"История испанской инквизиции. Том II" - читать интересную книгу автора (А Льоренте Х)

4.


‹› V ‹›


Указ, опубликованный по приказанию Томаса Торквемады, первого главного

инквизитора, 8 февраля 1492 года. Он заявляет, что узнал, будто некоторые

лица, отмеченные как покинувшие христианскую религию и принявшие ересь

евреев или Магомета, бежали в Гранадское королевство, чтобы жить там среди

мавров или переехать в Африку, из-за страха, внушаемого им судопроизводством

трибунала инквизиции. Поэтому он увещевает всех, кто пожелает вернуться в

лоно католической Церкви, явиться лично к нему или его уполномоченным и

добровольно признаться в совершенном ими грехе ереси или отступничества. Он

обещает, что им будет даровано отпущение и тайное примирение, несмотря на

возбужденные против них процессы и невзирая на все вынесенные приговоры,

которые останутся без результата.


(Перевод с испанского)


"Мы, брат Томас Торквемада, [монах] ордена [братьев] проповедников,

приор монастыря Святого Креста в Сеговии, духовник короля и королевы, наших

государей, и главный инквизитор во всех их королевствах и владениях против

еретической испорченности, назначенный и уполномоченный святым апостольским

престолом. Мы узнали, что некоторые христиане, мужчины и женщины, из

королевств и владений Их Высочеств переехали по причине инквизиции в

Гранадское королевство, по наущению дьявола и некоторых злонамеренных лиц,

пребывая в грехах и заблуждениях ереси и отступничества, в которых они живут

и которые совершили, и опасаясь притеснений и наказаний от нас и от

инквизиторов, нами уполномоченных. По этим причинам одни из вышеназванных

лиц поскорее уехали, а другие намереваются уехать, жить и пребывать в своих

заблуждениях и ослеплении. Мы извещены, что означенные лица или некоторые из

них пришли бы исповедать свои заблуждения и ослепление, примириться с

матерью святой Церковью, если бы могли быть освобождены от наказаний и

начатых или угрожающих им процессов; наше желание всегда было и есть -

собрать души ближних, которые, согрешив, пребывают в грехе и погибают и

отделяются от нашей святой католической веры, - сообразуясь с нашей матерью,

святой Церковью, которая всегда держит свое лоно открытым, готовая принять

тех, кто желает ей подчиниться и приходит, исповедуя свои вины с сокрушением

и раскаянием, прося у нее прощения и исполняя епитимью с намерением

исправиться и не возвращаться к прежним заблуждениям, - и применять к

таковым милосердие, а не строгость, - мы настоящим [указом] гарантируем всем

лицам, которые, как сказано, совершили преступления и проступки ереси и

отступничества и по этой причине переехали в Гранадское королевство или в

другие местности, или намереваются туда переехать, или превратились в мавров

или евреев, или ренегатов нашей святой веры по дьявольскому наущению, не

боясь ни Бога, ни опасности для своих душ, к великому соблазну для верных

христиан и унижению нашей католической веры, - что они могут прийти и пусть

приходят свободно и не опасаясь к нам или к лицу и лицам, которых

уполномочиваем, исповедаться в своих заблуждениях и примириться с матерью

святой Церковью, удостоверяя их, что, если они придут, мы примем их с тайным

примирением их преступлений и проступков, благосклонно и сострадательно,

налагая на них такие епитимьи, которые будут спасительны для их душ,

применяя к ним всю кротость, какая у нас есть и может быть, не ставя

препятствием возбужденные против них процессы, последовавшие приговоры или

возложенные на них наказания. В свидетельство этого, так как мы не находимся

в таком состоянии здоровья, которое позволяло бы настоящий [указ]

подтвердить нашим именем, мы просим членов совета, которые занимаются

делами, касающимися святой инквизиции, подтвердить его их подписью и

закрепить печатью святой инквизиции. Мы поручаем нижеписавшему нотарию,

секретарю нашему, контрассигнировать его, чтобы удостоверить. Дано в городе

Санта-Фе, 8 февраля, в год от Рождества Спаса нашего Иисуса Христа 1492-й.

Франсиско, доктор, декан толедский. Фелипе, доктор. По приказанию Его

Преподобия, Хуан де Ревенга, апостолический нотарий и секретарь.

Имеется малая печать, на которой [изображен] четверо-конечный крест в

таком виде: +. Первая четверть не содержит никакого знака; на второй

(правой) находится буква Р, а на нижних две буквы S и С. Кругом [идет

надпись] готическими буквами, гласящая: "Вымыслы человеческие ненавижу, а

закон твой люблю" ["Iniquos odio habui, et legem tuam dilexi"], из псалма

CXVIH, стих 113-й".

Примечание. Этот указ был выпущен в Санта-Фе, городе, соседнем с

Гранадой, королевство коей было покорено за несколько дней до даты этого

указа. В Гранаде было найдено бесчисленное множество новохристиан, бежавших

из королевств Севилья, Кордова и Хаэн, переменивших свое жительство из

страха перед инквизицией. Предполагали, что после перехода королевства

Гранада во власть Фердинанда и Изабеллы, все бежавшие туда семейства

переправятся в Африку. Это соображение и явилось мотивом опубликования

указа. Однако вопреки обещанию прощения многие лица через несколько времени

подверглись казни и конфискации имущества как снова впавшие в заблуждения,

от которых они отреклись по опубликовании указа.

Я замечу по этому случаю, что на печати был вырезан четвероконечный

крест с буквами Р, S, С, которые служат инициалами слов: приор Святого

Креста (Prior Sanctae Crucis), потому что Торквемада был приором

доминиканского монастыря Св. Креста в городе Авиле. Печать инквизиции,

придуманная гораздо позднее, представляет собой зеленый продолговатый крест,

меч, масличную ветвь и надпись: "Воскресни, Господи, и суди Твое дело"

("Exurge Domine, et judica causam tuam"). Инквизиторы воображают, что они

действуют во имя Бога, когда они разбирают процессы по делу ереси, даже

когда они присуждают к релаксации, за которой всегда следует сожжение

вопреки диаметрально противоположной воле Иисуса Христа.


‹› VI ‹›


Письмо королей Фердинанда и Изабеллы от 12 сентября 1492 года к Родриго

дель Меркадо, комиссару, посланному в округ епархии Толедо, чтобы вступить

во владение имуществом евреев, изгнанных из этой части королевства. Государи

пишут ему, что им стало известно, будто некоторые лица переправили из

королевства золото, серебро, чеканенную монету и другие предметы,

принадлежавшие евреям, изгнанным из Испании, и что другие держат их у себя

для той же цели. Они приказывают ему не пренебрегать никакими средствами,

чтобы всем завладеть и вчинить иск к виновным.


(Перевод с испанского)


"Король и королева - Родриго де Меркадо, нашему рехидору города

Медина-дель-Кампо, мы вам посылаем письмо, которым повелеваем, чтобы в

архиепископии Толедской вы произвели розыск о лицах, которые, вопреки

запрету, вывезли из королевств богатства, золото, серебро, монету и другие

запрещенные предметы, принадлежавшие евреям, изгнанным по приказу нашему из

названных королевств, или хранят их при себе для вывоза. Вы должны вчинить

иск против виновных по известной форме и секвестровать всякое имущество

означенны?: евреев, которое найдете, согласно всему объему приказания

нашего, которое вам посылаем. И так как имеет большое значение для нашей

службы, чтобы это немедленно было приведено в исполнение, мы повелеваем: как

только вы получите [это письмо], отправляйтесь на дело, действуйте и со всем

усердием приводите в исполнение наше распоряжение. Мы доверяем вам, вы

окажете нам большую услугу. И немедленно известите нас о том, что вы

сделаете. Из Сарагосы, 12 сентября [14] 92 года. Я король. Я королева. По

приказу короля и королевы Фернандо Альварес".

Примечание. Это письмо скопировано с подлинника, хранящегося в Мадриде

в королевской библиотеке, полка Н 3, стр. 362 тома, содержащего несколько

неизданных писем.

Здесь открываются отчасти мотивы, побудившие этих государей

декретировать изгнание евреев, о чем говорится во введении к этому труду.

Королевский указ, выпущенный 2 августа 1498 года. В нем короли

Фердинанд и Изабелла объявляют, что до их сведения дошло, что некоторые

лица, приняв крещение, вернулись к Моисеевой религии; инквизиторы привлекли

их к суду и осудили по всей справедливости как еретиков; но виновные, бежав

из королевства, получили отпущение или разрешение на разбор судебного дела

другими судьями, неинквизиторами. Короли полагают, что все случившееся

способствует утверждению виновных в их заблуждениях. Они не должны терпеть

этого как противного благу и интересу католической религии. Вследствие этого

Фердинанд и Изабелла запрещают виновным навсегда возвращение в Испанию под

страхом смерти и конфискации их имущества. Для того чтобы их воля была

точнее исполнена, они даруют треть имущества, которое будет конфисковано,

доносчику и другую треть судье, который постановит окончательный приговор,

оставляя для государственной казны только одну треть. Они настаивают на

быстром исполнении этих двух мер даже в том случае, если бы лица,

вернувшиеся в Испанию и арестованные, представили удостоверение в отпущении

и примирении, изъятия из юрисдикции инквизиторов, охранные грамоты и другие

документы, какого бы свойства они ни были. При этом они повелевают, чтобы

судьи, не исполнившие этого указа со всей строгостью, подвергались тем же

наказаниям, а равно и те, кто будет стараться укрыть виновных или

покровительствовать им вместо того, чтобы доносить на них.


(Перевод с испанского)


"Фердинанд и Изабелла, милостию Божией король и королева Кастилии,

Леона, Арагона, Сицилии, Гранады, Толедо, Валенсии, Галисии, Майорки,

Севильи, Кордовы, Корсеги, Мурсии, Хаена, Альгарвии, Альгесираса,

Гибралтара, Канарских островов, граф и графиня Барселоны, государи Бискайи и

Молины, герцоги Афин и Неопатрии, графы Руссильона и Серданьи, маркизы

Ористан и Госиано, - членам нашего совета и аудиторам наших судов,

алькальдам, альгвасилам уголовного суда, судебной палаты и апелляционного

суда и всем коррехидорам, городским судьям, алькальдам, альгвасилам и другим

судьям всех городов, городков и местечек наших королевств и владений, и

каждому из вас в ваших местностях и судебных округах, кому будет предъявлен

этот наш указ или его копия, подписанная публичным писцом, - привет и

милость. Знайте, что инквизиторы еретической испорченности, назначенные и

уполномоченные нашим святейшим отцом и получившие от них полномочия по

передоверию (subdelegados), в наших королевствах и владениях, отправляя

службу инквизиции, увидели, что многие лица, откинув страх Божий, имея

звание христиан, получив воду Святого Духа, переменились и вернулись к

исполнению обрядов и церемоний евреев, соблюдая Моисеев закон и его обряды и

церемонии, веруя в спасительность его, и совершили другие проступки и грехи

против нашей святой католичеcкой веры, за что эти лица означенными

инквизиторами законно и правильно объявлены и осуждены как

еретики-отступники, отклонившиеся от нашей святой католической веры, причем

они были переданы в руки светского правосудия и должны получить наказание,

которого заслуживают своими серьезными проступками. Вследствие этого

некоторые из них удалились и бежали, удаляются и бегут из наших королевств и

владений, так что нельзя было и теперь нельзя привести в исполнение приговор

уголовного суда о них, и они отбыли и отбывают в другие страны, где при

помощи лживых и подозрительных рассказов и других недозволительных форм и

средств получили и получают тайно изъятия, отпущения, разрешения, охранные

грамоты и другие привилегии с целью избежать наказаний, которые они навлекли

на себя, и пребывать, как пребывают, в тех же самых заблуждениях, и

покушаются опять вернуться в наши королевства и владения, чтобы жить и

пребывать в них, отчего (если бы это произошло) последовали бы плохая служба

Богу и соблазн душ верных христиан. Поэтому, желая искоренить это большое

зло из наших королевств и владений по долгу к нашему Господу Богу и нашей

святой католической вере, мы повелеваем означенным лицам, осужденным

инквизиторами или имеющим быть осужденными, и каждому из них в отдельности

не возвращаться в наши королевства и владения никаким путем и никоим

образом, ни по какому делу или поводу, под страхом смертной казни и потери

имущества. Мы желаем, чтобы они за это деяние подверглись указанному

наказанию и чтобы третья часть их имущества шла в пользу их обвинителя,

третья часть судье, а остальная третья часть поступала в нашу казну. Поэтому

мы повелеваем вам, нашим судьям, и каждому из вас в ваших местностях и

судебных округах, чтобы всякий раз, как узнаете, что какое-либо из

вышеозначенных лиц находится в какой-нибудь местности нашей юрисдикции, не

дожидаясь другого извещения, вы отправились туда, где пребывает это лицо,

арестовали его и сейчас же без промедления привели в исполнение относительно

его личности и имущества наложенные нами наказания, по сказанному, несмотря

ни на какие изъятия, примирения, охранные грамоты и другие привилегии,

которые они принесут: все эти бумаги в данном случае не могут им помочь

[избавиться от] означенных наказаний. И это мы повелеваем вам сделать и

исполнить под страхом потери и конфискации всего вашего имущества, и тому же

наказанию подвергнутся все другие лица, которые примут или скроют

преступников или будут знать, где они находятся, и не сообщат вам, нашим

судьям. Мы повелеваем принцам, герцогам, маркизам, графам, прелатам,

дворянам, магистрам орденов, приорам, командорам и помощникам командоров,

начальникам замков и крепостей и всем членам городских советов, судьям,

рехидорам, рыцарям, оруженосцам, чиновникам инквизиции, третейским судьям

всех городов и городков наших королевств и владений и всем другим лицам

всякого звания, состояния, положения, ранга и сана, и каждому из них, чтобы,

если для означенного действия, совершения и исполнения вы будете нуждаться в

помощи и покровительстве, они вам оказали всяческую помощь и

покровительство, которых будете просить и в которых будете нуждаться, без

отказа и промедления, под страхом наказаний, которые вы от нашего имени на

них наложите и которые мы настоящим указом налагаем и считаем наложенными.

