"Преступление без срока давности" - читать интересную книгу автора (Семенова Мария, Разумовский Феликс)ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯДавным-давно хозяйство Авраама пришло в упадок, и для поправки дел супруга его Сарра с корыстной целью отдалась фараону. Мало того что наградила царя египетского дурной болезнью, так говорят, что именно с той поры все и началось. Пошло, поехало, покатилось. Баядеры и алмеи, диктериады и гетеры, авлетриды и гейши. Путаны, совпроститутки, плечевые, вокзальные. Мочалки, лоханки, чесалки. А взбудоражившая нашу жизнь перестройка породила изменения и в рядах тружениц постельного фронта, образовав могучую когорту двустволок, волокущих свои прелести по вызову. Однако служба их, как в песне поется, и опасна и трудна, а уж неожиданностей в ней выше крыши. Большей частью неприятных. Действительно, множество бед поджидает носительницу доступных прелестей на ее пути к клиенту, да и на ложе любви запросто может случиться что-нибудь паскудное. То социально недоразвитые отморозки-беспределыцики прижмут шкуровозку джипом и на халяву поимеют пассажирку, то подвернется какой-нибудь извращенец, не желающий производить оплату согласно затраченному труду. Но самое неприятное — это, конечно, субботники: компенсация нелегкого бандитского труда трепетной девичьей натурой. Не всем дано выносить подобные тяготы, однако Людочка Заболоцкая, к примеру, на судьбу не роптала и в работе была безотказна, как трехлинейка. Потому как за свои неполные двадцать семь кое-чего повидала в этой жизни и усвоила твердо, что каждый продает что может: одни — голову, другие — кулаки, ну а ей, видимо, на роду написано торговать половой функцией. Судьба Заболоцкую не баловала. Вскоре после прихода первых месячных собрала она вещички и рванула из своего поселка городского типа в настоящие каменные джунгли, ученицей на суконно-камвольный комбинат «Красная сучильщица». Держала своих дочерей родина сурово, по-спартански. По прибытии новенькую определили на постой в восьмиместную комнату с гордым названием «аэродром», в общаге без ванной, зато с сортиром в конце длинного вонючего коридора. Дело было молодое, и когда какая-нибудь из тружениц общалась на гормональном уровне, то семь лишних томились на кухне и вслух счастливице завидовали. На всю жизнь запомнила Заболоцкая скрипучую койку, на которой трахаться было невозможно, и круглый шаткий стол в центре комнаты, на котором трахаться приходилось, и крики свои задавленные, когда счастье рвалось из груди, а его приходилось давить, как клопа на стене. На работе тоже все было непросто. Сколько ни вкалывай, а если с мастером-паскудником не ляжешь в койку, то он наряды закроет так, что ляжешь костьми. И натурально обрыдла Людочке эта самая соцдействительность так, что когда позвала ее одна шалавая подружка на съем, то согласилась она с радостью и, надо сказать, не раскаялась. Усатые молодые люди накормили, напоили и, поимев разнообразно, в ненавистную общагу привезли. Да еще и денег дали. Сколько и за неделю не заработать у станка. Задумалась крепко труженица Заболоцкая и вскоре послала строительство светлого будущего к едрене матери. Сняла с подружкой квартиру двухкомнатную и ловко навострилась охмурять клиентуру у кабаков да вокзалов. Потом случай познакомил с тетей Валей — дама сия трудилась в гостинице и помогала постояльцам в разрешении полового вопроса. Хоть и не интуровский был отель, однако командированные да туристы, по профсоюзным путевкам прибывшие, охотно общались со степенной, разговорчивой Людочкой. Была она высокого роста, по-своему стройная и рядовому строителю коммунизма нравилась чрезвычайно. А потом наступили перемены. Естественно, к худшему. Тетя Валя отвалила в Израиль, в отеле появились молодые и полные энтузиазма конкурентки, так что пришлось Заболоцкой несколько сменить амплуа — стать этаким полновесным телефонным сюрпризом: высокую блондинку с мощным бюстом вызывали? Получайте! День, о котором пойдет речь, как-то не задался с самого утра. Для начала любимец Заболоцкой — персидский котяра Тихон категорически не стал усваивать съеденный фарш и с