"Грешная жизнь герцога" - читать интересную книгу автора (Гурк Лаура Ли)

Глава 3

Ужасный запах нашатыря проник в ее сознание. Пруденс протестующе дернула головой, отталкивая руку, которая держала у ее носа пузырек с отвратительно пахнущей жидкостью.

Словно издалека она услышала, как миссис Моррис сказала: «Она приходит в себя».

– Это хорошая новость, – ответил мужчинами звук его голоса вернул Пруденс к невероятной действительности.

Она села и выпрямилась.

– Не делайте резких движений, – предостерегла ее миссис Моррис. – Было бы неразумно снова потерять сознание.

– Я потеряла сознание? – Пруденс щурилась, стараясь прийти в себя. Она сидела в кресле, вокруг нее хлопотала миссис Моррис с пузырьком нюхательной соли, а рядом стоял поверенный, который только что сообщил ей, что она может получить огромное наследство.

– Именно так, мисс Босуорт. – Он вернулся в кресло, где сидел раньше. – Немного чересчур, как я полагаю.

– Что тут сказать! Один миллион фунтов в год? – Произнесенная вслух сумма не сделала получение наследства более вероятным. – О Боже!

– Один миллион фунтов в год? – Миссис Моррис посмотрела на поверенного, потом на нее. – О чем это вы?

– Ваша мисс Босуорт получает наследство от отца. Фактически она может стать одной из богатейших женщин мира.

– Что вы говорите! – Миссис Моррис открыла от изумления рот и, ухватившись за кресло, опустилась в него. – Но, Пруденс, дорогая, я думала… то есть я поверила, что ваш отец умер, когда вы были маленькой девочкой. По крайней мере, именно это вы сказали мне, когда поселились здесь.

Пруденс виновато посмотрела на хозяйку:

– Я обманула вас, это была неправда. Видите ли, мой отец бросил маму еще до моего рождения. Он… – Она замолчала, щеки ее загорелись от стыда. – Он так и не женился на ней, он уехал в Америку.

– Вы живете у меня одиннадцать лет и не сказали мне правды?

– Я не хотела, чтобы вы знали, что я… – Ее голос дрогнул. – Что я незаконнорожденная. Это такой приличный дом. Когда я пришла к вам, чтобы снять комнату, я боялась, что вы откажете мне, если узнаете правду.

– Стыдиться надо бы не вам, а вашему отцу! – отвечала миссис Моррис, и ее явное негодование успокоило Пруденс. – Так бессердечно бросить вашу мать. Ни стыда ни совести!

Мистер Уитфилд откашлялся.

– Да, но теперь он искупил свою вину, я надеюсь? Он оставил мисс Босуорт все свое состояние:

– Ну, не знаю, что на это сказать, – ответила миссис Моррис. – Один миллион фунтов в год. Невероятно! – Она издала короткий смешок. – Неудивительно, что с вами случился обморок, дорогая.

Пруденс тоже засмеялась. Она испытывала изумленное воодушевление.

– Никак не могу поверить, – сказала она и приложила руку ко лбу, потому что голова у нее еще немного кружилась. – Не могу осознать.

– Что легко понять, учитывая обстоятельства, – уверил ее мистер Уитфилд. – Я бы тоже был потрясен. Но нам следует обсудить детали завещания вашего батюшки. Я должен уведомить вас, что завещание предусматривает некоторые условия…

– Прошу прощения, сэр, – прервала его миссис Моррис, – эта новость совершенно удивительная, мы все потрясены, нет сомнения, но мы должны дать мисс Босуорт несколько минут, чтобы она могла прийти в себя.

– Я уже пришла в себя, – сказала Пруденс, садясь прямо. – Я хочу услышать завещание.

– Нет-нет, ваша домовладелица совершенно права. Простите мне мою поспешность. – Он указал на стол между ними: – Может быть, мы пока выпьем чаю?

– Надеюсь, он не остыл, – забеспокоилась миссис Моррис, возвращаясь на свое место и беря в руки серебряный поднос, – Я как раз несла чай, когда Пруденс упала в обморок. Я побежала за нюхательной солью и долго не могла найти ее.

– Я никогда раньше не падала в обморок. Надеюсь, я сделала это достаточно грациозно?

– Да, дорогая. Вы опустились прямехонько в ваше кресло с рукой, прижатой ко лбу, как нас всегда учили. Сахар, мистер Уитфилд?

– Да, благодарю вас, – ответил он, но отрицательно покачал головой, когда миссис Моррис взялась за молочник. – Учили? – повторил он, принимая чашку с чаем. – Девушек учат, как падать в обморок?

– О да, – заверила его миссис Моррис, наливая следующую чашку Пруденс. – Когда я была девушкой, мы без конца практиковались. – Предлагая сандвичи и кексы, она начала объяснять мистеру Уитфилду основные положения воспитания порядочных девушек. Пруденс не прислушивалась к разговору. Она ела, пила чай и пыталась осмыслить чудесную вещь, которая произошла с ней, но чувство нереальности не оставляло ее.

Один миллион фунтов!

Она не могла представить себе такую сумму. Слишком много. Несметное богатство. Так много и каждый год? Даже у леди Альберты не было приданого, которое можно было бы сравнить с таким состоянием. При этой мысли радость пронзила ее. Она с шумом отодвинула пустые тарелочку и чашку и вскочила с кресла; ликующий вопль вырвался у нее, как у пятилетнего ребенка в рождественское утро. Прежде чем она осознала, что делает, Пруденс закружила миссис Моррис в танце, скорее неистовом, чем грациозном.

