"Вавилонская башня" - читать интересную книгу автора (Семенова Мария, Разумовский Феликс)

Особенности национальной самообороны

Дачный поселок Орехово — не только самое лучшее место на свете. Это еще и необыкновенно интересное место. Несколько лет назад нам уже доводилось описывать его достопримечательности. Вроде заборов, целиком сваренных из дверей от старых лифтов, и дорожек, выложенных списанными эскалаторными ступенями. Те неповторимые советские чудеса частью сохранились поныне, частью ушли в прошлое. Вместе с эпохой под девизами «сделай сам» и «голь на выдумки хитра». Ну в самом деле, кто нормальный попрет в разобранном виде бывшую конюшню аж из-под Пскова, чтобы в Орехове ее собрать заново и в ней поселиться, — ежели достаток семьи позволяет возвести домик из новеньких калиброванных бревен, по удобному и не запредельно дорогому финскому проекту?.. Рите было известно, что внутри таких домиков присутствовали теплые смывные сортиры, газовые плиты, столитровые котлы-водогреи и душевые кабинки. Не говоря уже о беленых потолках, моющихся обоях по стенам и всем таком прочем, что, конечно, придавало жизни добавочный комфорт, но, по твердому убеждению Риты, превращало дачный домик в ублюдочное подобие городской квартиры.

От которой ему не грех бы отличаться, причем по возможности радикально.

Помнится, три месяца назад, идя через лесополосу, отделявшую поселок от железной дороги, они с бабушкой все гадали, какой окажется дача «адмирала в отставке». Пожалуй, сразу отпадали только самые крайние варианты: «новорусский» коттедж с мраморными ступенями и плесневелая развалюха с драным полиэтиленом на окнах. В первом небось уже сидела бы охрана не чета двум женщинам с дворнягой. А вторая вряд ли запиралась бы на ключ вроде того, что принес с собой Олег Вячеславович. Ключ соответствовал добротному замку из тех, которые ставят на железные двери.

Бабушка Ангелина Матвеевна в свои семьдесят восемь лет ходила уже не так быстро, как в молодости. Тем не менее, топать от перрона до Рубиновой улицы даже ее темпом пришлось едва ли десять минут. Чейз с энтузиазмом обнюхивал кусты вдоль тропинки и энергично задирал лапу, помечая новоосвоенную территорию: «Здесь был Вася!»

Тропинка вывела к поселковому шоссе и по ту сторону асфальта превратилась в улицу. Еще сто метров по плотно утрамбованному песку...

Домик Олега Вячеславовича внешне ничего особенного собою не представлял. За сетчатым забором красовалось вполне типовое сооружение конца шестидесятых годов, попавшее, впрочем, в добрые руки. Блестела железом новая крыша, а стены были обшиты пока еще не вагонкой — толстой и сугубо некрашеной волосатой доской. От этого создавалось впечатление, будто домик был облачен в неказистый, но теплый и добротный тулупчик. А дверь при ближайшем рассмотрении оказалась в самом деле железная.

Бабушка отперла эту дверь и, отставив сумку, умиленно прижала руки к груди. Какой водогрей, какая, к бесу, газовая плита на вонючих взрывоопасных баллонах?! В центре дома красовалась могучая и удивительно уютная дровяная печь. А при ней — несколько чугунков, две доисторические сковородки и далеко не декоративный ухват.

Чейз деловито изучил на кухне все углы и отправился с ознакомительным визитом в комнату. Рита прошлась следом за ним, вернулась к печке... Ангелина Матвеевна уже нашла спички и кочергу и собралась разводить огонь.

– Бабуль, а бабуль, — задумчиво проговорила Рита. — Слушай, может, не будем на квартиру копить? Может, лучше такой домик купим? И будем в нем жить...

Что дает хозяйке большой послушный пес, доказавший свои способности телохранителя? Отвечаем: восхитительное ощущение полной свободы. И не требуется быть патологической трусихой, чтобы оценить это. Гуляешь ты, к примеру, в практически вымершем после первого сентября дачном поселке. Осваиваешь незнакомую улицу. И вдруг видишь, что навстречу топает здоровенный мужик в потасканном ватнике. Или даже компания в два-три таких мужика. И единственная мысль, которая при этом посещает маленькую и слабую женщину, примерно такова: а нехай себе топает!

Потому что это ни в коем случае не разбойники, а, без сомнения, чьи-то строители, идущие в станционный ларек за булочкой и кефиром! Нормальные, хорошие, добрые люди!

