"Когда приходит беда" - читать интересную книгу автора (Делински Барбара)Глава шестаяПоппи хотела сделать зарядку и принять душ до приезда Гриффина, поэтому встала очень рано. Проделав обычный набор упражнений на тренажере, она пересела в коляску и бросила взгляд на параллельные брусья. Опираясь на брусья руками, она могла бы усилием брюшного пресса поочередно переставлять ноги. Она могла бы заставить себя делать это. Поппи перевела взгляд в угол. Там на стене висели специальные приспособления наподобие протезов, которые пристегиваются к ногам. Они выглядели ужасно, и их было довольно трудно надевать. И зачем мучиться с ними, если она так легко передвигается на коляске. А потом Поппи вспомнила, какой беспомощной она себя почувствовала, когда Стар Смит ушла от нее в лес. – А ты не ошиблась? – переспросил Гриффин. – Ты уверена, что она произнесла именно эти слова? – Следи за моими губами. И Поппи беззвучно, одними губами произнесла три слова. – Да, ты права, – согласился он. – Значит, она Лайза? Когда Поппи, низко склонив голову, легла щекой ему на колени, у него от жалости к ней чуть не разорвалось сердце. – Ты не будешь больше плакать? – спросил он. – Нет, – тихо произнесла она. – Я просто чувствую себя… опустошенной. Он погладил ее по голове. Ее коротко стриженные волосы были густыми и пушистыми. Он задержал руку у нее на голове. – Вопрос заключается в том, – произнесла она тем же уставшим голосом, – как Хезер, которую я знаю, могла убить Роба Диченцу и вообще кого-то убить. Гриффин заговорил спокойным, размеренным голосом: – Из этого мы и будем исходить. Возьмем за основу то, что Лайза не злодейка, какой ее пытается выставить семья Диченца. Теперь нам необходимо выяснить причину, по которой она могла это сделать. Но здесь мы встречаем серьезное затруднение. Мой друг Ральф натолкнулся на стену молчания. В Калифорнии никто не хочет разговаривать на эту тему. Единственный человек, который может помочь во всем разобраться, – это сама Хезер. – Она ничего не говорит даже Мике. – Но она все-таки сказала тебе эти слова, – напомнил Гриффин. – Она, в сущности, призналась. Надо бы посоветоваться с Касси. Ты не можешь попросить кого-нибудь подежурить у коммутатора, пока нас не будет? Поппи и Гриффин поехали каждый на своей машине. Она настояла на этом, потому что ее «блейзер» был оборудован всем необходимым. – Это ты все придумываешь, – поддразнил он ее. – Ты просто не хочешь, чтобы тебя видели со мной. – Может быть, и так. К счастью, офис Касси был рядом, за поворотом, не доезжая до центра города. Это был небольшой бледно-голубой дом с белыми дверьми и ставнями, на крыльце которого висела дубовая доска с надписью «Касси Бернс, адвокат». Касси наблюдала, как Гриффин подбежал к машине Поппи, открыл дверь и помог ей с подъемником. Ее несколько смущало, что у нее в офисе такой беспорядок. В нем стояли разнокалиберные шкафы, забитые документами, и книжные полки. С годами, по мере надобности, он расширялся за счет других помещений здания. На стенах были развешаны рисунки ее троих детей, старшему из которых не было еще и семи. Ручки и карандаши были украшены колпачками с изображением персонажей мультиков, кисточками и прочими несерьезными финтифлюшками. Но Гриффин лишь улыбнулся, заметив искренне: – Здорово, мне очень нравится ваш офис! Когда Поппи закончила, Касси, глубоко вздохнув, заявила: – Ну вот, наконец-то хоть что-то проясняется. Если это так, надо срочно собирать материалы для ее защиты. – Что будет, когда вы признаете, что Хезер – это и есть Лайза? – спросил Гриффин. – Ее сразу же вышлют в Калифорнию. – А каковы у нее шансы выйти под залог? – При обвинении в убийстве? Никаких. Нулевые. Не стоит и пытаться – если только мы не сможем представить серьезных доказательств, ставящих под сомнение выдвинутые обвинения. – Каких, например? – поинтересовалась Поппи. – Например, свидетельства того, что у Хезер были основания опасаться за свою жизнь. Что ей угрожали или к ней было применено физическое насилие. Но проблема в