– Я богаче леди Альберты! – речитативом твердила она, носясь по комнате. – Я богаче леди Манро! Я богата, я богата, я самая богатая девушка из тех, кого я знаю. Ах!

Хозяйка смеялась, глядя не нее, однако ненадолго перестала смеяться, когда потребовалось предупредить Пруденс, что они кружатся в опасной близости от горшка с папоротником.

– Если мы его опрокинем, я куплю вам новый, – пообещала Пруденс и опять запела, начиная новый тур танца вокруг стола: – Я богаче леди Альберты…

– Мисс Босуорт, – обратился к ней мистер Уитфилд, перекрывая ее фальшивое сопрано. – Мы должны обсудить условия завещания.

Пруденс посмотрела на него, продолжая кружить миссис Моррис.

– Условия?

– Есть определенные условия, которые вы должны выполнить, чтобы получить все наследство. Так, вы должны выйти замуж.

Она остановилась, резко отпустив миссис Моррис, так что бедная леди, продолжая кружиться, чуть не снесла горшок с папоротником.

– Выйти замуж?

– Да. У вас есть… – Он деликатно помолчал. – Может быть, есть на примете подходящий молодой человек?

– Нет, – отвечала Пруденс, стараясь осмыслить новое развитие событий. – Совсем никого нет. То есть, – попыталась она поправиться, немного смущенная, что не может назвать ни одного поклонника, – я была занята… другим. Я, знаете ли, работала.

– Понимаю. – Мистер Уинфилд взял в руки лежавшие на диванчике документы. – Ваш отец поставил условие, что вы должны в течение года найти себе достойного мужа, В течение этого года вы будете ежемесячно получать щедрое содержание, вычитаемое из упомянутой доверительной собственности, – на платья, проживание и тому подобное, – но к концу этого срока вы должны выйти замуж, в противном случае наследство перейдет к родственникам его жены.

– Жены? Мой отец был женат?

– Да. В Нью-Йорке он женился на женщине с приданым, которую звали Элизабет Тайсон. Она умерла несколько лет назад. У них с мистером Абернати своих детей не было.

– И мой отец оставил все свои деньги мне? – Пруденс покачала головой. – Но он совсем не знал меня. Никогда не стремился узнать, – добавила она не без горечи.

– Кровь порой связывает людей сильнее, чем мы думаем. Что возвращает меня к предмету нашего разговора. Ваш отец очень хотел иметь наследника, в котором текла бы его кровь. Если вы выйдете замуж, доход от его недвижимости достанется вам и вашему мужу, конечно, пока вы будете живы, а после этого вашим прямым наследникам. Мужчина, которого вы выберете, должен быть одобрен попечителями, распоряжающимися имуществом на началах доверительной собственности. Я останусь в Лондоне до тех пор, пока ситуация не получит своего разрешения и вы не выйдете замуж, а затем возвращусь в Нью-Йорк. Вашими средствами после этого будут управлять наши лондонские филиалы. Я надеюсь, что вы найдете нашу фирму достаточно надежной в…

– Подождите. – Пруденс движением руки остановила его. – Вы должны одобрить мое замужество?

– Да, но я уверен, что, следуя советам ваших дяди и тети, вы сделаете правильный выбор, который мы будем сердечно рады одобрить.

– Мои дядя и тетя? – Радость. Пруденс несколько приуменьшилась. – Они знают об этом?

– Разумеется. Моей первой задачей по прибытии в Англию было отыскать вас, и я сначала навестил ваших дядю и тетю в их доме в Суссексе, полагая, что вы живете с ними. Но когда я обратился к ним, то узнал, что вы уехали от них. Естественно, они не сообщили бы совершенно незнакомому человеку, где вы находитесь, не узнав причину, которая привела меня к ним. Они рады вашему счастью и вскоре приедут в Лондон, чтобы помочь вам.

– Помочь мне? – Пруденс определенно не нравился оборот, который принимал разговор. Живот у нее свело – обычная реакция на мысль о тете Эдит. – Помочь мне с чем?

– С вхождением в общество, разумеется. Ваша тетя станет вашей чаперон.[2]

Пруденс подавила стон. Если бы она могла выбирать, тетя Эдит была бы последней кандидатурой на роль сопровождающей. Пруденс было четырнадцать лет, когда умерла ее мать, и после смерти матери она жила в семье ее брата, с его женой и двумя дочерьми. Все три года, прожитые в их доме, она была бедной родственницей, незаконнорожденной, обузой и обязанностью, о чем остальные женщины не забывали напоминать. Невыносимое существование заставило ее уехать в Лондон, чтобы начать самостоятельную жизнь.

– Нельзя ли, чтобы меня сопровождала миссис Моррис? – Но она уже знала, что это невозможно.

– Моя дорогая мисс Босуорт, при всем моем уважении к вашему другу… – здесь он остановился, чтобы кивнуть миссис Моррис, – вы должны выйти замуж за достойного джентльмена, а для этого нужно, чтобы вас ввели в общество более высокого уровня, чем то, к которому вы привыкли. Ваш дядя – сквайр, а ваша тетя – кузина баронета. Такое родство обеспечит вам доступ в общество.

Пруденс понимала, что, скорее всего так и есть, но все еще сопротивлялась, надеясь найти другой выход из положения.

– Я бы предпочла другой вариант.

– У вас есть подходящие связи?

Она вспомнила о своей подруге Эмме, которая тоже жила у миссис Моррис, пока месяц назад не вышла замуж. Эмма вышла замуж за виконта, у которого работала.