Рита здоровалась со строителями, выслушивала ответное «добрый день» и прекрасно отдавала себе отчет, что без Чейза ее посещали бы мысли совершенно противоположного свойства.

У Олега Вячеславовича, как и у большинства ближайших соседей, не имелось на участке ни грядок, ни парников. Только монументальные сосны с елками и под ними вполне дикорастущий черничник. Поэтому Рита без больших угрызений совести решила предоставить Чейзу в пределах забора то самое «дачное раздолье», о котором была премного наслышана и начитана.

И... потерпела сокрушительную неудачу!

Чейз оказался стопроцентно квартирным городским псом. До такой степени, что участок кругом дома вообще не рассматривался им как объект для проживания и охраны. Сам дом — это понятно, это та же квартира, хоть и с печкой посередине. Но двор? Соответственно, перспектива оставаться там в одиночестве, когда Рита с бабушкой скрывались за дверью, повергала кобеля в состояние, близкое к истерическому. Какое, на хрен, раздолье! Чейз прочно занимал позицию на крыльце и принимался скулить. Не слишком громко, но с похоронным страданием. «Забы-ы-ыли. Покину-у-у-ули. Бро-о-о-осили...»

Благо слишком хорошо знал, как это бывает.

Сердце не камень, дверь отворялась, и пес в восторге растягивался под кухонным столом, на старом матрасе... «Не распалася семья!»

Зато сопровождать хозяйку на прогулках он был готов как угодно далеко и хоть круглые сутки. Очень скоро Рита выяснила, где тут озера и в каком месте начинается лес. Между прочим, на берегу одного из озер, между поселком и лесом, обнаружилось небольшое кладбище домашних животных. Рита забрела туда в один из первых дней, проведенных в Орехове, и долго ходила между маленькими могилками, понятия не имея, что ровно в этот момент Скудин расспрашивал Наташу о ее местонахождении и, получив вполне правдивый ответ, мрачно зачислил в покойницы. Могилки были самые разные, от простых зеленых холмиков до почти гранитных мемориалов, но все без исключения — невероятно трогательные. Мисочки, ошейники, фотографии...

Рита читала надписи, смахивала невольные слезы и ловила себя на том, что испытывает гораздо более глубокое и душевное чувство, чем на иных человеческих упокоищах. Наверное, сказала она себе, это оттого, что устроителями могилок двигали очень искренние побуждения. И, должно быть, по этой же причине Рита запомнила дорогу на маленькое кладбище и стала время от времени его посещать. Тем более что в обе стороны как раз получалась хорошая прогулка для Чейза.

Вот и сегодня она собралась было побывать там, но не дошла. Небо хмурилось, а Чейз на каждом перекрестке порывался свернуть в сторону дома. Рита поняла, что именно имел в виду пес, когда верхушки сосен окончательно спрятались в тучах, а витавшая в воздухе влага стала приобретать черты сперва моросящего, а после и самого натурального дождика. Зонтика Рита с собой, естественно, не взяла, а посему возвращаться пришлось легкой трусцой.

Бабушка чистила печку совком на длинной металлической ручке, собираясь топить. Рита сняла с гвоздя обтрепанное махровое полотенце и принялась вытирать Чейза. Тот подставлял ей голову и бока, блаженно сопя и брыкая задней лапой от избытка чувств. Потом уперся чугунным лбом хозяйке в колени и принялся тереться, да так, что Рите пришлось хвататься за дверь, чтобы не потерять равновесия.

Бабушка высыпала золу в ведерко, подняла голову и объявила:

– У нас сметана кончилась.

На обед нынче предполагалась жареная картошка. Со сметаной и с поздними грибами, собранными непосредственно на ореховских улочках. Рита посмотрела в заплаканное окошко, потом на свои спортивные брючки, вымокшие не столько под дождем, сколько от соприкосновения с кобелиной башкой... Помните, читатель, неувядаемый анекдот? Жена за каким-то делом посылает мужа на улицу, а тот, не желая идти, отговаривается ненастьем, дескать, хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. «Ну так что? — преспокойно отвечает жена. — Иди без собаки!»

В общем, Рита вооружилась большим черным зонтом, сунула в карман кошелек и отправилась за сметаной в магазин на углу. Идти было совсем недалеко. Самое большее — десять минут. И еще десять — обратно.

