Глава XV
ПРОЦЕССЫ, ВОЗБУЖДЕННЫЕ ИНКВИЗИЦИЕЙ ПРОТИВ КОЛДУНОВ,
ЧЕРНОКНИЖНИКОВ, ВОЛШЕБНИКОВ, НЕКРОМАНТОВ И ДР.
Статья первая
КОЛДУНЫ НАВАРРЫ, БИСКАЙИ И АРАГОНАI. Во время службы главного инквизитора Альфонсо Манрике инквизиция
занялась множеством дел своего ведения, в частности делами колдунов, о
которых я не могу не упомянуть здесь.
II. Папа Адриан VI (который раньше был главным инквизитором Испании)
велел опубликовать 20 июля 1523 года буллу, в которой говорил, что со
времени его предшественника Юлия II, то есть с 1503 до 1513 года, в
Ломбардии [637] открыли секту, крайне многочисленную, приверженцы коей
отрекались от христианской веры, попирая ногами и оскорбляя крест,
злоупотребляя таинствами и сопровождающими их обрядами, особенно
евхаристией. Эти сектанты признавали дьявола своим господином и
покровителем; они обещали ему покорность и воздавали особенное служение. Они
насылали болезни на животных и вредили плодам земли своими заклинаниями,
чарами и другими преступными суевериями. Подчиненные власти демона, они
совершали по его подстрекательству множество других преступлений. Когда
инквизитор принялся их арестовывать и предавать суду, церковные и светские
судьи этому воспротивились. Это побудило папу Юлия II заявить, что
расследование преступлений этого рода должно принадлежать инквизиции, как
дела о других ересях. Вследствие этого Адриан VI напоминал различным
инквизициям их права на этот счет и обязанности, которые они должны
исполнять.
III. В Испании не было надобности в этой булле, так как инквизиторы
Арагона расследовали все относящееся к магии, колдовству, некромантии и
другим суевериям со времени понтификата Иоанна XXII [638]. Поэтому арагонцы
просили Фердинанда V [639] (во время собрания кортесов в Монсоне в 1512
году), чтобы во всех делах, возникающих по преступлению некромантии,
полномочия инквизиторов ограничивались случаями, определенными буллою папы
Иоанна XXII Super illius specula.
IV. Поклонники демона так же древни в мире, как мнение философов,
которые предположили бытие двух вечных начал сущего, противоположных друг
другу и занятых сохранением и управлением вселенной. Одно - начало добра,
которое персы признавали под именем Ормузда; другое - начало зла, или Ариман
[640]. Современные атеисты упрекают христиан в том, что они служат двум этим
божествам: первому, которого мы называем Богом, для получения блага;
второму, которого мы называем дьяволом, демоном, сатаною или Люцифером
[641], для того чтобы он не причинял зла. Они прибавляют: хотя в своем
спекулятивном богословии христиане отказывают второму в божественном
происхождении и могуществе, однако почитают его на деле, доказывая
своеобразными деяниями испытываемый христианами страх перед ним. Раз учение
о двух началах появилось в мире, во все времена находились извращенные люди,
которые поклонялись демону [642]. Но совершенная ложь, чтобы католики
когда-либо это делали, так как все признают ересью верить и исповедывать,
что демон равен Богу и что он участвовал в творении мира.
V. Мне кажется не менее нелепым предположение, будто люди, открытые в
Ломбардии при Юлии II, следовали такому пониманию, вопреки свидетельству
инквизиторов, уверявших в этом. Легко обмануться на этот счет, и часто
мнимые поклонники демона не что иное, как люди дурного поведения,
преступление коих ограничивается суеверной практикой, в которой укоряли
колдунов, чернокнижников и волшебников. Я очень далек от того, чтобы
приписывать им действия, в которых упрекает их народ, хотя свидетели дерзали
иногда удостоверять это, а обвиняемые сознавались перед инквизицией. Здравый
смысл предписывает остерегаться заблуждений, окружающих подобный сюжет. Мне
кажется, что первыми жертвами обмана в деле колдовства являются сами колдуны
и чернокнижники; поэтому нечего удивляться, что другие были этим обмануты.
Некоторые шарлатаны не обманываются иллюзией. Но так как цель их состоит во
внушении к себе почтения, они притворяются, что исполняют, видят и знают то,
чего они не делают, не видят и не знают. Достоверно, что по мере
распространения просвещения в мире уменьшилось число шарлатанов, так что в
настоящее время никто, даже среди народа, не доверяет их басням. Можно
отметить, что эти мнимые агенты дьявола чаще встречались среди женщин, чем
среди мужчин. Это не должно изумлять, если принять во внимание слабость их
пола. Я замечу также, что эта склонность более заурядна среди женщин старых,
безобразных, жалких и происходящих из низшего класса народа, как будто
демону было противно иметь дело с юными созданиями, увлекающими своим
происхождением, богатством и красотой.
VI. Как бы то ни было, калаорская инквизиция сожгла, кажется, более
тридцати женщин как ведьм и чернокнижниц. Эта казнь произошла в 1507 году. В
1527 году в Наварре открыли множество женщин, практиковавших колдовство. Дом
Пруденте де Сандовал [643], бенедиктинский монах, епископ Туи, а затем
Памплоны, рассказывает в своей Истории Карла V, что две девочки, одна
одиннадцати лет, другая девяти, сами себя обвинили как колдуньи перед
членами королевского совета Наварры. Они признались, что вступили в секту
хоргин (jorguinas), то есть колдуний, и брались открыть всех женщин,
состоявших в ней, если им будет дано помилование. Когда судьи обещали это,
девочки заявили, что им стоит увидать чей-либо левый глаз, и они могут
сказать, колдунья эта женщина или нет. Они указали место, где можно было
найти множество этих женщин и где происходили их сборища. Совет поручил
комиссару отправиться в эти места с двумя девочками в сопровождении
пятидесяти всадников. Подъезжая к каждому местечку или деревне, запирали
двух девочек в два отдельных дома, справлялись у властей, не было ли лиц,
заподозренных в магии, приводили их в эти два дома и предъявляли двум
девочкам, чтобы испытать указанный ими способ. В результате испытания
женщины, отмеченные девочками как колдуньи, оказались действительно
таковыми. Оказавшись в заключении, эти женщины заявили, что их более
полутораста. Они рассказали, что женщине, появлявшейся для вступления в их
сообщество, назначали, если она достигла половой зрелости, красивого и
сильного юношу, с которым она вступала в половое общение. Ее заставляли
отрекаться от Иисуса Христа и веры. В день церемонии среди круга появлялся
совсем черный козел, несколько раз обходивший по окружности. Едва раздавался
его хриплый голос, все колдуньи сбегались и бросались плясать при этом шуме,
похожем на трубный звук. Все они целовали козла в зад и затем устраивали
пирушку из хлеба, вина и сыра. По окончании пирушки каждая из женщин
любилась со своим соседом, превращенным в козла, а потом, натерши тело
экскрементами жабы, ворона и разных пресмыкающихся, они улетали по воздуху в
те места, которым они намеревались вредить. По их собственному признанию,
они отравляли ядом трех или четырех человек, повинуясь приказаниям сатаны,
который вводил их в дома, открывая им окна и двери и запирая их по
совершении "порчи". У них ночью накануне Пасхи и великих годичных праздников
происходили общие собрания, на которых они совершали множество вещей,
противных чести и религии. Присутствуя на мессе, они видели гостию черной;
если они хотели отказаться от своих дьявольских навыков, она являлась им в
своем естественном виде.