том, что для этого нам нужен свидетель. – Это большая проблема, – заметил Гриффин. – Я слышал, семейство Диченца успело поговорить со всеми, кто мог знать Лайзу. Поэтому-то все они и держат рот на замке. Если и был какой-то свидетель, он или она предпочитают молчать. Надо как-то переломить ситуацию. – Что вы предлагаете предпринять? – спросила Касси. – Встречу с глазу на глаз между мной и Хезер. – Послушайте, мы с Поппи – ее подруги. Мика – ее любимый мужчина. Почему она должна сказать вам что-то такое, чего не хочет говорить даже нам? – А почему жена рассказывает психотерапевту о том, о чем не может сказать мужу? Потому, что это посторонний человек. Она не боится, что он ее осудит. Хезер важно, что вы думаете о ней. А я для нее – никто. Касси вынуждена была признать, что в его словах есть логика. Но она подозревала, что у Гриффина были и какие-то другие мотивы. – Вы журналист. Каков во всем этом ваш интерес? – Он хочет произвести на меня благоприятное впечатление, – усмехнулась Поппи. – Он не собирается писать об этом деле. Касси, у Гриффина есть возможности, которых нет у нас. – Какие именно? – поинтересовалась Касси. – У меня есть знакомые частные детективы, которым я в свое время оказывал услуги, – объяснил он. – Они сообщают, что Роб бывал очень груб с женщинами. По крайней мере дважды Лайза обращалась за медицинской помощью. – А есть свидетельства того, что она обращалась за медицинской помощью после того, как ее избил Роб? Есть у вас свидетель, который может подтвердить это? Если вы не найдете свидетеля, толку от наших заявлений не будет. Так что Хезер может с прежним успехом утверждать, что она не Лайза. – Ну вот мы снова о том же, – сказала Поппи. – Гриффин хочет поговорить с ней. Ты можешь организовать встречу? – Когда вы хотите ехать в тюрьму? – спросила Касси Гриффина и потянулась за телефонной трубкой. Свернув на дорожку, ведущую к дому, Мика увидел темную легковую машину. На крыльце его ожидали два агента ФБР. Один из них с компьютером Хезер. Резко затормозив, Мика вышел из пикапа. – Быстро вы управились, – заметил он. – Мы подумали, что он вам нужен. – Так я и поверил, что вы обо мне беспокоитесь. Просто вы все просмотрели и ничего не нашли. В компьютере только то, что касается моей работы. – И работы Лайзы. – Не знаю никакой Лайзы. Там материалы, относящиеся к работе Хезер. – Вы придираетесь к словам. Куда его поставить? – Поставьте туда, откуда взяли. Агенты переглянулись и стали спускаться с крыльца к задней двери. Мика последовал за ними, потом остановился. Его поразили две фразы. Его собственные слова: «Не знаю никакой Лайзы. Там материалы, относящиеся к работе Хезер». И ответ агента: «Вы придираетесь к словам». – Я Хезер Малоун, – настаивала Хезер во время их первой встречи в здании суда. У него возникло непреодолимое желание выяснить, что же находится в том рюкзаке. Мика стоял не двигаясь, руки в боки, пока агенты не уехали. Он уже собирался направиться к поленнице, где лежал рюкзак, но в этот момент подъехала еще одна машина. Камилла Сэвидж опустила стекло, оглянулась на удалявшуюся машину и поинтересовалась: – Все в порядке? – Они вернули компьютер. Боюсь, они стерли всю информацию, которая там была, – проворчал он. Камилла показала ему стопку дискет: – Я могу все восстановить. И помочь тебе с бухгалтерией. – Я справлюсь сам. – Каким образом? – Справлюсь, – повторил он как можно вежливее, сдерживая охватившее его нетерпение. – Поговорим об этом в другой раз. Мне нужно работать. – Мика, ну почему ты не хочешь, чтобы я помогла тебе? У меня сейчас есть время. – Ты можешь вызволить Хезер из тюрьмы? – резко бросил он ей в ответ. – Ты можешь доказать, что она не Лайза? Ты можешь объяснить Мисси и Стар, почему человек, который говорит, что любит их, так много от них скрывает? Ты можешь объяснить это мне? Камилла, я ничего не понимаю. Мы так хорошо жили с Хезер. Как бы мне хотелось, чтобы все сейчас было по-прежнему! Увидев ее лицо, Мика пожалел, что сорвался. Но он уже просто не мог