем римском источнике. Кальдас когда-то был любимым местом отдыха ее семьи, и, если бы не местные автобусы, которые добирались туда немыслимо долго, она бы уже давно снова съездила туда. Бог с ним, с ремонтом дома, следующей ее покупкой будет машина, твердо решила Эшли. Кроме ста с лишним миль пляжей в Альгарве было немало интересных мест, и это просто преступление, что они с Томасом не могут там побывать.

– Очень даже хочу, – ответила Эшли и взглянула на часы, – но уже четвертый час, а до Лиссабона далеко. Не пора ли тебе ехать?

– Я не собираюсь сегодня возвращаться, – ответил Витор. – Останусь здесь на ночь, а поеду утром.

Эшли улыбнулась. Ей нужно расписать несколько изразцов, но они могут подождать и до утpa.

– В таком случае Кальдас – это просто замечательно.

Она думала, что в машине Томас заснет. Он не спал днем, так что поездка его наверняка убаюкает. Ничего подобного. Витор вел машину все выше в горы, а малыш смотрел вокруг блестящими, ничуть не сонными глазами. Казалось, он твердо решил не пропускать ни одной минуты этого удивительного дня.

Когда они шли от источника вверх по склону холма вдоль кристально чистого ручья, текущего в тени каштанов, Томас ни на шаг от них не отставал. Молодцом держался он и через два часа, когда они на обратном пути заехали в Сильвес. Когда-то город великолепных дворцов, садов и базаров, теперь Сильвес стал тихим провинциальным городком; лишь мавританская крепость и собор двенадцатого века напоминали посетителям о его былом величии. День уже клонился к вечеру, когда они осмотрели огромную крепость и полюбовались несколько увядшим великолепием храма.

– Почему бы нам не завершить сегодняшнюю экскурсию ранним ужином? – предложил Витор. – Тогда тебе не придется готовить дома.

– Да, это было бы неплохо, – согласилась Эшли.

В местной таверне они заказали омлет. Томас начал тереть глаза кулачками и, когда они вернулись в машину, уже через несколько минут крепко спал.

Вскоре на небе появились свинцовые облака, и, когда они доехали до Карвейро, на стекла машины упали первые капли.

Я чудесно провела время, – поблагодарила Эшли Витора, когда он остановился возле их дома. Потом посмотрела на сладко спящего Томаса. – И он тоже.

Как и я, – улыбнулся Витор, и оба вылезли из машины под дождь, который уже лил как из ведра.

Поспешно открыв заднюю дверцу, Эшли наклонилась к сыну. Томас сонно приоткрыл глаза.

Мы уже дома, – сказала она и отстегнула ремни. – А ну-ка, выходи.

Нет! – вдруг шумно запротестовал малыш. Маленькое тельце резко напряглось.

Давай, давай, скорее! – поторопила его Эшли, чувствуя, как потоки дождя льются за воротник.

– Нет! – снова закричал Томас, когда она попыталась взять его на руки, и замахал руками. – Нет, нет, нет!

– Я понимаю, что тебе очень нравится эта машина, и знаю, что ты устал, – сказала она, решительно вытаскивая сына, – но будь умницей и перестань капризничать.

Личико Томаса побагровело, он стал брыкаться и громко вопить.

– Обычно он не устраивает истерик, – огорчилась Эшли, – но сегодня был такой трудный день. – Она старалась удержать отбивающегося ребенка. – Поезжай, Витор, не то вымокнешь до нитки. Дай мне только коляску, и все будет в порядке.

– Я отнесу и коляску, и малыша, – покачал головой Витор и, прежде чем она успела возразить, забрал Томаса. – Бегом! – скомандовал он и, когда Эшли бросилась к дому, побежал следом.

В доме она стряхнула с волос капли дождя и зажгла свет. Было еще не поздно, но от грозовых туч вечер казался мрачным.

– Сейчас начнется гроза, – поморщилась Эшли, услышав далекие раскаты грома. Потом потянулась к Томасу. – Я его быстро вымою и сразу уложу в кровать.

