"Говори мне о любви" - читать интересную книгу автора (Иден Дороти)

Глава 6

Десять недель спустя Джошуа Боннингтон впервые после болезни пришел в магазин. Утомительная поездка ухудшила его состояние, и он смог остаться в магазине только на короткое время, но достаточно долго наблюдал за своей дочерью. Он следил за ней строгим взглядом собственника, как она сидела на возвышении за кассой, словно привыкла находиться здесь годы. В сером платье с высоким воротником она выглядела противной гувернанткой, подумал он с состраданием.

Джошуа уже был согласен, что лучшая часть изменений, которой он удовлетворился после дискуссий о судьбе магазина, сделана Беатрис. У нее была замечательная хватка в делах, и кроме того, способность управлять, очевидно, сидела в крови. К тому же казалось, что такие качества, как женская тактичность, проявлялись у нее и в бизнесе. Магазин выглядел блестящим и привлекательным с тем новым стилем оформления витрин готового платья, со всеми этими галереями цветов у входа, потребовавшими больших затрат. Маленькая Беа действительно добилась того, чего хотела.

Джошуа не мог сказать, что в восторге от некоторого разброса товаров, когда отдельный предмет занимал все драгоценное пространство на витрине. Он был уверен, что надо показывать как можно больше товаров, сколько уместится на витрине. Кипы рубашек и столики с лентами, висящим шелком и индийским муслином, цветной хлопчатобумажной тканью, сигаретами и фартуками, нижними юбками, кружевами и тесьмой, носовыми платками, галстуками, носками и чулками, мужскими шляпами и женскими, похожими на цветущий сад, и все это снабжено ярлыками и указаниями цены. Но Беа нашла молодого человека, честолюбивого и безденежного художника, который был вещь в себе и проповедовал модернистское направление. Он утверждал, что витрина должна быть подобна красиво нарисованной картине и не очень насыщена, что смущает покупателей и у них разбегаются глаза. Поэтому кружева для леди висели рядом с зонтиком от солнца и с небрежно набросанными букетиками фиалок. Очень по-французски, очень похоже на Рю де Риволи, особый шик!

Но кто узнает о замечательных товарах, находящихся на ирландских линиях, и о других, которые лежат в запасниках? Джошуа был недоволен.

Когда он ходил, то опирался на палочку и слегка задыхался, но он мог сказать, что для него возвращение в магазин было звездным часом. Однако разговор о внешнем виде витрин не смутил Беатрис. Замечание о кружевных платьях, выставленных на витрине, было принято: к восьми часам утра их переместили. Приближалось Рождество, и, конечно, большое количество товаров из запасников пошло в ход. У Беатрис появилось много новых покупателей со звучными именами: лорд Мак-Нилл, старшая дочь которого, Амелия, отправлялась в Индию выходить замуж за капитана Хассарса, заказал комплект приданого, в котором содержались и есть разного рода нижних юбок, батистовые рубашки с ручной вышивкой, отделанные кружевами ночные пеньюары, первоклассного качества дамские панталоны и отделанные кружевами панталоны, крепдешин, атлас, индийский муслин, великолепные кружева, или ручные вышивки, или и то и другое, а также шелковые расшитые платья и муслиновые пеньюары, полторы дюжины экстравагантных халатов с гофрированными манжетами (для утреннего чая), чепцы для Будуара, блузы, чулки и платья, вероятно, для того, чтобы менять их через каждый час ежедневно. Амелия Мак-Нилл должна была представлять как можно лучше английское общество в Дели.

Все это, несомненно, куплено у Боннингтона, Лондон, Бейсвотер Роуд. Об этом будут рассказывать в отдаленных местах, и леди, вернувшись на родину, озабоченные обновлением гардероба, подорвавшие здоровье в жарком климате, появятся у мисс Браун и ее портних.

– Женщины! – удивляясь, сказал Джошуа Боннингтон. – Вот это был рынок! Вот это выручка!

Его процветание основывалось на том, что продажа шла по отделам: ботинки, пальто, линия предметов домашнего обихода; его бизнес был рассчитан на любезный ему средний класс. Перемены, которые произошли с магазином, принесли счастье так быстро. Они смущали Джошуа, но нравились фешенебельным и праздным женщинам, которых никогда не было в его отделах.