VII. Историк, рассказ которого я привожу, прибавляет, что комиссар,
желая увериться в истине фактов на собственном опыте, призвал одну старую
колдунью, обещал ей помилование на условии, что она покажет перед ним все
свои колдовские действия и ускользнет, если может, во время своего занятия.
Старуха согласилась на предложение, попросила найденную при ней коробочку с
мазью и вошла с комиссаром на башню, поместившись вместе с ним перед окном.
Она начала, на виду у множества лиц, накладывать мазь на ладонь левой руки,
на кисть, на сустав локтя, в подмышку, в пах и на левый бок. Затем она
спросила громко: "Здесь ли ты?" Все зрители слышали в воздухе голос,
отвечавший: "Да, я здесь". Тогда женщина начала спускаться вниз с башни,
головою вниз, пользуясь ногами и руками на манер ящериц. Дойдя до половины
высоты, она полетела по воздуху на глазах у присутствующих, которые
перестали ее видеть только тогда, когда она скрылась за горизонтом. Это
чрезвычайное происшествие повергло всех в удивление, и комиссар объявил во
всеуслышание, что он даст значительную сумму денег тому, кто приведет к нему
эту колдунью обратно. Через два дня ему передали, что она задержана
пастухами. Комиссар спросил ее, почему она не улетела дальше, чтобы
ускользнуть от искавших ее. На это она отвечала, что господин не захотел
переносить ее на расстояние больше трех миль и покинул на поле, где ее и
нашли пастухи {Сандовал. История Карла V. Кн. 16. п. 16.}.
VIII. Когда светский судья высказался по делу о полутораста колдуньях,
они были выданы инквизиции Эстельи. Ни мазь, ни дьявол не могли дать им
крыльев, чтобы улететь от двухсот ударов кнута и нескольких годов тюремного
заключения, которым они были подвергнуты {Инквизиция Эстельи существовала до
тех пор, пока вся Наварра была подчинена юрисдикции инквизиции Калаоры;
[644] впоследствии этот трибунал был перенесен в Логроньо.}.
IX. Как бы ни был важен авторитет епископа Памплоны, я никогда не
поверю ни движению колдуньи вдоль башни, ни ее полету в пространство,
насколько хватает глаз. Я согласен, что было очень много процессов, в
которых арестованные за это преступление признавались в совершении этих
полетов и в вещах, еще более изумительных. Но я твердо верю, что их разум
был поврежден силою иллюзии и что это умственное расстройство придавало
реальность картинам, рисовавшимся в воображении. Печальное состояние
человека, суетность которого искажает факты в ущерб собственному покою и
находит меньшее зло в казни мученичества, чем в смиренном сознании своих
заблуждений.
X. Преступления, о которых я только что говорил, до такой степени
увеличились в провинции Бискайя, что Карл V был принужден внести
оздоровление. Разумно убежденный, что невежество, в котором служители культа
оставляли народ, было одной из главных причин этих преступлений, он
предписал епископу Калаоры и провинциалам доминиканских и францисканских
монахов в декабре 1527 года набрать в их братствах большое число способных
проповедников, чтобы преподать народу христианское учение и религиозные
догматы по этому предмету. Но где можно было найти слуг Евангелия, могущих
доказать легковерным умам, что в действиях колдунов существует одна иллюзия?
Достигшие репутации ученых сами верили, как чародеи, в реальность этих
воображаемых фактов.
XI. В это время брат Мартин де Кастаньяга, францисканский монах,
составил на испанском языке книгу под заглавием Трактат о суевериях и чарах.
Я читал этот труд и признаюсь, что (если изъять несколько статей, где он
показывает себя слишком легковерным), по моему мнению, было бы трудно даже
теперь написать с большей умеренностью, рассудительностью и мудростью.
Епископ Калаоры дом Альфонсо де Кастилья, прочтя этот трактат, велел его
напечатать в формате четвертки и разослал приходским священникам своей
епархии с пастырским наставлением 24 июля 1529 года. Он говорил, что
"Испания до сих пор нуждалась в произведении подобного рода, важность коего
неоспорима, если припомнить, что много духовных и других заслуженных лиц
было предано суду и приговорено к различным епитимьям трибуналом инквизиции,
потому что они не были достаточно просвещены насчет суеверий, относительно
коих самые ученые люди не были согласны".
XII. На самом деле, помнят еще в Калаорской епархии о приходском
священнике Барготы, деревни, соседней с Вианой. Среди чудес его истории
рассказывают, что в то время, как он усиленно занимался колдовством в
местности Риоха в Наварре, ему захотелось совершить в несколько минут
большие путешествия; что он видел знаменитые войны Фердинанда V в Италии,
несколько войн Карла V и никогда не упускал случая оповестить в тот же день
или даже накануне в Логроньо и Виане о только что одержанных победах, что
всегда подтверждалось донесениями и депешами курьеров. Прибавляют, что
однажды он обманул своего демона, чтобы спасти жизнь папе Александру VI
[645] или папе Юлию II. Согласно неизданным частным мемуарам папа
поддерживал скандальные сношения с одной дамой, муж которой занимал крупную
должность у него и не осмеливался, следовательно, открыто жаловаться. Среди
кардиналов и епископов были родственники его жены и члены семейства. Он, не
оставляя желания отомстить за свою честь, вместе с несколькими доверенными
лицами организовал заговор против жизни папы. Дьявол сообщил священнику, что
папа умрет в эту самую ночь насильственной смертью. Священник решил помешать
покушению и, ничего не говоря о своем намерении демону, предложил перенести
себя в Рим, чтобы услыхать извещение об этой смерти, присутствовать при
погребении папы и быть свидетелем того, что будут говорить о заговоре. Он
прибыл со своим демоном в столицу христианского мира, лично явился в папский
дворец, где после многих затруднений достиг того, что его ввели к папе как
имеющего сообщить о весьма неотложных делах, которые он может открыть только
самому папе. Священник рассказал папе все происшедшее между ним и дьяволом и
в благодарность получил отпущение цензур, которые навлек на себя, причем дал
обещание прервать навсегда общение с демоном. Приходский священник Барготы
был затем предан в руки инквизиторов Логроньо лишь для соблюдения
формальности, оправдан и выпущен на свободу. Пусть верит иудей Апелла! [646]
ХIII. Сарагосская инквизиция также судила нескольких колдуний,
составлявших часть сообщества наваррских ведьм или посланных в Арагон для
насаждения там своего учения. Они признались в магии и колдовстве. Я не имею
нужды говорить, что инквизиторы полагались на простые слухи и показания
свидетелей, которые сами не видали колдуний, но только слышали разговоры об
их действиях. Их признания нисколько не отвечали ожиданию судей, которые, со
своей стороны, остерегались верить искренности их раскаяния. Окончательный
приговор был постановлен в 1536 году. Инквизиторы, епископ и юрисконсульты
не были в согласии.