Для действия, совершения и исполнения сказанного во всем объеме и в каждой

части его мы даем вам полную власть со всеми следствиями, зависимостями,

случайностями, побочными правами и обстоятельствами. Чтобы все вышесказанное

было публично и общеизвестно, мы повелеваем, чтобы этот наш указ (carta) был

провозглашен на площадях и рынках и других людных местах городов, городков и

местечек наших королевств и владений голосом герольда и в присутствии

публичного писца, чтобы он дошел до сведения всех и никто, ни один человек

не мог бы ссылаться на неведение его и никто не делал этого. Дано в городе

Сарагосе, 2 августа, в год от Рождества Спаса нашего Иисуса Христа 1498-й. Я

король. Я королева. Я Мигуэль Перес де Альма-сан, секретарь короля и

королевы, наших государей, написал это по их приказу".

Примечание. Этот указ скопирован с первого тома писем совета

инквизиции, стр. 31. Я говорил о нем в первом томе. Отпущения, изъятия и

прочее, о чем идет речь, были дарованы папой, но его имя старательно

обойдено молчанием, и даже город Рим не упомянут. Какие следствия можно из

этого извлечь? Донос не только терпим, но вознаграждается и даже

повелевается под угрозой смертной казни и конфискации.

Самим судьям угрожают те же наказания, если они будут повиноваться папе

в делах инквизиции, когда Его Святейшество своими буллами встанет в

оппозицию испанским инквизиторам.


‹› VIII ‹›


Письмо Хуана де Лусены, члена королевского совета Арагона, к королю

Фердинанду V, писанное 26 декабря 1503 года. Он докладывает монарху о

противоречии между законами и поведением сарагосского инквизитора (Фернандо

де Монтемайора, архидиакона Альмасана, бывшего потом членом верховного

совета инквизиции) по поводу процесса брата автора этого письма. Он

указывает монарху, что этот инквизитор позволяет себе руководствоваться

самыми гнусными страстями. Он не сомневается, что процесс имеет причиной

лжесвидетельства, доставленные сторонниками евреев с целью повредить его

брату, для изгнания коих он много сделал, как и для секвестра их имуществ и

взыскания скрытых или обманным образом отчужденных. Он сообщает королю, что

Монтемайор пренебрегает буллами, выпущенными папой в пользу обвиняемого для

изъятия его дела из юрисдикции инквизитора и для приведения в исполнение

окончательного приговора, который при прежнем инквизиторе освобождал его от

суда. Он напоминает об услугах, оказанных им и его семейством Его

Величеству, и говорит об этом достаточно, чтобы дать понять, что было бы

ужасной неблагодарностью позволить инквизитору злоупотреблять своим

служением для преследования безупречных людей, которые наилучшим образом

служили религии и государю. Он касается также дела конфискации имущества

осужденных.


(Перевод с испанского)


"Высочайший и могущественный государь, король и господин! Этот

инквизитор {Фернандо де Монтемайор, архидиакон Альмасана, бывший потом

членом совета инквизиции.} после того, как арестовал моего брата, держал и

держит его до сих пор заключенным в такой тесной тюрьме, что не бывает

теснее. Он не позволяет ни мне, ни моим сыновьям, ни какому-нибудь другому

родственнику или постороннему лицу [посещать] даже в его присутствии; он

даже не согласился разрешить мне лично явиться к нему для ведения этого

дела. Эта суровость как нельзя более далека от всякого закона. Я, государь,

видя пристрастие этого судьи и зная, что он всегда был недоброжелателен ко

мне безо всякой причины, разве той, что я жил вне его юрисдикции, когда он

желал иметь меня и моих близких под своей властью, - в присутствии его

произвел следующее: принимая во внимание, что (как Ваше Высочество знает) по

вашей воле и декрету я вместе с братьями и сестрами изъят из юрисдикции его

и всякого другого инквизитора, и видя, что до сих пор этот инквизитор ни

разу мне не объяснил, какою властью он ведет дело против моего брата и взял

в свои руки этот процесс, я представил ему буллы об изъятии и потребовал

освобождения моего брата из тюрьмы и отмены инвентаризации его имущества

(так как он этого не мог знать). Он согласился на апелляцию моего брата к

нашему святейшему отцу, Я решил апеллировать к епископу {Этим епископом был

дом Диего Деса, главный инквизитор, тогда епископ Паленсии, а потом

архиепископ Севильи.}, если он не против изъятия. Он ответил на апелляцию

(то, что должен был раньше ответить на ходатайства, поданные моим братом),

что, как апостолический комиссар, он знает и понимает, как следует вести

процесс, поручив продолжать его дело. В таком положении находится дело моего

брата. Я, государь, полагаю, что никаким апостолическим поручением

означенное изъятие не отменимо. Я считаю это его поручение вводящим в

заблуждение, принимая во внимание оговорки означенного изъятия и его форму.

Поэтому я счел нужным защищать его и настаивать на нем, испросив у папы

разрешения на эту апелляцию. По этой причине я умоляю Ваше Высочество

милостиво пожаловать мне письмо к вашему послу и к папе, чтобы он обеспечил

то, что будет законно, мне и моему брату; папа с большим удовольствием

постарается сделать это для Вашего Высочества. Если бы инквизитор согласился

сообщить мне свое поручение и стало бы очевидно, что через него отменено

изъятие, тотчас без пререканий, мой брат и я оставили бы изъятие и не

заботились бы о нем.

Этот человек поступает так осторожно, так чрезмерно тайно и секретно, в

процессе и суде ведет себя не так, как следует вести, и со мной и моими

близкими обходится по рутине, а не с усердием. Он поступает более открыто,

чем необходимо и нужно, для расстройства всего сделанного в инквизиции, даже

обсужденного и постановленного приговором. Отсюда следует, что он думает,

будто я усердно занимаюсь этим делом более из-за мирского интереса, чем по

духовной причине. Однако я не удивляюсь, что этот асессор - друг Кинтанильи

по причинам, которые небезызвестны Вашему Высочеству, так как вы слышали о

них неоднократно и от разных лиц. Не удивляйтесь также, Ваше Высочество,

если они противятся этому изъятию: в чем оно неудовлетворительно, и, если

неудовлетворительно и Вашему Высочеству неугодно пользование им, помогите

другими средствами избежать его суда. Поэтому я умоляю Ваше Высочество не

досадовать на пожалование мне означенных писем; или, если вы на это не

согласитесь, умоляю Ваше Высочество, устройте, как только епископ отменит

поручение, уже данное инквизитору, дело мое и моего брата, и поручите их

архиепископу {Дон Альфонсо Арагонский, внебрачный сын короля.}, или его

судье, господину Тиенде, или другому лицу с хорошей репутацией и опытностью,

так как этим способом правосудие будет отправлено с усердием и как должно, а

не по рутине, как было бы в том случае, если бы исполнялось вышеназванными

лицами.

Секретарь моего процесса никак не мог добиться от инквизитора копии

приговора, чтобы послать его Вашему Высочеству, и только при помощи хитрости

снял копию, которую посылаю Вашему Высочеству, удостоверенную и утвержденную

всеми адвокатами относительно содержания, чтобы вы знали, как этот приговор

произведен, и что он не отсрочен апелляцией и вступил в силу. Я умоляю, Ваше

Высочество, в деле моего брата устройте, чтобы епископ предписал инквизитору

освободить его под поручительство [aplaceria {Aplaceria - освобождение под

поручительство.}] из Алхаферии или внутри ее так, чтобы мог с ним говорить

я, мои дети и мои зятья, хотя бы это было в присутствии инквизитора или кого

он захочет. Я полагаю, что он пришлет документы процесса Вашему Высочеству

или епископу.

Я уверяю Ваше Высочество, что невозможно, чтобы даны были показания

[против моего брата] кем-либо другим, кроме евреев. Со стороны евреев это

меня не удивляет: они, как наши враги, сделали это из-за изгнания их,

которое приписывали мне, и из-за того, что мой брат был одним из комиссаров,

уполномоченных Вашим Высочеством для завладения их имуществом, вследствие

чего у них возникла сильная вражда со мною и с моим братом, и они задумали

выдвинуть против нас лжесвидетельство, что доказано и известно всем в

городе. При таком положении дела я заявляю и умоляю Ваше Высочество

приказать написать магистру Мартину Гарсии {Каноник Сарагосы, затем бывший

епископом Барселоны и послом в Риме}, магистру Креспо и магистру Росу, чтобы

они сообщили Вам, что им известно о вышесказанном.

В этом городе некоторые ходатайствовали пред уполномоченными касательно

изъятия имущества умерших обвиняемых, несмотря на соглашение Вашего

Высочества с их сыновьями. Ропот на это был очень велик, и обвиняли Ваше

Высочество. Советом были созваны адвокаты, и я был туда позван. Все

единогласно решили, отрицая изъятие, совершаемое вопреки означенному

соглашению. Меня просили высказаться по этому поводу. Я сказал, что Ваше

Высочество насильственно вынуждены [делать] то, что делалось, потому что по

закону было вполне ясно, что конфискованное имущество не должно возвращаться

ни тем, у кого оно конфисковано, ни их сыновьям, ни другим, которые

предполагали вернуть его себе и которые до осуждения не могли им

пользоваться. Все согласились с моим мнением, более в силу закона, чем по

своей воле. На другой день меня не пригласили туда, хотя это дало мне повод

к совершению полезных дел, так как другими я не мог заниматься. Правда, мне

посылали сказать об известном письме, адресованном Вашему Высочеству, и оно

мне не понравилось, кроме одного пункта, что, если Ваше Высочество желает,

чтобы это дело прошло, нельзя этого достичь иным путем, кроме получения от

папы разрешения поступить в данном случае против закона. Я говорю это Вашему

Высочеству для вашего сведения, уверяя, что от них защитили инквизицию, а я

все остаюсь в одинаковом положении. Это сделано по любви к вере и по службе

Вашему Высочеству. Дай Бог, чтобы от него я получил за это награду и о Вашем

Высочестве (если не прикажете исправить и возместить) не говорили то, что

говорят в этом королевстве: за добрую службу плохая награда, по привилегии

Арагона (а buen servicio mal galardon, segun fuero de Aragon). Господь наш

да сохранит и увеличит здравие и королевскую власть Вашего Высочества на

долгие годы для служения ему. Из Сарагосы, 26 декабря 503 года.

Приписка. Я не премину высказать Вашему Высочеству удивление,

вызываемое в городе тем, что делается со мною и моим братом, отчасти по

вашему приказанию, - имея в виду наше звание и положение, репутацию

католиков и истинных христиан, которую имели наши предки и имеем мы, и то,

какими слугами мы были и ныне продолжаем быть. Без сомнения, государь, когда

мне говорят об этом и докучают (так как я вижу, что они делают это, чтобы

злословить против меня и Вашего Высочества, - против меня, чтобы уничтожить

мои услуги, а против вас, чтобы не помнили о них), я говорю им, что Ваше

Высочество при вашем усердии к вере, ни с кем не вступает в переговоры. С

этим ответом я их отсылаю, и они уходят удовлетворенными. Только, Ваше

Высочество, этим ответом не кончайте с вашим верным слугой, и, несомненно,

вы так со мной не покончите. Я не говорю, что еретика (каким считают вашего

слугу) вы потерпите в его ереси.