На руках Витора мальчик сразу успокоился, но теперь набрал в легкие воздуха и завопил снова:

– Нет! Нет!

Витор протянул ему руку.

– Дай пять, – сказал он.

Крики внезапно прекратились. Томас сначала нахмурился, потом протянул ладошку.

Сколько у тебя пальцев? – спросил Витор. – Один, два, три, четыре, пять, – сосчитал он.

Пять, – эхом отозвался ребенок, все еще хмуря бровки.

Огненный зигзаг молнии расколол небо. Струи дождя с шумом стучали в окно.

– Поэтому, когда я говорю: «Дай пять!», ты должен шлепнуть своими пальцами по моим! Вот так, – объяснил Витор и показал, как именно. – Ну а теперь – дай пять!

Томас засмеялся.

Пять! – пропел он и, шлепнув ладошкой по большой ладони Витора, тут же потребовал: Исе!

Дай пять! – повторил Витор. – Ты собиралась приготовить ванну? – повернулся он к Эшли, пока Томас весело шлепал его по руке.

Эшли улыбнулась.

– Да, конечно. Спасибо тебе.

Она дошла до большой ванной с белым и голубым кафелем, находившейся в другом конце дома. И тут снова сверкнула молния и загрохотал гром. Включив воду, она до половины наполнила ванну теплой водой, потом взяла пижаму Томаса и уже собиралась идти за ним самим, как вдруг погас свет.

– Не виноват! – крикнул Витор из гостиной.

Эшли засмеялась.

– Отключилось электричество. Такое часто случается в грозу, – крикнула она в ответ. – Обычно это ненадолго, но я повсюду разложила свечи, чтобы не попасть впросак. Сейчас разберусь здесь, а потом приду к вам.

На подоконнике стояли разноцветные свечи в старых оловянных подсвечниках. Эшли отыскала спички, убранные от греха подальше в аптечку, зажгла свечи и расставила их по комнате. Выйдя в коридор, она поставила еще одну свечку в альове и со спичками в руках спустилась в гостиную.

На пороге Эшли замерла. В полутьме она разглядела Витора, сидящего в кресле с Томасом на руках. Ребенок тихо дремал, прижавшись к груди и явно наслаждаясь близостью Витора. Она сегодня тоже наслаждалась обществом их обоих, подумала Эшли. Ей нравилось, что их принимают за семью. Это было приятно, давало ощущение надежности, безопасности.

Сердце Эшли сжалось. Она шагнула вперед и встряхнула коробок со спичками.

Если зажечь большую свечу на камине и поставить парочку на бюро, этого будет достаточно.

Давай я зажгу, – предложил Витор.

А… разве тебе не пора ехать? – неловко спросила она. Ей больше не хотелось этой мнимой близости. И оставаться с ним одной в темноте не было желания.

Если ты не возражаешь, я бы подождал, пока не утихнет гроза, – попросил Витор как раз в тот момент, когда над головой громыхнуло в очередной раз.

Я не возражаю, – небрежно произнесла Эшли. – Пора мыться, – добавила она, забирая у него Томаса.

В ванной она раздела и вымыла малыша. Обычно он любил играть в воде, но сегодня слишком устал, поэтому Эшли быстро вытащила его из ванны и стала вытирать. Потом опустилась на колени и надела на сынишку пижаму. В дверях появился Витор. Эшли вся напряглась. Она бы предпочла, чтобы он оставался в гостиной. И держался подальше от нее.

– Выглядит очень романтично, – огляделся вокруг Витор.

Мерцающий свет полудюжины свечей отражался от блестящей поверхности бело-голубых изразцов, которыми в Португалии покрывали стены и во дворцах, и в домах простых людей. Свечи бросали отсвет на толстый белый ковер и золотили зеленые листья растений, свисавших из керамических кашпо.

Да, – смущенно улыбнулась Эшли.

Я бы не прочь принять ванну при свечах, – тихо сказал он и после паузы добавил: – С тобой.

Эшли как раз застегивала на груди у Томаса пижамку, но пальцы вдруг словно онемели. Она уставилась на Витора и судорожно перевела дыхание. В воздухе повисло напряжение.