Большинство голосовало за смерть колдуний, другие подали голос за
примирение с Церковью и вечное заключение в тюрьме. При этом различии
голосов ничего другого не оставалось делать, как послать документы процесса
в верховный совет и ожидать с его стороны заключения, если хотели
сообразоваться с обычаями и предписанием уставов. Но подобный шаг не мог
прийтись по вкусу провинциальным трибуналам, чувствовавшим, как важно для
них обладать неограниченной властью над жизнью, честью и имуществом людей.
Таким образом, решение жестокого большинства одержало верх для торжества
сострадания и кротости святой инквизиции. Меньшинство отказалось от своего
мнения в уважение мнения большинства, так что кара измождения плоти [647]
была постановлена единогласно, причем не было исполнено ни одной
формальности, какую следовало соблюдать в подобном случае из уважения к
указам. Несчастные женщины погибли посреди пламени. Верховный совет был
осведомлен одним из его членов, который узнал об этом от одного из
сарагосских инквизиторов. Недовольный таким формальным нарушением статутов
инквизиции, совет отправил 23 марта 1536 года во все трибуналы циркуляр, в
котором говорилось, что сарагосский трибунал не исполнил своего долга, так
как, констатировав разногласие, не позаботился спросить заключение совета и
для получения единогласия пустил в ход инсинуации в отношении разномыслящих
судей. К сожалению, эти жалобы и категорический декрет, напоминавший
подчиненным трибуналам о формальностях, которые они должны выполнять, не
вернули жизни жертвам, и инквизиторы должны были чувствовать удовлетворение
оттого, что с пользой для себя посоветовали меньшинству отречься от своего
мнения и показать пример самой пагубной слабости.
XIV. Мы видели, что совет (в ответе от 12 июня 1537 года на запрос
толедского трибунала) заявил, что обвиняемых следует передавать в ведение
обыкновенного суда, если не будет доказано существование еретического
договора с демоном. Подобного случая никогда не было, потому что инквизиторы
всегда предполагали, что такой договор с демоном существовал в более или
менее скрытом виде: виновные почитали его, признавали своим господином и
владыкой, отрекаясь в то же время от Иисуса Христа.
XV. Событие, только что описанное мною, напоминает другое, к которому
имеет самое близкое отношение и которое я расскажу здесь, как бы на своем
месте, хотя оно произошло в Мадриде, в эпоху гораздо менее древнюю,
незадолго до того, как я был назначен на должность секретаря святого
трибунала. Один ремесленник был арестован за то, что сказал в разговоре с
кем-то, что нет ни демонов, ни дьяволов, ни какого-либо другого вида адских
духов, способных становиться владыками человеческих душ. Он признался на
первом заседании суда в том, что ему вменяли в вину, прибавив, что был тогда
в этом убежден по причинам, которые изложил. Он заявил, что готов
чистосердечно проклясть свое заблуждение, получить отпущение и исполнить
епитимью, которая будет на него наложена. "Я испытал (говорил он в свое
оправдание) такое множество несчастий личных, семейных, имущественных и
деловых, что потерял терпение и в минуту отчаяния я позвал дьявола на помощь
в затруднении, в котором находился, чтобы он отомстил за меня некоторым
лицам, оскорбившим меня. Взамен я предложил самого себя и свою душу. Я
возобновлял несколько раз в течение немногих дней свой призыв, но напрасно,
ибо дьявол не пришел. Я обратился к одному бедному человеку, слывшему за
колдуна, и сообщил ему о своем положении. Он обещал меня свести к одной
женщине, более ловкой, чем он, в действиях колдовства. Я видел эту женщину.
Она посоветовала мне провести три ночи подряд на холме, называемом
Возвышенность св. Франциску и громко призывать Люцифера под именем ангела
света [648], отвергая Бога и христианскую религию и предлагая ему свою душу.
Я сделал все по совету этой женщины, но ничего не увидел. Тогда она велела
мне снять четки, нарамник и другие знаки христианина, которые я обыкновенно
носил, и отречься искренне и вседушевно от веры в Бога, чтобы стать
приверженцем Люцифера, заявляя, что я признаю его божественность и
могущество высшими, чем даже у Бога; затем, уверившись, что таково
действительно мое намерение, повторить в течение других трех ночей то, что я
делал в первый раз. Я точно исполнил предписания этой женщины, и, однако,
ангел света мне не явился. Старуха посоветовала мне взять крови и написать
ею на бумаге, что я вручаю свою душу Люциферу как моему владыке и господину,
принести эту расписку туда, где я производил свои призывания, и, держа ее в
руке, повторять прежние слова. Я сделал все, что она мне советовала, но без
всякого успеха. Тогда, вспоминая все происшедшее, я стал рассуждать так:
если бы дьяволы были и действительно хотели бы овладеть человеческими
душами, невозможно было предоставить им более выгодный случай, чем этот,
потому что я на самом деле желал отдать душу. Стало быть, неверно, что
демоны существуют; колдун и колдунья не заключали никакого договора с
дьяволом, и оба они только плуты и шарлатаны".
XVI. Таковы в сущности были причины, приведшие к отступничеству
ремесленника Хуана Переса, историю которого я передаю. Он изложил,
откровенно исповедуя, свой грех. Затеяли доказать ему, что происшедшее
ничего не говорит против существования демонов, но показывает только, что
дьявол не явился на его призыв, так как Бог ему запретил, вознаграждая
виновного за некоторые добрые дела, совершенные до впадения в
отступничество. Он подчинился всему, чего от него хотели, получил отпущение,
был приговорен к году тюремного заключения, к исповеди и причастию в
праздники Рождества, Пасхи и Троицы в течение всей остальной жизни, под
управлением священника, который был ему назначен в качестве духовного
руководителя, к прочитыванию ряда молитв по четкам и к ежедневному
упражнению в делах веры, надежды, любви и сокрушения. Ввиду того, что его
поведение было смиренно, благоразумно и исправно с первого дня процесса, он
вышел из этого опасного дела благополучнее, чем надеялся.
