"Пожиратели душ" - читать интересную книгу автора (Фридман Селия)

Глава 13

Темный ненастный день как нельзя лучше отвечал настроению короля Дантена. Монарх был мрачен с тех самых пор, как вышвырнул Рамируса и всех его черных стервятников вон из страны. Солнце еще порой пробивалось сквозь тучи и светило в узкие окна замка, но в душе короля царил непроглядный мрак.

Сейчас мрак, несмотря на середину дня, стоял и за окнами, а налетающий порывами дождь сводил короля с ума. Еще один раздражитель в длинном списке всех прочих. Подати из Кориалуса запоздали на несколько дней, что породило новые слухи о восстании… гарнизон замка поразила какая-то кишечная хворь… предъявленное Инаморандом обвинение в неверности сулит смуту на всей западной границе… продолжать можно без конца.

А ведь все это обернулось бы сущими пустяками, будь у него магистр!

Он беседовал уже с пятерыми, намереваясь подобрать замену Рамирусу. На должность придворного магистра ни один не сгодился, хотя трех он взял на службу в отдаленные области. Одного умения колдовать для королевского советника мало – он должен разбираться в политике, следить за приливами и отливами воинственных настроений, управлять человеческими страстями, но, прежде всего – разделять стремления, мечты и надежды своего короля. Пока что не находилось никого, кто подходил бы под эту мерку, и досада Дантена росла с каждым днем. Кто бы мог подумать, что предатель Рамирус окажется столь незаменим!

Разогнать магистров просто, а вот обходиться без них день за днем не так-то легко. Дантен познавал это на собственном опыте. Хочешь отправить письмо на дальнюю границу – изволь снаряжать верхового, каким бы важным и срочным ни было послание. А нет, так уповай, что безмозглая птица доставит его кому следует и что письмо не попадет в руки врагов. Так же обстояло дело и с другими удобствами, которые обеспечивал королю Рамирус и которые Дантен принимал как должное. Можно подумать, что снова настали Темные Века, когда королю приходилось полагаться только на собственные телесные силы и на мощь собственного голоса.

Все бы ничего, если бы его недруги страдали от тех же лишений, но это, конечно, не так. Самые ничтожные из его соседей держат на службе магистров, и те, как ни плохи, все-таки лучше тех, которыми теперь располагает он сам. Ни на войну выступить, ни вассалов призвать к порядку, ни даже погрозить королевским кулаком… поскольку он знает, что уступает даже слабейшим своим противникам, и его подданные это тоже знают. Рано или поздно кто-то этим воспользуется и выступит против него самого.

Проклятие богам Первого Века Королей, а с ними и всем магистрам! Неужели и тогда правитель государства сталкивался с теми же трудностями?

– Ваше величество…

– Что там еще? – прогремел король, сдвинув брови.

– Человек, назвавшийся Костасом, – доложил слуга, – полагает, что вашему величеству угодно будет принять его.

– Костас? Не знаю такого.

– Он одет в черное, ваше величество, – сообщил слуга.

– Магистр?

– Вероятно.

Любопытно. Возможно, буря пригнала к его порогу что-то полезное.

– Хорошо. Проводи его в аудиенц-зал.

Этот Костас, должно быть, издалека, раз король ни разу не слышал о нем. Дантен гордился тем, что знает всех местных магистров и их особенности. Не исключено, что Костас – имя вымышленное, взятое неким чародеем, который задумал уйти от прежнего господина. Если так, Дантен не станет пока требовать настоящего имени. Магистры твоих врагов стоят того, чтобы с ними обращались уважительно.

Аудиенц-зал представлял собой холодный, неприветливый чертог со стенами из грубого камня, казавшийся сырым даже в самый солнечный день. Он наводил оторопь и на смертных, и на магистров, хотя и по-разному. На простых смертных, приходивших с прошениями, король взирал со своего трона, словно коршун на добычу. Удивительно, сколько всего можно узнать о человеке при таких обстоятельствах! Что до магистров, то почти все они, входя сюда, начинали ворожить – кто тайно, кто явно. Один из них – подумать только! – посмел наколдовать себе стул, чтобы сесть против короля. Этим они, видимо, хотели угодить государю или – в случае последнего – показать, что не видят особой разницы между магистром и коронованной особой. Нет бы подумать о том, каких отношений между ними желает сам Дантен.