– Хочу раздеть тебя, медленно-медленно, – продолжал он, не сводя с нее глаз, – касаясь губами каждого дюйма кожи. Потом мне бы хотелось, чтобы и ты раздевала и целовала меня. А когда мы оба будем обнажены, я опущу тебя в воду и стану намыливать груди до тех пор, пока не почувствую, как соски напрягутся под моими ладонями.

Эшли отчаянно пыталась застегнуть пижаму. Она с испугом поняла, что ее тело отвечает на те чувственные картины, которые рисовал Витор, и ощутила, как в ней нарастает возбуждение. Его взгляд опустился вниз, лаская ее высокую грудь под тонкой тканью рубашки. Чувствуя головокружение, Эшли изо всех сил старалась справиться с предательскими инстинктами.

– Потом я смою мыло и буду целовать твою грудь, – продолжал Витор. – Я…

Наконец пижама застегнулась. Эшли встала, чувствуя, как дрожат ноги.

Это… я не… ты не должен, – с трудом выдавила она непослушными губами.

Не должен говорить, что хочу раствориться в тебе, ощущать тебя, чувствовать твои объятия? А почему нет? Мы же оба знаем, что наше влечение друг к другу, или как это еще называется, ничуть не стало слабей.

– Нет, – еле слышно выговорила Эшли. – Нет, – повторила она уже тверже.

– Да! Как ты думаешь, почему я поцеловал тебя, когда мы снова встретились? – спросил Витор. – Я просто не мог удержаться, меня толкало желание узнать, было ли случившееся в Синтре реальностью и существует ли это «что-то» по сей день. Было. И есть. – Он шагнул к ней. – А теперь…

Эшли схватила Томаса, прикрываясь им как щитом.

– Он уже на ногах не стоит, – поспешно заговорила Эшли. – Мне нужно поскорее уложить его в кровать. Пожалуйста, задуй свечи здесь и проверь те, что в гостиной.

Губы его не улыбались, но глаза ясно говорили, что он наслаждается ситуацией и готов ждать логического завершения.

– Все, что прикажешь, – ответил Витор.

Он принялся гасить свечи, а Эшли чуть ли не бегом направилась в маленькую белую спальню в другом конце коридора. Она положила Томаса в кроватку и подоткнула одеяло. Подойдя к окну, посмотрела на улицу. Гром постепенно стихал, но дождь лил по-прежнему.

Эшли задернула занавески. Когда же снова дадут электричество? – подумала Эшли, услыхав, что Витор возвращается в гостиную. Господи, только бы побыстрее! Может, при ярком свете будет легче его оттолкнуть, может, исчезнет это лихорадочное возбуждение? Она снова подошла к кроватке. Томас уже крепко спал.

– Что же придумать, чтобы помешать Витору говорить такие вещи? – тихо обратилась к сынишке Эшли. – Не знаю, что и делать. – В отчаянии она опустила голову на руки, лежащие спинке детской кроватки. – Нет, знаю. – Она решительно подняла голову и выпрямилась. – Я скажу, что хотя прекрасно отдаю себе отчет в нашем взаимном влечении, но мне это не нужно. Раньше я была глупой и наивной, но соблазнить меня во второй раз ему не удастся. Если ему так хочется получить этот дом, пусть забирает. – Эшли, нахмурившись, смотрела на спящего ребенка. – И про тебя я должна рассказать. Я уже пыталась, но это так трудно. Понимаешь, если я сообщу Витору, что он твой отец, может случиться все что угодно. Все что угодно, – с мукой в голосе повторила она. – Хотя я понимаю, что откладывать больше нельзя, что надо собраться с духом и рассказать, что когда мы занимались любовью в Синтре, то зачали сына, чудесного маленького мальчика. – Она наклонилась и поцеловала ребенка в щечку. – Спи спокойно, любовь моя.