XVII. Не так окончился несколько времени спустя другой процесс в том же
роде, но в котором обвиняемый Педро Мартинес был достоин всей суровости
инквизиции. Этот гнусный человек, хромой, был присужден к каре частного
аутодафе в королевской церкви Св. Доминика в Мадриде. Он выдавал себя за
колдуна, чтобы легче соблазнять слабых и доверчивых молодых женщин. Он
убеждал их, что от него зависело покорить им сердце мужчин, которых они
любили и желали иметь своими возлюбленными. Он требовал, чтобы они
подчинились его руководству и делали, что он им прикажет. Многие были им
одурачены и пали в его сети; историей процесса было доказано, что некоторые
из них принадлежали к выдающимся фамилиям. Средства, употребляемые им,
состояли:
1) в том, что он заставлял их проглатывать с водой порошки, которые, по
его словам, были приготовлены из костей, смежных с половыми органами
молодого и крепкого висельника, и которые он продавал им за дорогую цену,
потому что ради получения разрешения вырыть труп он будто бы истратил много
денег, данных прислужникам церкви Св. Генесия; 2) в том, что они постоянно
носили на себе частицу костей и несколько волос, принадлежащих, по его
словам, тому же висельнику; 3) в том, что они брали в руки эти предметы, как
только видели человека, которого хотели иметь, возлюбленным (чтобы делать
это удобнее, они держали их в маленьком кошельке), и произносили некоторые
слова, которые, по его уверению, он узнал от великого чародея из страны
мавров, сообщившего их как превосходную формулу заклинания; 4) в том, что он
требовал, чтобы ему было позволено пользоваться некоторыми вольностями, пока
он произносит самые таинственные слова колдовства, и прибегать к этому, по
крайней мере, трижды для уверенности в успехе действия. У этого презренного
человека нашли кости и волосы, которыми он, по-видимому, пользовался,
восковые фигурки мужчин и женщин и другие предметы, представлявшие половые
органы тех и других. Он признался, что эти средства были мошенничеством, при
помощи которого он собирал деньги и пользовался женщинами, и что он не был
ни колдуном, ни волшебником, хотя и утверждал это для общего обмана. Он был
приговорен к двумстам ударам кнута на мадридских улицах и к десятилетнему
заключению в одной из африканских крепостей. Народ одобрил это постановление
инквизиции. Но великий соблазн был в том, что это аутодафе торжественно
справлялось в церкви женского монастыря, где каждый присутствующий слышал
чтение экстракта процесса, полного самых непристойных подробностей и
выражений. Надо быть фанатиком, невежественным и ослепленным предрассудками,
чтобы не предвидеть зла, которое могло принести это отвратительное чтение
монахиням. А среди них были сохранившие невинность, так как они с детства
жили в монастыре среди других монахинь, большей частью их родственниц.
XVIII. Пусть не воображают, что в документах подобного рода избегали
старательно неприличных слов и подробностей. Напротив, читали самый текст
обвинений, редактированных против осужденного. Достоверно, что этот текст
был верным отображением всех деталей, всех обстоятельств, одним словом, всех
свидетельских показаний, чтобы обвиняемый имел больше возможности вспомнить
факты, в которых его обличали, и отвечать на них. Если прибавить к этой
формальности сказанное мною о манере, которою прокурор-фискал формулировал
обвинительный акт, станет очевидным, что один и тот же предмет, одно и то же
действие непристойного характера передавалось в экстракте судопроизводства
столько раз, сколько было свидетелей, если при рассказе об одном и том же
факте свидетели допускали самую легкую, самую незначительную разницу. Разве
в этом нет величайших эксцессов варварства, какое могли только совершить
люди? Следовало ли этого ожидать от суда священников, собранных во имя
религии?
XIX. Изучение и практика магии сделали более или менее умалишенными
интересовавшихся магией людей. Таков был дон Диего Фернандес де Эредиа,
сеньор поместья Барболес, по жене предполагаемый наследник графа де
Фуэнтеса, гранд Испании. 9 мая 1591 года на него поступил донос в
сарагос-скую инквизицию по делу о некромантии. Его обвинили в том, что он
имел арабские книги, приобретенные у одного мориска из деревни Лусеник,
вассала его брата, графа. Сам мориск слыл среди народа за великого
чернокнижника. Дон Диего сообщил о книгах другому мориску, по имени
Франсиско де Маркина, родившемуся в Африке и устроившемуся в Каланде, где он
составил себе репутацию ловкого волшебника. Он сказал дону Диего, что одна
из этих книг повествует о магии и содержит заклинания для открытия
запрятанных сокровищ. Так как он их читал и делал вид, что чувствует к ним
большое доверие, дон Диего пригласил его к себе и удержал на некоторое
время. В одну очень темную летнюю ночь дон Диего в сопровождении
чернокнижника и нескольких других спутников отправился с книгой заклинаний в
пустынь Матамала, в небольшом расстоянии от Эбро и деревни Кинто. Там, судя
по тому, что стояло в книге, находился огромный клад золотых и серебряных
монет. Некромант произнес заклинательную формулу. В то же время послышались
сильные удары грома на холме, соседнем с пустынью. Чародей приблизился,
вступил в переговоры с дьяволами, возвратился к поджидавшим его и велел
копать под алтарем пустыни. Он вернулся на свой пост к дьяволам, пока те
принимались за работу под наблюдением дона Диего. Действительно, нашли
несколько глиняных черепков, но ничего похожего на клад. Дон Диего подошел
тогда к чернокнижнику, поручил ему рассказать дьяволам, что произошло, и
заставить их сказать правду. Происходит новое заклинание. Ответ гласит, что
присутствие клада достоверно, но что он зарыт в землю глубже, на расстоянии
от поверхности в семь или восемь человеческих ростов, и что в настоящее
время невозможно добраться до него, потому что еще не истек срок, пока он
должен оставаться скрытым в силу чар. Выбрали вторую ночь для повторения
опыта в другом уединенном месте, между Велильей и Хельсой {Хельса (Xelsa)
стоит на развалинах большого города, известного римлянам под именем Цельза
(Celsa).}. Повторив прежние заклинания, стали копать в земле. Но за
исключением нескольких глиняных горшков и некоторого количества золы и угля
не нашли ничего. Дьяволы на обращенный к ним вопрос объяснили то же, что и в
Матамале. Очевидно, африканец Маркина был обманщик, желавший позабавить
безрассудного дона Диего обещаниями и надеждами. Было начато предварительное
следствие против него за это преступление, а на следующий год за другое,
именно за то, что он отправил лошадей во Францию.
XX. В политике Филиппа II было важно [649] выдать этот род торговли за
ересь, потому что лошади были предназначены для кальвинистов Беарна,
государь которого (Генрих IV [650], король Франции и Наварры) рассматривался
в Испании как еретик. Этот довод или, сказать по правде, этот предлог
побудил Филиппа принять участие в гражданских войнах Франции в пользу Гизов
[651], которые стояли во главе лиги [652]. Это двойное предварительное
следствие было получено в святом трибунале только девять лет спустя после
совершения заклинаний, потому что доносы были сделаны лишь в результате
продолжительных и щекотливых ухищрений, которые инквизиция должна была
предпринять в глубочайшей тайне, чтобы угодить маркизу Альменара. Последний
действовал против дона Диего в силу тайных приказов Филиппа II, желавшего
наказать этого сеньора за громкую защиту знаменитого Антонио Переса [653],
первого государственного секретаря, задержанного тогда в Арагоне. Пользуясь
вспышкою народных волнений, возникших в королевстве, Перес выбрался из тюрем
инквизиции и укрылся в Беарне. Этот побег был причиной трагического конца
дона Диего де Эредиа и нескольких других дворян, как я буду иметь случай
изложить с большей подробностью в истории процесса этого знаменитого
министра, в назидание людям, которые домогаются королевской милости.