сдерживать чувства. У него столько накопилось на душе, что казалось, весь этот кошмар продолжается не каких-то несколько дней, а целые годы. Почувствовав, что у него нет сил продолжать этот разговор и даже просто думать о Хезер, он молча развернулся и ушел – надо было устанавливать отводные трубки для сбора сока. Поппи остановила машину около церкви. Ее торжественный белый шпиль сиял на фоне голубого неба. Полюбовавшись этой картиной, она завела двигатель и свернула на узкую дорожку, которая шла через городское кладбище. Поднявшись на очередной пригорок, она заглушила двигатель. Ее взгляд скользнул по гранитным надгробным плитам и застыл на простой плите, которая выглядела как-то особенно одиноко. Перри Уокер погиб молодым, поэтому вокруг было много места для его родственников. Даже сейчас, спустя столько лет, она ощущала постоянное беспокойство в душе, желание стереть из памяти этот страшный эпизод. Но она не могла отвести взгляда от надгробной плиты, от выбитой на ней надписи. Ей казалось, будто кто-то хотел, чтобы она прочитала эту надпись, вспомнила и снова испытала чувство вины… Да, она хотела убежать от всего этого. Но еще больше ей хотелось бы поговорить с Перри. Но мысль о том, что ей надо сказать что-то человеку, которого уже нет в живых, повергла ее в ужас. Она рванула с места. Могила осталась позади. Поппи выехала с кладбища. Но это вовсе не означало, что на этом все для нее закончилось. У Гриффина не возникло никаких проблем с пропуском в тюрьму. Касси обо всем договорилась по телефону. Поэтому ему не только разрешили свидание, но и выделили отдельную комнату, где обычно клиенты встречаются с адвокатами. Когда дверь открылась и охранники ввели Хезер, он протянул ей руку: – Я Гриффин Хьюз, друг Поппи. Поппи и Касси решили, что мне надо встретиться с вами. Не хотите присесть? – Почему они сами не приехали? – нерешительным голосом спросила Хезер. – Они решили, что вам легче будет говорить со мной наедине. По ее виду никак нельзя было сказать, что она чувствовала себя с ним комфортно. Гриффин сел. – Дело обстоит следующим образом, – начал он. – Вы можете сколько угодно утверждать, что вы Хезер Малоун, но без доказательств эти утверждения ничего не стоят. Лайза Мэтлок покинула Калифорнию пятнадцать лет назад. Нам необходимы доказательства того, что вы были Хезер Малоун еще до той поры. – Но ведь вы не юрист, – сказала Хезер, запинаясь. – Нет, я журналист. Но сейчас я выступаю не в этом качестве. Я пришел к вам как друг, поскольку, как мне кажется, я могу вам помочь. Она выглядела все такой же напряженной. – Таким образом, – продолжил он, – нам необходимы доказательства. Но вы не хотите ни с кем говорить. Вы не хотите помочь нам. Мои знакомые хорошие профессионалы, но им трудно что-либо предпринять без вашей подсказки. Поэтому мы решили пойти по другому пути. Разобраться в случившемся, проследив путь Лайзы. Мы пытаемся понять, почему Лайза Мэтлок могла наехать на своей машине на Роба Диченцу. – Если вы занимаетесь Лайзой, то чего же хотите от меня? – Какое-нибудь имя, дату, место. Дело в том, что семья Диченца успела обработать всех, кто что-нибудь знал о Робе и Лайзе. Поэтому никто не решается говорить на эту тему. Я знаю, что Роб был очень грубым. Лайза несколько раз обращалась в разные больницы за медицинской помощью. Но каждый раз она приходила под другим именем и никогда не признавалась, что ее избили. Я не думаю, что она намеренно убила Роба. Возможно, она не видела, что он стоит на пути. Я не думаю, что она хотела сбить его. Я даже не думаю, что она знала, что парень погиб. Но она знала, насколько влиятельна его семья. Поэтому она решила бежать. И я не осуждаю ее, – продолжал Гриффин. – У Диченцы имелись влиятельные друзья, а у нее их не было. Она думала – и была абсолютно права, – что ей не поверят. Но кто-то ведь должен был знать, какие у них с Робом были отношения. Кто-то же может подтвердить, что он был далеко не джентльменом. – Если свидетели не решились рассказать об этом тогда, то почему они