– Я знакома с виконтессой Марло. Она на самом деле моя подруга.

– Вы знаете, дорогая, что Эмма и Марло проводят медовый месяц в Италии, – напомнила ей миссис Моррис. – Они вернутся не раньше июня.

Пруденс с надеждой посмотрела на мистера Уитфилда:

– Наверное, мне нельзя ждать столько времени до выезда в свет?

Адвокат покачал головой:

– Я настоятельно советую не делать этого. Лондонский сезон идет к концу, а в вашем распоряжении только один год, в течение которого вам предстоит найти подходящую партию. Кроме того, не следует забывать о газетах. Газетчики очень быстро узнают о вас. Не стоит надеяться, что вашу историю удастся сохранить в секрете. Еще несколько дней – и о вас заговорят, вашего внимания будут искать самые разные люди, многие из которых не лучшего сорта. Такая молодая леди, как вы, находится в блаженном неведении о многих отталкивающих свойствах человеческой натуры. Ваши родственники послужат вам защитой.

– Я начала самостоятельную жизнь в семнадцать лет. Сейчас, когда мне двадцать восемь, я вряд ли нуждаюсь в опеке.

– Мисс Босуорт, на карту поставлены огромные деньги, а деньги – странная вещь. Они вызывают в людях все худшее. При выборе будущего супруга вам понадобятся люди, мнению которых вы могли бы доверять, на советы которых могли бы положиться.

Пруденс ни в чем не хотела бы полагаться на советы тети Эдит, а особенно в вопросах замужества. Однако, чтобы войти в общество, ей нужна была чаперон, к тому же дядя Стивен всегда был добр к ней.

– Наверное, вы правы, – сказала она, смиряясь с неизбежным. – В конце концов, они моя родня. Лучше всего, наверное, пожить с ними. По крайней мере, пока не возвратится Эмма.

– Если к тому времени вы уже не окажетесь замужем, – вставила слово миссис Моррис. – С вашим приданым у вас не будет недостатка в поклонниках!

Настроение у Пруденс снова поднялось.

– Не сомневаюсь. Они просто выстроятся в очередь у моих дверей!

– В этом больше правды, чем вы думаете, – сказал мистер Уитфилд, наклоняясь вперед. – Хотя я могу понять вашу радость, моя обязанность предупредить вас, мисс Босуорт. Богатство может стать тяжким бременем.

– Бременем? – Эта мысль показалась Пруденс настолько абсурдной, что она не удержалась от смеха. – Как может богатство быть чем-нибудь, кроме благословения? С деньгами человек может делать все, что захочет. Всю свою жизнь я хотела стать богатой!

Адвокат пытливо посмотрел на нее:

– Есть одна вещь, дорогая моя, которую труднее вынести, чем неосуществленное желание, – это исполнившееся желание.

На следующий день после возвращения из церкви у Пруденс впервые зародилось подозрение, что мистер Уитфилд в чем-то прав. Приехала тетя Эдит.

Когда Доркас, горничная, сообщила им эту новость, они с Марией были в своей квартирке, снимали перчатки, пальто и шляпки, готовясь спуститься вниз к другим квартиранткам, чтобы присоединиться к воскресному чаепитию.

– Быстро же она появилась, – пробормотала Мария, дождавшись ухода Доркас. – Они, должно быть, сели на экспресс.

Пруденс, стягивающая перчатки, состроила гримасу:

– Никогда еще моя тетя так не спешила увидеть меня.

– До сих пор.

В голосе Марии было что-то, что заставило Пруденс замолчать. Она вздохнула:

– Это все деньги, как я полагаю.

– Конечно, деньги! – Мария вонзила в свою шляпку шляпную булавку и бросила ее на кровать. – Не забота же о тебе.

– Не сомневаюсь, – миролюбиво согласилась Пруденс. – Я знаю это.

Мария с виноватым видом прикусила губу:

– Извини. Я рада за тебя, конечно, рада. Тебе никогда больше не придется работать и терпеть унижения.

– Только если я выйду замуж, а я, конечно же, выйду замуж.

– О, конечно, ты найдешь кого-нибудь. Ты забудешь нас, будешь вращаться в высшем обществе, видеться со всякими джентльменами, и один из них придется тебе по душе. Твоя жизнь совершенно изменится, все будет другим… – Ее голос дрогнул, она отвернулась. – Все собрались пить чай. Идем вниз.

Мария сделала шаг к двери, но Пруденс остановила ее, взяв за руку и развернув к себе. У нее впервые появилась возможность поговорить с подругой о своей новой жизни. Прошлой ночью Мария снова обслуживала бал и вернулась домой очень поздно, слишком поздно для Пруденс, которая в десять часов наконец свалилась в кропать, все еще взбудораженная, но совершенно без сил. У нее едва нашлось время рассказать подруге о потрясающей новости по пути в церковь.

– Мария, все теперь изменится к лучшему. Не только мне не надо будет больше работать. Если я выйду замуж и унаследую эти деньги, часть из них я уделю тебе. Да, да, – добавила она, видя, что подруга собирается протестовать. – Я хочу, чтобы ты тоже что-то получила.

– Я не хочу твоих денег.

– Но я хочу этого. Ты могла бы использовать их как приданое или сохранить на старость, или…

– Я же сказала, что не хочу твоих денег! – сказала Мария с горячностью, удивившей Пруденс.

– Но почему? Денег будет больше чем достаточно.

– Не в этом дело. Богатство – это проклятие. Оно… оно меняет людей.

