"Мы из спецназа. Дикие" - читать интересную книгу автора (Щупов Андрей)

Глава 11

Пальнув в сторону бегущих, Шнурок упал на землю, быстро перекатился в сторону. Хвоя жестоко уколола живот и спину, однако он все еще был жив, и это грело. Рядом с чмоканьем взорвался шар, окропив очки краской, в ствол березы ударил еще один. Кажется, его успели взять в «клещи». Выругавшись, бывший дезертир поднял над головой ствол, наугад выпустил длинную очередь. Очень хотелось попасть хоть в кого-нибудь, но шансов было откровенно мало…

Если всего месяц назад Тренер привозил к ним необученных желторотых щенков, то в этот раз «щенки» существенно подросли, обзаведясь соответствующими навыками и вполне острыми зубками. Это доказали первые же спарринги, на которых Хвану серьезно рассекли бровь, а Левше выбили пару передних зубов. Зато с гостями ответно поквитался Лесник, уложив на траву сразу троих послушников, на равных поработал с новичками и Мох. Однако «войной» это еще не было. Их только разогревали, умело подготавливая к будущему ристалищу. «Воевать» пришлось чуть позже с использованием маркеров повышенной мощности. При этом каждому участнику поставили вполне конкретную задачу, отсыпав в бункер с полсотни шариков с краской. Конечно, не слишком жирно, но для короткого сражения не так уж и мало. Однако все испортили выставленные Тренером условия, поскольку всех участников схватки заставили раздеться до трусов, а вместо защитных масок предложили надеть пластиковые очки для пловцов. Ясное дело, новые правила понравились далеко не всем, тем более, что биться приходилось на открытых площадках, а потому боевого контакта было не избежать. И все бы ничего, но стрелял Шнурок из рук вон плохо, наперед предвидя свою невеселую участь. Роль ему, как обычно, отвели второстепенную, однако и с ней он не справился, не сумев толком прикрыть штурмующий отряд, с первых же минут угодив под перекрестный огонь противника. Не спас его ни земляной холм, ни тоненькая березка, за которой он тщетно пытался укрыться. Сначала парочка шаров ударила в руку, заставив с воплем выронить маркер, а в следующую секунду далекий снайпер припечатал ему шариком прямо в лоб. Собственно, на этом его маленькая война и завершилась. Если ранения в конечности у них игнорировались, то попадание в голову приравнивалось к «смертельным», автоматически выводя из игры.

Когда же Шнурок покидал лесной полигон, вслед ему послали еще одну злую очередь. Само собой, разукрасили всю спину, поставив несколько дополнительных синяков, поскольку били маркеры действительно сильно. То ли кто-то из своих хотел наказать за глупую «гибель», то ли выносил, таким образом, свою оценку Тренер. Шнурок был парнем терпеливым, однако и у него от боли выступили на глазах слезы. Может, потому и не стал досматривать итоги сражения, а, покидая поле боя, от души пожелал родной команде позорного проигрыша. При этом даже сам толком не понял, на что больше обиделся - на скорый выход из игры или на прицельную очередь в спину. Наверное, все-таки на последнее. Могли бы и простить. Тем более, что среди лесных братков Шнурок был далеко не самым опытным стрелком. И Хван, и Левша, и Мох с Убогим были куда опаснее, не говоря уже о Леснике с Атаманом, не говоря о Тренере, который частенько приезжал в лес со своими многочисленными послушниками. К слову сказать, среди новоявленных ученичков тоже попадались редкостные упыри. Уж ему-то было с кем сравнивать! Всего ничего и пожил на свете, а успел повидать и армейских баев в сержантских погонах, и вороватых, промышляющих душегубством бродяг, и здешних хладнокровных палачей. Он и сам постепенно становился одним из них, хотя мысленно продолжал проводить грань между собой и всем этим сбродом. А сброд здесь и впрямь подобрался редкостной закалки! И ладно бы Атаман с Лесником, ладно бы жутковатый питбуль по кличке Волк, но чего стоила та же Горбунья! Ведь всего раз с ним и побеседовала, а вспоминать и сейчас было жутко. Казалось бы - что такого? Сидел у старухи за столом, пил чай с земляничным вареньем - только и всего, но вот только не лез ему в глотку тот чай! И руки беспрестанно дрожали. Вся беседа с лесной колдуньей протекала, как в дурном сне, - только и запомнил, что эти трясущиеся на столе руки. Не чьи-нибудь, - свои собственные! Да еще старчески дребезжащий голос хозяйки, что-то терпеливо ему внушающий. Он тоже успевал ей отвечать, но что именно - не сознавал. Какие-то крохи сумел потом припомнить, но основная часть разговора пропала бесследно, точно провалилась в неведомую бездну.