Храни меня Бог сказать это. Но я осмеливаюсь напомнить Вашему

Высочеству, что с теми, кто вам известен и находится на вашей службе (так

как они, несомненно, пользуются репутацией настоящих христиан), должно иметь

иной разговор, чем с другими: подобает не допускать ареста таковых, пока

Ваше Высочество сначала не потребует к себе процесса и не расследует, кто -

свидетели, какой они репутации и общественного положения; то же самое

относительно обвиняемого. Как только Ваше Высочество будет иметь эти

сведения, вы тотчас распознаете ложь и правду. И если вам не удастся узнать

этого лично, пошлите за инквизитором и узнайте от него, что он знает и что

он думает; если и этого будет недостаточно, прикажите ему, чтобы прежде, чем

приступить к аресту данного лица, он осведомился о репутации и общественном

положении свидетелей и обвиняемого, христианин он или нет, и все вместе

вернул бы Вашему Высочеству, и с ним или с кем-нибудь другим вы постановили

бы то, что следует постановить. Как только Ваше Высочество убедится, что у

свидетелей плохая репутация, а у оговоренного хорошая, и заметит неприязнь

или ненависть или другие причины, побуждающие свидетелей более, чем рвение

[к вере], ясно, что вы не дозволите приступить к аресту. Так говорит об этом

декреталия, которая является главной инструкцией по этому вопросу для

инквизитора и которая начинается словами "В пользу веры" ("In fidei

favorem"), в шестом разделе О еретиках ("De haereticis"). Я охотно ссылаюсь

на нее, так как там лучше разобрано все, о чем я говорю.

И пусть не удивляется Ваше Высочество, когда я напоминаю о том, что

Вашему Высочеству в одном случае надо проявлять иную заботу, чем в другом, -

так учит право. Папа в декреталии, начинающейся словами "Кроме" ("Nisi"), в

разделе об обязанности легата (de officio legati) не постеснялся сказать о

наказании одного человека, совершившего преступление: так как провинившийся

- его друг, он не желает наказать его по заслугам. Таким образом, государь,

не следует обращаться с одним слугой, как с другим, даже по справедливости,

так как можно проявлять к одному обвиняемому больше внимания, чем к другому,

чтобы его невиновность не была скрыта, дав ему судей, которые без нарушения

правосудия могут быть назначены. Поэтому особенно король Энрике, что было не

нужно королю Педро, повелел, чтобы его слуг не судил никто, кроме его

самого. С большим основанием я умоляю Ваше Высочество постановить в деле

моем и моего брата, как я прошу, потому что все это следует по

справедливости, и, не нарушая ее, вы можете приказать. Таким образом

разрешения, о которых я говорю, касаются судей и правосудия. Я не знаю, как

Ваше Высочество может отказать в них вашему слуге. Вашего Высочества

нижайший раб, целующий ваши королевские руки, Хуан де Лусена".

Примечание. Это письмо находится в королевской библиотеке, полка 5,

сборник 54, и доказывает злоупотребления, которые позволяли себе инквизиторы

прежней эпохи, а еще более личную цель Фердинанда V при учреждении святого

трибунала. Конституция Арагонского королевства не допускала конфискации

имуществ. Король поклялся соблюдать органические законы королевства,

называемые фуэросами (fueros). Депутаты, представлявшие королевство,

протестовали против инквизиторского обычая, предписывавшего секвестр

имуществ. Фердинанд решил вернуть конфискованные имущества живым осужденным,

но удержал имущества, принадлежавшие умершим. Это побудило его советника

Хуана де Лусена сказать в письме, что никто не одобряет образа действий Его

Величества и что действительно он не думает, будто его можно считать

законным, если папа не освободил Его Величество от данной присяги. Но

принадлежало ли папе право освобождать короля от данного королевству

обещания соблюдать его органические законы?


‹› IХ ‹›


Письмо первого архиепископа Гранады дома Фернандо де Талаверы,

адресованное в 1506 году католическому королю Фердинанду V. Он сильно

жалуется на инквизиторов Кордовы за их обращение с ним, его родственниками и

многими другими лицами, которые, не будучи никогда опозоренными, терпят

страшные страдания в застенках святого трибунала. Он склоняет короля

отрешить инквизиторов от должности, посетить лично трибунал, повелеть

представить ему подлинные процессы и приказать, чтобы свидетели были

допрошены вторично в присутствии Его Величества. Если этот поступок

невозможен, он просит поручить исполнение этого какому-либо епископу по

соглашению с главным инквизитором Диего Десой. Он показывает, что

инквизиторы нарушают божественное и человеческое право, заключая оговоренных

в тюрьмы без предварительного констатирования преступления, скрывая имена

свидетелей, отказывая обвиняемым в праве самим свободно избрать своих

защитников, дурно обращаясь с ними для получения признания в собственных

преступлениях, которых они может быть не совершили, или в преступлениях

посторонних лиц, которые им неизвестны. Наконец, он утверждает, что

существуют серьезные мотивы для создания комиссии, которая должна бы

посетить трибунал инквизиции и учредить следствие против судопроизводства

инквизиторов.


(Перевод с испанского)


"Архиепископ Гранады говорит, что не знает, кому жаловаться и кому

поведать свои скорби, чтобы доставить себе утешение и помощь в них, кроме

единственно Вашего Высочества, которого -касаются его дела, главным образом

потому, что в этом городе и королевстве и среди недавно обращенных растут

соблазн, ущерб и пререкания, а также потому, что это создание и дело Вашего

Высочества.

Известно Вашему Высочеству и всем, которые слышали, о сделанном с его

родственниками, слугами, приближенными и чиновниками, что это не могло

произойти без великого позора и бесчестия. Это является большим ущербом для

новообращенных к святой вере в нашем королевстве. Из этого проистекает

великая обида нашему Господу, потому что не видано, чтобы главный и

уважаемый прелат подвергался такому дурному обращению и был так опозорен и

обесчещен, тогда как его слава, честь и репутация необходимы и полезны, как

хороший образец для народа и королевства, ставших недавно христианскими.

Знают они [инквизиторы] и все, с какой заботой, трудом и бдительностью

стало возможно исправить то, что нужно было исправить, и научить словом и

примером, чтобы более не впадали в грех, - и захотели его опозорить и

обесчестить, не только взяв его родственников и приближенных, но служащих в

его епархии (которые помогали ему хорошо управлять народом), считавшихся

лучшими христианами и не подвергавшихся раньше никакому позору, причем ни

один из них не был ославлен как еретик. В этом ясно обнаруживается имевшееся

у них желание очернить его и их репутацию и запятнать ее, - потому что

(помимо самого факта ареста), арестовывая и уводя их, инквизиторы сделали

все, что только могли, чтобы произвести это с большим позором, гласностью и

оскорблением, беря приближенных в его присутствии и поджидая того момента,

когда он был с большей свитой и в общественных местах, прилагая обращение и

слова, оскорбительные как для них, так и для архиепископа.

Только в том проявлено было немного вежливости по отношению к его

родственникам, что при вступлении в Кордову их поместили более секретно, чем

других, однако огласив народу их прибытие больше, чем других, по делам,

производившимся в отдельности. Эти дела шли так медленно и их было так

много, что архиепископ не говорит о них, чтобы не досаждать Вашему

Высочеству и чтобы не испытывать страдания при воспоминании о каждом деле в

отдельности. Из всего этого проистекает оскорбление Бога и ущерб для всего

королевства Гранады, происходит соблазн для обращенных и для всех других

христиан в Испании и вне ее.

Архиепископу кажется, что в деле, имеющем такое важное значение,

действительным врачеванием было бы, чтобы Ваше Высочество сами (если удобно,

можно это сделать и приехать в эту местность) пожелали видеть самолично,

насколько это необходимо для усиления нашей святой католической веры и

служения Господу в привлечении неверных. Если это невозможно исполнить

самолично, в назначенное время прикажите сделать это одному или нескольким

епископам, которые увидят истинную картину следствий, по которым эти люди

арестованы, явившись сами и исследовав персонально личность свидетелей,

чтобы знать, насколько можно верить каждому из них, как требуется поступать

по закону. В таком случае станет ясно, поступали ли инквизиторы в делах

архиепископа, его родственников и приближенных, как люди, которые имеют

своею целью правосудие и только усердие к нему, или они руководились сильной

неприязнью к ним как к смертельным врагам.

Это положение показывает мне в настоящее время, что Ваше Высочество

обязаны для Бога нашего Господа и святой веры за великие благодеяния,

полученные от него, и по долгу соблюдать все, касающееся христианской

религии, самолично (если возможно) отправиться туда, чтобы видеть (на

месте). Не стоит удивляться, что Ваше Высочество не сделали этого из-за

некоторых препятствий; гораздо более удивительно, что Ваше Высочество были

так беззаботны, что не замечали происходящего там. Слово в слово и свидетеля

за свидетелем расследуя шаги их, можно убедиться в том, что все происходит

от кордовского [инквизитора], и, если это так, видимо, это может быть взято

за некоторое основание для проверки тамошних дел. Если вашей королевской

особе нельзя этого исполнить (что было бы более нужно и полезно, потому что

при Вашем Высочестве подсудимые осмелились бы сказать правду и имели бы

более возможности и свободы для высказывания и обнаружения своих обид), и

если Ваше Высочество не можете прибыть (чего нельзя оправдать без

основательной причины), архиепископ умоляет, чтобы кто-нибудь прибыл и

здраво рассмотрел дело, а прежде всего просит устранить инквизиторов.

И если отправится архиепископ Севильи, пусть Ваше Высочество прикажет,

чтобы вместе с ним отправился какой-нибудь епископ из Авилы, Паленсии,

Бадахоса или любой, какой Вашему Высочеству будет угодно, и другие лица с

ними, хорошо знакомые с этим, чтобы они действовали во всем согласно закону,

допытываясь о бесчестии, как вообще, так и специально о каждом лице. Если

улики будут достаточны, пусть арестуют их, как требуется по закону, пусть

содержат их в тюрьме, пока не узнают правды. Только не [надо] стеснять их и

отводить им узкую и очень мучительную камеру, а [следует] лишь обеспечить

невозможность побега, обращаться с ними кротко на словах и на деле, дать

адвокатов по их желанию, не таскать их из провинции в суд, предъявить имена

свидетелей за исключением могущественных, потому что таков закон, указать

день, месяц, год и место и дать возможность апеллировать против судей,

ведущих процесс, для их отвода, и все другое, что законы повелевают и

устанавливают предоставлять обвиняемому, так как без этого он не может

защищаться, а защита вытекает из божественного и человеческого права.

И пусть происшедшему будет указано справедливое основание, или, лучше

сказать, пусть инквизиторы дадут полный отчет, так как из него Ваше

Высочество лучше и правдивее все узнаете. Между прочим встретится одно

подозрительное дело, о котором они неоднократно оповещали, будто некоторые

из узников примирены, когда этого не было, - кажется, они не были примирены,

так как после этого им предъявляются требования и следуют их процессы в

порядке судопроизводства; а других мучили, заставляя их разными

недозволенными законом способами, ранее запрещенными, показывать и

признавать то, чего они не делали, - отсюда вытекает сильное подозрение

против тех, кто так поступает, и большой ущерб для узников, и великий позор

для их родственников. Архиепископ дает понять Вашему Высочеству, что ничего

из того, что он просил, не сделалось и не прекратило судопроизводства

[инквизиторов]. Он умоляет Ваше Высочество приказать, чтобы все делалось по

правде, и не давать повода осужденным кем-либо из них или всеми думать, что

они осуждены неправедно".

Примечание. Это письмо находится в Мадриде в собрании бумаг,

относящихся к инквизиции, о котором я говорил (том 1, список рукописей).

Частные заметки указывают, что переписанный здесь текст есть копия

экстракта, который сделал из письма архиепископа Мигуэль Перес де Альмасан,

государственный секретарь короля Фердинанда V, чтобы подготовить декрет,

который, как он надеялся, подпишет государь.


‹› Х ‹›


Отрывок испанского неизданного произведения, озаглавленного О правлении

государей ("Del regimento de principes") и написанного около 1516 года для

посвящения Карлу Австрийскому, тогда принцу Астурийскому, затем ставшему

испанским королем и германским императором под именем Карл V. Автор (который

остается анонимным) предполагает существование царства правды, король коего

называется Пруденциан (Prudentianus). Он рассказывает, что этот монарх

созвал однажды членов всех советов, изложил им недостатки, которые опыт

помог открыть в управлении монархией, и предложил поразмыслить об этом и

обсудить затем средства к устранению их. В двенадцатой книге он говорит о

трибунале святой инквизиции. Король Пруденциан знакомит с злоупотреблениями,

о которых ему донесли; с бесполезностью средств, употребленных до сих пор

для их прекращения, а также с тем, что он считает наиболее способным пресечь

их досадные последствия. Этот отрывок драгоценен, и знающие испанский язык

без сомнения с удовольствием прочтут оригинал, потому что он придает новую

силу доказательствам, констатирующим распространившееся в Испании народное

мнение против судопроизводства инквизиторов. Вот текст всех глав, в которых

говорится об этом.