XXI. Главный инквизитор Манрике, осведомившись, что секта колдунов
преуспевает в различных частях полуострова, велел прибавить к указу о
доносах несколько пунктов. Они в сущности гласили, что "каждый христианин
обязан заявить инквизиции:
1) если он знал или слышал, что кто-нибудь имел приближенного демона и
призывал демонов в кругах, спрашивая их и ожидая их ответов, как
чернокнижник и в силу договора, формального или подразумеваемого; что он
смешивал святые вещи религии с мирскими предметами и воздавал честь
творению, принадлежащую лишь творцу;
2) если кто-нибудь брался за астрологию для открытия будущего через
наблюдение созвездий, бывших в соединении в момент зачатия или рождения
кого-либо, или для возвещения, какое благо или зло должно произойти с
людьми, бывшими предметом его занятий;
3) если для осведомления о сокровенном и грядущем прибегал к геомантии,
гидромантии, аэромантии, пиромантии, ономантии, некромантии [654] или к
колдовству при помощи бобов, игральных костей и пшеничных зерен;
4) если какой-либо христианин заключил формальный договор с демоном,
производил чары магией при помощи инструментов, кругов, черт или дьявольских
знаков; призывал и спрашивал дьяволов в надежде на ответ и с доверием;
предлагал им ладан или курение благоуханными или зловонными веществами;
приносил им жертвы; злоупотреблял таинствами или освященными предметами;
обещал им повиновение и поклонялся или воздавал им внешнее почитание каким
бы то ни было образом;
5) если кто-нибудь устроил или достал себе зеркала, перстни, склянки
или другую посуду для привлечения, заключения и сохранения какого-либо
демона, который отвечал бы на его вопросы и помогал бы ему достигнуть
желаемого; или старался открыть сокровенное или грядущее, вопрошая демонов в
бесноватых; или пытался достигнуть этого, призывая дьявола под именем
святого ангела или белого ангела и спрашивая его молитвенно и смиренно;
совершал другие суеверные действия с помощью стеклянных ваз и пузырьков, на-
я полненных водою и освященных свечой, или через осмотр ногтей и ладони,
натертой уксусом; или пытался получить изображения предметов посредством
призраков или чувствительных приборов, чтобы узнать сокровенное или еще не
бывшее;
6) если кто-нибудь читал и хранил или. читает и хранит в настоящее
время книги или рукописи по этому предмету или относительно всякого другого
вида гаданий, которые не совершались бы средствами материальными и
естественными".
Статья вторая
ИСТОРИЯ ОДНОГО ЗНАМЕНИТОГО ЧЕРНОКНИЖНИКАI. Несмотря на суровость указов и наказания, которым подвергали
колдунов, они появлялись по временам в различных местностях Испании.
Рассказывают особенно, как очень прославившуюся, историю колдуний долины
Бастан в Наварре. Эти женщины, приведенные в логроньоскую инквизицию,
исповедали величайшие нелепости, которые могли зародиться и бродить в
головах слабых, расстроенных и безумных. Они были приговорены к казни
аутодафе в 1610 году. Их история была опубликована в Мадриде в 1810 году
испанским Мольером, - достойным лучшей участи, чем та, которую он испытал, -
с весьма забавными примечаниями. Я не стану передавать множества этих
подробностей, представляющих в совокупности скучное однообразие.
II. Я не должен, однако, обойти молчанием историю доктора Эухенио
Торальбы, врача города Куэнсы, потому что она представляет несколько
особенностей, которые будет приятно узнать, и потому, что о ней упоминается
в Истории знаменитого рыцаря Дон-Кихота Ламанчского [655]. Это лицо играет
также большую роль в разных частях испанской поэмы Знаменитый Карл,
составленной Луисом Сапатой, посвященной Филиппу II и напечатанной в
Валенсии в 1566 году. Автор романа Дон-Кихот, говоря о путешествии,
предпринятом знаменитым рыцарем по воздуху, чтобы разрушить наваждение,
покрывшее бородою подбородки дам герцогского замка, представляет Дон-Кихота
севшим на деревяшку с Санчо Пансой позади, причем у обоих была повязка на
глазах. Оруженосцу хочется открыть глаза, чтобы узнать, прибыл ли он в
огненную страну. Дон-Кихот говорит ему: "Берегись это делать и припомни
истинную историю лиценциата Торальбы, которого дьяволы утащили в воздух
верхом на тростинке с завязанными глазами и который прибыл в Рим через
двенадцать часов и сошел на Башне девятого часа (Torre de popa), как
называется одна улица этого города, откуда мог видеть весь грохот, поражение
и смерть Бурбона. Утром на другой день он уже вернулся в Мадрид, где дал
отчет во всем, что видел. Он рассказал также, что, когда он был в воздухе,
дьявол велел ему открыть глаза; сделав это, он увидал себя так близко от
лунного диска, что мог бы его коснуться рукою, но не дерзнул обратить свои
взоры к земле из боязни упасть в обморок". {История Дон-Кихота Ламанчского.
Ч. II. Гл. 41.}
III. Выгода, извлеченная Сервантесом и Сапатой из этой истории,
побуждает меня войти в некоторые подробности насчет Торальбы, который сам
рассказал свою жизнь на заседаниях инквизиторов Куэнсы. Он был заключен в
тюрьму в январе 1528 года, а приговор над ним был произнесен 6 марта 1531
года. Верность всех чудесных фактов его истории имеет порукой его
собственную исповедь и отчеты свидетелей, которых он заставил верить своим
рассказам. В восьми показаниях, сделанных в течение процесса, Торальба
постарался ссылаться только на умерших, кроме одного свидетеля, который
решился донести на него инквизиции по своей совестливости, хотя был тесно
связан с ним дружбой, как вскоре увидят. Я должен был отметить это
обстоятельство, чтобы можно было судить, какую степень доверия можно иметь к
некоторым пунктам его рассказа.
IV. Доктор Эухенио Торальба родился в городе Куэнсе. Он поведал на
допросе, что в пятнадцатилетнем возрасте отправился в Рим, где находился в
качестве пажа при доме Франче-ско Содерини, епископе Вольтерры, который был
назначен кардиналом 31 мая 1503 года. Он изучал в Риме философию и медицину
у врача Чипионе и учителей Марианы, Авансело и Махера. Получив степень
доктора медицины, он провел несколько горячих дискуссий с этими учеными о
бессмертии души, которое они оспаривали такими сильными доводами, что, хотя
он и не мог подавить в душе религиозные принципы, вдолбленные в него в
детстве, впал, однако, в скептицизм и стал все подвергать сомнению. Торальба
стал уже врачом около 1501 года, когда он сделался интимным другом учителя
Альфонсе из Рима, отрекшегося от Моисеева закона для магометанства, а затем
оставившего его, чтобы принять христианство, которому он, наконец, предпочел
естественную религию. Альфонсо говорил ему, что Иисус был только простым
человеком, и подкреплял это многими аргументами, выводы из которых
уничтожали несколько членов веры о признании божественности Христа. Хотя
учение Альфонсо не могло погасить в разуме Торальбы веру, принятую им от его
предков, он, однако, впал в сомнение и не знал более, на чьей стороне
находится истина.