Позже Мох рассказывал, что Горбунью для того и держали в лагере, дабы прессовать население и лечить пацанов от алкоголизма. По его словам, именно Горбунья помогала бывшему полустанку держаться на плаву. Женщины следили за порядком, ухаживали за коровами и овцами, постоянно что-то пряли и шили. Заодно помогали ведунье с готовкой пищи и сбором трав. А еще Мох говорил, будто бы знала горбатая ведьма тайные заговоры от побегов. Все-таки колдуньей была, не обычной бабкой. Потому и не бежали от нее пленницы, потому и Лесник не слишком беспокоился о новоиспеченном пополнении. Впрочем, сам Шнурок силу искомого колдовства пока ощутить не успел. Как пил водку, так и продолжал пить дальше, да и случая лишний раз ширнуться старался не упускать. Бежать, правда, не пытался, но внутренне полагал, что коли одолеет нужда, сбежит без особых хлопот. И все же крылась в шепотках Моха своя пугающая правда. Иначе - какого черта стал бы Атаман подпускать Горбунью к пацанам? Не гонорею же лечить с сифилисом! Тот же Бура, говорят, пытался однажды уйти из лагеря, да не вышло. Его тогда даже не пытались искать, - сам обратно приполз. Весь синий, со следами блевотины на лице, едва живой. А на вопрос Шнурка «что с ним?» все тот же Мох со значением качнул головой в сторону домика Горбуньи. Объяснять ничего не стал, однако Шнурку хватило и этого лаконичного кивка. И тогда же он впервые усомнился в собственных силах, с ужасом припомнив мысли о возможном побеге. Так или иначе, но после случая с Бурой желание бежать окончательно пропало.

Как бы то ни было, но черная старуха с аккуратным горбиком чуть выше поясницы и уложенными в пучок седыми волосами внушала ему благоговейный трепет. Даже серебряные сережки в ее сморщенных крупных ушах не умаляли той жути, что чувствовал каждый, глядящий в ее пронзительные, словно бы подсвеченные изнутри глаза. Поговаривали, что бабуле без малого сто лет, что предки ее были графского звания, что какую-то часть своей жизни колдунья прожила в скиту - на травках, воде и меде. Десятки раз могла бы уже сдохнуть, а вот поди ж ты - сумела остаться в живых! Спрашивается - за какие такие шиши и заслуги!…