Грязи в Орехове не бывает в принципе. Единственное исключение составляет ранняя весна, когда вовсю тает снег, а промерзшая земля еще не способна впитывать влагу. Да и то это не грязь, а что-то вроде зыбучих песков. Все остальное время вода беспрепятственно уходит с поверхности. Лужи появляются только там, где человек попытался улучшить естественное покрытие местных дорог. Например, залив их асфальтом.

Рита шлепала резиновыми сапожками но шоссе, мысленно пребывая где-то между кладбищем домашних любимцев и детективным романом, над которым ныне трудилась. Естественно, она уже снабдила свою постоянную героиню, Риту-книжную, огромным беспородным кобелем по имени Чейз. И отправила ее — при сугубо вымышленных обстоятельствах — в дачный поселок Желудево караулить чью-то «фазенду». В каковом поселке героиню, конечно, поджидало множество самых неожиданных приключений. Но покамест Рита-книжная смотрела в окно, за которым раскачивались мокрые, успевшие облететь ветки, и мечтала сесть в электричку и уехать далеко-далеко. И сойти на безымянной станции за пределами географических атласов. Там, где никто слыхом не слыхивал о решетках на окнах и о секретных замках, а защелки в дверях существуют лишь для того, чтобы их не распахивало сквозняком. Там, где к людям безбоязненно подходят поздороваться добрые кошки, где никто не выкидывает на улицу надоевших питомцев, а на могучих ротвейлеров никогда не надевают намордники, потому что в намордниках неудобно облизывать виснущих на шее детей...

Вот про такое состояние и было сказано классиком — «пальцы просятся к перу, перо к бумаге». То бишь, минуя промежуточную составляющую, нашаривают клавиатуру компьютера. Рита до того увлеклась мысленным сочинительством, что не обратила никакого внимания на единственную автомашину, неопределенно-темную «восьмерку», мелькнувшую навстречу. И, пребывая в блаженно-рассеянном состоянии, чуть не пролетела быстрым шагом мимо цели своего путешествия под дождем.

Полнотелая продавщица курила на крылечке, пользуясь отсутствием покупателей. Рита поздоровалась, отряхнула зонтик и юркнула внутрь. Продавщица докурила и величественно вплыла следом. В магазине, грех жаловаться, было множество всяких консервов, черный и белый хлеб, четыре сорта сыра и пять сортов колбасы. Не говоря уже о тридцати трех разновидностях водки.

– А сметанки нет? — поинтересовалась Рита. Хотя и так уже видела, что поиски придется продолжить. Продавщица молча покачала головой. На всякий случай Рита купила у нее баночку джин-тоника, которым они с бабушкой любили полакомиться вечерком возле печки, и отправилась дальше. По тропинке через лесополосу — в станционный ларек.

Наверное, это было оборотной стороной нынешнего торгового изобилия. Заходишь в магазин — и все вроде бы есть... кроме конкретно того, что ты надумал купить. Что ж, если бы всюду имел место один и тот же гарантированный ассортимент, ходить по магазинам сделалось бы скучновато. А так — можно в самом неподходящем вроде бы месте напороться на неожиданное сокровище. Например, ухватить по дешевке говяжье сердце для Чейза в дорогом круглосуточном «мини-маркете». Или, вот как теперь, баночку вкуснейшей сметаны из совхоза «Мичуринский» — в замызганном ларьке у перрона, где вроде и быть-то не положено ничему, кроме пива, жвачки да сигарет!

– А песик ваш где? — спросил молодой продавец.

– Дома! — весело ответила Рита. — Бабушку охраняет!

Спрятала заветную банку в полиэтиленовый кулек и побежала домой.

Лесополоса представляла собой длинный кусок соснового бора с густыми кустами посередине, там, где между шоссе и железной дорогой тянулись столбы с электрическими проводами. Летом кусты были покрыты пышной листвой, но теперь все давно облетело, и лесополоса стала казаться прозрачной. В некоторых местах с шоссе в самом деле просматривались рельсы, а с рельсов — шоссе.

Поэтому мужчину, быстро шедшего навстречу, Рита увидела издалека.

Она до такой степени привыкла ходить по здешним тропинкам с Чейзом на поводке, что и теперь спохватилась в самый последний момент, когда рот уже открывался для оклика: «Не бойтесь, мы очень воспитанные, вам ничто не грозит!» Так она всегда говорила прохожим, если видела, что кто-нибудь замедляет шаг и жмется к краю дорожки. Ибо люди продолжали делиться на две примерно равные категории. Одни утверждали, что пес у нее — с первого взгляда видать — очень добрый и смирный. Другие, и тоже с первого взгляда, определяли в нем свирепого людоеда.

