"Бомба для председателя" - читать интересную книгу автора (Семенов Юлиан Семенович)3– Добрый день, господин Шевц... Прошу садиться. – Добрый день, господин прокурор. Спасибо. – Я вызвал вас в качестве свидетеля по обвинению редактором Ленцем режиссера Люса в подлоге и клевете. – Я не имею к этому никакого отношения. – Где вы работаете, господин Шевц? – Постоянно нигде. Я работаю время от времени по договору, чтобы обеспечить себе возможность для творчества. – Творчества? – Я поэт. – Где вы публиковались? – Пока нигде. Вы думаете, это так легко у нас – опубликоваться? – А разве трудно? – Еще как... Без связей попросту невозможно... Или если не поддержит какой-нибудь меценат... А я из рабочей семьи, откуда мне взять богатых покровителей? – Пожалуйста, взгляните на это фото. – Это я. Знаете, самое выгодное дело – наняться в какую-нибудь съемочную группу... Они неплохо платят, и потом, это временно... Люс снимал свою картину, и меня привлек один из его помощников. – В чем заключалась ваша работа в группе? Как называлась ваша должность? – Точного названия нет... Говорят: «Работает в окружении». В тот день, когда я снят... – Какой это был день? – Из-за этого дня целая шумиха была на телевидении, я смотрел... По-моему, это было девятнадцатого, тут Ленц не прав. А может, двадцатого или двадцать первого, не помню толком, но только не двадцать седьмого. Ну вот... Они мне тогда сказали, что будут снимать, как отдыхает молодежь на пляже, попросили поболтать с разными ребятами так, чтобы собрать их в кружок... – Кто вас просил об этом? – Не помню. – Люс просил? – Нет, Люс сказал, чтобы я не смотрел в ту сторону, где они спрячут камеру. Чтобы все было естественно... – А кто вам сказал, что там Кочев? – Этот шпион? В очках? Никто не говорил. Я и не думал, что он красный... – Почему вы считаете его шпионом? – Потому что он предлагал мне деньги на издание книги... – Когда? – Вечером. Я ведь на пляже читал стихи, мы пили... Я читал стихи, а красный сказал, что это талантливо и что он любит такую поэзию. – Ну-ка, продекламируйте мне то, что вы ему читали... – А я не ему читал... Я же не знал, что он красный. Я читал всем. Я только потом узнал, кто он. Это у меня есть такой ноктюрн...Море идиотизма – Где-то перекликается с Энцесбергером... – С этим ублюдком? Господин прокурор, я стою с ним на разных позициях! Он же за волосатых! – Да? Может быть. Я ведь говорю как дилетант... Ну и что дальше? – Кочев сказал, что это интересно, и спросил, где это напечатано, а я сказал, что это написано чернилами на моих ягодицах. Простите, я, наверное, не имел права вам так говорить, но я ему так сказал, именно так. Он спросил: «Почему вы не публикуетесь, Иоганн?» А я ответил, что он столько же знает о нас, сколько мы о них, и он с этим согласился... А когда мы в центре разошлись, он предложил мне вечером повстречаться, он сказал, что хочет послушать мои стихи... Он сказал, что вечером пойдет в «Ам Кругдорф», это такой маленький ресторанчик возле университета, и что мы можем перед этим с ним увидеться... Вот... – Дальше? – Мы с ним увиделись, а он говорит, что если мне нужны деньги на издание стихов, то он может мне помочь. «Или, – говорит, – давайте мне ваши стихи, Иоганн, я их покажу у нас дома, мы их напечатаем...» А я сказал, что, конечно, лучше мне одолжить деньги на издание книги... Он спросил – сколько, а я сказал, что я толком не знаю, сколько стоит издание поэтического сборника в маленькой типографии. Он спросил: «Тысяча марок устроит?» Ого, еще бы не устроила! А как мне их вернуть? Что, если я не продам книг на тысячу марок? Наши сволочи разве читают поэзию? Они только смотрят грязные фильмы из Штатов, где барахтаются в постели или стреляют ковбои... Спросите наших, кто читал Гёте? Из тысячи один. А если и читали, то этого ядовитого Гейне... А он такой же немецкий поэт, как я – французский. – Почему вы так настроены против Гейне? По-моему, он большой поэт. – А я разве сказал, что он маленький поэт? Он замечательный поэт, но он зол и дедуктивен, это свойственно людям его национальности. Разве Мендельсон плохой композитор? Но Вагнер выше. И Мендельсон в этом не виноват, я его, кстати говоря, обожаю. Он замечательный композитор. – В этом с вами трудно не согласиться... – Кочев, кстати, не согласился... Но неважно. Он, – продолжал Шевц, – сказал: «Я дам вам деньги, и не думайте о том, когда вы их сможете вернуть... Но мне, – продолжал он, – как ученому-социологу, хотелось бы попросить вас о любезности... Сюда приедут мои друзья: познакомьте их с молодыми интеллектуалами, расскажите моим друзьям, кто и как думает о нас и о вас, о ваших нацистах, капиталистах, о Мао...» Я сразу смекнул, в чем дело... Он думал, что если поэт, то, значит, блаженный. Я сначала-то подумал: ну и возьму я ваши деньги, а ничего вам говорить не стану, но потом я сказал себе: «Иоганн, с этого нельзя начинать. Нельзя грязнить себя в самом начале...» И я ответил ему: «Идите прочь! Ищите себе агентов в республиканском клубе!» Он засуетился, стал говорить, что я его не так понял, а я повернулся и ушел... – И