сделают это сейчас? – Прошло пятнадцать лет. Человек, который дал тогда ложные показания, может быть, до сих пор мучается чувством вины. Или у него могли появиться претензии к семье Диченца, которых на тот момент не было. Хезер задумалась, а затем спокойно произнесла: – Ну и что это даст? Все равно ничего не получится. – Как вы можете так говорить? – удивился Гриффин. – Ведь если ничего не делать, вы проведете в тюрьме всю оставшуюся жизнь. У нее на глазах появились слезы. Гриффин продолжал убеждать ее: – Ваши друзья очень за вас переживают. Они полностью на вашей стороне. Они любят вас. Чем дольше вы молчите, тем мучительнее это для них. У нее задрожал подбородок. Но он решил не отступать. Наконец она разрыдалась: – Что вы от меня хотите? – Я уже сказал: какое-нибудь имя, дату, место. Она закрыла лицо руками. – Хезер, вы можете меня ненавидеть, – продолжал он, – но вы ведете себя как эгоистка. Речь идет не только о вас. Если вы не хотите сделать это ради своих друзей, сделайте это ради Мики, Мисси, Стар. Ваше молчание причиняет им боль. Около минуты Хезер стояла, спрятав лицо в ладони. Наконец она отняла руки от лица. – Айдан Грин, – монотонно проговорила она, а затем еще раз повторила по буквам: – АЙДАН ГРИН. – Где я могу его разыскать? – Сейчас? Я не знаю. – А где он жил пятнадцать лет назад? – В Сакраменто. Она с тоской во взгляде посмотрела на него. Гриффин грустно улыбнулся, встал, подошел к ней, нежно обнял за плечи и проговорил: – Спасибо, Хезер. Это нам поможет. Мика возвратился из леса раньше, чем планировал. Пока он разматывал и устанавливал трубки поочередно у каждого дерева, мысль о рюкзаке не выходила у него из головы. Зайдя на завод, он подошел к поленнице и достал старый рюкзак. На этот раз желание узнать, что же там, внутри, пересилило все другие чувства. Расстегнув застежки, он открыл рюкзак. Внутри было три конверта. В одном лежали три черно-белые фотографии. На каждой из них были запечатлены две молодые женщины. В их лицах было что-то знакомое. Мике показалось, что он разглядел в их чертах какое-то сходство с Хезер. Мать и тетя? Бабушка и ее сестра? На обратной стороне не было ни имен, ни дат, ни каких-нибудь других пометок. Спрятав фотографии, он взял другие конверты. На том, что был потоньше, значился чикагский адрес какой-то юридической фирмы. Мика открыл его, достал письмо, прочитал его, потом перечитал еще раз. Затем он открыл последний конверт. Внутри были две пластиковые карточки с именами, которые надевают на руку пациентам в больнице. На большей значилось имя Хезер, а на меньшей – новорожденной девочки Малоун. Вот в чем дело. За шесть месяцев до того, как появиться в Лейк-Генри, Хезер родила ребенка, а затем отдала его на удочерение через юридическую фирму в Чикаго. Мика тяжело вздохнул. Вроде бы он имел все основания негодовать. Хезер так и не родила ему ребенка, хотя знала, что Мика очень этого хочет. Но теперь он мог понять, как она мучилась из-за того, что ей по какой-то причине пришлось отдать девочку. Ему оставалось только гадать, что побудило ее к такому поступку. Вдруг Мика услышал скрип шагов по утоптанному снегу. Он взглянул на дверь и увидел Гриффина. Он и не подумал спрятать рюкзак. Хотя Гриффин был чужаком, Мика чувствовал себя с ним совершенно свободно. Гриффин заговорил первым: – Ты знаешь человека по имени Айдан Грин? – Нет. Мика передал Гриффину конверты: – Это было в рюкзаке. Она прятала его все то время, что мы прожили вместе. Как и Мика, Гриффин сначала посмотрел фотографии. Затем прочитал письмо из юридической фирмы и изучил пластиковые карточки с именами. Теперь у Гриффина было от чего оттолкнуться. – Мы оба не зря провели день. Он рассказал Мике о своем разговоре с Хезер. – Теперь можно позвонить в юридическую фирму, изучить записи в родильном доме. Это хорошее начало. Мике хотелось бы разделить решимость Гриффина, но его снова охватил страх. Открывалась дверь в прошлую жизнь Хезер, и он боялся узнать, что там за ней. Позавтракав, Гриффин направился в