(Перевод с испанского)


"Я желаю вам рассказать об одном важном деле, имеющем большое значение:

как идут дела инквизиции против еретиков, как велись они раньше до сих пор и

как ведутся теперь {Автор говорит от лица Пруденциана, монарха царства

правды (el reino de la verdad).}. Вы знаете, что в этом царстве было много

еретиков из числа тех, которые происходят от поколения евреев, и многие

соблюдали еврейские обряды, практиковавшиеся их предками. Вообще среди них

много богатых и влиятельных людей, весьма уважаемых за крупные состояния и

за очень большие способности в делах, которыми они занимались. Поэтому

вначале я очень боялся, что тех, кто откроет их заблуждения перед

инквизиторами, если они станут известны по тому или иному поводу, схватят и

лишат жизни, так как ведущие свое происхождение от евреев - люди богатые и

влиятельные. Вследствие этого я распорядился, чтобы давшие показания против

них оставались неизвестны; затем, когда будут вести процесс против

оговоренных, чтобы не обозначали имен свидетелей. В таком виде вели

судопроизводство против еретиков в течение многих лет. Наконец большинство

главных из них сожгли, других примирили, и таким образом почти не осталось

значительных лиц; оставшиеся, потеряв свое имущество, обеднели, лишились

влияния и стали малозначащими. При увеличении злобы плохих христиан и при

желании отомстить тому, на кого они были сердиты, и погубить их честь, жизнь

и имущество, они соединялись по трое и по четверо и пускали клевету в ереси

против того, кому желали зла, хотя бы он был дворянин (hidalgo) или

старинный христианин; так как никто не знал, кто дал показания, то нельзя

было и защитить себя; всякий говорил наобум, - и по этой причине многие

умерли безвинно. Было известно, что дети сожженных за ересь, опозоренных и

лишенных имущества погибали и исчезали в бесчестии и бедности. Правда стала

известной через некоторых, перед смертью сознававшихся, что они оклеветали

такого-то, сожженного из-за их показания, и называли других, которые вместе

с ними лжесвидетельствовали. Другие, чтобы не попадать в свидетели,

предлагали деньги иным лицам, чтобы те давали показания, и советовали им не

обнаруживать своей личности в показаниях, чтобы не узнали, что они

лжесвидетельствуют, так как это обойдется им недешево. Когда становилось

известным, что все или большинство свидетелей умерли, нельзя было изобличить

ложь, как потому, что ее не знали дети осужденного, так и потому, что если

они даже и знали ее, то они были так бедны и унижены, что им нечего было

есть, и поэтому не могли они возбудить и вести процесс в инквизиции и против

инквизиторов; по-видимому, они упрекают инквизиторов как несправедливых и

жестоких, поскольку они осуждали человека без вины с его стороны, хотя в

осуждении по показаниям свидетелей они действовали согласно закону,

сообразно с показаниями свидетелей, которые, как они полагали, говорили

правду. В результате люди получали ущерб, бесчестие и потерю имущества.

Некоторые (лица уважаемые и богатые), занимавшиеся своими делами,

удостоверили, что их отцы, предки и родственники пострадали безвинно, и

восстановили репутацию умершего, сожженного за ересь, и его опозоренных

детей и внуков, и другие последствия, проистекавшие из осуждения

потерпевшего. Весь этот ущерб и разные бедствия происходят от незнания

свидетелей: если бы были известны приносящие ложную присягу и те, кто дал

ложное показание, то можно было бы исследовать истину до мельчайшего пункта

и наказать бы лжесвидетелей. Тогда не стали бы рисковать, совершая такую

подлость; если бы даже не боялись Бога и осуждения своих душ, то, по крайней

мере, устрашились бы телесного наказания, которому они могли подвергнуться

при обнаружении правды, при этом им простились бы - и простятся впредь -

многие оскорбления Бога, и многие смертные грехи и клятвопреступления, и

осуждения многих, которые пострадали безвинно из-за лжесвидетельства, и

прекратили бы говорить плохие христиане: благословен Бог за то, что дал нам

способ отомстить евреям и нашим врагам так, что это остается неизвестным и

не может быть узнано.

Было еще очень большое неудобство в том, что многие служившие в

инквизиции считали себя земными богами и творили что хотели, так как не было

никого, кто бы им препятствовал или отважился бы выступать против них. Если

кто скажет, что, по его мнению, они нехорошо ведут дела святой инквизиции,

они заявят, что он дурно отзывался об инквизиции, и возбудят против него

процесс, как против еретика (говорит король Пруденциан), и судят его за то,

что он утверждал, будто они ведут дела инквизиции не так, как должно

согласно закону, и наказывают его по своему произволу. Отсюда возникал страх

и у слабых и у сильных, так что не было никого, кто, видя какую-либо ошибку

инквизиторов или их чиновников, как бы они ни были велики, осмелился бы

сказать это, хотя многие это думали, чтобы не сочли их за еретиков и не

взяли бы в инквизицию, и не начали бы против них процесса. Так как все

велось секретно, из тысячи несправедливостей нельзя было знать десятка. Хотя

совет инквизиции намеревался устранить их, он мало преуспел в этом, так как,

не зная того, что делается секретно, нельзя знать и нанесенных обид, пока не

применят средств с целью прекратить жалобы на дела, так как неизвестен ущерб

и его причина, а многие, хотя знают и видят свои беды, не рискуют

жаловаться, чтобы не потерпеть горшего. Конечно, если инквизитор захочет

кому-либо повредить, он может погубить его, так что об этом и не узнают,

пока не применено особое средство, и, когда дело попадет в руки какого-либо

инквизитора, который не принадлежит к настоящим христианам, будет нанесен

великий ущерб духовный и материальный. Самое ужасное, что заключенный

инквизицией в течение двух или трех лет своего заключения не слышит обедни,

и никто не приходит к нему посоветовать, что надо сделать для его спасения,

- сказать, что можно счесть еретиком или плохим христианином лишь того, кого

Бог не поддержит своей рукою по своему бесконечному милосердию, чтобы он не

отчаивался в темной и мрачной тюрьме. Они не довольствуются тюрьмой,

повергающей в отчаяние заключенного, но еще усиливают обстоятельства, от

которых он становится более безутешным. О многом другом осведомил меня один

инквизитор, тайно умоляя, чтобы я - устранил это; он говорил мне об этом для

облегчения своей совести, чувствуя удовлетворение, так как он не может

делать более, чем приказано любовью Божией.

Ввиду рассказа этого инквизитора (сказал король Пруденциан) я

почувствовал сильное сострадание к обиженным и отсутствие взаимной любви у

нас, называющихся христианами, закон коих состоит в любви к Богу и ближнему.

Однако, так как дело показалось мне имеющим большую важность, я пожелал

посвятить его Богу и, умилившись, заняться им с состраданием и усердием. Я

приглашал поодиночке некоторых инквизиторов, которые пользуются хорошей

репутацией, потому что думал, что они скажут мне всю правду. Я приглашал их

в комнату, показывая им свое расположение и давая понять, что желаю знать

правду о происходящем в делах инквизиции, чтобы устранить то, что не

делается для угождения нашему Господу и согласно божественному и

человеческому праву. Все, с кем я говорил, подтвердили мне: "Все, что

сообщили Вашему Высочеству, есть правда" и рассказали о многом другом, что

следует устранить.

Если земледелец или малосведущий человек приходит сообщить что-либо о

своем соседе (говорит инквизитор королю) или о ком-нибудь из местного

населения, который не есть еретик и большей частью не совершил ни смертного,

ни простительного греха, а доносчик думает, что он еретик, то принимают его

показание, записывают и отсылают его домой. Так как ему ничего не сказали,

он думает, что тот, на кого он донес, еретик, и считает ересью все, что он

сказал или сделал, между тем как нет ни ереси, ни большей частью смертного

греха. Таким образом среди малосведущих людей рождаются заблуждения, потому

что им не объявляют правды те, которые поставлены Вашим Высочеством для

исправления заблуждений. Это происходит потому, что инквизиторы не

богословы. Если во многих случаях судьи не знают, ересь это или нет, как

могут они научить этому других? Многие поступают ошибочно, потому что не

сведущи в этом те, кто назначен для уничтожения заблуждений относительно

нашей святой католической веры. Если бы инквизитор был богословом, он мог бы

определить, является ли ересью то, что показывает доносчик, он объяснил бы,

чтобы избавить его от заблуждения, что хотя это и грех, но не ересь, и,

исповедав его своему духовнику, как и прочие грехи, он получит прощение от

Бога, и это не является предметом инквизиции; если это не грех, он сказал бы

доносчику: "Знай, брат, что сказанное тобою не грех". Таким образом они были

бы вразумлены и избавлены от заблуждений.

Некоторые ведут себя крайне недостойно. Они многократно лгут обвиняемым

или узникам и обещают им, что, если они сознаются в том, в чем их обвиняют,

их с незначительной епитимьей отпустят свободно домой. Многие, думая, что те

не обманывают, приходят в отчаяние и говорят сами себе: "Хотя я не совершал

того, в чем меня обвиняют, я скажу, что сделал это, чтобы выйти отсюда". Они

сознавались в том, чего не делали, и затем их осуждали на основании их

признания и надевали на них санбенито, конфисковали их имущество и говорили,

что можно лгать им, чтобы они сознались в том, в чем их обвиняют. Чиновники

инквизиции поддерживают тех, кто так лукавит, чтобы заставить узников

сознаться в том, в чем их обвиняют, потерять имущество и погубить души,

вынуждая их стать клятвопреступниками и предъявлять лжесвидетельства, тогда

как им не следовало присягать в уголовном деле, чтобы не нарушить клятвы и

не подвергнуться опасности совершения смертного греха, отрицая правду, чтобы

защититься от земной кары. Мне сказал один инквизитор (говорит король

Пруденциан): "Некоторые из нас чувствуют это и плачут у себя дома, но не

решаются об этом говорить, потому что такого снимут с должности и будут

считать подозрительным в делах инквизиции. Те, кто так думает и

добросовестны, покидают должность, если имеют средства на пропитание; другие

остаются на службе, потому что не могут иначе жить, хотя мучаются совестью,

что исполняют службу так, как это делается теперь. Другие говорят, что для

них это безразлично, что так поступали их предшественники, хотя бы это было

против божественного и человеческого права. Иные так враждебно относятся к

обращенным, что полагают, будто сослужат великую службу Богу, если всех их

сожгут и конфискуют их имущества без всякого колебания. Придерживающиеся

такого мнения не имеют другого намерения, кроме того, чтобы любыми способами

заставить их сознаться в том, в чем их обвиняют. Умоляю Ваше Высочество

(говорит инквизитор королю), устраните это из любви к Богу, но не

открывайте, что это сообщил вам я, потому что сейчас же добьются моей

отставки, и мне нечем будет существовать; такого сейчас же отрешат от

должности, так как мне кажется, что теперешний образ действия и обращения не

вяжется с чистой совестью, хотя, пока все это будет приведено в порядок, я

стану поступать как можно лучше".

После осведомления от некоторых лиц в отдельности я призвал (говорит

король) великого инквизитора и всех инквизиторов царства, многих адвокатов,

каноников, богословов, честных людей и больших ученых, чтобы сообща заняться

устранением этих недостатков и постановить на будущее время, чтобы поступали

иначе и лучше служили нашему Господу, невинным давали свободу, лжесвидетелей

осуждали и наказывали по закону возмездия (talion), а виновных обращали и

исправляли таким образом, чтобы все мы спасались; для полного удовлетворения

я пожелал постоянно бывать на совещании ради того, чтоб все делалось

наилучшим образом.

На совещании было высказано (говорит король Пруденциан) следующее:

лучше бы обвиняемым инквизицией не сообщались имена свидетелей, чтобы они не

знали их и не видели их присяги. Некоторые говорили, что так повелось раньше

в делах инквизиции. Я сказал: "Вас спрашивают не о том, как делалось и что

мы все знаем, а о том, делалось ли это хорошо и согласно с божественным и

человеческим правом". Один ответил (он пользовался большим авторитетом среди

всех) следующим образом: "Государь, вот что обыкновенно практикуется и

согласно с законом: одна из сторон знает свидетелей, выставленных другой

стороной, она видит, как они присягают, и ее вызывают для этого в суд; а

если сторона не была позвана, чтобы видеть присягу свидетелей и узнать их,

то не доверяют их показанию, потому что их присяга принята в отсутствии

другой стороны или, по крайней мере, она вызывается, чтобы присутствовать,

если желает, при своем обвинении. Только в том случае, когда предполагается,

что существует опасность смерти для свидетеля или возможен другой большой

ущерб, если он будет известен стороне, против которой он сделал показание,

допускается не говорить имени свидетеля стороне, против которой он дал

показание. Вначале, когда зародилась инквизиция, таково должно было быть

намерение учредителей, потому что в числе тогдашних обращенных было много

людей богатых, влиятельных и сильных, так что мог быть нанесен вред для

свидетелей, если бы узнали, кто давал показания против обвиняемых в таком

тяжком преступлении, когда вопрос касался жизни, чести их и их детей и всего

имущества. С того времени остался в инквизиции этот обычай. Однако теперь

обращенные унижены и не имеют влияния, в особенности если кто-либо из их

предков был наказан инквизицией; неизвестно поэтому, как может сохраняться

по праву и по чистой совести этот обычай: ведь противно божественному и

человеческому закону лишать защиты обвиняемого, тем более что в процессах,

касающихся герцогов, графов и других важных лиц, а также в делах уголовных и

гражданских известны имена свидетелей, показывающих против них, все видят,

как они присягают, и знают, кто они. Ведь они не боятся этих важных господ,

хотя свидетельствуют против них в уголовных делах! Как же можно опасаться

вреда для свидетелей, если они показывают против разбитых и униженных,

которым нечего есть, или против кого бы то ни было, кто обвинен инквизицией,

когда, узнав только, что он обвинен, все покидают его, избегают иметь с ним

дело и желают, чтобы никто не знал, что они были его друзьями и знакомыми?"