V. Среди друзей, приобретенных Торальбой в Риме, был какой-то монах
ордена св. Доминика, по имени брат Пьетро. Он однажды сказал Торальбе, что
ему служит ангел из разряда добрых духов, по имени Зекиель, настолько
могущественный в познании будущего и сокровенного, что никто другой не
сравнится с ним. Природа его столь необыкновенна, что вместо того, чтобы
обязывать людей к договору до сообщения им сведений, он считал
отвратительным это средство. Он хотел оставаться постоянно независимым и
служить только из дружбы к тому, кто питал к нему доверие. Он позволял
монаху даже сообщать другим его тайны. Но всякое принуждение, употребленное
для получения от него ответов, навсегда оттолкнет его от общения с
человеком, к которому он будет привязан. Брат Пьетро спросил Торальбу, будет
ли он рад иметь слугою и другом Зекиеля, прибавив, что может ему доставить
это преимущество ввиду связывающей их обоих дружбы. Торальба изъявил
величайшую готовность свести знакомство с духом, о котором говорил брат
Пьетро.
VI. Зекиель показался в виде белого и белокурого юноши, одетого в
платье телесного цвета и в черную верхнюю одежду. Он сказал Торальбе: "Я
буду в твоем распоряжении все время, пока ты будешь жив, и последую за тобою
повсюду, куда ты будешь обязан идти". Со времени этого обещания Зекиель
показывался Торальбе в разные фазисы луны, и всякий раз, когда ему
приходилось отправляться из одного места в другое, в виде то
путешественника, то пустынника, Зекиель никогда ничего не говорил против
христианской религии; никогда не внушал никакого преступного правила и не
подталкивал ни к какому преступному действию. Напротив, упрекал, когда ему
приходилось совершать какой-либо проступок, и присутствовал вместе с ним в
церкви за божественной службой. Все эти обстоятельства заставили Торальбу
поверить, что Зекиель был добрый ангел: ведь если бы он не был ангелом, его
поведение было бы совсем другим. Он говорил с Торальбой постоянно по-латыни
и по-итальянски; будучи с ним в Испании, Франции и Турции, он никогда не
употреблял для разговора с ним языков этих стран. Он продолжал посещать его
в тюрьме, но редко, и не открывал ему более ни одной тайны. Торальба желал,
чтобы дух удалился, потому что он причинял ему волнение и бессонницу. Это не
мешало ему, однако, приходить и рассказывать вещи, вызывавшие скуку.
VII. Торальба прибыл в Испанию около 1502 года. Несколько времени
спустя он посетил всю Италию. Основавшись в Риме под покровительством
кардинала Вольтерры, он приобрел себе репутацию умелого врача и пользовался
милостью нескольких кардиналов. Прочтя несколько книг по хиромантии, он
пожелал изучить это искусство по первоисточникам и достиг хорошего
понимания, так что внушал доверие лицам, желавшим спросить о будущем и
показывавшим знаки и метки на своих руках. Зекиель открыл Торальбе тайные
свойства некоторых растений, годных для лечения разных болезней.
Употребление этих лекарств доставило деньги Торальбе. Зекиель упрекнул его,
говоря, что эти средства не стоили ему ни хлопот, ни труда и что он должен
был, следовательно, раздавать их безвозмездно.
VIII. Однажды Торальба опечалился, потому что у него не было денег.
Ангел сказал ему: "Почему ты печален без денег?" Несколько времени спустя
Торальба нашел шесть дукатов в своей комнате. Это повторялось несколько раз
впоследствии. все это заставило его думать, что деньги приносил Зекиель,
хотя последний отрицал это, когда к нему обращались с вопросом.
IX. Большинство предвещаний, сделанных Зекиелем, относилось к
политическим делам. Так, Торальба, вернувшись в Испанию в 1510 году и
находясь при дворе короля Фердинанда Католического, узнал от Зекиеля, что
государь вскоре получит неприятное известие. Торальба поспешил сообщить об
этом толедскому архиепископу Хименесу де Сиснеросу (который был потом
кардиналом и главным инквизитором) и главнокомандующему Гонсальво Фернандесу
Кордовскому [656]. В тот же день курьер привез письма из Африки, извещавшие
о неуспехе экспедиции, предпринятой против мавров, и о смерти дона Гарсии
Толедского, сына герцога Альбы, который командовал войсками.
X. Хименес де Сиснерос, узнав, что кардинал Вольтерры видел Зекиеля,
также захотел его видеть и узнать природу и качество этого духа. Желая
угодить архиепископу, Торальба умолял ангела показаться ему в человеческом
образе, который ему подходил лучше всего. Но Зекиель не счел удобным
появиться; для смягчения суровости отказа он поручил Торальбе сказать
Хименесу де Сиснеросу, что он достигнет положения короля. Это оправдалось на
деле, так как Хименес был абсолютным правителем всей Испании и обеих Индий.
XI. В другой раз, во время пребывания в Риме, ангел сказал Торальбе,
что Пьетро Маргано потеряет жизнь, если выйдет из города. Торальба не мог
вовремя известить своего друга. Маргано вышел и был убит.
XII. Зекиель объявил Торальбе, что кардинал Сиенский [657] трагически
окончит свою жизнь. Это оправдалось в 1517 году, когда Лев X заставил
вынести приговор против него.
XIII. По возвращении в Рим в 1513 году Торальба возымел крайнее желание
видеть своего близкого друга Томаса де Бекара, который был тогда в Венеции.
Зекиель, узнав об этом желании, переправил туда Торальбу и вернул его в Рим
в такой короткий срок, что лица, составлявшие его обыкновенное общество, не
заметили его отсутствия.
XIV. Кардинал Санта-Круса [658] Бернардино де Карбахал поручил Торальбе
в 1516 году провести одну ночь вместе с доктором Моралесом, его врачом, в
доме одной испанки, по имени Росалес, чтобы узнать, следует ли верить тому,
что эта дама рассказывала о появлении привидения, которое каждую ночь
являлось смущать ее покой под видом убитого человека. Хотя доктор Моралес
поджидал там привидение целую ночь, он ничего не заметил в момент, когда
испанка объявила о его присутствии. Кардинал надеялся узнать об этом лучше
через Торальбу. Они отправились вместе. В час пополуночи женщина издала
тревожный крик. Моралес не видел ничего. Но Торальба заметил фигуру
мертвеца, сзади которого показывалась фигура другого привидения, имевшего
черты женщины. Торальба спросил твердым голосом: "Чего ты ищешь здесь?"
Призрак ответил: "Клад" и тотчас исчез. Зекиель на вопрос об этом явлении
отвечал, что на самом деле под домом находился труп человека, убитого
кинжалом.
XV. В 1519 году Торальба вернулся в Испанию в сопровождении своего
близкого друга Диего Суньиги, родственника герцога Бехара и брата дона
Антонио, великого приора Кастилии, члена ордена св. Иоанна [659]. С ними
произошли некоторые странности в путешествии. В Барселоннете, близ Турина
[660], в то время, когда они прогуливались с секретарем Асеведо (который был
генерал-майором в Италии и Савойе), обоим спутникам Торальбы показалось, что
сбоку Торальбы шло что-то такое, чего они не могли определить. Торальба
сообщил им, что это его ангел Зекиель, который подошел к нему для беседы.
Суньига горячо пожелал видеть его, но Зекиель не захотел показаться вопреки
всем настояниям.
XVI. В Барселоне [661] Эухенио Торальба увидал в доме каноника Хуана
Гарсии книгу по хиромантии и по нескольким заметкам в книге понял прием для
выигрыша денег в игре. Суньига выразил желание научиться этому. Торальба
скопировал буквы, предупредил своего друга, что должен сам написать их на
бумаге кровью летучей мыши, в среду, в день, посвященный Меркурию [662], и
иметь их на себе во время игры.