Только отойдя от кроватки, Эшли заметила Витора. Он стоял в полумраке дверного проема и пристально смотрел на нее. У Эшли перехватило дыхание, и она слабо вскрикнула. Напряженная поза и выражение лица яснее всяких слов говорили, что он находится здесь давно и все слышал.

– Томас мой сын? – спросил Витор.

Эшли беспомощно кивнула.

Долго – казалось, целую вечность – в комнате стояла гробовая тишина; было слышно только, как капли дождя стучат в окно. Наконец Витор подошел к кроватке. Он смотрел на спящего мальчика, и в его глазах поблескивало что-то подозрительно похожее на слезы.

– Я собиралась… рассказать тебе, – неуверенно произнесла Эшли.

Он выпрямился. Лицо ничего не выражало, но, прежде чем заговорить, он судорожно сглотнул.

Когда же именно? Может, намеревалась отложить разговор до того времени, когда Томасу исполнится двадцать один год? – спросил он, гневно раздувая ноздри.

Нет. Я хотела сделать это в ближайшее время. Я пыталась сказать тебе еще вчера вечером, но… – Ее голос предательски дрогнул.

Витор железными пальцами взял Эшли за локоть.

– Пойдем-ка отсюда, – сказал он, выходя в коридор.

В Эшли шевельнулось чувство протеста. Может быть, его гнев и оправдан, но она не позволит обращаться с собой как с какой-то преступницей. Эшли попыталась было высвободиться, но Витор не отпускал.

– Совсем не обязательно тащить меня под конвоем, – запротестовала она, когда они вошли в гостиную, и вырвала руку.

– А тебе не обязательно обманывать меня. – Витор закрыл дверь и, сжав кулаки, повернулся к ней. – Как ты смела скрывать, что у меня есть сын? – яростно зарычал он.

Эшли вздрогнула словно от удара, но решимости не потеряла. Хотя его гнев пугал ее, хотя она чувствовала свою вину, но запугивать себя, командовать собой не позволит. В конце концов, на карту поставлено будущее Томаса.

Ты же не поверил мне, что я ничем не расстраивала Саймона перед гонками. Не поверил бы, и если бы я сказала, что ношу твоего ребенка. – Голос Эшли слегка дрожал, несмотря на все усилия казаться спокойной. Она вздернула подбородок. – Такой ответ тебя устраивает? Кстати, с твоими бесконечными деловыми поездками у тебя останется не слишком-то много времени для Томаса, – продолжала она, – и…

Такой ответ меня не устраивает, – ответил Витор. При свете свечей его глаза сверкали, как стальные лезвия. – Хотя в то время я действительно вряд ли поверил бы, но ведь это было уже два года назад. Времени, чтобы рассказать мне, было вполне достаточно, и то, что ты молчала, – это уже самая настоящая ложь.

Прости меня. – Эшли посмотрела ему прямо в глаза. – Мне очень жаль.

Жаль? – взорвался Витор. – Ты лишила меня возможности участвовать в жизни моего сына, а теперь говоришь, что тебе жаль?

Откуда же я могла знать, что ты этого хочешь? – возразила Эшли, ощущая, как чувство вины сменяется гневом. – То, что случилось в Синтре, не имело для тебя особого значения, так почему должен был иметь значение результат? Хорошо, мое молчание было ошибкой, – поспешно продолжала она, заметив, что он нахмурился, – но ведь ты мог бы и не признать, что Томас твой сын.

Конечно, он мой сын, – раздраженно бросил Витор. – Он не только похож на меня, но и чувствует и ведет себя как я. Честно признаюсь, у меня возникали кое-какие мысли, но… А ты, ты жалеешь, что сказала Саймону, что это его ребенок?

Он солгал тебе, – ответила Эшли. – И об этом, и о том, что я была его любовницей. Между нами ничего не было.

Он насмешливо скривил губы.

Как же, рассказывай! Я сам видел ваши отношения. И ту вашу фотографию в газете.

Это совсем не то. Нас сфотографировали за несколько лет до этого, на Рождество, у нас дома. Саймон мой приемный брат.

Приемный брат? – непонимающе переспросил Витор.