У него оставалась всего минута, чтобы занять трон, предназначенный для приемов. Это сооружение вытесали из дерева в начале Второго Века, но многочисленные слои краски и позолоты полностью скрыли от глаз первозданную древесину. Как только король воссел на трон, двери распахнулись, и вошел человек в черном.

Он сразу же вызвал в Дантене интерес. Магистры способны менять облик по своему желанию и поэтому внешний вид чародея может много сказать о нем. Большинство выбирают нечто эффектное или хотя бы запоминающееся. Одни предпочитают молодые лица, не затронутые обычными для людей испытаниями. Другие, напротив, предстают морщинистыми старцами, выходцами из минувших веков. Третьи принимают чудовищную личину, давая понять, что магия сделала их отличными от обыкновенных людей. Четвертые превращают себя в неземных красавцев, которым и сами боги бы позавидовали.

А у этого вид совершенно заурядный, что само по себе интересно.

Он тонок, как трость, и облегающее черное одеяние подчеркивает его стройность. Угловат – кости торчат везде, где только возможно. Из-за выступающих скул магистр кажется голодным, сухожилия на шее туго натянуты, руки – словно перчатки, напяленные поверх проволочного каркаса. Он напоминал Дантену северного рыбака с лицом, выдубленным ветрами и солью. Морщин тоже хватает, и не похоже, что они были прорезаны искусственно, а не возникли с годами сами собой, как это бывает у каждого человека.

Сделав несколько шагов вперед, магистр обвел взглядом зал. Дантен приметил глаза цвета ненастного неба и волосы столь неопределенного цвета, что он вполне мог быть естественным. Они падали до плеч, неровно подрезанные – к моде незнакомец, как видно, был равнодушен. Всего занятнее королю показались шрамы у него на лице – явно старые и зажившие без вмешательства лекаря. Несколько параллельных, наподобие следов от когтей, на щеке, один глубокий на челюсти, еще один у самых волос. Магистр нарочно заплел в косу белые жесткие пряди, которые росли у него в том месте. Шрамы опять-таки походят на подлинные, но зачем человеку, способному исцелить любую рану, носить на себе такие отметины?

Серые глаза остановились на короле, и тот на миг замер, ощутив за ними огромную силу и глубину, недоступную даже самой долгой человеческой жизни.

– Государь мой Дантен, – поклонился пришелец, – до меня дошло, что вам при дворе нужен муж Силы…

– Прежний вызвал мое недовольство, – напрямик заявил король, – и я его прогнал.

Это был откровенный вызов. Очень многие правители боятся прогневить черных колдунов и всячески стараются ублажить своих придворных магистров.

Слабаки, одно слово. Король Дантен им не чета.

Кое-какие соискатели, с которыми он говорил, осмелились обсуждать его действия. Другие промолчали, но по глазам было видно, что им неприятно.

Костас, однако, только кивнул. «Это твое королевство, – говорил кивок, – и никому, даже магистру, не пристало указывать тебе, как управлять им».

Для начала недурно.

– Я беседовал со многими, – продолжал король. – Никто из них не понравился мне.

– Дураков на свете полным-полно, – заметил магистр. – Даже среди волшебников.

Король приподнял уголок губ в улыбке.

– Меня зовут Костас, но если вы предпочитаете называть меня как-то иначе, это можно уладить.

– Смирение у вашего брата не часто встречается.

– Смирен тот, кто уступает в чем-то для себя важном, – пожал плечами магистр. – Тот, кто уступает в малом, просто расчетлив.

– У какого короля ты служил последнее время?

– Мне, увы, еще не случалось занимать такой пост. – Серые глаза слегка потемнели, как небо перед грозой. – Это непременное условие?

– Нет. Однако я удивлен.

– Я не испытывал в этом нужды.

– А теперь испытал, выходит?

Костас снова вздернул вверх плечи, угловатые, как и все в его облике.

– Мои интересы изменились. Политика этой части света занимает меня. – Легкая улыбка сделала его лицо холодным и хищным. – Говорят, что для наблюдения за ней нет лучшего места, чем подле вашего высокого трона.

Дантен пропустил лесть мимо ушей.

– Наблюдать – это все, чего ты хочешь? Грозовые глаза блеснули.