Все члены совещания, богословы, канонисты и правоведы, говорили, что все

сказанное - правда, Ваше Высочество может видеть, как поступали раньше. Я

отвечаю (говорит король Пруденциан), что мы раскаиваемся в причиненном зле,

которое не устранили раньше: я в том, что не позаботился узнать о нем, а вы

в том, что не осведомили меня о нем. Впредь, когда кого-либо заберет

инквизиция, пусть его процесс ведется публично и обвиняемый и его поверенный

пусть присутствуют при присяге и знают свидетелей и их имена; пусть процессы

ведутся, как в других судах. Только когда донесут на кого-либо, это должно

быть тайным, пока соберется достаточная информация, чтобы можно было его

арестовать и предъявить обвинение, а процесс должен вестись публично, чтобы

все видели и знали, как ведутся дела инквизиции.

Я выразил сомнение, поскольку в инквизиции привыкли допускать к защите

и принимать бумаги только от известных адвокатов, назначаемых инквизиторами.

На этот вопрос отвечали, что нет основания лишать обвиняемого адвоката или

адвокатов, пожелавших заняться его делами, что по закону не воспрещено;

пусть прокурор и инквизиторы принимают адвокатов, каких пожелают, и

защитники обвиняемых пусть будут по желанию обвиняемых, только бы они были

старинные или обращенные христиане, которым не было бы запрещено законом

выступать защитниками в суде, потому что они могут отказаться от защиты,

если не позволят им выбирать адвоката по своему желанию.

Третий вопрос, возникший на совещании короля Пруденциана, касался того,

можно ли не позволять узнику инквизиции говорить и советоваться с его

поверенным, родственниками и друзьями, чтобы они не подали ему совета. Все

ответили, что не знают, по какому праву это может происходить, так как ясно,

что этим отрицается его свободная защита, а никому нельзя отказывать в ней

по божественному и человеческому закону. Отсюда заключили, что с узниками

инквизиции следует поступать так же, как с другими преступниками, когда они

арестованы, так как другой образ действий (не говоря уже о том, что он

противозаконен) бесчеловечно усиливает мучения угнетенного до его осуждения;

поэтому было решено исправить это на будущее и поступать с ними, как с

другими узниками.

Четвертый вопрос, вставший перед совещанием, заключался в том, хорошо

ли, что они не слушают обедни и не исповедуются, пока находятся в заключении

инквизиции, так как вошло в обычай, что, хотя бы заключение продолжалось три

или четыре года, они никогда не слушают обедни и не исповедуются. На это все

ответили, что нельзя так поступать по чистой совести, так как Бог повелел

нам, чтобы мы освящали праздники, и святая римская Церковь объявляет, что

освящать праздники главным образом значит слушать обедню. Поэтому не

допускать их к слушанию обедни значит препятствовать им соблюдать третью

заповедь закона Божия и повиноваться повелению римской Церкви, которая

повелевает слушать обедню каждое воскресенье и соблюдать праздники, при этом

исповедоваться и причащаться, в чем заключается божественный закон. Нет

основания отказывать им в этом, так как Господь наш сказал: если не будете

есть плоти Моей и пить крови Моей, не будете иметь жизни. И Церковь

объявляет то же, говоря, чтобы это делалось, по крайней мере, в праздник

Пасхи и в смертной опасности. В первобытной церкви причащались каждое

воскресенье. Поэтому мы не знаем, чем можно оправдать занимающихся делами

инквизиции, в том, что они не позволяют заключенным слушать обедню по

воскресеньям и праздникам и не заботятся, чтобы они исповедовались у честных

и ученых священников, которые могли бы наставить их в нашей святой

католической вере, по крайней мере в Великий пост, и причащались в праздник

Пасхи и каждый раз, как попросят. Один инквизитор ответил: пусть будет так

по отношению к настоящим христианам, а не к еретикам. Большинство из

присутствовавших на совещании возразило, что нет основания для этого, так

как, хотя они обвиняются в ереси, однако, пока не осуждены, они принадлежат

к христианам и могут пользоваться таинствами церкви и другими благодеяниями

ее; и даже после осуждения (признают ли они или отрекутся от ереси, в

которой их обвинили), если они раскаются в ней и пожелают стать настоящими

христианами. Если они отрекутся, говоря, что не впадали в ересь, и пожелают

исповедаться и причаститься, нельзя отказывать им в исповеди и причастии,

хотя бы их присудили к сожжению, так как Бог знает правду, и никому нельзя

отказывать в средствах к спасению, а особенно в исповеди и причастии, так

как возможно, причащаясь, очутиться на Небе, а не причащаясь - в аду, как

говорят многие богословы. Итак, чем мы искупим то, что вследствие

недопущения кого-либо к причастию он пойдет в ад, тогда как каждый из нас

обязан любить своего ближнего, как самого себя, под страхом вечной смерти? А

любовь состоит главным образом в заботе о спасении. Господь наш Иисус

Христос говорит, что тот наш ближний (мужчина или женщина), кто нуждается в

благодеянии, которое мы можем ему оказать. В силу этого ни одному

осужденному на смерть нельзя отказывать в святейшем таинстве тела Господа

нашего Иисуса Христа, хотя бы он был осужден за ересь инквизицией. Поэтому

приказано, чтобы впредь во всех тюрьмах инквизиции имелась капелла, где

служилась бы ежедневно обедня; чтобы заключенные слушали обедню, по крайней

мере, по воскресеньям и праздникам и ежедневно, когда пожелают; и чтобы они

исповедовались и причащались Великим постом и в праздник Пасхи у ученых

священников, и каждый раз, как пожелают, потому что, если они хорошие

христиане, они станут лучше и, если имеют некоторые заблуждения, избавятся

от них и исправятся.

Главной целью содержания в тюрьме святой инквизиции является [желание]

из плохих христиан сделать хороших, а из хороших - лучших; так как

служителям инквизиции более желательно спасать, чем осуждать. Хуже осудить

невинного, чем оправдать виновного; так как, хотя невиновный страдает, терпя

[кару] безвинно, не остаются без наказания ни в этой жизни, ни в вечной

виновники его осуждения и те, которые могли его спасти и из-за отсутствия

любви не спасли, но скорее постарались осудить его, чтобы он потерял

имущество, или из-за других целей, которые ведает Бог. Все ясно узрится в

день Суда, когда откроются пред миром добрые и злые дела и добрые и злые

помышления и намерения, побуждавшие к тем или иным поступкам, так что никто

не сможет утаиться или солгать, поскольку совесть каждого все

засвидетельствует при выходе души из тела и даже раньше выхода, и каждый

увидит, возможно ли его помилование, когда нельзя будет исправиться и

уврачеваться, и всем воздается за хорошие и дурные дела наши. Теперь, пока

живем, мы имеем время до смертного часа, который неведомо когда наступит,

так как никто не знает определенного срока. Оправдание виновного по закону

не опасно, если не было достаточных улик или по другим обстоятельствам,

встретившимся в процессе, так как оправдавший сделал то, что было должно,

стремясь иметь основание считаться хорошим христианином, да и законы этого

желают, склоняясь более к оправданию, чем к осуждению.

Хороший судья должен желать, чтобы обвиняемый не совершил проступка или

проступков, в которых его обвиняют, и беспристрастно стремиться узнать

правду. При сомнении он должен скорее оправдать, и по милости Божией может

статься, что обвиняемый, хотя являлся плохим христианином, но, будучи

оправдан за недоказанностью его проступка, станет потом очень хорошим

христианином. Если же он будет плохим, он не преминет заплатить за свое

злодеяние в этой жизни или в будущей, где его ждет более сильная кара, и

поэтому преступник не останется без наказания, хотя бы не было доказано

совершение им проступка. Однако, когда судья констатирует, что кто-либо

совершил злодеяние, и не накажет его, он грешит смертно, и в этом случае

происходят оскорбление Бога, гибель душ и большой ущерб для государства, так

как наказанием преступника многие вразумляются. Поэтому большая жестокость в

том, чтобы под предлогом милосердия не наказывать преступника строго, но

человеколюбиво, так как это становится причиной многих бедствий. Об этом

возникла на совещании продолжительная беседа. Мне было радостно

присутствовать при этом (сказал король Пруденциан), так как я надеюсь с

помощью Божией иметь успех во многом, а особенно в том, что касается

инквизиции, если судить по тому, что произошло на этом совещании, на мой

взгляд очень полезном для душ инквизиторов и узников, а также для моей, с

помощью Божией.

Пятый возникший вопрос состоял в следующем: необходимо определить, что

такое ересь, чтобы знать, за что осуждать, так как многие из инквизиторов,

хотя судили еретиков, не знают этого, потому что обычно они - канонисты.

Рассуждение об этом вопросе принадлежит богословам, которые рассмотрят, что

надо делать. Не было намерением ни папы, ни короля, чтобы исполнение этой

службы сводилось к осуждению за ересь тех, кто не был еретиком; в их

намерение входило через вразумление несведущих способствовать тому, чтобы

они не впадали в ересь. Если встретятся упорствующие в своих заблуждениях,

желающие отступить, и, будучи вразумляемы, не удалятся от заблуждений, пусть

они будут осуждены и наказаны по всей строгости закона и со всей

решительностью, как сказал король Пруденциан. Мне понравилось, что почти все

инквизиторы, присутствовавшие на совещании, изменились и дали понять этим

изменением, что они раньше поступали так только по принятым на себя

обязанностям. Тогда я сказал им (говорит король Пруденциан): пусть прошлое

исправится наилучшим образом, хотя во многом нет уже средства для

исправления; пусть отныне действуют с большим человеколюбием и

осмотрительностью - для славы Божией и для спасения душ, потому что теперь

после того, как нам стало все известно, на нас ляжет большая вина, и надо

опасаться наказания от Бога в этой жизни и в будущей, наказания вечными

муками тех, кто не исправится, пока есть время.

Шестой вопрос на этом совещании был: канонистом или богословом должен

быть инквизитор? Все согласно решили, что из двух инквизиторов один должен

быть канонистом, а другой богословом; из трех - двое богословами, а один

канонистом, - так как для того, чтобы определить, является ли проступок

ересью, нужен богослов, а канонист необходим для устройства процесса. Только

пусть донос принимается в присутствии богослова, так как он увидит, ересь ли

то, что донесено, или нет. Если это ересь, пусть принимают показание; если

же нет, пусть не заботятся об этом и сообщат доносчику правду, что

показанное им о ком-либо не есть ересь. Если нет и греха, надо растолковать:

то, что они желают сообщить, не только не ересь, но и не грех. Если есть

грех, пусть им скажут, что это грех, а не ересь, и по исповеди духовнику он

(как и прочие грехи) будет прощен Богом. Когда будут принимать признание

обвиняемого в ереси, пусть это происходит в присутствии богослова, потому

что он сумеет расспросить, чтобы узнать правду, еретик ли он или нет, а

канонист этого не сумеет, так как это не его специальность. Когда

понадобится осмотреть землю его округа, пусть едет богослов, так как он

сумеет в посещаемых местностях определить, содержат ли заблуждения, на

которые поступил донос, ересь или нет, и сможет приложить необходимые силы

для избавления малосведущих людей от заблуждений и ложных мнений. Если в

отсутствии инквизитора-богослова придут какие-нибудь доносчики, пусть

позовут богослова и при нем примут показания доносчиков, и он поступит так,

как поступил бы инквизитор-богослов. Побеседовав немного с богословом,

инквизитор-канонист будет осведомлен, что такое ересь и что такое грех.

Затем канонист будет в состоянии действовать так же, как богослов, если

только не встретится что-либо необычное. Решили, что в инквизиции больше

нужны богословы, чем канонисты, чтобы знать разницу между ересью и грехом;

пока этого нет, для вынесения приговора в процессах пусть их рассматривают

не только инквизиторы, но и несколько адвокатов, чтобы избежать ошибки

канонистов.