город. Он остановился у магазина и, купив в кафетерии чашку кофе, пил его и прислушивался к ритму просыпавшегося города. Затем он направился к Мике. Они подъехали к дому одновременно – Мика только что отвез девочек в школу. Гриффин выбрался из кабины пикапа. – Я передал вчерашнюю информацию одному моему знакомому, – сказал он, поравнявшись с Микой. – Он позвонит, когда что-нибудь узнает. Помощь нужна? Второй день подряд светило яркое солнце, снег таял, звенела капель. Однако у Мики это буйство природы вызывало только озабоченность. За пару дней ему необходимо было завершить прокладку шлангов между деревьями. Работы было непочатый край. По правде говоря, Гриффину самому хотелось поработать в лесу. Вечером у него состоялся очередной нелегкий разговор с Прентиссом Хейденом. Поэтому он принципиально решил не работать сегодня над биографией политика. Они вынесли с завода и погрузили в грузовичок бухты шлангов. Затем начали медленно взбираться к вершине холма. Остановив машину, Мика пристегнул на пояс футляр с инструментами и взвалил на плечо несколько бухт шланга. – Видишь черный шланг? – спросил он. Гриффин посмотрел на шланг, проложенный к участку, куда они направлялись. – Это главная магистраль, – объяснил Мика. – Она лежит здесь круглый год. Конечно, за ней надо ухаживать, но это все-таки легче, чем убирать и прокладывать ее каждый раз заново. Сейчас мы будем монтировать отводные трубки. По ним пойдет сок от деревьев к основной магистрали, а уже по ней – вниз к заводу. Привязав конец тонкого голубого шланга к самому дальнему от основной магистрали дереву, Мика протянул его к следующему клену, который стоял поближе к магистрали, затем еще к одному. При этом он расправлял и натягивал шланг, чтобы тот лежал ровно. Время от времени он давал Гриффину команду подтянуть шланг. Закончив работу на одном участке, они переходили на другой и так далее. В грузовике уже почти не осталось шлангов, когда зазвонил мобильный телефон. – Да, – сказал Мика в трубку. – Ничего… нет… через двадцать минут. – Он сунул телефон в карман и выгрузил последнюю бухту шланга. – Поппи приготовила нам поесть. За обедом Гриффин во все глаза наблюдал за Поппи, и его переполняло чувство радости. Ее карие глаза излучали тепло, щеки порозовели, волосы были слегка взъерошены. После еды Поппи подъехала к Мике, который стоял у стола, нахмурив брови и опустив глаза. – Мы еще не успели поговорить о ребенке, – тихо сказала она. – Как ты все это воспринял? – Она должна была мне о нем рассказать. Поппи согласилась. Но она понимала и Хезер. – У нее когда-то был другой мужчина. Может быть, она считала, что ты не хотел об этом знать. – Я и так знал, что у нее до меня был кто-то. Я же не дурак. И я знал, что, когда она приехала сюда, она уже его не любила. Я чувствовал это. Почему же она не могла рассказать мне о ребенке? – Может быть, ребенок напоминал ей о том мужчине. Это была часть ее прошлого. Оно осталось позади. Почему она должна была говорить тебе об этом? – Потому что она любила меня, – ответил Мика. – Такие секреты не хранят от того, кого любят. Ребенок очень важен для женщины. Как она могла ни разу не обмолвиться о нем? – Может быть, это было выше ее сил? – Я этого не понимаю. – Ты сам сказал, что ребенок очень важен для женщины. А отказ от него – очень серьезный поступок. – Она могла бы сказать, что беременность у нее протекала очень тяжело и она не пережила бы очередные роды. Могла бы сказать, что, отказавшись от ребенка, по моральным соображениям не может заводить еще одного. Я бы с ней, конечно, не согласился, но все равно так лучше, чем вообще ничего не говорить. Поппи молчала. Она не знала, что еще сказать, особенно в присутствии Гриффина. – Может, вам с ней стоит откровенно поговорить обо всем, – предложила она. – Дай ей понять, что ты все знаешь и что все между вами нормально. – Не знаю, смогу ли я притвориться, что все нормально. Это еще больше обеспокоило Поппи. – Ты не можешь ей простить? Мика нахмурился и кивнул. В среду Поппи пригласила