– Но я добьюсь, чтобы ходили такие покупательницы, – сказала Беатрис.

Она не искала заказа на подвенечное платье и платья для двенадцати подружек невесты, одной из ее прежних соучениц, Флоры Аткинс (оказалось, что мама выбрала правильный путь для Беатрис, отправив ее в снобистскую школу, если смотреть правде в глаза). Флора пришла поглазеть на Беатрис и осталась в магазине.

С новым отношением к женщине, как к отечественной транжирке, Беатрис ожидала потока заказов на вечерние платья и накидки для посещения театров, оперы и других зрелищ в начинающемся сезоне. Она проинструктировала мисс Браун, чтобы та наняла больше портних и еще молодых подмастерьев.

В высшем обществе было много друзей миссис Овертон; и Миллисент, и Этти, так же как Флора Аткинс, приходили посмотреть на увлекательное зрелище – молодая миссис Уильям Овертон сидит на высоком постаменте за кассой. Беатрис не волновало, что она была для всех персонажем происходящего зрелища, если зеваки не забывали тратить деньги.

Она говорила, что слышит смех старого генерала Овертона, когда соверены сыпались в кассу.

Как бы то ни было, им требовалась великолепная торговля, и не только им, потому что ее новая двухместная коляска, очень хорошо сделанная, блестящая, черная в сочетании с зеленым, слишком дорого стоила.

Конечно, дорого, ворчал папа. Но он не позволял себе выражать неудовольствие по этому поводу, принимая во внимание, как замечательно ведет дела молодая Беа. Она, конечно, согласилась ее иметь, стиснув зубы. Будет удивительно, если ее муж, даже с его значительным ежегодным содержанием, в конце концов раскается в том, что женился на ней. Но сейчас, казалось, все обстоит хорошо. Беатрис выглядела безмятежно счастливой и удовлетворенной. Она сказала, что Уильям совершенно спокойно относится к сплетням по поводу того, что она ходит на работу, несмотря на то что ее свекровь была шокирована зрелищем, которое устроила сама Беатрис.

Это была правда. Хотя миссис Овертон многократно выражала недовольство ею своим друзьям, она не могла найти, к чему придраться, из-за того, что Беатрис отсутствовала в доме. Эта раздражавшая ее девица, ее невестка, вставала на рассвете и одновременно поднимала слуг. И более того, она собственноручно выдавала им еду. Можно было подумать, что у них возникает чувство презрения к ней, к миссис, которая ходит на работу, но, напротив, вместо раздражения она вызывала восхищение.

Мнение повара было таково, что миссис Уильям умная как нельзя больше. Несмотря на то что сама тяжко работает, она понимает, что такое усталость и как болят ноги у него.

Она замечала, когда обмороженной горничной было плохо или когда повар не готовил ей знаменитые воздушные печенья, потому что поранил руку. Она посылала домой Теда, мальчика-подручного, когда он ужасно кашлял, а затем выяснила, что он, его мать и три младших брата живут в одной комнате в Кениш Таун; она приказала, чтобы все, что осталось неиспользованным на обеде, он брал домой, а повар следил, чтобы остатки были. Она не разрешала молодым служанкам носить тяжелые ведра с углем, потому что это могло повредить их внутренностям, особенно тем, у кого были дети. Не менее внимательной она была и к горничным, когда они выходили замуж, предостерегая их от тяжелой работы, потому что, возможно, у них будут дети.

Конечно, если бы миссис Уильям забеременела, смогла бы она ездить на работу? Тогда нарядная коляска, стоящая обычно перед подъездом каждое утро ровно в девять тридцать, с сидящим на месте возницы Диксоном в долгополом пальто и цилиндре, оставалась бы в конюшне.

И это будет жалко, потому что по дороге миссис Уильям так радуется дальней прогулке, ее лицо разрумянивается, маленькая шляпка съезжает, и трепещут от езды теплая пелерина, накинутая на плечи, и шотландский плед, прикрывающий ее колени.

