"Бомба для председателя" - читать интересную книгу автора (Семенов Юлиан Семенович)5– Господин Берг, мою газету интересует, каковы причины ареста Люса. – Причины ареста Люса известны мне, и я не считаю возможным пока что говорить о них. – Кроне. Из «Телеграфа». Вы уверены в виновности Люса? – Ему предъявлено несколько обвинений. – В каком именно обвинении вы были уверены настолько, что приняли решение арестовать Люса? – Не в интересах следствия говорить сейчас слишком много... Одно могу сказать: я вижу много загадок в гибели Дорнброка, которая произошла на квартире Люса, – ответил Берг. – Нам бы хотелось знать подробности, господин прокурор. Я представляю телевидение, и мне интересно, в каком направлении идет расследование вопроса о пленке, которая была передана Люсом редактору Ленцу. – Я сам люблю подробности и собираю их по крупицам. И когда я наберу достаточно подробностей, я отвечу на ваш вопрос. – Господин прокурор, – заметил корреспондент телевидения, – мы пришли на пресс-конференцию, а не на турнир остроумия. Наша работа – информация, и, пожалуйста, постарайтесь уважительно относиться к нашей профессии. – Вы хотите конкретности? Извольте. Я ничего не могу сообщить вам нового по поводу пленки Люса, которую Ленц показывал по вашему каналу ТВ. Я изучаю и эту проблему. – Нам стало известно, что вы заинтересовались делом болгарского интеллектуала, эмигрировавшего к нам. Удалось ли вам встретиться с господином Кочевым? – Нет. – Вы собираетесь добиться встречи с ним? – Конечно. – У вас есть какие-то предположения о дне встречи? – У меня есть всякого рода предположения... – Почему вы заинтересовались бегством господина Кочева? Почему вы ищете встречи с ним? – У меня есть на это своя соображения. – Как себя ведет Люс? – Тюрьма – это не санаторий. – В прессе промелькнуло сообщение, что Дорнброк погиб насильственной смертью. Как вы можете прокомментировать это сообщение? – Спросите об этом автора сообщения. От нас подобного рода заявления не исходили. – Вы работаете в контакте с политическим отделом полиции? – Да, мы периодически консультируемся с майором Гельтоффом. – Можете ли вы назвать какие-нибудь новые имена, попавшие в сферу вашего расследования? – Это преждевременно. – Когда вы намерены прекратить расследование и передать дело в суд? – Очень скоро. Я надеюсь, что дело прояснится очень скоро. – В какой мере сильны связи Люса с левыми, господин прокурор? – Сейчас я изучаю связи Люса. Все его связи – с левыми и правыми, и особенно с теми, кто имел с ним контакты как с режиссером, когда он делал «Наци в белых рубашках». Больше мне нечего вам сказать, друзья. Я смогу увидеться с вами не ранее конца этой недели. В эти дни у меня будет много канцелярской волынки с оформлением дела... Берг кивнул головой на кресло и предложил: – Садитесь. Ваше имя Конрад Ульм? – Да. – Вы ассистент профессора социологии Пфейфера? – Да. – Покажите себя на этой фотографии, – попросил Берг, протягивая Ульму кадр, перепечатанный из кинопленки Ленца. – Вот эта машина, видите? Это вы? – Да. – А кто рядом? – Это Граузнец, это Урсула, я забыл ее фамилию, это болгарин, который сбежал... Это... Вот этого я не знаю... Он не из наших... – А машина чья? – Моя. – А кто вам предложил поездить по городу в тот день? – Не помню. Мы же тогда вып... – Выпили, выпили... Но это не моя компетенция. Пьянство за рулем карает полиция. Попробуйте вспомнить, кто предложил вам уехать с пляжа. – По-моему, болгарин... Он хотел посмотреть город... – О чем он говорил с вами? – Я не знал, что он сбежит, иначе я бы внимательней прислушивался к его разговорам. – Он был интересным собеседником? – Урсуле так показалось. Я с ним что-то не очень разговорился. Он показался мне чересчур веселым. Эдаким бодрячком. А я не очень-то верю бодрячкам. Особенно оттуда, из-за стены. – Давайте я попробую сформулировать очень важный вопрос, а вы мне ответьте на него со всей мерой серьезности... Через два дня после встречи с вами Кочев решил не возвращаться домой. Почувствовали ли вы в его разговорах, в манере поведения желание, намерение, проблеск намерения не возвращаться домой? Может быть, он спрашивал вас, как отсюда перебраться еще дальше на запад, интересовался трудоустройством, спрашивал о болгарских эмигрантах, о господах из НТС, которые дерутся с Кремлем?.. Вспомните, пожалуйста, все, что можете вспомнить. – Он произвел на меня впечатление бодрячка, – повторил Ульм, – шутил: «Вы все – акулы империализма...» Говорил, что не смог бы здесь жить, потому что «чувствуешь себя завернутым в целлофан – полная некоммуникабельность». – Он сказал вам, что не смог бы здесь жить? – Да. Он так говорил. – Значит, для вас было неожиданным сообщение о том, что Кочев решил не возвращаться на родину? – Для меня это было полной неожиданностью. – Садитесь вон за тот столик и запишите это. Я приобщу ваше показание к делу. – Хорошо. – И перечислите имена тех, кто был с вами в тот день. – Хорошо. – Если у вас возникнут какие-то новые соображения по поводу вашей встречи с Кочевым – тоже пишите. – Собственно, ничего нового у меня не должно возникнуть. Я, правда, был несколько удивлен его немецким, он говорил как настоящий берлинец. А в остальном он трещал, словно диктор московского радио: «Да, у вас очевидная техническая революция, да, вы сделали гигантский рывок, нет, ваш рабочий класс не может быть пассивной силой, но ваши нацисты подняли голову, и, если вы будете просто митинговать – без программы и без организации, вас сомнут в самом близком будущем». Ну и еще что-то в этом роде. – Вот вы все и запишите, пожалуйста. И последнее: вы не помните, он не уговаривался ни с кем из ваших приятелей о встрече? – Я не слышал. Может быть, Граузнец знает? Или Урсула. Она любит экзотику. Она видела первого красного в своей жизни. – Напишите мне ее адрес и телефон. – У нее нет телефона, она живет в общежитии. – Адрес? – Нойерштадт, семь. По-моему, на третьем этаже. Ее там все знают. |
|
|