размахом уделал ковер на полу. Затем выяснилось, что в квартире опять неизвестно откуда появились рыжие муравьи, и в довершение всех бед — ах, если бы так! — позвонила диспетчерша Зойка и сообщила, что надо экстренно собираться на службу. В городе, оказывается, проходил слет российских производителей, и вдали от родных очагов бизнесмены времени зря не теряли — пили все, что горит, и трахали все, что шевелится. Действительно, когда Людочка появилась в родном агентстве «Жизель» — грязной однокомнатной квартире с треснувшим унитазом и продранным велюровым диваном, всех сотрудниц уже расхватали, а телефон все никак не унимался. — Да, слушаю вас. — Диспетчер Зойка подняла трубку и, (Криво усмехнувшись, покосилась на Заболоцкую. — Конечно, имеются. Блондинку, чтобы была не плоскодонка? Сделаем. Через пару минут вам перезвонят. Она записала высветившийся на АОНе номер и стукнула карандашом в стену: — Хватит жрать, работать надо. — Иду. — Со стороны кухни послышались тяжелые шаги, и появился Алеша Широкий, он же развозчик, охранник и вообще непобедимый герой-спецназовец, прошедший огонь, воду и медные трубы. Камуфляжная форма пятьдесят шестого размера сидела на нем как влитая, ноги были обуты в огромные ботинки производства еще Третьего рейха, а в ручище бывшего коммандо было зажато полукольцо «краковской» — Алло. — Не прекращая работать челюстями, Широкий набрал номер и, услышав, что линия соединилась, мощно прожеванное заглотил. — Это вам девочку хочется? Час — полтинник, не меньше двух. Годится? Говорите, куда ехать. В «Москву», апартаменты такие-то? — Он задумался на секунду — первые цифры телефонного номера вроде бы соответствовали району Старо-Невского — и, кивнув, подмигнул Заболоцкой: — Ждите, будем минут через сорок. Откуда он мог знать, что звонили из коммунальных дебрей дома, действительно расположенного неподалеку от гостиницы «Москва»? — Поехали! — Широкий успел еще глотнуть на кухне чаю и, выскочив на улицу, с пол-оборота завел зеленую «пятерку». — Заправил тачку турмалайским бензином, так она теперь ласточкой летает. Можешь, Людка, разогревать свой «пирожок», остыть не успеет — шмелем доедем. Однако верно гласит народная мудрость — не говори гоп… Не успел Широкий вырулить на Ленинский проспект, как ехавший следом за «пятеркой» «шевроле-блейзер» вдруг обогнал ее и неожиданно дал по тормозам, да так резко, что пришлось уходить юзом в правый ряд. Двигатель «жигуленка» заглох, а из джипа лихо выскочили трое молодцов, и, распахнув «пятерочную» дверь, один из них приставил газовую пушку Широкому под ухо. — Что ж ты, пидор, дистанцию не держишь? Ответишь соской своей. — Парни, вы чего это, парни! Хоть и газовый ствол, а если вплотную — запросто полчелюсти вынесет, и герой-спецназовец решил свою удаль держать при себе. Тем более что шкур немерено, а жизнь — она одна. А тем временем крепкие руки уже потащили Заболоцкую из «пятерки» в джип, и она поняла, что проклятый день и не мог завершиться иначе: бандитствующие ублюдки сейчас ее куда-нибудь отвезут и хорошо, если только устроят субботник, плавно переходящий в воскресник. Сразу же вспомнились жуткие истории о несчастных, проданных в рабство, о маньяках-насильниках, расчленяющих заживо свои жертвы опасной бритвой, и, оттолкнув ближайшего из похитителей, Заболоцкая крикнула пронзительно; — Помогите! Но напрасно — сильным ударом ей разбили лицо и, полубесчувственную, поволокли в джип. — Ну ты, сука лакшовая, шевели грудями! В самом деле, откуда может ждать помощи шкура, если, по понятиям, вступиться за нее — в подлость? Натурально, западло. Широкий вышел наконец из ступора и, запустив мотор, так дал по газам, что «пятерку» понесло, как кусок мыла на мокром полу в бане, — в самом деле, финский бензин был очень хорош. Тем временем подгоняемый голодом Алексей Алексеевич Снегирев тоже выкатился на Ленинский проспект. Машину он вел на автомате, а где-то в глубине сознания непроизвольно строил некий алгоритм — как сварит макароны в чуть подсоленной воде, затем промоет их, непременно кипятком, и, заправив маслом, смешает с тем, чему название придумать невозможно, — с амброзией из