Эти слова почти совпадали с тем, что сказал мистер Уитфилд, но Пруденс по-прежнему не понимала, что за ними стоит.

– Как ты можешь говорить это? Мы ведь всегда покупали билеты в тотализаторе и мечтали, что будем делать, если выиграем кучу денег. И вот они у нас есть.

– Нет, не у нас. У тебя.

– Что мое, то твое, – твердо сказала Пруденс. – Часть денег будет твоими, и не вздумай отказываться. Я хочу дать денег и другим нашим подругам. Люси и Дейзи, и Миранде, и миссис Моррис – я хочу, чтобы каждый из тех, кто живет здесь, получил что-то. И еще я пожертвую на благотворительность.

– О, Пру! – Мария отняла свою руку и со вздохом присела на край кровати. – Ты не можешь раздавать свои деньги направо и налево каждому нуждающемуся. Все не так просто. Как ты не понимаешь этого?

– Я, конечно, буду давать только тем, кто этого заслуживает, – начала Пруденс, садясь напротив подруги на свою кровать. – Я думала об этом все утро и кое-что придумала. Я хочу сколько-то выделить сиротам, сколько-то незаконнорожденным детям и…

Звук открывающейся передней двери прервал изложение ее планов, из гостиной через открытую дверь комнаты донесся высокий игривый голос:

– Пруденс?

Она тихонько простонала, но когда в их спальню стремительно влетела ее тетя, вставая и приветствуя ее, заставила себя улыбнуться.

– Пруденс, вот ты где! – Немолодая женщина появилась в маленькой спальне с протянутыми для приветствия руками. – Моя дорогая.

– Тетя Эдит, – произнесла Пруденс, пока ее целовали в щечку. – Какой сюрприз!

– Не знаю, почему мистер Уитфилд должен был сообщить тебе о нашем приезде.

– Он не сказал ей, что вы поедете ночным экспрессом, – весело сказала Мария.

Пруденс засмеялась было, но тут же постаралась перевести смех в тактичное покашливание. Указав на стоявшую рядом подругу, она сказала:

– Тетя, вы помните мисс Мартингейл? – Улыбка застыла на лице Эдит.

– Конечно, – сказала она. – Насколько я помню, мы встречались в мой прошлый визит.

– Какая у вас прекрасная память, миссис Федергилл, – не задержалась с ответом Мария, – вы помните то, что было так давно.

Укор был явным, и тетя Эдит рассвирепела.

– Послушайте, молодая особа, у меня были причины, по которым я несколько лет не была в Лондоне, и меня возмущает ваш намек…

– Не хотите ли выпить с нами чаю, тетя? – прервала ее Пруденс, чувствуя, что ей надо вмешаться, прежде чем начнется ссора.

Эдит сделала над собой усилие.

– Чай? О нет, дорогая, не сегодня. Мы будем пить чай с тобой, с сэром Робертом и его матерью. Ты помнишь кузена Стивена, сэра Роберта Огилви и его мать Миллисент? Они гостили у нас одно лето, когда ты еще жила с нами.

– Да, разумеется, – вежливо ответила Пруденс. Это было неправдой, потому что она едва помнила Роберта и его мать и сомневалась, что они помнили ее, они ведь не соизволили ответить ни на одно ее письмо, когда она одиннадцать лет назад впервые приехала в Лондон. – Они пригласили нас на чай?

– Да. Знаешь, сэр Роберт стал баронетом. В твои пятнадцать лет он тебе не очень понравился, но, возможно, ты переменишь свое отношение, когда увидишь его сейчас. Он превратился в очень красивого джентльмена и жаждет возобновить знакомство с тобой.

– Ясное дело, жаждет, – проворчала Мария, но Пруденс умоляюще посмотрела на нее, и она отвернулась. – Я думаю, все внизу заждались, так что я пошла. Я скажу им, что сегодня тебя, Пру, не будет с нами. Вы извините меня? – Она церемонно поклонилась Эдит и почти выбежала из комнаты. Пруденс не без зависти посмотрела ей вслед.

– Дерзкая девица, – заявила Эдит, когда за Марией захлопнулась дверь. – Разве можно так спешить с выводами?

Пруденс вдруг припомнились причины, по которым она уехала из Суссекса.

– Мария моя подруга. Мои интересы она принимает очень близко к сердцу.

– Как и все мы, дорогая. Пусть ты не всегда ценила мои наставления и советы, когда была девочкой. Ты была такая непослушная. Такая упрямая.

Три года, проведенные Пруденс в семье ее дяди, остались в ее памяти совсем не похожими на картину, нарисованную тетушкой, но она понимала, что сейчас не время обсуждать эту тему.

– О Боже, уже столько времени! – воскликнула Эдит, посмотрев на свои часы в виде броши. – Нам надо спешить. Впереди столько дел.

– Каких же? – спросила Пруденс, с радостью меняя тему.

Проигнорировав ее вопрос, Эдит сделала жест в сторону шкафа у стены:

– Твои платья, наверное, здесь? – Не ожидая ответа, она подошла к шкафу и распахнула дверцы, чтобы осмотреть гардероб Пруденс. Внимательно рассмотрев все, она издала тяжелый вздох. – Так я и думала. Ничего, что можно было бы надеть.

Пруденс, которая сама сшила все эти платья, сжала зубы и сложила на груди руки.

– Мое дорогое дитя, – сказала Эдит, продолжая рыться в шкафу, – на что ты тратила те два фунта шесть шиллингов, которые твой дядя посылал тебе каждые три месяца?

«Квартирная плата. Питание. И тому подобная ерунда». Пруденс закусила губу.