Она всегда выглядит так, думал повар, словно только что встала после хорошо проведенной ночи с хозяином в теплой генеральской постели.

И дай ей Бог счастья! Она была не из тех праздных модных манекенов. «Беатрис милая и простая, добрая маленькая женщина, которая думает о других, гуманная», – сказал повар.

Молодой мистер Уильям выглядел вполне довольным. Правда, он думал, что у его жены есть маленький смешной недостаток – непредвиденность ее поступков. Но у него был легкий характер, и он был достаточно самонадеянным, чтобы спокойно относиться к ходившим сплетням.

Это был счастливый молодой человек. С утра он неторопливо ел свой завтрак в постели, наслаждаясь вкусной едой, затем купался и одевался, после же отправлялся в свой кабинет, где составлял каталог, или в Хис с сачком для бабочек.

В одно из воскресений все трое – миссис Овертон, Уильям и Беатрис – пошли в церковь. Они пересекли дорогу, склонились над могильными плитами, и в этот момент зазвонили колокола. Благовест показался им символом любви к семье своих предков.

В церкви Беатрис самозабвенно пела низким хрипловатым голосом, она благодарила Господа за свое счастье.

Возвратившись, они сели за воскресный ленч, состоявший из супа, рыбы, ростбифа, чеширского сыра и фруктов.

Обычно после ленча, если была хорошая погода, Беатрис и Уильям ходили на прогулку в Хис, а если было холодно, то Уильям дремал, а Беатрис позволяла себе удовольствие отдаться любимому занятию – бродить из комнаты в комнату, наслаждаясь красотой, задерживаясь в темно-желтой гостиной, зеркальной комнате с ее неуловимой атмосферой убежища для влюбленных, в библиотеке, где весь стол был завален работой Уильяма.

Каждая вещь принадлежала ей, или почти каждая. Если еще не любовь мужа, то в конце концов его притворство и преданность. Это чувствовалось в выражении его карих глаз и прикосновении рук, когда она ощущала, как бушует ее кровь. Если он не поворачивался к ней в постели так часто, как она хотела бы, она упрекала себя за слишком большое желание. Так не ведут себя воспитанные леди, и она должна скрывать свои желания, думала Беатрис. Но зачастую они брали над ней верх до тех пор, пока Уильям не отвечал на них.

Между тем с наступлением Рождества всю свою неутоленную энергию она тратила на тяжелую работу.

Она планировала превратить магазин в праздничную ярмарку: певцы рождественских гимнов, мишура, снеговик, праздничная елка, покупка свертков с несколькими ярдами особого сорта красной ленты, неограниченная раздача пенни нищим и дрожащим беспризорникам, которые прилипают голодными лицами к витринам.

Беатрис знает, что об этом будут говорить, подчеркивая: таков магазин «Боннингтон»!

– Беатрис, – сказала миссис Овертон за завтраком, чем удивила свою невестку. Миссис Овертон знала, что Беатрис любила есть в одиночестве еду, которая ей нравилась, в помещении для прислуги. – Этого просто не надо делать.

Беатрис посмотрела на маленькую, с хорошей осанкой фигурку, закутанную в мягкую белую кружевной вязки шерстяную шаль. Эта шаль куплена не в «Боннингтоне», но была довольно хорошая. Иногда такую вязку и пряжу употребляют для чулок, предназначенных роскошным женщинам.

– Что не надо делать, миссис Овертон?

– Вы замужем два месяца, но не знаете одной вещи о правилах совместной трапезы. Это плохие манеры, моя дорогая. Вы и Уильям должны быть к обеду в определенное время.

Беатрис ела одна по старой привычке. Конечно, здесь неловкий случай, и Беатрис понимала, что выглядит это странно.

– И вы ничего не делаете, – продолжала миссис Овертон, – чтобы возобновить гостеприимство.

– Но у меня нет времени. Я рассчитываю сделать это и позвать гостей, когда папе станет лучше и он сможет управлять магазином.

– Но пока что вы целиком посвятили себя этому делу и стали владелицей магазина. Когда это будет? – на высоких тонах, но вежливо спросила миссис Овертон. – Боюсь, что Уильям и я не дождемся, когда у вас будет время. Придется мне за это взяться самой, отправить приглашения на вечер, который устроим в субботу на этой неделе.