соуса «кубанского», сметаны, перца и чеснока. Внезапно полет его гастрономических фантазий был прерван увиденным, и нога непроизвольно потянулась к педали тормоза. Собственно, ситуация была самая банальная — бандитствующая шелупонь решала половой вопрос, однако молодые люди, бьющие по лицу женщину, пусть даже продажную, явно заслуживали самого пристального внимания. Мигнув поворотником, «мышастая» начала принимать вправо, обиженно загудели «подрезанные» соседи, и, когда Удалось разглядеть потерпевшую в деталях, Снегирев вдруг усмехнулся — вот это подарок судьбы, не всегда удается совместить приятное с полезным. Он стремительно запарковался перед самым джипом и приготовился действовать со всей возможной решительностью. Однако недаром говаривал китайский полководец Сунь Цзы, что война — это путь обмана, и Скунс первым делом радостно осклабился: — Едрена вошь, вот это встреча! Сенька, кореш, ты откинулся никак? Самый амбалистый из любителей халявного спаривания удивленно раскрыл глаза и скривился: — Буркалы протри, брат. Ты мне троюродный. Эх, молодость, молодость. Не надо никогда при разговоре с незнакомцем стоять вроде самца гориллы в период брачных игрищ — с гордо поднятой башкой и широко расправленной грудью. Подбородком хорошо бы кадык прикрыть, а ноги лучше согнуть в коленях, чтобы пах убрать куда подальше. От греха… — На подельника моего ты машешь, корешок, один в один. Вот век воли не видать. — Сплюнув, Скунс чирканул ребром ладони поперек своего горла и тут же всадил указательный палец собеседнику в яремную впадину. — Тот тоже перед смертью был совсем плохой и зеленый… Амбал в самом деле побледнел как мел и, обхватив ладонями шею, с хрипом уткнулся мордой в снег. Сможет он проглотить слюну в ближайшие тридцать секунд — его счастье, ну а если нет, значит, не судьба. Через мгновение рядом с «Сенькой» залег его соратник, тоже скрючившись, однако руки держа по-другому — в паху. Скунс его избавил от половых проблем кардинально, надо думать, навсегда, и, не теряя времени, устремился к джипу, в салон которого третий молодец пихал едва живую от страха Заболоцкую. Скрипел снег под мужскими ногами, матерный рык заглушал негромкие женские крики, однако внезапно все стихло. Смачно приложившись затылком о поребрик, бандит рухнул на землю, ошалевшая Людочка молча опустилась на сиденье, а Скунс, глянув по сторонам, поинтересовался: — Ну как? Их подождешь или, может, я тебя подкину? Раздумывать Заболоцкая не стала и, с быстротой молнии забившись в «Ниву», уткнулась разбитым лицом в ладони — рыдать. Испортив в джипе замок зажигания, Скунс тоже забрался в «мышастую», запустил мотор и плавно тронулся с места. — Поплачь, поплачь, для мочевого пузыря очень полезно. Тебя, красавица, как зовут-то? — Агнесса, — привычно соврала Заболоцкая и, внимательно осмотрев себя, снова пустила слезу: под глазом наливался огромный лиловый фонарь, разбитый нос распух, а главное, канадская дубленка была испорчена напрочь. — Хорошее имя, только скучное очень, — улыбнувшись, одобрил Снегирев и представился сам: — Фердинанд. Тебя куда? Оказалось, ехать было недалеко. Спящая за деньги красавица обреталась в хрущобе на улице имени партизанки Зинули Портновой. Когда «мышастая» остановилась, она подняла покрасневшие глаза на Снегирева: — Смелых мужиков уважаю. Пошли… Без денег. — И, заметив, что тот не отреагировал, привела решительный аргумент: — Пойдем, водки у меня — залейся. — Спасибо на добром слове, родная. — Снегирев сделал скорбное лицо и вздохнул: — Понимаешь, Агнесса, не могу я — триппер лечу. Вот одолею заразу — обязательно придумаем чего-нибудь. Ты не против? Вместо ответа та пожала плечами и, в лучших традициях кинематографа, намалевала на лобовом стекле губной помадой телефон. — Понадоблюсь — звоните! — Выпорхнула из машины, закрывая, словно белый медведь на охоте, разбитый нос ладонью, и боком, боком мимо старушенций на скамейке полетела домой — отлеживаться. «Правильно говорят, все зло от баб. — Посмотрев ей вслед, Снегирев размазал по стеклу помаду, мир сделался розовым, и он ухмыльнулся: — А впрочем, все, что ни делается, к лучшему». |
||
|