Пока Рита спохватывалась и подтрунивала сама над собой, мужчина заметил ее... и вдруг, всплеснув руками, круто развернулся и чесанул в сторону. Рите бросилось в глаза его крупное сложение, блестевшая под дождем бритая голова, странно мешковатая одежда и... невероятная скорость, с которой он улепетывал по диагональной тропинке. Нечто подобное она видела всего один раз в своей жизни. В Питере, в очень ранний утренний час, возле гостиницы, куда приезжали напиваться граждане соседней страны, изнемогавшей под бременем сухого закона. Позже она сообразила, что забугорного вида дядька, выскочивший на проезжую часть, пребывал в белой горячке. Он еще и вертелся на бегу, словно бы пиная ногами лишь ему видимых собак, а может быть, зеленых чертей.

Нынешний мужик ничем подобным не мучился, он просто удирал прочь, словно от смерти спасаясь. Невольно остановившаяся Рита проводила его глазами, чувствуя, как съезжает набекрень мироздание. Потом огляделась... «Господи, да что случилось-то?» Ошибки быть не могло, он и точно спасался.

Он бежал от нее.

Причем так, будто у нее рвалось с поводков сразу десять Чейзов, все разъяренные до предела, сейчас сожрут.

«Бабушка!!!» — ударило Риту. Она торопливо сложила зонтик и припустила по тропинке домой.

Неопределенно-темную «восьмерку» она заметила сразу, как только вывернула из-за угла. Предчувствие не обмануло ее. Машина стояла возле калитки «их» домика, и обе дверцы были открыты, но внутри никого не просматриваюсь. Калитка тоже оказалась распахнута настежь, проволочное колечко, надевавшееся на столбик, валялось посреди улицы. Кто-то вошел сюда, вошел нагло, не скрываясь и не рассчитывая встретить сопротивление...

И было тихо. Ни криков, ни разговоров, ни шума борьбы. Только журчала вода, стекавшая с крыши в синюю пластиковую бочку. Ритино сознание зарегистрировало этот факт, но не сделало никаких выводов. Молодая женщина плохо помнила, как миновала калитку и бегом одолела последние метры, оставшиеся до крыльца. Она даже не гадала о том, ЧТО сейчас может увидеть, и никакого понятия не имела, что бросится делать при том или ином раскладе. Она просто бежала вперед.

Железная дверь, снабженная специальным замком, тоже была открыта нараспашку. Она бы закрылась, потому что ее тянул резиновый шнур, но мешала преграда.

Через порог на крыльцо торчали ноги в кроссовках сорок шестого размера. Далее простирались черные джинсы и кожаная куртка. Воротник стоял горбом, почти скрывая бритый затылок. Виднелась только рука, еще сжимавшая связку отмычек... Впрочем, все это пребывало в состоянии клинической комы и к тому же блестело от постного масла. А над поверженным телом в хмурой задумчивости стояла бабушка Ангелина Матвеевна. Она держала в руках исконно русское оружие национальной женской самообороны — увесистую чугунную сковородку. И, кажется, не спешила с нею расставаться.

– Ну слава Богу! — заметив перекошенную и зеленую от пережитого волнения внучку, с большим облегчением проговорила Ангелина Матвеевна. Со сковородки падали капли. — Риточка, тот телефон у тебя? Звони, чтобы скорее приехали!

Рита шагнула в дом... и увидела позади бабушки второго злодея. В отличие от первого, он стоял на своих двоих, но, как и собрат, ни малейшей опасности более не представлял. Он пластался по печной стенке, не смея ни пошевелиться, ни даже моргнуть, и рожа у него была цвета золы, ссыпанной в металлическое ведерко, а внутренняя часть джинсов потемнела от влаги. Объяснение тому имелось очень простое. Перед ним, не сводя пристального взгляда, сидел Чейз. Из приоткрытой пасти капала слюна, кобелина время от времени облизывался — и смотрел, смотрел... Как гурман на кусочек лакомой ветчины, приготовленной к ужину...

Тем не менее, крови нигде видно не было. Ни на разбойничке, ни — что для Риты было гораздо важней — на собаке. Рита выхватила из кармана мобильник и торопливо нашла номер, три месяца назад аккуратно записанный в память.