С двенадцати до семнадцати лет Саймон жил у нас в семье. Мы с ним практически были братом и сестрой. – Эшли кивнула в сторону телефона. – Номер моих родителей – в записной книжке, если не веришь, можешь позвонить им.

Витор покачал головой.

В этом нет необходимости.

В твоей жизни не найдется места для Томаса, а со мной он вполне счастлив, – сказала Эшли, возвращаясь к самому главному для нее вопросу. – Хорошо, ты можешь позволить себе нанять няню, обратиться к лучшим адвокатам, договориться с судьей. Но при всей твоей власти и богатстве я…

Почему ты скрывала свои истинные отношения с Саймоном? – перебил ее Витор.

Эшли нетерпеливо вздохнула.

Я к этому не стремилась, но у него был бзик: он не хотел, чтобы кто-то узнал о его прошлом, – ответила она, коротко объяснив ситуацию.

Допустим, я могу понять его желание скрыть это, – сказал Витор, – но зачем нужно было соглашаться играть роль его девушки?

Я и не играла. Это Саймон старался за моей спиной произвести такое впечатление. Как только я это поняла – велела немедленно прекратить, но он тут же рассказал эту выдумку какому-то репортеру.

– Ты о той статье, что появилась в Аделаиде?

Она кивнула.

– Когда Саймон погиб, газеты называли тебя его девушкой, а ты не возражала. – напомнил Витор.

Он так хотел скрыть свое прошлое, пока был жив, что было бы просто жестоко открыть правду после его смерти. Я не ожидала, что газеты заинтересуются рождением Томаса, но когда это случилось и все решили, как само собой разумеющееся, что Саймон его отец, я не стала возражать.

Да, выбора у тебя, пожалуй, не было, – тихо согласился Витор.

Ты подумал, что я последовала в Аделаиду вслед за Саймоном, – продолжала она, – а я приехала туда по делам. Ему я позвонила только потому, что прочитала эту статью, и мне совсем не понравилось, что он меня использовал.

В этот момент вспыхнуло электричество.

– Наконец-то! – воскликнула Эшли и задула свечи.

Витор задумчиво нахмурился.

– Но когда Саймон пришел к тебе в отель, вы наверняка говорили о нас, и ты рассказала ему о том, что произошло в Синтре. – У него на виске забилась жилка. – Как ты могла? Пусть он твой приемный брат, но зачем же было обсуждать с ним такое… личное?

Эшли села на диван.

– Мы ничего и не обсуждали. Я ни о чем ему не говорила.

– Так почему же, черт возьми, Саймон решил, что ты беременна?

– Он сказал, что догадался по твоему поведению.

– По моему поведению?

Она кивнула.

Саймон сказал, что после Синтры, когда он заговаривал обо мне, ты весь напрягался – хотя и не знал, что он это замечает. Он решил, что между нами что-то произошло, – она облизнула пересохшие губы, – и что мы занимались любовью. Он сказал просто так, наугад, но, должно быть, лицо меня выдало.

Ну, и дальше? – спросил Витор, когда она умолкла.

Он заметил, что меня что-то беспокоит, и спросил, не беременна ли я. – Эшли твердо встретила его взгляд. – Страх, что это возможно, уже начал терзать меня днем и ночью, и хотя я понимала, что Саймон не тот человек, с которым стоит откровенничать, он не был для меня посторонним и к тому же оказался рядом в трудную минуту. И я призналась, что такое возможно, хотя прошло всего шесть недель и кое-какие сомнения еще оставались.

Сидя напротив нее, Витор переваривал услышанное.

Так почему же Саймон сказал, что ты беременна от него уже три месяца?

Потому, что видел в тебе соперника – как на гонках, так и в жизни – и, заявляя о своем отцовстве, как бы утверждал, что был со мной до тебя, и это давало ему какое-то чувство преимущества.

– Неужели Саймон выдумал всю эту ложь только для того, чтобы как-то поквитаться со мной? – не поверил Витор.

Эшли кивнула.