– Таков обычай, не правда ли?

Хороший ответ. Те пятеро, что предшествовали ему, отвечали по-другому и провалились. Трое делали вид, что им дела нет до политики смертных, двое высказались честно, но места при дворе не снискал ни один.

Само собой разумеется, что каждый магистр, претендующий на такую должность, интересуется политикой. Само собой разумеется, что он хочет манипулировать своим государем, а через него – судьбами многих народов. Всякий, кто утверждает обратное, полагает, что Дантен попросту глуп. И совершает ошибку. Мужчины могут обзывать Дантена как угодно, а женщины плакать из-за него, но он не дурак.

Король начинал думать, что этот магистр, пожалуй, ему подойдет.

– Расскажи мне о моем королевстве, – предложил Дантен.

– Сердце у него львиное, но обширность делает его уязвимым. – Магистр склонил голову набок, как разглядывающий добычу ястреб. – С помощью магии порядок можно поддерживать без труда, но вы лишены этой помощи уже две недели, и ее отсутствие начинает сказываться.

Темные брови Дантена гневно сдвинулись.

– Каким образом?

– Зачем говорить то, что король и так уже знает? Ни для кого не секрет, что чем больше империя, тем труднее обезопасить ее границы. В наше время не столь уж важно, есть ли на границе горы или болота, препятствующие прохождению вражеских армий, – магия преодолевает подобные преграды с легкостью… но без вмешательства мага такие барьеры надежно разделяют народы и государства.

Долгий и пристальный взгляд Дантена так и не сумел прочесть, что на уме у магистра, хотя король хорошо умел разгадывать мысли.

Не достигнув своей цели, Дантен встал и повернулся спиной к посетителю, показывая этим, что их братии ничуть не боится. Взял с нижней полки шкафа один из тяжелых свитков, развязал скреплявшую пергамент ленту и расстелил его на столе.

Костас, бросив взгляд на прижатый по краям грузами свиток, мгновенно понял, в чем дело.

Это была карта громадных владений Дантена – единственной обширной империи Второго Века Королей, если верить утверждениям придворных историков. Дантен давно преодолел преграды, которые его предки почитали непреодолимыми – во всяком случае, для войск, – и сделал он это благодаря магистрам. Дантен Аурелий объединил народы, всегда прежде жившие розно, – и если удержать их вместе могла только сильная и порой жестокая рука, короля это не смущало.

Ведьмы, конечно, существовали и в Первом Веке, но убедить ведьму расстаться со всей своей жизненной силой ради единственной военной кампании – задача почти невозможная. Это и обеспечивало непроходимость всевозможных естественных преград. Король мог, конечно, согнать вместе сотню ведьм и под ножом заставить их всех служить его целям. Это могло помочь ему в чем-то одном, но в дальнейшем принуждать уже было бы некого.

Теперь все изменилось.

Нельзя, впрочем, сказать, что магистры распоряжаются своей Силой по усмотрению августейших покровителей. У них тоже есть пределы, известные только им самим, и Дантен не раз проклинал магистров, отказывавшихся исполнить какой-нибудь его замысел. При этом они ссылались на равновесие небесных сил, от которого-де зависит устойчивость всей вселенной… пропади они все пропадом. Дантен подозревал, что дело не только в этом, но ни одному смертному королю, как видно, эту тайну у них не выпытать.

Тощий магистр тем временем подошел к столу и стал рассматривать карту. В профиль он вылитая ящерица, заметил король, недостает только раздвоенного язычка, который служит этой твари для слуха и обоняния.

– Дефрист неспокоен, – размышлял вслух Костас, – и близлежащие провинции тоже. Кориалус на юге… но это вы знаете, я уверен. Здесь, – он указал на ряд западных провинций, из которых кое-какие добились частичной независимости, – тоже заметны волнения, но это не страшно. Они будут представлять угрозу, только если объединятся.

– Когда они попытались это сделать в последний раз, мой отец предал их города огню.

– Уверен, что они помнят об этом.

– А что бы посоветовал ты, заняв пост моего магистра? Как поступил бы, будь это все твоим?

Эти слова заключали в себе двойной вызов. Серые глаза сузились, изучая карту.