Гриффина на ужин. Когда он должен был уже вот-вот прийти, она об этом пожалела. Поппи приняла душ, надела шелковую блузку, черные джинсы, поколдовала над прической, подкрасила глаза, напудрила лицо – проделала все то, чем занимаются девушки, готовясь к свиданию. Гриффин вышел из душа, когда она уже накрыла стол на двоих и в последний раз проверила курицу, которая запекалась в духовке. Волосы у Гриффина были еще мокрые, весь он благоухал после душа. Он достал и открыл бутылку вина. – Нам есть что отметить, – объявил он, наполняя два бокала. – Ральф нашел Айдана Грина. Поппи широко раскрыла глаза. В голове у нее теснилась уйма разных вопросов, но что-то удерживало ее от того, чтобы засыпать ими Гриффина. Она просто переспросила: – Правда? Гриффин улыбнулся и передал ей бокал. – У Мики было точно такое же выражение лица, когда я ему об этом сообщил – и надежда, и страх одновременно. – Он для нас ценный свидетель? – осторожно поинтересовалась она. – Думаю, да. Айдан Грин был самым близким другом Роба Диченцы. У Поппи внутри все оборвалось. – Значит, он не захочет нам помочь. – Он не стал бы помогать пятнадцать лет назад. – Гриффин приоткрыл духовку и заглянул в нее. – Как вкусно пахнет! – Он закрыл дверцу и выпрямился: – Тогда Айдан Грин заявил, что, когда все это произошло, он был в туалете. Меньше чем год спустя он внезапно исчез. У него было очень теплое местечко в Фонде Диченцы в Сакраменто, но он уволился, куда-то переехал и порвал связи с прежними приятелями. Поэтому его и было так трудно отыскать. – Где он сейчас? – В Миннеаполисе. Работает воспитателем в школе. У него жена, дети, он ведет тихую, размеренную жизнь. Поппи сделала глоток вина. – Почему ты думаешь, что теперь он может сказать что-то такое, о чем умолчал тогда? Гриффин снова открыл духовку, надел рукавицы и вытащил противень. – Готово, – сообщил он и разложил по тарелкам курицу, картофель и овощи. – Потому что обычно люди не исчезают без причин. Возможно, ему не нравилось жить под присмотром Диченцы. Может, ему не нравилось то, что ему заткнули рот. – Если это так, то он уже должен был бы обратиться в полицию. Гриффин поставил тарелки на стол. – Возможно, его надо подтолкнуть к этому. Ральф собирается завтра с ним встретиться. Если Грин не захочет с ним разговаривать, я сам полечу в Миннеаполис. – Он жестом пригласил Поппи к столу: – Извини, но я голоден как волк. Мадам, разрешите за вами поухаживать? Поппи не могла сдержать улыбку. У нее было прекрасное настроение. Курица была съедена, вино выпито. Они переместились на диван у камина. Поппи пересела на него из своей коляски, поставив коляску за диван, чтобы ее не было видно. Тихо играла музыка, изредка потрескивали поленья в камине. Гриффин взял ее за руку. Поппи руку не отняла. – Хочешь поцелуй? – спросил он, пошарив в кармане. – Нет, не хочу. Я и так объелась. Он откинулся на спинку дивана: – Расскажи мне об аварии. Она даже не стала делать вид, будто подумала, что он, возможно, имеет в виду аварию в Сакраменто. – А что ты уже о ней знаешь? – сухо уточнила она. Он улыбнулся: – Я знаю, что вы устроили вечеринку в горах у костра. Все приехали на снегоходах. Выпито было немало. Ты уехала с Перри. Снегоход на большой скорости не вписался в поворот. Вас обоих из него выбросило. Перри погиб, а ты выжила. Не отрывая глаз от огня в камине, Поппи вспоминала о том, как все это произошло: – Сначала я не хотела… Не хотела жить. Все решили какие-то несколько метров. Если бы не это, мы бы оба были живы и здоровы. – Вы с Перри любили друг друга? – Сейчас я так не думаю. Мы были любовниками. Но это не могло продолжаться долго. Мы с ним были слишком похожи. Оба были слегка сумасшедшими, бунтарями. Мы ни в чем никогда не могли уступить друг другу. – Ты о нем часто вспоминаешь? – Я стараюсь этого не делать. Но с той поры, как появился ты, я стала чаще думать о Перри. – Хочется надеяться, это из-за того, что я первый мужчина, которого ты подпустила так близко после его гибели. Она промолчала. – Поппи, как