Соединение (она оценила это лишь впоследствии, задним числом) произошло мгновенно. На том конце не стали особо вникать в суть ее путаных объяснений, велели ждать и по возможности не двигаться с места — и дали отбой. Сколько примерно предстояло ждать, невидимый собеседник уточнить не потрудился. Прошло, однако, совсем немного времени, распростертый на пороге страдалец только-только начал постанывать и попытался поднести руку к голове, так что бабушка поудобнее перехватила сковородку... и в это время с улицы донесся характерный рокот дизеля. Рита выскочила было наружу — и чуть не столкнулась с десятком совершенно бесподобных ребят, ринувшихся из голубенького микроавтобуса.

Ребята были действительно бесподобные. Все как один рослые, крепкие, отлично тренированные даже на вид. В камуфляже, в черных шапочках наподобие лыжных, и что-то подсказывало Рите, что неприметные шапочки умели разворачиваться в сплошные маски для лиц. Вот это и называется счастьем: наши пришли!

– Собачку уберите, — сказали ей.

– Он не тронет, — мгновенно отреагировала Рита. — Он знает...

Она в самом деле была в этом свято убеждена.

– Не тронет, — обращаясь к подчиненному, подтвердил командир. Голос показался смутно знакомым, Рита вскинула глаза и — очевидное-невероятное! — признала в подтянутом капитане татуированого «братка», с которым ехала в электричке.

– Такс это вы! — ахнула она. — Нас провожали?..

– Провожал, — улыбнулся гэзэшник.

Двое его орлов уже тащили к автобусу коматозного, еще двое надевали наручники на прилипшего к печке. Чейз, видимо посчитав свою миссию завершенной, не спеша поднялся, потягиваясь, как перед прогулкой. Подошел к хозяйке и, добродушно виляя обрубком хвоста, принялся обнюхивать пятнистые штаны капитана.

– Ну до чего же приятно потрогать руками ротвейлера, — гладя лопоухую голову, сказал бывший «браток». — Вот бежит он к тебе, а ты не знаешь, какую позу принять, чтобы не сразу сожрал. А потом гладишь — и кажешься себе таким уверенным, сильным мужчиной!

Бабушка проводила глазами утаскиваемых арестантов, решила перекреститься, на середине процесса заметила, что крестится полупудовой чугуниной, и с лязгом водворила ее на печку.

– «Мне учить тебя не надо — сковородка под рукой», — выпрямляясь, процитировал командир бессмертного Леонида Филатова. И вдруг спросил: — Ангелина Матвеевна, вы какого года у нас?

Бабушка, никогда не видевшая смысла в кокетливой женской привычке скрывать возраст, назвала год рождения. Рита не заметила, чтобы «браток» дал своим какую-то команду, но те вдруг бросили арестантов, выстроились поперек лужайки и отдали честь — невероятно красиво и дружно.

– Честь вам и хвала, Ангелина Матвеевна, — вытянувшись «во фрунт», без малейшей иронии проговорил командир. — На таких, как вы, Россия держится. Удачи вам и здоровья!

Еще через минуту микроавтобус отчалил, и следом покатилась «восьмерка», пилотируемая одним из ребят.

Олег Вячеславович позвонил ближе к вечеру. По голосу чувствовалось, что хозяин дачного домика пребывал на седьмом небе.

– Риточка, — сказал он восхищенно, — вы даже не представляете, какие вы с бабушкой молодцы. Тут все сложно, не по телефону рассказывать, но, в общем, с вашей помощью такую шайку накрыли!..

При слове «шайка» Рита вспомнила кое о чем, начисто вылетевшем у нее из головы от первоначального шока.

– Олег Вячеславович! — заторопилась она. — Я как бы не знаю, но там, может быть, третий был...

И она насколько могла подробно описала ему странного типа, удиравшего от нее в лесополосе. При этом она ругательски ругала себя за рассеянность, ведь гэзэшники его, может, и успели бы отловить. «Адмирал в отставке» выслушал не перебивая, но и без явного интереса.

– Риточка, — сказал он, когда она замолчала. — Я это, конечно, передам, пускай приобщат, но просто хочу, чтобы вы знали. Вам нечего опасаться, все ваши обидчики, уж простите за избитое выражение, узнали тяжелую руку закона. И милиция никаких претензий предъявлять не намерена, даже совсем наоборот. Так что, если надумаете в город вернуться, возвращайтесь без всяких сомнений. А захотите еще на даче пожить — ради Бога, сколько угодно. Вы для нас с Татьяной Павловной столько сделали, прямо не знаю, как вас благодарить.