– Пошлите войско против Кориалуса, – сказал наконец магистр. – Находясь между вами и Вольными Странами, он помешает вам вторгнуться в эти государства, если не взять его в руки. Скоро кориалы начнут испытывать ваше терпение, пробуя, как далеко они могут зайти…

– Уже начали, – буркнул Дантен.

– Тогда нанесите им упреждающий удар и дайте понять, что пощады не будет.

– А Север?

– Отвлеките их. Пусть сосредоточатся на чем-то таком, для чего войска не требуется. – В свинцово-серых глазах стоял такой холод, что Дантен, встретившись с ними взглядом, невольно вздрогнул. – Я могу это сделать для вас, государь.

– Как?

– С помощью разных страстей. Сказок про демонов и прочие темные силы. Они примутся воевать с тенями, не заботясь о своей южной границе. Люди легко поддаются страху, ваше величество… а мы хорошо умеем пугать.

– Но мало кто из вас признается в этом столь откровенно.

– Да. – Холодная улыбка заиграла на лице Костаса. – Вы увидите, что я… не такой, как все прочие.

– Значит, ты одобряешь мои военные планы?

– Империи свойственно разрастаться, ваше величество.

– Не все мои советники согласны с тобой, – хмыкнул Дантен. – Кое-кто заявляет, что наше государство достигло своих «естественных пределов», что бы это ни означало. Власть, натянутая слишком тонко, рано или поздно порвется, уверяют они.

Серые глаза заблестели.

– Все когда-нибудь рвется, государь. Величайшая империя Первого Века тысячу лет спустя обратилась в прах. С величайшей империей Второго однажды произойдет то же самое. Политика, руководимая приливами и отливами людских желаний, подчиняется законам, общим для всей вселенной. У животных все обстоит сходным образом… только мы рядим свои нужды в красивое платье да иногда пускаем в ход слова вместо зубов и когтей. А иногда и нет.

В серых глазах, устремленных на Дантена, нарастала Сила. Человек более слабый дрогнул бы, но Дантен знал, как важно удержать позиции за собой, особенно в такой беседе; то, что будет сказано здесь в этот вечер, определит их с Костасом отношения, пока они оба живы.

– Продолжай, – бестрепетно глядя в глаза магистру, молвил король.

– Все мы звери по сути своей, хотя телесной мощью им уступаем. Мы играем в цивилизацию и гордимся тем, что сочиняем стихи и музыку, но натура у нас та же, что у волков. Самец-вожак, повинуясь велению природы, стремится расширять свои охотничьи угодья, распоряжаться добычей и умножать потомство. Один метит деревья, помеченные его соперником, другой посылает к соседу войско, но особой разницы между ними нет. То, что вы битый волк, видно из вашей истории. Ясно также и то, что вы способны действовать сообразно вашей натуре. Мало кто может похвалиться и тем, и другим.

– Мало кто из магистров выразил бы это такими словами.

– Я уже говорил, что не похож на других.

– Тех, кто похож, я отослал прочь.

– И поступили, быть может, мудро.

Король теперь вглядывался в магистра еще пристальнее, пытаясь постичь его суть. Дантен обладал даром читать в сердцах людей, даже одаренных неограниченной Силой. В этом сердце он чувствовал… голод. Такой же, как в королях, о которых тот говорил, или в кровожадных диких зверях. Опасное свойство… а истинные побуждения магистра король редко способен понять. Но Рамируса Дантен понимал достаточно, чтобы повелевать им, – и остался в живых, оскорбив пару дюжин других магистров, на что многие монархи никогда не отважились бы… значит, он и Костасом научится управлять. Что бы этот магистр ни испытал на своем веку, каким бы сильным ни сделала его магия, какие бы тайны ни нашептало ему бессмертие – в основе своей он все-таки человек. Дантен давно понял, что это и есть секрет магистров, который они прячут за легендами и умолчаниями. Лев, как бы могуч он ни был, остается всего лишь львом, не более. Так же и с людьми. Они могут менять свой облик, могут жить вечно, однако они все-таки люди.

Король вновь обратился к карте. Его палец уперся в границу с Кориалусом и повел, сверкая кроваво-красным рубином перстня, по реке Кест, в самое сердце этого беспокойного государства.

– Итак, – произнес Дантен, – послушаем, что посоветует нам королевский магистр.