Поднят был седьмой вопрос: допустимо ли чувствовать неприязнь к

обращенным и лишать их должностей и санов, потому что они происходят от

поколения евреев? В этом вопросе было много разногласий, так как некоторые

из присутствовавших не желали разговаривать об этом предмете, потому что,

по-видимому, были враждебно настроены по отношению к людям этого

происхождения. Но в моем присутствии (сказал король Пруденциан) не

осмелились высказать словами свое настроение, и богословы взялись за

установление истины. Один из старейших сказал: есть правило не только у

богословов, но и у философов, что в тех вещах, которые не зависят от

человека, не допускается ни похвала, ни порицание, например, красив ли кто и

ловок или уродлив и неповоротлив, здоров ли всем существом или имеет

какие-либо недостатки, имеет ли он то или другое происхождение, дворянин,

крестьянин, новообращенный. Если бы зависело от человека выбирать по своей

воле, каждый выбрал бы то, что более в чести у людей, и поэтому, если бы

случилась ошибка или беда, он был бы виноват, поскольку мог поступить иначе,

но не сделал этого. Но так сотворил Бог, который не может ошибаться, имея

беспредельную мудрость, и не может делать зла, потому что обладает

величайшей благостью, и не сделал иначе не по бессилию, так как он всемогущ.

Поэтому нет вины в том, что один имеет одно происхождение, а другой другое.

Зачем же мы виним или имеем неприязнь к созданиям Божиим за то, что Бог

действовал в них по своей воле, мало ценим их, унижаем и бесчестим? Это грех

для христианина не судить хорошо о делах Божиих, и, как говорит св. Павел, у

Бога нет различия между иудеем и эллином, откуда бы они ни произошли, если

они хорошие христиане. Раньше мы любили и почитали обращенных в нашу святую

веру, от кого бы они ни произошли, и хорошо обращались с ними, потому что

они отошли от своих заблуждений к истине нашей веры, чтобы они радовались и

воодушевлялись быть лучше и не раскаивались бы в своем обращении, видя

дурное обхождение. Другие перестали обращаться, говоря: "Если я обращусь в

христианство, меня будут так же называть евреем или мавром, как и раньше; я

предпочитаю оставаться среди тех, которые меня почитают, чем среди тех,

которые дурно обходятся со мной за то, что я вошел в их общество". Отсюда

произошел большой вред для Церкви Божией. Поэтому на вопрос ответили, что

обратившиеся к нашей вере, какого бы они ни были происхождения, не должны ни

быть в унижении, если они добродетельны, ни лишаться должностей и санов,

если только не будут отрешены по закону. То же самое сказано было о детях и

внуках осужденных за преступление ереси, потому что они исключены, хотя

происходят от старинных христиан, от дворян и рыцарей, так как закон всех

равняет. Канонисты ответили, что мнение богословов согласно с каноническим

правом; что на этот случай имеется много текстов, которые дают то же

решение, что и богословы. Поэтому во всех делах те и другие равны, если они

добродетельны и хорошие христиане.

Возник восьмой вопрос: нужно ли вводить новшества в дела инквизиции?

Некоторые ответили отрицательно, потому что это показало бы, что в прошлом

вели дела нехорошо. Другие возразили, что следует иметь больше усердия и

больше уважения к служению Богу и спасению душ и к лучшему управлению делами

инквизиции, чем к мирской чести; если в чем-либо и когда-нибудь возможно

лучшее решение, то будет признаком мудрости оставить привычное ради более

полезного, лучшего и выгодного - тем более когда обнаруживается в прошлом

ущерб и надежда возлагается на перемену. В одеждах, в приготовлении пищи, в

приемах еды без всякого смущения и стыда мы оставляем прежние обычаи и

употребляем кажущиеся нам лучшими, тем более что сообразно различию эпох

следует изменять и человеческие законы. Возможно, что в прошедшие времена

то, что делалось, было полезно, а теперь не подходит. При замещении

инквизиторов богословами можно распорядиться так, чтобы они не отрешались от

исполняемых обязанностей, а при освобождении какой-либо должности

инквизитора назначать богословов, а пока они будут назначены в каждый

трибунал инквизиции, один будет богослов, а другой канонист. Где оба будут

канонистами, для принятия показаний доносчиков и признания обвиняемого пусть

берут в товарищи богослова, который научит их, как следует поступать.

Мало-помалу все устроится, и Господу нашему будет лучшее служение, и души

спасутся, и будут покинуты заблуждения христианства, и инквизиторы станут

поступать, как должно. После этих определений я сказал (говорит король

Пруденциан) великому инквизитору и всем бывшим на собрании: я желаю, чтобы

все живущие в моем царстве избавились от греха и стали хорошими христианами,

чтобы спастись и служить Богу, а не быть осужденными на потерю чести и

имущества. Так как дела инквизиции велись очень сурово, я думаю, что многие

не рискнули обнаружить заблуждения, в которые они впали; поэтому, мне

кажется, было бы хорошо многим очиститься от лежащего на них греха в три

срока по шестьдесят дней, как делалось вначале, когда появилась инквизиция.

Всех, кто добровольно объявит свою вину, пусть разрешат от ересей и

заблуждений, как бы они ни были велики и тяжки, наложив на них тайную

епитимью за их проступки так, чтобы они не были унижены и не лишились ничего

из своего имущества. Денежный штраф с них не должен превышать одного дуката.

А бедные и малоимущие должны быть отпущены с одной епитимьей, которую они

отбудут или у себя дома, или тайно в присутствии только секретаря и

инквизиторов в зале заседания трибунала. Таким образом, все совершившие

проступки ереси объявят свою вину, получат отпущение и будут в состоянии

служить Богу и спасти свои души. Великий инквизитор и все бывшие на

совещании отвечали, что это дело моего великого человеколюбия, очень

полезное для всего царства, благодаря чему искоренятся все обнаруженные

ереси и заблуждения. Каждому из кающихся предлагалось целительное средство

для спасения. Так делалось во всем царстве, и вследствие этого мое царство

стало чисто от ересей, заблуждений и суеверий.

С тех пор все делалось согласно постановлению совещания: во всех

тюрьмах устроены были капеллы, и в них ежедневно служили обедни,

исповедовали и причащали в Светлую седмицу, когда передавали осужденных в

руки светской власти, и, когда они пожелают, не говоря об этом, начальник

тюрьмы призывал их к духовнику. Узникам инквизиции открывали имена

свидетелей, они знали их и видели, как они присягали; обвиняемых и их

поверенных вызывали в суд, где их допрашивали с большой внимательностью,

совершили ли они проступки, в которых их обвиняют, зная, что они противны

нашей святой вере; их не осуждали за ереси, только налагали на них некоторую

епитимью и выпускали на свободу к себе домой. Со времени совещания впредь

все делалось в инквизиции, как было определено на совещании великого

инквизитора и всех инквизиторов и многих других ученых богословов,

канонистов и правоведов, находившихся на собрании. При таком порядке исчезли

все заблуждения в царстве, так как каждый был рад объявить свою вину, зная,

что с легкой епитимьей, без позора и без потери имущества и чести, его

разрешат от грехов. Все видели, с какой любовью и милосердием обращались с

ними и наставляли их истине относительно их заблуждений; все шли, утешенные

и довольные инквизиторами, и знали, что те бескорыстно заботятся только о

спасении их душ и об уничтожении заблуждений. Все они служат Богу, и это для

них самая большая награда или, лучше сказать, все богатства земли и неба

вместе, поскольку Бог сам попечется, пока мы живем, о всем необходимом в

этой жизни, а затем на Небе прославит нас, так что здесь и там нам нечего

больше желать. По прошествии нескольких дней почти нечего было делать во

всех трибуналах инквизиции, хотя постоянно имелись инквизиторы для

устрашения дурных людей, которые ничего не дерзали ни говорить, ни делать

против нашей святой веры. Таким образом дурные исправлялись страхом

наказания, а хорошие становились лучше, так как прилагали больше старания,

видя наказание преступников {Если бы не было инквизиторов, епископы

исполняли бы их обязанности, как в прежние века.}.

Я приказал также (говорит король Пруденциан), чтобы впредь инквизиторы

занимали должность до трех лет и чтобы они не возвращались к этой

деятельности там, где служили раньше, даже если были очень честны, пока не

пройдет двенадцать лет. Но если случится, что их назначат на службу в другие

города или городки, в этом не будет для них обиды, так как они могут быть

переведены из одного города в другой. Это кажется мне хорошим распоряжением,

так как судьи и инквизиторы будут настороже, видя, что принимают во

внимание, как они исполняют свою службу, и никто на службе не станет просить

их сделать что-либо дурное, зная, что они не вернутся к той же должности в

этот город или городок. Негоцианты будут иметь смелость просить их о своих

делах, зная, что они больше не судьи их. При всем этом я не беспечен и верю,

что, если понадобится приложить больше заботы, Бог научит меня для своей

славы и для спасения заблудших душ, чтобы мне исполнить свои обязанности по

служению ему.

Меня известили об одной вещи, от которой получается большой вред и

происходят пререкания в народе всего царства: когда конфискуется имущество

какого-либо осужденного, требуют [вернуть] приданое, которое он дал своим

дочерям, и переделяют наследство, отданное им при жизни. Так как мужья

видят, что у них отобрано приданое, они в отчаянии, что им нечем

поддерживать существование, особенно лица почтенные, скрываются и покидают

жен и разоренных детей или дурно обращаются с ними, видя, что потеряли

имущество, которое получили вместе с ними. Отсюда рождается много других

бедствий. Мне показалось, что лучше не разлучать вступивших в брак, чем

сочетать браком сирот, и лучше не делать нищими имеющих средства к жизни,

чем подавать милостыню неимущим. Также нет причины, чтобы те, кто вступил в

торговые сделки с осужденными, считая их принадлежащими к хорошим

христианам, потерпели ущерб, так как за ними нет никакой вины. Я приказал,

чтобы, когда конфискуется имущество осужденного за ересь, отчуждалась только

та часть, которой он владел в момент ареста, и чтобы из этого имущества были

погашены все долги его и уплачено приданое, обещанное им его сыновьям и

дочерям, потому что в то время, как другие лица вступали с ним в договоры,

они не могли этого знать. Поэтому я приказал, чтобы после осуждения

виновного были исполнены все договоры и соглашения так, как они были бы

исполнены, если бы он не был осужден; чтобы не требовали обратно приданого и

подарков, данных им своим дочерям и сыновьям; чтобы все договоры и дарения

имели законную силу, как будто он не был осужден. Я известил всех

инквизиторов, чтобы в случае какой-либо конфискации имущества они ничего не

предпринимали бы, не уведомив меня сначала о размере его имущества, о числе

сыновей и дочерей и о их положении, и о том, хорошие ли они христиане. Если

дети порядочны и добродетельны, они неповинны в проступках, совершенных

отцом или матерью, и нуждаются для своего существования в имуществе; мне

кажется, что будет великой милостью оставить им имущество для поддержания

существования, и почти всегда, когда имеются дети, я их награждаю имуществом

их отцов. Если имущество очень значительно, а их немного, я делю его им, и

они остаются довольны. Видя, что я ищу не временных выгод, а пользы духовной

и телесной, они питают ко мне любовь и, что бы ни делали, стараются мне

угодить и делают все по моему желанию; таким образом, они и я, мы живем

довольные друг другом, и Бог оказывает нам свое щедрое милосердие.

В инквизиции произошли серьезные изменения (говорит король Пруденциан)

из-за невозможности дурных поступков или подозрения в них. Инквизиторы и

чиновники инквизиции получали жалованье с конфискованного имущества или со

штрафов, налагаемых на виновных; поэтому многие подозревали, что они

назначали денежные штрафы в большом количестве, чтобы поддержать свои доходы

и не лишиться пенсий и жалований. Для уничтожения этого подозрения я

испросил папское бреве, которым в каждом кафедральном соборе две должности

каноников, как только они освободятся, будут отданы двум инквизиторам, а два

прихода в епархии - секретарям, причем инквизиторы и секретари, имеющие

каноникаты и приходы, будут пользоваться ежедневными раздачами, пребывая в

инквизиции в будни, а по воскресеньям и праздникам они обязаны служить

обедню и пребывать в своей церкви, как и другие каноники и священники. Если

они не будут делать этого, они потеряют раздачи, обычно получаемые в эти

дни. Лучшие из этих каноникатов будут отданы инквизиторам совета инквизиции,

а лучшие приходы - его секретарям. Когда двор находится в городе, они будут

обязаны служить обедню и пребывать там по воскресеньям и праздникам. Но если

двор не будет в том городе, где у них каноникаты и приходы, они получат

доход, хотя бы не были там в эти дни. Однако, во всяком случае, они обязаны

служить обедню в праздник Пасхи и в Святую неделю и пребывать эти дни в

своей церкви; а если их не будет там, они потеряют права на получение

дохода, раздаваемого в эти дни. Уничтожение повода говорить или делать

дурное принесло большую пользу, и благодеяния церкви распространились на

лиц, которые ей полезны, уничтожая заблуждения и научая истине нашей святой

католической веры".

Примечание. Эта копия снята с рукописного подлинника, который хранится

в научной библиотеке королевского дома св. Исидора в Мадриде, некогда

бывшего императорской коллегией иезуитов. Согласно заметке на полях этот том

принадлежал иезуиту по имени Энрикес. Нетрудно узнать, что не он составил

этот труд, потому что он написал на полях двенадцатой книги следующие слова:

"Автор этого произведения кажется подозрительным, если поразмыслить о

мнениях, которые он исповедует и предлагает относительно инквизиции". Я

предполагаю, что кардинал Хименес де Сиснерос, когда он был только еще

архиепископом Толедо, велел написать его по смерти королевы Изабеллы и до

своего назначения на должность главного инквизитора, потому что до тех пор

он не любил святого трибунала. Он переменил мнение, когда стал его главой.