Эдит прошлась по ней взглядом.

– Это зеленое платье, что на тебе, пожалуй, сойдет на сегодня, но нам необходимо как можно скорее купить тебе подходящие платья. Хорошо, что даже у лучших портних всегда найдется на продажу несколько готовых. Мы обязательно должны найти что-нибудь достойное, что можно было бы надеть во вторник вечером.

– Вечером во вторник?

– Да, дорогая. Мы едем в оперу. У сэра Роберта ложа, и он пригласил нас присоединиться к нему. Мы должны найти платье, подходящее для такого случая. – Эдит вынула из шкафа серый дорожный костюм, осмотрела его и вернула на место. – По крайней мере, нам не нужно будет брать все это с собой. Их нужно сложить и отдать бедным.

Пруденс отличалась миролюбивым характером, ее трудно было рассердить, но такую бесцеремонность невозможно было выдержать.

– Я не собираюсь отдавать эти платья! – Выпалив это, она почувствовала, что получилось глупо и неуместно! потому что она уже решила раздать свои старые платья.

Резкий тон заставил Эдит обернуться с уязвленным видом.

– Ну конечно, дорогая, если ты предпочитаешь отдать ненужные вещи своим подругам, сделай так, как найдешь нужным.

Пруденс намеревалась купить всем своим подругам новые платья, но она решила промолчать. Она ненавидела размолвки и не хотела ссориться с Эдит в первые же пять минут. Вздохнув, она взяла перчатки, снятые несколько минут назад.

– Вы, конечно, правы, – сказала она, стараясь вести себя благовоспитанно. – Их следует отдать бедным.

Взяв Пруденс под руку и увлекая ее к выходу, Эдит примирительно улыбнулась:

– Твой дядя сейчас встречается с мистером Уитфилдом, договаривается о твоем содержании. Да, он собирается купить для нас карету. А пока я наняла экипаж. До чая нам предстоит сделать несколько визитов.

– Визитов?

– Да, но у тебя нет причин беспокоиться. – Она похлопала племянницу по руке. – Сегодня это будут только визиты к моим дочерям.

– Уже легче, – без энтузиазма пробормотала Пруденс, снимая с вешалки свою сумочку. Встречи с Берилл и Перл сулили такую же радость, как пресвитерианские похороны. – Я беспокоилась, что нам придется наносить визиты каким-нибудь неприятным людям.

Хорошо, что тетя Эдит не расслышала в ее голосе сарказм.

– Вхождение в общество всегда немножко нервирует, но постарайся вести себя непринужденно. Мы с дядей сделаем для тебя все, ты знаешь. Самый фешенебельный район, приемы и вечеринки в лучших домах, прекрасное общество. Я гарантирую, дорогая, что ты будешь представлена достойным людям. С этого момента я целиком отдаюсь заботе о тебе.

– Это замечательно. – Подавив вздох, Пруденс закрыла дверь квартирки. «Июнь, – подумала она, вставляя ключ в замок и поворачивая его, – наступит еще очень не скоро».

– Твой дядя подыщет для нас подходящий дом в городе, – продолжала Эдит, когда они спускались по лестнице. – А пока мы будем жить в «Савое». Я позаботилась, чтобы твой номер был рядом с моим. Разве не замечательно?

Пруденс начала чувствовать себя как загнанное животное.

– Я не хочу причинять столько беспокойства, – в отчаянии сказала она. – Я бы предпочла на какое-то время остаться здесь.

– Здесь? – Тетя Эдит замерла на лестничной площадке и неодобрительно оглядела полутемную лестницу. – Не говори глупости. – Она звонко хохотнула. – В этих меблированных комнатах?

– Это очень приличный дом.

– Уверена, очень приличный, но, Пруденс, ты наследница солидного состояния. Ты не можешь остаться здесь и жить одна. Без нас с дядей, которые присматривали бы за тобой, скоро все лондонские мерзавцы, охотники за приданым будут тут как тут!

Рис провел понедельник, подсчитывая те крохи, которые составляли его герцогский доход, а вторник – блуждая по трясине фамильных долгов Де Уинтеров. После изучения бумаг от земельных агентов, банков и поверенных его настроение упало ниже, чем его банковское сальдо, и у него не осталось выбора, кроме как отобедать в «Кларендоне». Он утешился тем, что съел великолепную говядину и выпил бутылочку прекрасного французского бордо, изловчившись при этом не заплатить по счету, – практика, которую он хорошо освоил за последние несколько лет.

– Пэру никогда не следует платить по счету в «Кларендоне», – объяснял он лорду Стэндишу позднее, в опере. – Спасибо впечатлительности среднего класса.

Стэндиш, старый приятель со времен Оксфорда, пригласивший его в свою ложу, засмеялся:

– Какое отношение имеет впечатлительность среднего класса к вашему уклонению от оплаты счетов в «Кларендоне»?

– Самое прямое, – отвечал Рис, поворачиваясь, чтобы взять у лакея бокал шампанского. – Средний класс не будет обедать в заведении, которое не посещают пэры. Нас же устраивает, что они в состоянии и хотят платить. Без них рестораны пришлось бы закрыть, а мы никогда не смогли бы обедать вне дома.

Лорд Уэстон, который также был приятелем Риса с детства, мрачно скривился:

– В наши дни далеко не все пэры, Сент-Сайрес, могут позволить себе в Лондоне такую роскошь. Если герцог обедает в вашем заведении, это является определенным показателем уровня заведения. Я, будучи всего лишь бароном, не могу рассчитывать на подобные уловки. Я знаю это, потому что когда пытался не заплатить по счету, мне присылали его на дом.