– От моего имени?

– От вашего и Уильяма, конечно, дорогая. И не беспокойтесь, как его устроить. Я беру это на себя. – Она посмотрела на список приглашенных, который держала в руках. – Я собираюсь просить посетить нас семью Марше, Прендергастов, Андерсонов, лорда и леди Тайлер, Какстонов, полковника и миссис Мейнуаринг, сэра Хамфри Боулз и ту хорошенькую девушку Моррисон. Вы всех их знаете.

Расфуфыренная Лаура Прендергаст, подумала Беатрис. Она не нашла еще себе мужа?

– Уильям знает об этом, мама?

– Мы обсудили список, но не составили определенного плана.

– Он… Он сказал вам, что будет скучать? – она не рискнула произнести слово «несчастен».

– На это не стоит слишком обращать внимание, дорогая.

– Но это очень важно. Чтобы управлять магазином, надо ходить туда, выплачивать жалованье. Я думаю, Уильям понимает.

– Но на некоторое время, конечно, а не навсегда. Жизнь не зависит целиком от цены парчи.

– Если Уильям несчастен… – пробормотала Беатрис и с ненавистью продемонстрировала миссис Овертон свою тревогу.

– Мы будем единственным домом в Хисе, в котором не устраивают приема на Рождество, – сказала миссис Овертон, приятно улыбнувшись. – Пусть он будет даже скромным.

Отставив в сторону остывший кофе, возмущенная Беатрис закусила губу. Кто, думала она угрюмо, будет платить за все эти приемы, за шампанское, которое, без сомнения, закажут, за холодную семгу и индейку, за оранжерейную клубнику и спаржу?

Она резко оборвала себя. Такие мысли могли прийти в голову папе. Они недостойны ее. Ведь она любит своего мужа. Миссис Овертон совершенно права, и сейчас самое время исполнять свои обязанности по приему гостей.

Только нужно будет выбрать и пригласить одного из своих собственных друзей.

Но кого? Мисс Браун? Адама Коупа, который за последнее время не скрывал, что он восхищается ею? Адам не может быть объективен по отношению к женщине – владелице магазина.

У нее не было других друзей. Ее самая первая и сильная мечта была об Уильяме и о магазине «Боннингтон», обе они осуществились. Она не нуждалась в друзьях.

Одно было несомненно: если прием пройдет в музыкальной комнате, то теперь она не станет прятаться от взглядов и будет в центре всего, как жена, принимающая гостей. Она будет блистать.

Уильям испытал облегчение оттого, что она отнеслась к приему хорошо. Он немного нервничал, когда мать предложила устроить вечер, и думал, что следовало бы посоветоваться с Беатрис. Но тогда ему нечего было возразить, Беатрис не было дома.

«Но это не вся правда», – размышляла Беатрис. Однако ничего не сказала, поскольку была так счастлива, что Уильям стал внимательным и любящим. Он говорил, что она должна надеть кружевное платье, заказанное в Париже. Наконец закончив примерки на Бонд-стрит в салоне Уорда и ни разу не надевая, она повесила платье в гардероб.

Этим вечером на улицах было снежно. Некоторые леди, прибывшие на прием, находились в нервозном состоянии, говорили, что лошади скользили на льду и мог произойти несчастный случай.

Хокенс была занята наверху, готовя горячие напитки и ароматные салаты.

Лаура Прендергаст сбросила пелерину и первая побежала вниз, ее локоны танцевали. Она была одета исключительно в белое и выглядела хрупкой сказочной снежинкой. Глаза Уильяма засияли от восхищения, он даже не старался этого скрыть. В то время, когда его мать разговаривала с гостями, он жаждал развлечений. Он всегда восхищался красивыми женщинами. Не опасно ли было такое состояние молодого мужчины, который не очень любит свою жену?

Беатрис решила, что постепенно уменьшит свое участие в работе «Боннингтона». Деньги, конечно, важны, чтобы показать, что ее муж купается в роскоши, но личное внимание было еще важнее.