XVII. В 1520 году, будучи в Вальядолиде, Торальба сказал дону Диего,
что хотел бы вернуться в Рим, так как у него есть средство прибыть туда в
короткий срок на палочке верхом, причем огненное облако укажет ему путь в
воздухе. Торальба на самом деле не замедлил прибыть в этот город, где
кардинал Вольтерры и великий приор ордена св. Иоанна просили его уступить им
своего приближенного демона [663]. Торальба предложил это Зекиелю и
настоятельно просил его согласиться, но безуспешно.
XVIII. В 1525 году ангел сказал ему, что он поступит хорошо, вернувшись
в Испанию, потому что получит должность врача инфанты Элеоноры [664],
вдовствующей королевы Португалии, а потом жены Франциска I [665], короля
Франции. Наш доктор сообщил об этом деле герцогу Бехару и Эстевану Мануэлю
Мерино, архиепископу Бари [666] (вскоре назначенному кардиналом): они
исходатайствовали ему место, которого он добивался, и последнее было
даровано ему в следующем году.
XIX. Наконец, 5 мая того же года Зекиель сказал доктору, что на другой
день Рим будет взят войсками императора. Торальба (имевший сильное желание
видеть это событие, столь важное для города, на который он смотрел как на
свою вторую родину) просил ангела доставить его в Рим, чтобы быть свидетелем
происходящего. Зекиель обещал, и они отправились вместе из Вальядолида в
одиннадцать часов вечера как бы на прогулку. Они были еще не так далеко от
города, когда ангел вручил Торальбе палку с узлами и сказал: "Закрой глаза,
не бойся; возьми палку в руку, с тобой не случится никакой неприятности".
Когда пришло время открыть глаза, он увидел себя так близко от моря, что мог
коснуться его рукою. Окружавшее его черное облако тотчас уступило место
яркому свету, который испугал Торальбу опасностью сгореть. Зекиель, заметив
это, сказал: "Успокойся, дурачок". Торальба снова закрыл глаза и через
некоторое время почувствовал, что они опустились на землю. Зекиель разрешил
ему открыть глаза и затем спросил, узнает ли он, где находится. Доктор,
осмотревшись вокруг себя, узнал, что он находится в Риме на Башне девятого
часа. Они услыхали, как часы замка Св. Ангела пробили пять часов ночи (то
есть полночь по испанской манере считать). Отсюда вытекало, что они менее
чем в один час совершили это путешествие. Торальба обозрел город с Зекиелем
и затем увидел разграбление Рима. Он проник в дом епископа Кописа, немца,
который был в башне Св. Инессы; видел, как умирал коннетабль Франции Шарль
Бурбон и как папа заперся в замке Св. Ангела [667], наконец, другие события
этого страшного дня. Через полтора часа он вернулся в Вальядолид, где
Зекиель покинул его со словами: "Впредь ты должен верить всему, что я
скажу". Торальба рассказал о том, что видел. Так как при дворе не замедлило
распространиться известие об этих событиях, то о Торальбе (он тогда был
врачом адмирала Кастилии) говорили как о великом и истинном некроманте,
чародее и чернокнижнике.
XX. Эта молва вызвала донос, и он был арестован в Куэнсе слугами
инквизиции в начале 1528 года. 6 марта 1531 года он потерпел кару публичного
общего аутодафе, проведя более трех лет в тюрьме святого трибунала. По
обычаю был прочтен экстракт его процесса, и это дело произвело больше
сенсации в Испании, чем дела других трибуналов, взятые вместе, в течение
того же года.
XXI. Можно предположить, что было множество донесений, адресованных в
Мадрид, настолько различных друг от друга, насколько различались их авторы
своим положением или личными мнениями. Я приписываю этой причине и
предоставленной поэтам привилегии украшать историю фикциями то
обстоятельство, что Луис Сапата многое прибавил или изменил при описании
дела Торальбы в своей поэме Знаменитый Карл, написанной тридцать лет спустя
после приговора над Торальбой. Точно так же те детали, которые Сервантес
счел удобным вложить в уста Дон-Кихота восемьдесят лет спустя после дела
Торальбы, находят объяснение в этом. Однако в интересах истории следует
отметить, что является творением, быть может, только их поэтического гения и
что бесспорно принадлежит области истины. Это и побудило меня включить сюда
только что изложенные подробности. Они почерпнуты из документов процесса
Торальбы; из него же я считаю необходимым присоединить сюда заметку по
поводу предшествующего.
XXII. Доносчиком доктора Эухенио Торальбы был дон Диего де Суньига, его
друг и доверенный свидетель рассказа о необычайных поступках Зекиеля.
Показав себя таким же безумно увлеченным действиями Зекиеля, как и Торальба,
он стал фанатичным и суеверным, - следствие, довольно обыкновенное у людей
подобного склада. Их можно заметить, когда они производят генеральную
исповедь у ног монаха, апостолического миссионера, столь же лишенного
критического чутья, как сам Диего де Суньига. Они рассказывают до мельчайших
подробностей свою прошлую жизнь и не колеблются жертвовать жизнью, честью и
имуществом своих близких родственников и друзей тому, что они называют
законом Божиим, как будто его божественное величество не сказало: "Милости
хощу паче жертвы" [668].
XXIII. Молва о магических действиях и других чарах Торальбы вообще
распространилась уже по Испании благодаря его стараниям внушить доверие к
себе. Он публично хвастал, что находится в самом близком общении с
приближенным демоном по имени Зекиель; он не упустил ничего для
доказательства чудесных историй, так как насказал много обманов, увлекаемый
владевшим им безумием. Очевидно, если эти заявления были истинны, был повод
для привлечения его к суду инквизиции, по системе юриспруденции,
установленной в королевстве. Поэтому не следует порицать инквизиторов Куэнсы
за то, что они его захватили. Доктор сначала признался во всем, относящемся
к ангелу Зекиелю и совершенным им чудесам, убежденный, что не будет речи ни
о чем другом, как показывало начало процесса, и что не станут заниматься ни
веденным им диспутом, ни выраженными им сомнениями в бессмертии души и
божественности Иисуса Христа. Когда судьи сочли себя достаточно
осведомленными, они собрались для подачи голосов. Ввиду разделения мнений
трибунал обратился к верховному совету. Последний постановил 4 декабря 1528
года применить к Торальбе пытку, насколько позволяют его возраст и
достоинство, чтобы узнать, с каким намерением он принял и держал при себе
духа Зекиеля; твердо ли он верил, что это был злой ангел, как один свидетель
уверяет, что слышал от него; вступил ли он в договор с духом, чтобы сделать
его благосклонным к себе; каков был этот договор; как произошла первая
встреча; с какого дня стал употреблять он заклинания, чтобы вызвать его. Как
только эта мера была принята, трибунал должен был голосовать и произнести
окончательный приговор.