– Вот еще одна причина, по которой следует переезжать с места на место, а не жить в собственном доме! – заключил Рис под общий хохот.

– Но как можно жить, не имея дома? – озадаченно спросил Стэндиш. Однако Стэндиш всегда был честным малым, щепетильным даже в мелочах, которому в голову бы не пришло жить не по средствам и уклоняться от оплаты счетов.

– Путешествуя, конечно, – ответил Рис. – Все очень просто. Чтобы не платить долги, уезжаешь за границу. Приезжаешь домой, чтобы не платить заграничные долги. Так можно объездить весь мир меньше чем за пятьсот фунтов.

Все, включая Стэндиша, засмеялись.

– Но где же джентльмену жить, когда он в городе? – спросил граф.

– У своих друзей, конечно же! – Рис хлопнул Уэстона по спине. – Не найдется ли у вас свободной комнаты, Уэс? Я не могу дольше оставаться в доме Милбрея. У него слишком деликатный дворецкий. Несколько дней тому назад впустил мою мать. Это было ужасно.

– Пустить вас в мой дом? – Уэстон, улыбаясь, покачал головой: – Даже не думайте. Мне надо заботиться о сестре.

Рис ухмыльнулся в ответ:

– Вы мне не доверяете?

– В том, что касается сестры? Нет.

Прозвучал гонг, извещающий о том, что в Королевском оперном театре вот-вот начнется представление, и гости Стэндиша заспешили занять свои места.

Рис тоже двинулся к своему месту, но Уэстон остановил его.

– Были ли вы на севере после возвращения?

– Был ли я в своих владениях? Господи, нет. Такое печальное зрелище плохо влияет на здоровье. Если вы, Уэс, как-нибудь скажете мне, что побывали в ваших имениях, я буду чрезвычайно обеспокоен вашим здоровьем.

Уэстон не засмеялся.

– Я видел замок Сент-Сайрес. Прошлой осенью охотился с Манро по соседству. Он… не в лучшем состоянии.

– Именно это я и имел в виду. Посещение загородных домов угнетает так, что не описать словами.

– Рис… – Он замолчал, потом вздохнул. – Вы, вероятно, знаете, какие сплетни ползут по городу?

Улыбка Риса слегка увяла, но он старался удержать ее. В конце концов, джентльмен должен уметь держать удар.

– Знаете ли вы, что я единственный в своем роде обладатель двух герцогских титулов?

Уэстон удивился:

– Двух?

– Да. Через день после моего возвращения «Все знаменитости» известили, что я не только герцог Сент-Сайрес, но также герцог Долгов. А «Соушл газетт» призвала игнорировать меня. – Он глотнул шампанского и скривился: – Они такие умные, эти лондонские газетчики.

– Как вы можете смеяться в такой ситуации?

Он пожал плечами:

– Терять чувство юмора нет никакого смысла.

– Шутки в сторону, мой друг, неужели ваши дела так плохи, как говорят?

– Если бы дела были настолько хороши, я бы веселился. К сожалению, это не так. Ивлин, идиот, каких мало, держал все в землях. Как если бы в наше время земля могла приносить доход.

– И никаких денежных средств? Никаких других вложений? – Уэстон был удивлен. – Даже мой отец, такой старомодный, вложил немного денег в угольные шахты Ньюкасла и американские железные дороги. И это спасает нас сейчас.

– Вам повезло. Я же гордый владелец более десяти тысяч акров заложенных плодородных земель и пастбищ. Но я вижу в этом и светлую сторону. Держу пари, мои владения – самые красивые в Британии. Прекрасные виды, поблизости ни шахт, ни железной дороги.

Уэстон положил руку на его плечо.

– Мне жаль, Рис. У меня тоже много долгов по закладным, но я готов сделать еще один заем, если вам нужно…

Рис отвернулся. Ненавидящий жалость, он никогда не проявлял ее сам и никогда не принимал ее.

– Мы не слушаем оперу.

– Какой ужас не слушать Вагнера, – пробормотал позади него Уэстон, но, будучи человеком тактичным, прекратил разговор.

Рис занял свое место, но не мог сосредоточиться на представлении. Впервые им овладело глубокое уныние. Он мог делать вид, что его не смущают неоплаченные обеды в «Кларендоне» и одалживание денег без отдачи у друзей, но за смехом над собой прятались неизбежные нотки отчаяния.

Он всегда был циничным, верил худшему, потому что чаще всего худшее и оказывалось правдой, а в оценке фамильного имущества был особенно пессимистичен. Но после нескольких дней, проведенных дома, он понял, что не вполне представлял себе положение дел. Дела обстояли намного хуже, чем он мог предположить.

Если отчеты, которые он прочитал этим утром, соответствовали действительности, только Уинтер-Парк единственный из всех его владений был в приличном состоянии, несомненно, потому, что здесь дядя Ивлин проводил большую часть времени. И именно этот дом Рис ненавидел, дом, в котором они с Томасом провели те ужасные каникулы, то лето, когда ему было двенадцать. У него не было желания поселиться в нем в конце сезона. Он лучше будет жить на улице. Уинтер-Парк следовало бы сдать внаем.