больше с ним не встречались? – Нет. – Где вы с ним увиделись? – Возле остановки метро. – Какая станция? – Онкл Томс Хютте... – В какое время?.. – Часов в одиннадцать... – Он стоял в метро или был наверху? – Там же все наверху! – Вы не путаете? Может быть, вы увиделись с ним в центре? На станции Шмаргендорф? Если вы говорите, что увиделись в одиннадцать часов? – В центре? Нет... По-моему, нет... Да нет же, конечно, возле метро... – Почему вы не сказали об этом раньше? – Не дело поэта таскаться по полициям. Его дело – самому быть честным... – Вы утверждаете, что Кочев предпринял попытку вербовать вас? – Конечно. А как же иначе можно это расценить? – Иначе? Можно и иначе... Представьте, что его друзья собираются к нам и что действительно они интересуются, чем живут наши молодые интеллектуалы... – А деньги мне зачем предлагать? Они же приезжают сюда с пустыми карманами. – Кто? – Коммунисты. – Откуда вам это известно? – Это всем известно. – Лично мне это неизвестно. От кого вы узнали, что коммунисты приезжают к нам с пустыми карманами? – Да все так говорят... И, кроме того, я читал об этом... – Где? В какой книге? – У этого... Ну, как его... У Флеминга... – В какой книге? – Я не помню. В какой-то из его книг... – Вы это утверждаете? – Что? – То, что именно в одной из книг Флеминга вы читали, что коммунисты приезжают за границу с пустыми карманами? – Да. – Вы настаиваете на этом утверждении? – Я не понимаю, какое это имеет отношение... – Большого значения это не имеет, но в книгах Флеминга утверждается как раз противное – что все коммунисты приезжают на Запад с огромными деньгами, потому что они работают на КГБ... – Откуда же я мог узнать про это? Ума не приложу... – Об этом известно нашей разведслужбе, контрразведке, но это не суть важно сейчас... Сколько времени продолжался ваш разговор с Кочевым? – Минут двадцать. А что? – Ничего. Всегда, когда получаешь интересные показания, интересуешься подробностями. Итак, вы проговорили полчаса? – Да. Минут двадцать – полчаса... – Какие вы стихи ему читали? – Где? – Ну, когда увиделись вечером... Он же пригласил вас, чтобы вы почитали ему стихи... – Я ему прочел поэму «Цветы, растущие в землю». – А еще что вы ему читали? – Несколько стихов из последнего цикла... – Во что он был одет? – Он? Как во что? – Он был в пиджаке или нет? Если в рубашке, то какого цвета?.. – Вот этого я не помню. – Не может быть, господин Шевц, не может быть. Всему верил, а этому поверить не могу... Поэт, который не помнит такой пустяковой подробности... Давайте я буду вам помогать... На нем был черный костюм? – Не-ет... Тогда ведь было жарко... – Он был без пиджака, в белой рубашке? – Нет... Кажется, в какой-то цветной... – Сейчас, минуту... – Берг отошел к сейфу, достал показания Урсулы и прочитал то место, где она описывала, во что был одет Кочев: «Легкий серый костюм, который переливается на солнце, и в белой рубашке с дырочками». – Но пиджак на нем был? – Нет. Нет, он был без пиджака, в цветной рубашке... – Вы готовы подтвердить это под присягой? – Я лучше скажу, что я не помню, во что он был одет. – Хорошо. Откуда он доставал деньги? – Деньги? Из заднего кармана брюк. – А брюки какого цвета? – Не помню. Кажется, темные... Ночью все кажется темным... – А сколько стихов из вашего последнего цикла вы прочитали Кочеву? – Там всего восемь стихов. – Сколько это страниц? – Двенадцать... – Как, по-вашему, он разбирается в поэзии? – Да. Что да, то да. Он понимает поэзию. – Он разбирал ваши стихи? – Да. И делал это интересно. Очень интересно. Поэтому я и развесил уши. Поэтому я и стал заглядывать ему в глаза, до той минуты, пока он не начал меня вербовать... – Хорошо. Спасибо. У меня остался к вам последний вопрос, Иоганн Шевц... – Пожалуйста, господин прокурор... – Вы состоите членом какой-либо партии? – Я?! А что? Нет, не состою. – Какой партии вы симпатизируете? – Партии поэтов... – Прекрасный ответ. Ну а теперь ответьте мне: зачем вы лжете? – Кто? Я? Я вам не лгу. – Все, что вы мне сказали, правда? – Да. Все это правда. – Тогда я сейчас включу магнитофон, и вы мне прочитаете вашу поэму, а потом последний цикл, а после этого я их разберу... Страница – это две минуты времени, Шевц... Итого вы читали Кочеву ваши стихи в течение сорока четырех минут. И он, как вы говорили, неплохо разбирал вашу поэзию... Тоже минут двадцать. Потом он вас «вербовал» в течение десяти минут, как минимум... Итого вы с ним провели час двадцать четыре минуты. А от метро до кабачка «Кругдорф» десять минут езды или тридцать минут ходу. Значит, если вы встретились у метро в одиннадцать часов и вы настаиваете на том, что это было именно в одиннадцать, то как Кочев мог оказаться в «Кругдорфе» в одиннадцать тридцать, причем добирался он туда пешком? ...Наблюдение, пущенное за Иоганном Шевцом, принесло то, что и ожидал Берг: сначала поэт ринулся на квартиру местного руководителя НДП, а после позвонил по телефону к человеку, который встретился с ним на Сименштадте, а оттуда, после беседы с поэтом, поехал к Айсману. ...Человек этот был Вальтер, связник Айсмана по НДП. |
|
|