‹› ХI ‹›


Указ инквизиторов, известный под именем указа о доносах. Его

прочитывают ежегодно после Евангелия за торжественной литургией в третье

воскресенье Великого поста, в одной из церквей города, где пребывает

трибунал святой инквизиции. Эта публикация оповещается накануне. На другой

день инквизиторы приходят в Церковь с большой торжественностью, в

сопровождении приспешников инквизиции. После литургии они возвращаются в дом

инквизиции. Я говорил о содержании этого указа в местах, указанных под

строкой {В томах 1, 2 на разных страницах.}. Однако мне показалось удобным

познакомить читателей с этим документом в целом виде, чтобы все могли лучше

убедиться в причудливости и жестокости судопроизводства в то время, когда

почти невозможно или, по крайней мере, очень редко можно было встретить

уроженца Испании, который был бы евреем, мавром, лютеранином, иллюминатом

или последователем одного из тех учений, которые в прежнюю эпоху послужили

мотивом или причиной подобных указов.


(Перевод с испанского)


"Мы, инквизиторы еретической испорченности и отступничества в

королевстве, архиепископстве Валенсии и епископствах Тортосы, Сегорбе,

Альбарасина и Теруэля, назначенные и уполномоченные апостольской властью и

проч. Всем гражданам и жителям, находящимся и пребывающим во всех городах,

городках и местечках нашего округа, какого бы состояния, положения, ранга и

сана они ни были, свободным и несвободным, каждому в отдельности и кому бы

то ни было из вас, до чьего сведения дошло бы содержание этого нашего указа

каким бы то ни было образом, [посылаем] приветствие о Господе нашем Иисусе

Христе, который есть истинное спасение, и нашим заповедям, которые поистине

именуются апостольскими, [повелеваем] повиноваться, соблюдать их и

исполнять. Мы оповещаем, что прокурор-фискал святой инквизиции представил

нам и доложил, чтобы нам было известно, что с некоторых пор во многих

городах, городках и местечках нами не производилось инквизиции и общей

ревизии, вследствие чего до нашего сведения не дошли некоторые проступки,

совершенные и учиненные против нашей святой католической веры, и остались

без наказания и кары; отсюда проистекли большой ущерб в служении нашему

Господу и вред для христианской религии, поэтому нам следует приказать и

произвести инквизицию и общую ревизию, прочтя об этом публичный указ и

наказав виновных; чтобы наша святая католическая вера возвеличилась и

расширилась. Мы, сочтя эту петицию справедливой, желая приложить усилия к

тому, что подобает служению нашему Господу Богу, повелеваем издать и издаем

настоящий указ вам и каждому из вас с тем расчетом, чтобы вы сказали и

объявили нам, если узнаете, или услышите, или увидите, или поймете из

разговора, что какой-нибудь человек или какие-нибудь люди, живые,

пребывающие здесь, отсутствующие, умершие, исполняли, говорили или верили в

некоторые убеждения или слова еретические, подозрительные, ошибочные,

безрассудные, непристойные, соблазнительные или богохульные против нашего

Господа Бога и его святой католической веры и против того, что содержит,

проповедует и чему учит наша святая мать римская Церковь.

Следует доложить, если вы знаете или слышали, что какое-либо лицо или

лица соблюдали субботы для почитания, соблюдения и послушания закону

Моисееву, одеваясь в чистую одежду или лучшие праздничные платья, постилая

на кровать чистые простыни для почитания означенной субботы; не зажигая огня

и не делая ничего другого, остерегаясь этого, пока длится пятница. Или кто

вымыл и очистил от сала мясо, приготовленное для пищи, кладя его в воду,

чтобы обескровить. Или кто вынул железы из задней части бараньей ноги или из

мяса другого животного. Или кто зарезал животных или птиц для приготовления

пищи, произнося известные слова, пробуя сначала нож ногтем, чтобы видеть, не

имеет ли он зазубрин, прикрывая кровь землей. Кто ел мясо Великим постом и в

другие запрещенные святой матерью-Церковью дни без нужды в этом, считая и

думая, что он может его есть без греха. Или кто соблюдал Великий пост,

называемый постом прощения, ходя в эти дни босиком. Или если они произносили

молитвы евреев и ночью просили взаимно прощения, причем отцы возлагали на

головы детей руки, не крестя их, ничего не говоря или произнося: будьте

благословенны Богом и мною, как повелевает закон Моисеев и требует его

обрядность. Если они постились в пост царицы Эсфири или в пост ребиам

{Такого слова нет в еврейском языке; разрушение храма отмечается постом в

девятый день месяца аба (тише бе-аб). В память двукратного падения

Иерусалима и разрушения храма (в первый раз халдеями в 586 году до нашей

эры, второй раз римлянами в 70 году нашей эры) установлен день для поста и

траура. "Пять бедствий обрушились на наших предков в девятое аба: произнесен

был божественный приговор над выходцами из Египта, чтобы они погибли все в

пустыне и не вступили в обетованную землю; разрушены были первый храм и

второй; взята была римлянами крепость Бетар (Бар-Кохбы) и вспахан был, как

поле, святой град". (Так говорится в Талмуде об этом еврейском

национально-траурном дне.) К этим пяти бедствиям позднейшая мартирология

евреев прибавила шестое: изгнание евреев из Испании, совершившееся в 1492

году также в день девятого аба. Естественно, что воспоминание об этом дне

пустило глубокие корни среди евреев, принимающих на веру точную дату всех

шести бедствий; отсюда обычай, сохранившийся в Польше, России, Румынии до

самых последних дней, отмечать этот день разными траурными признаками, между

прочим, не носить обуви и ходить босиком в течение всего дня. Этим

объясняется русское название девятого аба - "босины", слово, неверно

истолкованное В. И. Далем, а потом и академическим словарем русского языка,

как еврейский праздник, обряд омовения ног. (Примеч. ред.)}, который

называется постом разрушения святого храма, или соблюдали другие посты

евреев среди недели, в понедельник и в четверг, не принимая пищи в эти дни,

пока ночью не выступят звезды, и с ночи не вкушая мяса, моясь накануне дней

этих постов, остригая ногти и кончики волос на голове, сберегая или сжигая

их, произнося еврейские молитвы, поднимая и опуская голову, обернувшись

лицом к стене, перед произнесением их моя руки водой или песком, одеваясь в

костюмы из саржи, этамина или полотна, с нитями, висящими по концам с

узлами. Или они праздновали Пасху опресноков, начиная есть в эти дни латук,

сельдерей и другие овощи. Или праздновали праздник кущей, расстилая зеленые

ветви и украшения, вкушая и прощая друг друга. Или соблюдали праздник

светильников, зажигая свечи одну за другой до десяти часов вечера, а затем

принимаясь их гасить, произнося еврейские молитвы в эти дни. Или если

благословляли стол, по обычаю евреев, и пили кошерное вино. Или делали

бараху, беря в руку сосуд с вином, произнося над ним известные слова и давая

выпить каждому по глотку. Или если ели мясо, зарезанное рукой евреев, и ели

его за столом с ними и с их пищей. Или если читали псалмы Давида без малого

славословия. Или если ждали Мессию. Или говорили, что Мессия, обещанный в

законе Моисея, не пришел, но придет, и надеялись, что он избавит их от

пленения, в котором они, по их словам, находятся, и приведет их в

обетованную землю. Или если какая-нибудь женщина остерегалась в течение

сорока дней после родов ходить в храм, по обряду Моисеева закона. Или по

рождении младенцев обрезали их, или давали еврейские имена и так звали их.

Или стирали миро или мыли крещеным те места, которые были помазаны елеем и

миром. Или на седьмую ночь по рождении младенца ставили сосуд с водой, клали

в него золото, серебро, жемчуг, пшеницу, ячмень и другие предметы, и купали

младенца в этой воде, произнося известные слова. Или если некоторые вступали

в брак по еврейскому обряду. Или если делали руайя (ruaya) {Такого слова в

еврейском языке нет; вообще ряд описываемых здесь еврейских обычаев является

по-видимому плодом фантазии инквизиторов. (Примеч. ред.)}, что бывает, когда

кто-либо отправляется в дорогу. Или если они носили еврейские ладанки. Или

если, меся тесто, берут комок теста и сжигают его в виде жертвы. Или если,

когда умирающего поворачивают к стене, а мертвого обмывают теплой водой,

бреют бороду, подмышки и другие части тела, надевая на него новое белье,

кальсоны и сорочку, кладя сверху сложенный плащ, под голову подушку с

невспаханной землей или в рот монету или другую драгоценную вещь. Или

причитают над ним, или разливают воду из кувшинов и кружек в доме покойного

и в соседних домах по еврейскому обряду, вкушая на земле за дверями рыбу и

маслины, а не мясо для выражения печали по умершему, не выходя из дому в

течение года, по правилам Моисеева закона. Или если они хоронят их в

невспаханной земле или на еврейском кладбище. Или если кто-либо обратился в

еврейство. Или если кто-нибудь сказал, что закон Моисеев так же хорош, как

закон нашего искупителя Иисуса Христа.

Или если знаете или слышали, что некоторые лица говорили и утверждали,

что вера Магомета хороша; что нет другой для вступления в рай; что Иисус

Христос не Бог, а пророк; что он не родился от нашей Владычицы, которая до

рождества и в рождестве и по рождестве пребывала девой. Или что они

исполняли некоторые обряды и церемонии магометанской религии, соблюдая ее

правила. Если, например, они чтили пятницы, как праздники, вкушая в них

мясо, или в другие запрещенные святою матерью-Церковью дни, говоря, что это

не грех, одеваясь в эти пятницы в чистые сорочки и другие праздничные

платья. Или резали птиц, скот или что другое, всаживая нож, оставляя острие

в голове, повертывая лицо кибле {Кибла (по-русски чаще - кыбла) значит

встречное направление, а отсюда - место, к которому мусульмане обращаются

лицом во время молитвы (к Мекке). (Примеч. ред.)}, то есть к востоку, говоря

Vizmelea {По-видимому, следует читать "bism Allah", так называется у

мусульман бенедикция при резке скота. Значат эти слова - "во имя Аллаха".

(Примеч. ред.)} и связывая ноги животным. Или что они не едят никаких птиц,

зарезанных рукою женщины, не желая, чтобы их убивали женщины, так как это

запрещено религией Магомета. Или что они обрезали своих детей, давая им

мавританские имена и называя их так. Или что они называли себя именами

мавров; или что они довольны, если их так зовут. Или они сказали, что нет

Бога, кроме Бога, и Магомет Пророк Его. Или они клялись кыблой, или

произносили "Alaymincula" {Графически это слово следует изображать так:

"alayman kullana" и значит оно - "клятвами всеми". Долгое a здесь передается

через "i, a k через c, а конечные три буквы изображены одной буквой а.

(Примеч. ред.)}, что значит - всеми клятвами. Или они постились в пост

romada {Следует писать "Romadan" - месяц поста. (Примеч. ред.)}, соблюдая

свою Пасху, подавая бедным милостыню, не принимая пищи и питья во весь день,

пока ночью взойдет el cahor {"El cahor" следует писать "as-sahr" - заря,

рассвет, еда перед рассветом в месяц рамазан. (Примеч. ред.)}, вкушая тогда

мясо или кто что пожелает. Или они устраивали пирушку, поднимаясь по утрам

до принятия пищи и после еды моя рот и ложась в постель. Или они делали el

Guadoc {Следует писать "el wudu", то есть омовение (ритуальное); здесь w

передано через gu; непонятна буква с в конце слова "диадос". (Примеч.

ред.)}, моя руки от ладони до локтя, лицо, рот, ноздри, уши, ноги и

детородные части. Или творили el Cala {По-видимому, речь идет о пятикратном

ежедневном совершении мусульманского богослужения as-Salah, по-русски иногда

передается через "залат". (Примеч. ред.)}, повернув лицо к кыбле, ставши на

циновку или на ковер, поднимая и опуская голову, произнося известные слова

по-арабски, читая молитву андулилей {Нужно писать не "andululey", a "audu

billahi" - "прибегаю к Аллаху (ищу защиты от сатаны)" - молитвенная формула.

(Примеч. ред.)}, колуа, лагуахат {Следует писать не "colhua, у languhat", a

"kulhuwa-llahu ahad" - "скажи - он Аллах единый", - начало 112-й суры

Корана, часто читаемой как молитва. Здесь ошибочно слова одной фразы разбиты

запятой и союзом. (Примеч. ред.)} и другие молитвы мавров. Или совершали

празднество барана, представляя его умершим, сделав сначала гвадок. Или они

вступали в брак по обряду и обычаю мавров. Или пели песни мавров, устраивали

танцы и празднества с запрещенными инструментами. Или соблюдали пять

заповедей {Пять заповедей (пунктов) таковы: 1) признание единого Бога и

Магомета его посланником; 2) ритуал богослужения (залат); 3) милостыня

(цакат); 4) пост; 5) паломничество к гробу Господню (Кааба в Мекке).