Ей надо уже начать доказывать, что она может быть хорошей хозяйкой дома.

Прошли первые полчаса, и поток болтовни обрушился на нее (проклятая знать, как говорил папа). Беатрис была потрясена: разговор шел о владении домом, будто они имели на него право или если бы она была здесь пустым местом.

Это, конечно, ее собственная промашка, сказала себе Беатрис. Она должна была взять на себя труд и поставить в известность друзей Уильяма, кто здесь хозяин. Виновата в этом и миссис Овертон тоже. Беатрис подозревала эту леди в злом умысле, пригласив надменных людей, которые могли себе позволить отпускать такие реплики, как, например: «Так вот она какая, жена Уильяма. Где мы ее видели до этого?»

Можно было легко подсчитать такого рода реплики.

– До этого вы видели меня в моем магазине, – ответила Беатрис, успокоив одну леди. – Не та ли вы личность, которая нуждается в венецианских кружевах? Их плетут на острове Борнео, вы знаете? Я сделала специальный заказ, чтобы мне их прислали. Не забудьте навести справки в течение нескольких недель.

Гораздо труднее было улизнуть Уильяму. Но затем Беатрис не заметила, как он исчез.

«Будь вежливой с людьми, – убеждала она себя. – Слегка побеседуй, если они хотят этого». Она приказала начать музыкальную часть вечера.

Миссис Овертон пригласила музыкантов, которые должны были исполнять произведения елизаветинских времен и еще мадригалы, но Беатрис спокойно сказала, чтобы они играли рождественские гимны. В конце концов, это было Рождество или нет?

Часть гимнов желательно было петь (подтверждая, как не права была миссис Овертон, заботясь о своих любимых мадригалах). Беатрис воспользовалась случаем и пошла искать Уильяма.

Она нашла мужа в зеркальной комнате с Лаурой Прендергаст в его объятиях.

Эта чудесная маленькая комната доставила удовольствие флиртующему Овертону и стройной белой снежинке Лауре. Темное пятно тени Уильяма отражалось при свете свечей. Они казались привидениями. Но это не были привидения, поскольку целовались. Однако было еще далеко до того, чтобы у них вскипела кровь.

Беатрис стояла прикованная к месту, пока смех Уильяма, такой короткий, нежный, хриплый, не заставил ее поспешно отступить назад в коридор.

Нельзя допустить, чтобы он обнаружил ее здесь. Если он подумает, что она шпионит за ним, то никогда не простит ей этого.

В этот момент она знала, что прощение должно исходить от нее.

По прошествии нескольких секунд она утратила прежнее благодушие, ей пришлось призвать весь свой рассудок, чтобы быть разумной, дальновидной, терпеливой.

Беатрис снова прислонилась к стене, стиснув от бессилия кулаки, и решила никогда больше не бродить по дому во время приемов, она медленно приводила в порядок свои мысли.

Уильям никогда не целовал ее в зеркальной комнате. Но и она никогда не одевалась в романтическое белое платье и не кружилась, как снежинка. Это было разумно, ведь у нее не такая фигура, она низкого роста, и ее объятия не отражались бы при пламени свечей в туманных зеркалах. Ее поцелуи в зеркальной комнате вряд ли выглядели бы романтическими. А может, выглядели бы?

Она пыталась рассуждать здраво и реалистически. Ей всегда говорили, что мужчина, который захочет жениться на ней, определенно Дон Жуан. Признавая это, она вышла за него замуж.

«Тогда почему сейчас, – думала Беатрис, – этот эпизод вызывает у меня недовольство?»

Совсем недавно она надеялась, что брак удовлетворяет его; неужели их объятия в спальне старого генерала недостаточны ему?

Теперь она поняла, что недостаточны. Сейчас ничего не поделаешь, надо быть практиком, спокойно уйти отсюда и вернуться к гостям, вести себя, словно ничего не случилось. И никогда не упоминать об этом. Слово «никогда» слетело с ее губ как обвинение. Это слово существовало в ее браке, как утешение в беде и предотвращение ссоры.

Но прекрасные слова разбились вдребезги. Они были такими же хрупкими, как предательские зеркала XVIII века. Теперь нужно как-нибудь утрясти это вместе, а трещину склеить.