Остальные владения, как ему сказали, в их нынешнем виде сдать невозможно, причем старое родовое поместье Сент-Сайресов было в наихудшем состоянии. Укрепленный феодальный замок, которым Сент-Сайресы владели со времен Эдуарда I, являл собой пустынные руины, хотя Риса уверяли, что его можно вернуть к жизни. Но для того чтобы заменить распроданную мебель, крышу, сгнившие деревянные конструкции, отремонтировать канализацию, наполнить кладовые, заново отстроить дома для арендаторов, вспахать и засеять землю, заплатить долги деревенским лавочникам, потребовалось бы около ста тысяч фунтов.

Сто тысяч фунтов? Какая хорошая шутка! Он не может заплатить даже за бифштекс в «Кларендоне». Рис откинулся в кресле и закрыл глаза. Даже бурная музыка Вагнера не заглушила звучавший в его голове голос Летиции, голос, в котором за рафинированным глянцем воспитанности скрывался страх, тот же страх, который засел у него где-то в кишках.

«Что ты собираешься делать?»

Он думал о том, что скоро предстоят огромные платежи. Правительству ее величества нужно будет заплатить налог на наследство старого Ивлина. В июне предстоит платить проценты по закладным на земли Де Уинтеров за первый квартал. Нужно платить аннуитеты, вдовью долю, слугам, по счетам лавочников – список был бесконечен. Откуда взять деньги? Он мог бы обратиться в банк за кредитом, да кто ему даст?

Волна отчаяния затопила Риса. Он не хотел этого, ни титулов, ни имений, и уж точно не хотел ответственности. Черт, если бы он хотел стать следующим герцогом Сент-Сайресом, он бы давным-давно прикончил Ивлина, чего тот и заслуживал. Вместо этого он даже не стал ждать, когда высохнут чернила на его экзаменационных работах в Оксфорде, взял деньги, оставленные ему отцом, деньги, которые Ивлин не мог трогать, и бежал в Италию, где и потратил их с большим шиком. Он никогда не навещал дом, никогда не оглядывался назад. До сих пор.

Теперь нищета, как старуха с косой, придвинулась совсем близко. Хотя, если начистоту, до нее всегда было рукой подать. Разве не поэтому он так долго жил на широкую ногу, не думая о последствиях, не заглядывая вперед. Во Флоренции у него гостило множество пэров, и Уэстон среди них. Это они острили насчет увиливания от оплаты счетов в ресторанах, жизни за счет друзей и отъезда за границу с целью избежать неотвратимого будущего – будущего существования без всяких средств, но с абсолютной убежденностью в своем превосходстве в силу происхождения, пусть без гроша в кармане, чтобы заплатить за еду. Он знал, что его ждет то же самое, и эта горькая правда побуждала его тратить вдвое больше после того, как очередной приятель, живший за его счет, вынужден был вернуться домой.

Однако несмотря на свои нынешние обстоятельства, Рис нисколько не раскаивался. Если бы он был благоразумным и осмотрительным все последние двенадцать лет, это не уменьшило бы долги, накопленные его предками. Подобно ему, полдюжины предшествующих герцогов Сент-Сайресов проживали свое состояние, тратя деньги на свои причуды и извлекая из этого удовольствие.

Но кончен бал. Он оказался тем герцогом, которому приходится платить по счетам. «Что ты собираешься делать?»

Рис открыл глаза, тихонько хмыкнул. Зачем задавать вопрос, на который существовал только один ответ?

Он, конечно же, собирался жениться на деньгах. Он давно знал, что это единственный выход. Отчеты, с которыми он ознакомился сегодня, только подтвердили неизбежность такого решения.

Пора бы приступить к делу. Он вынул из нагрудного кармана театральный бинокль, чтобы начать охоту на будущую герцогиню Сент-Сайрес.

Рис попытался развеять уныние, занявшись подсчетом своих плюсов. Он герцог, а это, как сказал Уэстон, еще имеет значение. Он также хорошо знал, что нравится женщинам, а когда необходимо жениться на деньгах, это самый счастливый талант. Кроме того, он сидел рядом с Корой Стэндиш, женщиной, которая знала весь лондонский свет и могла описать ему финансовое и социальное положение каждой потенциальной невесты. Когда он останавливался на хорошеньком личике, Кора могла тут же сообщить ему имя и приданое его обладательницы.

Он начал рассматривать ложи напротив, и почти сразу же его глаза остановились, но не на наследнице, а на гораздо более интригующей особе. В платье из розового шелка с восхитительно низким вырезом сидела очаровательная девица, которую две недели назад он увидел за починкой платья. Ее шею обвивала простая нитка жемчуга, вторая нитка была вплетена в ее темные волосы.

С каких это пор швеи носят жемчуг и посещают оперу? Рис наклонился вперед, уверенный, что ошибся.

Но, вглядевшись, он понял, что ошибки не было. Это была та самая швея.

В глубине его тела начало разгораться желание, совсем как в ту минуту, когда он впервые увидел ее, стоявшую на коленях в обманчиво смиренной позе. Он вообразил ее теперешнюю в той же позе, вообразил, как проводит рукой по ее волосам…

Рис скривился и заерзал на месте. Такие эротические видения, какими бы восхитительными они ни были, никуда не ведут, не с этой женщиной и определенно не в этот момент. Тем не менее, он обнаружил, что не в силах оторвать взгляд.

«Как она оказалась в опере?» – недоумевал он. Шелковое платье она позаимствовала, это ясно, а жемчуг, вероятно, был произведен в Манчестере, а не вырос внутри раковин, но и это не объясняло ее присутствие в ложе «Ковент-Гарден». Может быть, маленькая швея решила заняться более прибыльным делом? Его взгляд скользнул по гладкой белой коже ее высокой груди. В который раз Рис проклинал свое настоящее безденежье.