В роте Шнурка один из сослуживцев, прозванный Ромой-Баобабом повесился только из-за того, что офицеры пару раз отметелили солдата в караулке. И был ведь не парень, а загляденье! Осиная талия, певческий густой голос, крутой разворот плеч, гимнастические мышцы, а вот не выдержал - сломался в одну неделю. Несмотря на то, что жал от груди почти центнер и, шутя, жонглировал пудовыми гирями. Бившие его офицеры были явно слабее, однако сумели управиться с красавцем в четыре кулака. Другой бы прохаркался, оклемался и вновь встал на ноги, а этот счел себя глубоко униженным, - будто и не в России родился. Пытался даже писать куда-то кляузы, комбату Рожневу жаловался. Только Рожнев - на то и Рожнев! Таких в России - тысячи и тысячи. Вместо головы - кочан, вместо сердца - холеный кулак. Конечно, ничего у Ромы с жалобами не вышло. После того, как комбат в очередной раз послал Ромочку кормить мандавошек, красавец, прозванный в армии Баобабом, скрутил из казенной простынки петлю и тихонечко удавился. Собственно, этот поступок Шнурок и взял на вооружение, сочинив душераздирающую историю о гонениях в армии. Иначе попробуй объясни следователям, что в прапора стрелял больше не от обиды, а с жестокой похмелюги. Проще было поступить, как поступало большинство беглецов, а именно отыскать в ближайшем городе комитет солдатских матерей и на скорую руку накатать с дюжину цидулек о царящей в родном полку дедовщине, о звероватых офицерах и зажравшихся сослуживцах. В последнее время таким петициям охотно верили, а полковым командирам спешили предъявить обвинение. Бывало и так, что в часть приезжали самые натуральные бандиты, которые за определенную мзду обещали спустить дело на тормозах, а заявление из прокуратуры аккуратно изъять. Своего рода армейский рэкет, который в большинстве случаев ни на чем не основывался. Деньги при этом уходили неведомо куда, а набедокурившего солдатика благополучно переводили в другую часть. Впрочем, в их случае пострадавший действительно имелся - все тот же Рома-Баобаб, а потому историю ротного красавца можно было использовать с немалой для себя пользой. Так бы, верно, и получилось, но Шнурок просто не успел добраться до комитета солдатских матерей. Не успел, потому что чуть раньше на него вышел Лесник. И если какое-то время он мечтал еще о побеге, то после беседы с Горбуньей и нескольких кровавых акций, мысли Шнурка приняли диаметрально противоположное направление. Как ни крути, но только здесь он ощутил себя по-настоящему сильным, - выучился драться и убивать, с удивлением поняв, что дом, армия и мирная гражданка уже абсолютно его не прельщают. Только в этом лесу он обрел подлинный смысл существования. Если разобраться, у него было тут все: сытное житье, опасные приключения, сговорчивые женщины. Последних, правда, насчитывалось не слишком много, - приходилось соблюдать строгую очередь, но в той же армии дела обстояли еще хуже. Если когда и удавалось перепихнуться, то только в самоволке. А чаще желторотые солдатики в складчину арендовали у старшины надувную резиновую женщину и как могли отводили душеньку. Здесь же все обстояло куда лучше. Пусть малочисленное, но рядом обитало сельское население. А значит, помимо стариков водились и женщины. Разумеется, большая часть жителей давно переехала в большой город, зато оставшиеся давно смирились со своей участью, не пытаясь уже ни жаловаться, ни оказывать какое-либо сопротивление. Собственно, и в налетах на жителей не было уже какой-либо нужды, поскольку это была территория Атамана, на которой они делали все, что хотели. Более того, многие жители были им даже благодарны, поскольку именно Атаман подключил жителей Облучка к подземной магистрали, вновь позволив пользоваться электричеством. И он же выручал их в трудные месяцы, подбрасывая пропитание и лекарства. Как говорится, мог казнить, а мог и миловать. Тем более, что настоящая власть была отсюда далече. Да и не ждали от нее жители Облучка ничего хорошего. Поэтому даже Шнурок в создавшихся условиях чувствовал себя более или менее вольготно. Ежедневно крутил с приятелями западные видеопленки, участвовал в состязаниях Тренера, а после вечерней порнушки неизменно отправлялся в одну из окраинных избушек к сорокалетней вдовушке Марье. Конечно, водились здесь бабы и посвежее, но за тех пришлось бы биться на кулачках, а свои силы Шнурок знал прекрасно. Как знал и то, что в честном поединке не устоит даже перед Левшой. С Марьей же ему было уютно и спокойно, а в темноте, да еще откушав порцию айрака, можно было представлять себе кого угодно - и Клавочку Шифер, и Деми Мур, и даже развратную Мадонну.