Даже несмотря на то, что все могло открыться. Понимаешь, хотя внешне он относился к тебе вполне дружелюбно, на самом деле испытывал чувство вражды. Ты был для него противником, с которым надо любым способом свести счеты.

Но почему? Конечно, мы были соперниками, но лично я не ощущал к этому парнишке никакой неприязни.

Саймон с детства чувствовал собственную неполноценность и завидовал окружающим, – вздохнула Эшли. – Ему было трудно смириться с тем, что кто-то из его одноклассников, товарищей, коллег по работе лучше его. В школе он часто дрался и ссорился с ребятами, а на этот раз попытался досадить тебе.

Я бы его размазал по стене, – отозвался Витор.

Вот поэтому он и сплел паутину лжи. Но сейчас самое главное – Томас, – сказала она, устав объяснять поведение Саймона.

– Вот тут ты совершенно права.

Эшли резко выпрямилась.

– Лучше всего ему будет со мной, – заявила она. – Может, ты и готов на все, чтобы заполучить этот дом, но и я готова на все, чтобы Томас остался у меня.

Я понял твое предостережение, но вовсе не собираюсь отбирать его, – ответил Витор.

Не собираешься? – недоверчиво переспросила Эшли.

Он покачал головой.

– И не намерен скрещивать шпаги с такой опасной соперницей. – Он потер подбородок. – Кстати, о судьях. Неужели ты могла подумать, что я потащу тебя в суд и буду там биться за Томаса?

Эшли улыбнулась, но губы у нее дрожали.

Такое нельзя было исключить.

Я хочу одного – чтобы он был счастлив и спокоен, – заверил ее Витор, – а это можешь ему дать только ты. Никогда не стану пытаться разлучить сына с матерью.

Эшли устало откинулась на спинку дивана.

Спасибо, – только и произнесла она.

Твои родители знают, что Томас мой сын? – спросил он.

Да, и мой брат тоже. Но больше никто.

Витор внимательно посмотрел на нее.

Из-за Томаса ты и приехала в Португалию?

Эшли кивнула.

– Мне хотелось, чтобы он что-то знал о своих корнях, о своей родине, даже если и прожил бы здесь всего несколько лет.

– Ценю. – Витор встал у камина, расставив ноги и скрестив руки на груди. – Теперь мы должны пожениться, – объявил он.

Полуоткрыв рот, Эшли испуганно смотрела на него. Она знала, что, когда Витор узнает, может случиться все что угодно, но такого никак не ожидала.

Пожениться? – переспросила она.

Ты же не хочешь, чтобы наш ребенок всю жизнь оставался незаконнорожденным? – спросил Витор.

Я… нет.

Я тоже. И ни за что не позволю Харалдсену назвать его своим.

– Лейфу? – не поняла Эшли.

Витор коротко кивнул.

– Может, мне и не удастся помешать тому, чтобы Томас стал его пасынком, но усыновить не позволю, и его имени он носить не будет. – Он расправил плечи и вскинул голову. – В Томасе течет моя кровь, и он будет законно признан моим.

– Но…

– Томас станет моим наследником и в свое время получит все, что мне принадлежит, а пока я беру на себя все расходы, в том числе и на его образование. – Он сдвинул брови. – Ты, разумеется, тоже будешь получать определенную сумму.

Когда Витор упомянул о женитьбе, Эшли на мгновение подумала: вот сейчас он признается, что любит ее. Но теперь стало совершенно очевидно, что любовь тут совершенно ни при чем.

Ты хочешь сказать, что после развода, который состоится как можно скорее, ты назначишь мне большое содержание? – спросила она ледяным голосом.

Это мы еще обсудим. Следующие две недели я буду очень занят, – продолжал строить планы Витор, – а потом я бы хотел провести выходные с моей матерью, чтобы она могла познакомиться с внуком.

Предложение звучало разумно, и Эшли согласилась.

Я заеду за вами в пятницу, но до этого еще позвоню. – Он коротко кивнул и направился к двери.

И когда же состоится наша свадьба? – холодно бросила ему вслед Эшли.

Мы определим это через две недели, – ответил Витор. – Спокойной ночи.