нам быть дальше? Мне хочется поцеловать тебя, но я не решаюсь, потому что не уверен, что ты меня не прогонишь. Ничего подобного она не сделает, решила Поппи. – Скажи мне что-нибудь, – прошептал он. Она не знала, что сказать. – Недавно ты посоветовала Мике, – вспомнил он, – решиться и сказать Хезер то, что она сама не решается ему высказать. Следуя твоему совету, я бы сказал, что нравлюсь тебе, но ты не уверена, имеешь ли ты право сделать то, что хочешь. Это своего рода самоистязание. Чувство вины перед Перри. Поппи притянула к себе его руку. – Я жива, а он погиб. Возможно, я наказываю себя за это. – Как долго ты будешь истязать себя? Ведь это был несчастный случай. – Его можно было избежать. Если бы мы ехали не так быстро, если бы мы меньше выпили. Нам казалось, что мы бессмертны. – В этом возрасте все думают, что бессмертны. Ты не похожа на человека, который готов отказаться от полноценной жизни. Но только ты не позволяешь себе перейти определенную черту. – Какую черту? – Ты не позволяешь себе становиться на лыжи, ездить на снегоходе, выйти замуж и завести детей. – Гриффин, есть вещи, которых я никогда не смогу делать. Я никогда не смогу ходить. Или танцевать. И даже если мне удастся избавиться от чувства вины, все равно, когда я свяжу с кем-то свою жизнь, я буду чувствовать себя виноватой просто потому, что этот человек будет вынужден приспосабливаться ко мне, к тому, что я инвалид. – Ну что ты выдумываешь, Поппи! Гриффин встал и включил проигрыватель. Через секунду комната наполнилась звуками песни Коллина Рея «В этой жизни». Он присел перед Поппи на корточки: – Я хочу показать тебе, что мы с тобой можем танцевать. Но для этого ты должна полностью мне довериться. Поппи не успела сказать ему «нет», как он уже осторожно обхватил ее и поднял на руки. – Обними меня за шею. Но она и так уже его обнимала, это произошло как-то само собой. Прижимая ее к себе, он начал двигаться под музыку. – Расслабься, – прошептал он. И она расслабилась. Поппи отдалась ритму. Прижавшись щекой к его плечу, она начала раскачиваться в такт музыки. Только Поппи вошла во вкус, как песня закончилась. – Поставь еще раз, – попросила она. И на этот раз она полностью прочувствовала не только мелодию, но и слова песни. Она смотрела ему в глаза и улыбалась от счастья. Он поцеловал ее в губы, и у нее перехватило дыхание. Когда он отстранился, у нее закружилась голова. – Не останавливайся, – прошептала она и, запустив пальцы в его шевелюру, поцеловала его теперь уже сама. Поппи не стала сопротивляться, когда он опустил ее на диван и стал целовать, ласкать ее грудь. Стон, вырвавшийся у нее, был совсем не похож на протест. Она не могла вспомнить, чтобы ей когда-нибудь было так хорошо, она чувствовала это каждой частичкой своего тела. Она была потрясена этим, ведь целых двенадцать лет она не была ни с кем близка. Чувства, охватившие ее, были намного сильнее, чем она могла себе вообразить. А потом Гриффин опять отстранился. Его лицо раскраснелось, глаза стали темно-синими – такими она их никогда не видела. Она рассмеялась. Гриффин широко раскрыл глаза: – Мне кажется, здесь нет ничего смешного. Поппи взяла его лицо в ладони и провела большим пальцем по едва заметному следу от царапины, которую он приобрел в первый день пребывания в их городе. – Извини. Просто я вспомнила, как ты предупреждал меня еще в октябре, что твои глаза во время секса становятся темно-синими. Я имею в виду, сейчас, когда мы никаким сексом не занимаемся, ну… по-настоящему, они у тебя почему-то потемнели. – А чем, по-твоему, мы занимаемся? – Ну, ты же понимаешь… Мы просто целуемся – и все. Он прерывисто вздохнул: – Во всяком случае, это не из-за недостатка желания с моей стороны. Если ты не хочешь этого сейчас, я пойму и не буду настаивать. И тут у нее на глаза почему-то навернулись слезы. – Но ты, правда, должна будешь откупиться, – сказал он. – Я знаю, что в кафе Чарли по четвергам устраивают музыкальные вечера. Мне очень хочется туда пойти. Будешь моей девушкой? |
||
|