Впрочем, сегодня у него были иные планы. Спина и лоб продолжали ныть от недавних попаданий маркера, душа жаждала справедливого мщения, и он знал, каким образом можно отомстить. Идти следовало не к глуповатой Марье, а прямиком в резиденцию к Горбунье. Именно там содержались пойманные накануне пленницы, и именно по их вине дурачка Хвана подвесили на несколько часов за руки, заставив в полной мере прочувствовать все прелести древних пыток. Глядя на него, набирались ума и все прочие, хотя не всем наказание пошло в прок. Возможно, виной всему было то обстоятельство, что вести в лагерь пленниц помогал и Шнурок. Девицы были совершенно голые, и пока он конвоировал их, успел рассмотреть во всех подробностях. И обе запали Шнурку на сердце, благо ни с какой Марьей они даже в сравнение не шли. Таких красавиц он не встречал уже давно, и в первую же ночь девицы привиделись ему во сне. Проснувшись, он даже подумал, что если это и не любовь, то очень и очень похоже. Конечно, одна из них была ранена, зато другая пребывала в полном здравии. И, напуганная, конечно, не должна была ему отказать. Во всяком случае, момент представлялся чрезвычайно удобным. Пока эти дурики шмаляют друг в дружку из маркеров, он вполне мог бы управиться. По крайней мере, сам Шнурок очень надеялся на это. Уже хотя бы потому, что не хотел висеть на дереве подобно Хвану.

Достав из загашника полулитровую бутыль с айраком, он смыл с себя чертову краску, оделся в тряпки поприличнее и, пригладив на голове непослушный ежик волос, отважно шагнул за порог. Увы, здесь его поджидала неприятность. Тяжелая ладонь легла на плечо, а над самым ухом просипел удивительно знакомый голос:

- Ты куда намылился, голубь сизый?

Мысленно застонав, Шнурок обернулся. Конечно же, это был вездесущий Мох. Должно быть, углядел, как он торопится домой, - вот и увязался следом.

- Тебя что, тоже шлепнули? - Шнурок попытался выжать из себя улыбку.

- Не шлепнули, если б не ты. Спину-то мне кто прикрывал?

- Так ведь меня тоже в лоб уделали. Аж с самого начала…

- Да ладно, не оправдывайся, я и сам не больно-то старался. Они там сейчас штурм банка изображают, а мне это на хрен не нужно. - Мох кивнул на бутылку в руке Шнурка. - Ты, я вижу, примарафетился?

- Да вот, в горле чего-то пересохло…

- Ты мне мозги не парь. Знаю, куда топаешь. Эротики, небось, насмотрелся по видаку?

- Причем тут это?

- Все при том же! - Мох хлопнул его по спине. - Все верно сообразил! Пока народ на полигоне воюет, а Горбунья на чердаке дрыхнет, мы девочек проведаем.

- Вместе?

- А как же!… Еще неизвестно, кто им больше понравится. Ты ведь хлюпик по жизни, а бабы - они завсегда силу уважали.

- Только учти, там замок, а ключи все у нее.

Мох демонстративно растопырил пальцы, покачал ими перед носом оторопевшего Шнурка.

- Мне ключи без надобности. Я, братец ты мой, дворником пятнадцать лет протрубил, так что замки сколупывать выучился на ять!

Не уловив ясной связи между профессией дворника и «сколупыванием» замков, Шнурок неуютно поежился.

- Я думал - удобнее будет через окно…

- Через окно пусть фраера лезут, а мы через дверь войдем. Как все нормальные люди. - Мох фыркнул. - Да не дрейфь ты! Дело-то плевое, - проскочим не хуже сперматозоидов!…