Когда Уильям проснулся на следующее утро, у него болело горло и было затруднено дыхание. Беатрис сразу поняла его манеру. Он всегда сказывался больным, когда перед этим отсутствовал. Беатрис надеялась, что сцена, которую она застала, была лишь мимолетным флиртом и на этом все кончится.

Уильяма волновала красивая Лаура, и он сожалел, что плывет по течению скучной семейной жизни.

– Извини, дорогая, у меня кашель, и я простужен. Это чертовски утомительно для тебя.

– Для тебя тоже, – сказала Беатрис. – Сегодня тебе следует остаться в постели. Я сейчас позвоню, чтобы принесли горячие бутылки и горячее питье. Нет, я сделаю сама: не могу доверить это Лиззи, она очень тупая девушка.

– Нельзя ли сделать это позже? Не заставляй Диксона ждать. Новая лошадь этой породы очень беспокойная.

– Я не поеду сегодня утром в магазин, – сказала Беатрис.

– Но почему?

– Потому что я предпочитаю присмотреть за моим мужем. – Она почувствовала, как его охватила нервная дрожь, и нежно поцеловала его. – Ты возражаешь?

Уильям вдруг показался сонливым и довольным.

– Ты же знаешь, я обожаю, когда меня балуют.

Беатрис почувствовала, как тяжесть чуть-чуть свалилась с ее души. Быть обожаемой нянькой лучше, чем ничего. Словно ей дали крошку хлеба и спасли от голода.

– И у меня блестящая идея. Какая необходимость проводить Рождество в Англии? Ведь ты знаешь, что сырость и туман вредны для твоих легких. Почему бы нам не отправиться туда, где солнышко?

Уильям схватил ее за локоть.

– Беа! Ты так думаешь?

– Конечно. Я никогда не проводила Рождество за границей. Я никогда не была за границей, ты хорошо об этом знаешь, пока мы не поехали в Париж. И я компенсирую тебе наконец наш внезапный отъезд.

– Ты не должна мне ничего компенсировать.

– Я могу не делать этого, но мне так нравится, – сказала убежденно Беатрис. – Такая идея пришла мне в голову сегодня ночью. Я трачу слишком много времени на магазин и совсем забросила тебя, а ты был таким милым и безропотным.

Уильям прищурил глаза.

– А как же магазин, если ты уедешь?

– О, папе гораздо лучше. Он всегда с удовольствием вернется. Таким персоналом, как сейчас в «Боннингтоне», он отлично может руководить. Так какое место лучше всего для твоих легких?

– Я никогда не был в Египте, – оживленно сказал Уильям.

И она поняла, что битва уже не битва, а только перестрелка: вот бы старый генерал посмотрел, как легко достается победа.

– Но знаешь, Уильям, – позже сказала Беатрис, стоя у постели с дымящимся горячим пуншем, – когда мы вернемся, я думаю, твоя мать будет счастлива, если заведет собственный дом. После этого я не буду уходить в магазин, а две женщины не будут спотыкаться друг о друга в доме такого размера.

– Когда-то ты думала, что это дворец.

– Когда-то.

Он потянулся и шлепнул ее по руке. Он был невероятно эгоистичен, но, когда речь шла о любви к нему, она не испытывала никаких чувств ко всем остальным.

– Я понимаю тебя, моя драгоценная. Свекровь может быть дьяволом. Но моя мать гораздо лучше, чем большинство. Ты видишь это с женской точки зрения. Хорошо, если мы сможем обеспечить ей соответствующий дом… Но если честно, я не думал, что мать отнесется к этому разумно.

В работе магазина должны осуществиться новые идеи, думала Беатрис. С другой стороны, папа придет в бешенство из-за дополнительных расходов.

Сначала коляска и лошадь, потом поездка в Египет и небольшой прелестный особняк для миссис Овертон в фешенебельной части города. А что если у папы снова будет удар?

«Это первоочередное, папа, – слышит она себя, когда будет объяснять ему. – Уильям – самое важное для меня. Я готова пожертвовать даже «Боннингтоном» ради него».