XXIV. Торальба подвергся пытке как упорный еретик, которой он не
заслуживал, потому что он упорствующим не был, но только был помешанным,
которого следовало отвратить от его состояния. На самом деле кроме нелепости
чудес, которые, по его утверждению, он видел или совершил, он противоречил
себе несколько раз в восьми показаниях. Это всегда бывает с теми, которые
много лгут в различных обстоятельствах и в разное время.
XXV. Торальба до сих пор ни разу не изменял своих показаний о
приближенном демоне, который, как уверял, принадлежал к разряду добрых
ангелов. Но, когда он увидал себя в руках палачей, страдания пытки вырвали у
него признание, что он хорошо понимал, что это был злой ангел, так как он
был причиной его теперешнего несчастия. Его спросили, не получал ли он
предсказания, что будет арестован инквизицией. Он отвечал, что ангел
предупреждал его об этом несколько раз, отговаривая его от отправления в
Куэнсу, где его ожидало несчастье, но он полагал возможным пренебречь этим
советом. В остальном он заявил, что не было договора ни в каком виде и что
все произошло, как он рассказывал.
XXVI. Инквизиторы признали истинными все подробности, данные Торальбой,
и, приказав ему написать новое заявление, 6 марта 1529 года приостановили
процесс на один год из сострадания и желания видеть, как этот знаменитый
некромант обратится и сознается в договорах и чарах, постоянно им
отрицаемых.
XXVII. Новый свидетель припомнил его диспут и его мнение о бессмертии
души и о божественности Иисуса Христа. Это вызвало новое показание доктора,
данное 29 января 1530 года. Я привел его в другом месте. Торальба подтвердил
его 28 января следующего года. Верховный совет, осведомившись об этом,
поручил инквизиции доверить нескольким благочестивым и ученым лицам хлопоты
по обращению обвиняемого убеждая его откровенно отречься от некромантии и
договоров, которыми он клялся, исповедав их для очистки совести. Брат
Агостин Барраган, приор доминиканского монастыря в Куэнсе, и Диего Манрике,
соборный каноник, взялись за обращение и горячо увещевали его. Обвиняемый
отвечал, что глубоко раскаивается во всех своих заблуждениях, но не может
признаться в соглашении на какой-то договор и в производстве чар, потому что
не было ничего подобного. Что касается данного ему совета прервать всякое
общение с ангелом Зекиелем, то это не в его власти, потому что этот дух
могущественнее его. Он обещал только не призывать его больше, не желать его
появления и не соглашаться ни на одно из его предложений.
XXVIII. Инквизиторы Куэнсы имели слабость спросить у Торальбы, что
думал Зекиель о личностях и учении Лютера и Эразма. Обвиняемый, ловко
пользуясь невежеством судей, отвечал им, что Зекиель осуждал их обоих, с той
разницей, что Лютера он считал дурным человеком, а Эразма человеком очень
тонкого ума и ловким в обращении; это различие, по словам Зекиеля, не
мешало, однако, их общению и переписке по текущим делам. Инквизиторы
остались довольны этим ответом.
XXIX. 6 марта 1531 года они приговорили узника к генеральному
обыкновенному отречению от ересей, к заключению в тюрьме и к санбенито на
время, угодное главному инквизитору, к прекращению дальнейших бесед и
общения с духом Зекиелем и к полному отказу от его предложений. Эти условия
были возложены на него для успокоения его совести и для блага души.
XXX. Главный инквизитор скоро положил конец страданиям Торальбы, в
уважение, как говорил он, его раскаяния и всего перенесенного им за четыре
года заключения. Но достоверно, что истинным мотивом милости, оказанной им
Торальбе, был интерес, проявленный к его участи адмиралом Кастилии Федерико
Энрикесом, его покровителем и другом. Энрикес держал его своим врачом до
опалы и удерживал у себя в этом положении еще много лет после осуждения.
XXXI. Такова правдивая история процесса знаменитого доктора Торальбы, в
которой не знаешь, чему более удивляться: легковерию, невежеству и
отсутствию критики со стороны инквизиторов и юрисконсультов святого
трибунала или дерзости обвиняемого, который решается выдать свои обманы за
действительность, несмотря на суровость тюремного заключения,
продолжающегося более трех лет, и мучения пытки, не избавившие его, однако,
от бесчестия, которого он думал избежать, отрицая свой договор с дьяволом.
Если бы в первых показаниях на суде, признавшись во всем (как он это
сделал), он прибавил бы, что ни один из этих фактов не был достоверным, что
он разглашал их с целью прослыть некромантом и для внушения доверия к этой
выдумке он вообразил другую - о добровольном и бездоговорном появлении
приближенного духа, - он вышел бы из тюрьмы инквизиции раньше чем через год
и подвергся бы только легкой епитимье, поддержанный могущественным
покровительством адмирала. Поразительный пример того, на что человек
способен решиться, если сильнейшее желание привлечь к себе внимание публики
делает его нечувствительным к печальным последствиям суетности.
XXXII. Рассказом о суде над Торальбой я оканчиваю историю службы
кардинала дома Альфонсо Манрике, архиепископа Севильского, который умер в
этом городе 28 сентября 1538 года, оставив по себе репутацию друга и
благодетеля бедных. Эта добродетель и другие качества, достойные его
происхождения, поставили его среди знаменитостей века. У него было несколько
незаконных детей до принятия монашества. Тот, кого история считает достойным
своего отца, был Херонимо Манрике, бывший последовательно провинциальным
инквизитором, членом верховноге совета, епископом Картахены [669] и Авилы,
председателем апелляционного суда в Вальядолиде [670] и, наконец, главным
инквизитором.
XXXIII. При смерти дома Альфонсо Манрике было девятнадцать
провинциальных трибуналов. Они были учреждены в Севилье, Кордове, Толедо,
Вальядолиде, Мурсии, Калаоре, Эстремадуре, Сарагосе, Валенсии, Барселоне, на
Майорке, на Канарских островах, в Куэнсе, в Наварре, Гранаде [671], на
Сицилии, Сардинии, на материке и океанских островах Америки [672].
Инквизиция Хаэна была объединена с инквизицией Гранады.
XXXIV. В Америке инквизиция имела затем три трибунала: в Мехико [673],
в Лиме [674], в вест-индской Картахене [675]. Они уже были декретированы, но
их организация не принимая в расчет трибуналов Америки, Сицилии и Сардинии,
мы находим в Испании пятнадцать трибуналов. Каждый из них ежегодно сжигал
десять осужденных живьем и пять фигурально, то есть в изображении (in
effigie), в среднем и пятьдесят человек подвергал различным епитимьям, - так
что во всей Испании ежегодно погибало в пламени полтораста человек,
семьдесят пять были сжигаемы в изображении и семьсот пятьдесят подвергались
каноническим карам, - это дает для каждого года итог в девятьсот семьдесят
пять осужденных. Умножая это число на пятнадцать лет службы Манрике, мы
находим, что 2250 лиц было сожжено живьем, 1125 фигурально и 11250
присуждены к епитимьям. Всего 14 625 мужчин и женщин, настигнутых законами
инквизиции. Это число едва заслуживает быть отмеченным, если его сравнить с
цифрами предшествующих эпох. Но оно не перестает казаться чрезмерным перед
судом разума, особенно если вспомнить чудовищное злоупотребление тайной
судопроизводства, в чем судьи были виновны не раз.