– На кого это вы так смотрите? – спросила Кора, ударив веером по его бедру. – Я должна знать, что настолько поглотило ваше внимание, что вы забыли не только меня и ваших друзей, но также и оперу.

Рис тяжело вздохнул, стараясь справиться с возбуждением, но не смог отвести глаз от соблазнительного видения напротив.

– Я игнорирую представление, потому что ненавижу Вагнера. Валькирии всегда вызывали у меня головную боль. А вас я игнорирую потому, что вы, моя прелесть, уже замужем и относитесь к тем редким созданиям, которые влюблены в собственных мужей. И муж ваш с другого бока сидит с видом утомленного обладателя. Кроме того, поскольку Стэндиш сейчас практикует строгую экономию, вы не сможете мне даже дать взаймы.

– Так вы нацелились на нечто более выгодное? Полагаю, какая-нибудь богатая наследница?

– Увы нет. – Рис с усилием перевел взгляд с великолепной груди мисс Босуорт на ее лицо. Его нельзя было назвать красивым, оно было милым, с пухлыми щечками, вздернутым носиком и ротиком, который хотелось целовать, Но это ее глаза большие, добрые карие глаза, влекли бы к ней, если бы она решила стать кокоткой. – К моему сожалению, эта женщина не наследница.

– Вы заинтриговали меня. Покажите мне ее.

– Прямо напротив, – уступил Рис, – и две ложи вправо. Темные волосы, розовое шелковое платье и жемчуга.

Леди Стэндиш поднесла к глазам бинокль, рассматривая ложи, и с триумфом воскликнула.

– Вы издеваетесь, Сент-Сайрес, утверждая, что смотрите не на наследницу, тогда как перед вами самая богатая наследница из числа здесь присутствующих!

Рис стал весь внимание.

– Прошу прощения?

– Девушка, на которую вы уставились, – мисс Пруденс Абернати, дочь того самого американского миллионера.

Рис засмеялся:

– Вы что-то путаете, Кора. Она не Абернати. Она Босуорт, и она не дочь американского миллионера, а швея.

– Она была швеей, мой дорогой. Но она также незаконная дочь Генри Абернати. Уверена, вы слышали про универсальные магазины Абернати?

Рис решил подыграть ей:

– Откуда у вас такие сведения?

– Я своими глазами видела эту девушку у мадам Марсо сегодня днем.

– Неудивительно. Она работает у мадам Марсо.

– Что меня удивляет, Сент-Сайрес, так это откуда нам известно, какая швея на какую портниху работает.

Он улыбнулся:

– Я всю жизнь посвятил изучению женских нарядов.

– Несомненно, учились, как быстрее избавлять от них, – сухо возразила Кора и, не дав герцогу шанса ответить, продолжила: – В любом случае девушка была в салоне не для того, чтобы работать, поверьте мне. Она со своей тетей выбирала платья, и мадам так хлопотала вокруг нее, как мне еще не приходилось видеть, изо всех сил старалась, чтобы девушка осталась довольна. С ними была моя подруга, леди Марли, – она немного знакома с тетей наследницы и знает их кузена – сэра Роберта как-его-там. Он, кажется, баронет. Как бы то ни было она представила меня, и позже, когда девушка уже уехала, рассказала мне ее историю. – Кора наклонилась к Рису, горя желанием поделиться последними лондонскими сплетнями: – Генри Абернати, отец девушки, не всегда был богачом. Изначально он был йоркширским фермером по фамилии Босуорт, и у него был роман с дочерью местного сквайра.

– Как безнравственно с его стороны!

– Очень безнравственно. – Кора придвинулась ближе и зашептала: – Девушка забеременела.

– А-а… Нашей наследницей, полагаю? – Когда Кора кивнула, он продолжил: – Я так понял, что у сквайра не нашлось наследства для своей беременной дочери?

– Вот именно. Доход от земли сквайра Федергилла составлял не более нескольких сотен в год. Поэтому вместо того, чтобы поступить как честный человек и жениться, Босуорт бежал в Америку и женился там на некой женщине из Нью-Йорка, у которой водились денежки.

– Умная бестия, – понимающе сказал Рис.

– Мать нашей наследницы рано умерла, и девушка стала жить в семье дяди. Дядя, сын сквайра, унаследовал его имущество, но все же семья была в трудном положении, и девушка приехала в Лондон, сняла квартирку и начала сама зарабатывать себе на жизнь, став швеей.

– Звучит как роман, написанный женщиной.

– Верно. Но в наше время очень многие девушки поступают подобным образом. Их еще называют холостячками. Презрительное прозвище. Как бы там ни было, ее отец в Америке разбогател на этих своих универсальных магазинах. Недавно он умер, оставив завещание, по которому все отходит этой девушке.

Рис скрестил пальцы.

– И сколько это, Кора?

– Ежегодный доход, говорят, составляет более миллиона фунтов в год.

Пораженный, Рис с трудом сглотнул.

– Боже мой! Даже я затруднился бы потратить такую пропасть денег.

– Но есть одна загвоздка. Она может заинтересовать вас, дорогой мой. Чтобы получить наследство, девушка должна выйти замуж.

В воображении Риса возникли большие карие глаза, смотревшие на него с явным обожанием, Уныние, в котором он пребывал, начало рассеиваться. Он снова поднес к глазам бинокль, чтобы бросить еще один взгляд на мисс Босуорт-Абернати, и на этот раз нашел ее еще более соблазнительной.

– Более миллиона фунтов в год, говорите? – пробормотал он. – Представить трудно.