(Примеч. ред.)} Магомета. Или возлагали на себя, на своих детей или на

других лиц хансу {Hanca - нужно hamsa, пятерня (изображение руки Фатимы,

дочери Магомета, которому придается значение талисмана). (Примеч. ред.)}, то

есть руку, в воспоминание о пяти заповедях. Или обмывали умерших, надевали

на них новое белье, хоронили их в невспаханной земле, в рыхлых могилах,

кладя их боком, с камнем в головах, ставя в могилу зеленые ветви, мед,

молоко и другие яства. Или взывали и призывали Магомета для своих нужд,

называя его Пророком и посланником Божиим. Или говорили, что первым храмом

Божиим является храм в Мекке, где, по их словам, погребен Магомет. Или

говорили, что они крестились, не приняв нашу святую католическую веру. Или

говорили, что блаженство получили их отцы и предки, умершие маврами или

евреями. Или говорили, что мавр спасается своей религией и еврей своим

законом. Или если кто-нибудь отправился в варварские владения и отрекся от

нашей святой католической веры, или отбыл в другие страны и места из этих

"королевств, чтобы вернуться к магометанству или иудаизму. Или совершали

другие обряды и церемонии мавров.

Или если вы знаете или слышали, что кто-либо говорил, утверждал и

думал, что лживая и вредная секта Мартина Лютера и его последователей

хороша. Или считали верными и одобряли некоторые его мнения, говоря, что не

нужно исповеди перед священником, что достаточно исповедаться одному Богу.

Что ни папа, ни священники не имеют власти отпускать грехи. Что в освященной

гостии нет истинного тела Господа нашего Иисуса Христа. Что не надо молиться

святым. Что не надо иметь икон в церквах. Что нет чистилища. Что не надо

молиться за усопших. Что не нужно [добрых] дел, достаточно для спасения веры

и крещения. Что каждый может исповедовать и причащать друг друга хлебом и

вином. Что папа не имеет власти раздавать индульгенции, отпущения, буллы.

Что клирики, монахи и монахини могут вступать в брак. Что не надо ни

монахов, ни монахинь, ни монастырей и следует оставить монашеские обряды.

Что Бог не устраивал и не устанавливал монашества. Что брак есть лучшее и

более совершенное состояние, чем монашество клириков. Что нет других

праздников, кроме воскресных дней. Что не грех есть мясо по пятницам, в

Великий пост и в дни воздержания, потому что нет ни одного запретного дня.

Или что они поддерживали и считали верным то или другое мнение Мартина

Лютера и его последователей. Или выехали из этих королевств, чтобы стать

лютеранами.

Или если вы знаете или слышали, что какие-либо лица, живые или умершие,

говорили и утверждали, что хороша секта иллюминатов или квиетистов. В

частности, что духовная молитва есть божественное предписание и что в ней

заключается все остальное. Что молитва есть таинство внешнее. Что духовная

молитва имеет ценность. Что устная молитва мало значит. Что рабы Божий не

должны работать и заниматься мирскими делами. Что не следует повиноваться ни

епископу, ни священнику, ни настоятелю, если он прикажет такое, что мешает

часам духовной молитвы и созерцания. Или плохо отзывались о таинстве брака.

Что никто не может знать тайны добродетели, если он не будет учиться у

проповедующих эту вредную теорию. Что никто не может спастись без молитвы,

которую творят эти учителя, не исповедуясь им вообще. Что состояние

возбуждения, дрожь и обмороки, случающиеся с ними, суть знамения любви

Божией и что через них познается, что они в благодати и получили Духа

Святого. Что совершенные не имеют нужды в творении добрых дел. Что можно

видеть в этом состоянии сущность Божию и тайну Троицы, если достигнуть

известной степени совершенства. Что Дух Святой непосредственно управляет

теми, кто так живет. Что только надо следовать внутреннему движению или

вдохновению, чтобы начать или перестать действовать. Что во время возношения

святейшего таинства по обряду и необходимой церемонии следует закрывать

глаза. Что кто-либо говорил и утверждал, что достигшие известной степени

совершенства не могут видеть святых икон, слушать проповедей и слова Божия,

и поддерживали другие пункты этого вредного учения.

Или если вы знаете или слышали о каких-либо других ересях, в

особенности что нет ни рая для прославления добрых, ни ада для злых. Что

есть только рождение и смерть. Или некоторые еретические богохульства, как,

например, не верю, не доверяю, отрицаю - против нашего Господа Бога, девства

и чистоты Владычицы нашей Девы Марии или против святых мужей и жен,

прославленных на небе. Или что имеют или имели приближенных духов, взывали к

бесам и чертили круги; или спрашивали их и надеялись получить от них ответ.

Или были колдунами и колдуньями; или заключили тайный или явный договор с

дьяволом, смешивая для этого священные вещи с мирскими, приписывая созданию

то, что принадлежит одному Создателю. Или что кто-нибудь, будучи клириком

или посвященным или постриженным монахом, женился. Или что кто-либо, не имея

степени священства, служил обедню и совершал какие-либо из таинств нашей

святой матери-Церкви. Или что какой-либо духовник или духовники, клирики,

монахи, какого бы ни были они состояния, сана и положения, при таинстве

исповеди, или раньше, или непосредственно после нее, по случаю исповеди, под

предлогом и видимостью ее, хотя бы в действительности не производили

исповеди, или хотя бы вне случая исповеди, но находясь в исповедальне или в

каком-либо другом месте, где происходит исповедь и которое предназначено и

указано для этого, - обманув и давши понять, что они будут исповеданы, или

слушая исповедь, побуждали или покушались побуждать некоторых особ,

подстрекая и вызывая их на постыдные и бесчестные поступки, как с

духовником, так и с другими, или имели с исповедницами неприличные и

бесчестные разговоры. Мы увещеваем и повелеваем всем духовникам, чтобы они

внушали исповедницам, о которых знают, что они были совращаемы таким

образом, обязанность доносить святой инквизиции на совратителей, которая в

частности ведает расследованием этого проступка. Или если кто-либо вступил в

брак вторично или многократно при живой жене или живом муже. Или что

кто-либо говорил и утверждал, что простой блуд или ростовщичество, или

лихоимство, или клятвопреступление не есть грех. Или что лучше жить во

внебрачном сожительстве, чем в браке. Или что хулили и бросали святые иконы

и кресты. Или что кто-либо не верил в члены веры или в чем-либо сомневался

относительно их. Или в течение года и больше оставался без причастия, или

кто презирал и считал за ничто кары святой матери-Церкви, делая или говоря

что-либо противное ей. Или если вы знаете или слышали, что кто-либо под

предлогом астрологии и чтобы узнать по звездам и их расположению, по чертам

и линиям рук или другим каким способом, образом, искусством или иными

средствами, отмечает и возвещает будущее, зависящее от свободы и свободной

воли человека, или неожиданные случаи, которые должны произойти, или

исполнившееся и совершившееся в прошлом тайно и свободно, говоря, утверждая

и давая понять, что существуют правила, искусство, наука для познания

подобных вещей. Или что они берутся за вопросы и советы, тогда как все в

этих делах лживо, тщетно и суеверно, и тем наносят ущерб нашей религии и

вносят смущение в христианский мир. Или если вы знаете или слышали, что

некоторые лица имели у себя книги секты Мартина Лютера и других еретиков,

или Коран и другие книги религии Магомета, или Библии на кастильском языке

или другие книги, осужденные и запрещенные цензурой и каталогами святого

трибунала инквизиции. Или что некоторые лица, не исполнив своего

обязательства, стали говорить и объявлять, что знают. Или слышали, или

говорили, или убеждали других, чтобы они не объявляли. Или подкупали

свидетелей для ложного опорочения тех, кто дал показания святому трибуналу.

Или что кто-либо дал ложные показания против других лиц, чтобы причинить им

зло и вред и запятнать их честь. Или что они укрывали, принимали и

покровительствовали еретикам, оказывая им поддержку и помощь, пряча и

скрывая их и их имущество. Или что чинили те или иные препятствия свободному

и правильному действию святой инквизиции, ее чиновников и служащих. Или

сняли и заставили снять некоторые санбенито с тех мест, где они были

помещены святым трибуналом, или поместили другие. Или что примиренные и

подвергшиеся епитимьям со стороны инквизиции не соблюли и не исполнили

наложенных на них штрафов и епитимий. Или если перестали носить публично

платье примиренных поверх своей одежды. Или что некоторые примиренные или

понесшие епитимью говорили, что то, в чем они признались в святой

инквизиции, как относительно себя, так и относительно других лиц, неправда,

и они этого не совершали и не делали, и что они говорили это из страха или

по другим причинам. Или что они раскрыли тайну, которая была им поручена в

святом трибунале. Или что кто-либо говорил, что релаксированные инквизицией

были осуждены безвинно и умерли мучениками. Или что кто-либо из примиренных

или детей и внуков осужденных за проступок и преступление ереси пользовался

и пользуется общественной службой и почетом, хотя это воспрещено уголовным

правом, законами и постановлениями этих королевств или инструкциями святого

трибунала. Или что сделались клириками. Или что имеют какой-либо церковный

или светский сан и его отличия. Или носили запрещенные предметы, как,

например, оружие, шелк, золото, серебро, кораллы, жемчуг, камлот, тонкое

сукно, или ездили верхом на лошади.

Или если вы знаете или слышали, что кто-нибудь дал, продал, подарил или

собирается дать, продать, подарить лошадей, оружие, военные припасы и

провиант неверным, еретикам или лютеранам, или что через их посредство они

приобрели это каким-либо образом; или что для этой цели они переправили или

помогли переправить или хотят переправить лошадей, военные припасы и

провиант через проходы и порты в Беарн, Францию, Гасконь и другие страны;

или продавали и покупали их, или продадут или купят их впредь; или

способствуют и помогают этому. Против их и тех, кто это знал и не объявил,

будет вестись процесс согласно опубликованным указам святого трибунала, по

всей строгости закона, как против пособников еретиков.

Или если вы знаете или слышали, что кто-либо носил с собой освященные

дары, тайно украв их или взяв их силой, думая, что при ношении их он не

может получить вреда ни от кого или умереть насильственной смертью, совершая

благодаря этому обстоятельству и отваге тяжкие и ужасные проступки. Или если

какой-либо священник или другое лицо дал эти святые дары, чтобы он носил их

с собой и для других дел.

Или если вы узнаете, или увидите, или услышите о ком-либо, что он

совершил гнусное преступление содомии.

Или если вы знаете, что во владении какого-либо писца или секретаря,

или другого лица находятся некоторые процессы, акты, доносы, информации,

улики, касающиеся преступлений, отмеченных в этом нашем указе. И если вы

увидите или услышите, что кто-либо удерживает или владеет некоторым

имуществом, конфискованным инквизицией, или каким-либо образом имеет

отношение к нему.

Поэтому настоящим указом мы убеждаем, увещеваем и просим, в силу

святого послушания и в силу верховного отлучения от Церкви в полном объеме,

после трех канонических увещаний (latae sententiae, trina canonica monitione

praemisa), повелеваем всем и каждому из вас, если узнаете или предположите,

или увидите, или услышите, что кто-либо сделал, сказал, поддерживал или

утверждал что-нибудь из вышесказанного и объявленного или что-либо другое

против нашей святой католической веры и того, что содержит, проповедует и

чему учит наша святая мать-Церковь римская, как о живых, пребывающих или

отсутствующих, так и о умерших, не сообщая об этом никому (потому что так

подобает), лично приходить и являться к нам, чтобы сказать и заявить, в

течение первых следующих шести дней после того, как этот наш указ будет

прочтен и опубликован, или как только узнаете о нем каким-либо образом. Мы

предупреждаем вас, что по прошествии означенного срока, если вы не исполните

этого, вы навлечете на себя вышеназванные кары и церковные наказания, и мы

будем вести процесс против мятежников и ослушников, против лиц, которые

злонамеренно умалчивают и скрывают эти вещи и дурно думают о делах нашей

святой католической веры и о наказаниях церковных. И так как разрешение

преступления и проступка ереси исключительно предоставлено нам, мы

повелеваем, под страхом той же кары, всем и каждому духовникам, клирикам и

монахам, не разрешать никого, кто окажется в этом виновным, не сказав и не

заявив святому трибуналу того, что от него узнают или услышат, прежде чем

отошлют его к нам, чтобы была узнана и удостоверена истина, злые были

наказаны, добрые и верные христиане были известны и почтены, и наша святая

католическая вера усилилась и возвеличилась. Чтобы все вышесказанное дошло

до сведения всех и никто не мог отговариваться незнанием, ныне повелевается

опубликовать этот указ. Дан в…".