"Список черных дел" - читать интересную книгу автора (Авророва Александра)

Глава 2

Пробуждение было ужасно. Сперва я надеялась, что события вчерашнего дня мне просто приснились. Не бывает такого на самом деле, понимаете? Наверное, представляется странным, что смерть столь антипатичного мне человека, как Леня, я переживала чуть ли не сильнее, чем гибель Софьи Александровны. Нет, я переживала не сильнее. Я переживала иначе! Смерть Софьи Александровны вызывала у меня скорбь, гнев, возмущение. Убийство Лени — черную тоску. Гневаться следовало на себя, возмущаться собой же. Я вдруг полностью осознала смысл выражения «на душе скребут кошки». Я физически ощущала, как по моей душе скребут когтями. Неприятное ощущение! И единственное спасение — в том, чтобы найти преступника и переложить хоть часть вины на него. Я должна его найти!

Стоп! А если и впрямь несчастный случай? Так полагает милиция — для нее это легче. На той же версии настаивают Светлана Петровна и Костик. Впрочем, оба, я убеждена, делают это лицемерно. Оба уверены в убийстве. Иначе они не акцентировали бы столь нарочито — «несчастный случай, несчастный случай». Почему мысль о насильственной смерти пришла в голову мне, понятно. Я ведь в курсе всей логической цепочки. Софья Александровна шантажировала кого-то из «Сириуса». Этот кто-то, выведенный из терпения, ударил ее по голове. Перед смертью она указала мне, где искать разгадку — в ее записях и фотографиях. Я очертила круг подозреваемых и отправила каждому по угрожающему посланию. Получил послание и преступник. Получил и понял, что снова попался. Однако теперь он знал простой выход — убийство. А кого убить, проблемой не было. Леня вечно заявлял, что все про всех знает, и любой из «сириусцев» счел бы шантажистом именно его. Причем у меня имелись основания полагать, что почта пришла в пятницу, а смерть, заметьте, наступила в субботу. Возможны ли подобные совпадения? Возможны, но маловероятны. Уж больно они для некоторых выгодны.

Теперь о Светлане Петровне. Почему она решила, что дело нечисто? Первый вариант — потому что именно она его и совершила. Согласуется ли это с фактами? Страница, посвященная ей, в тетради Софьи Александровне оказалась необычной. Она перечеркнута крест-накрест. То есть выделена из остальных. Далее. Среди доставшихся мне в наследство бумаг имеются накладные «Сириуса», подписанные бухгалтером. Я не в состоянии оценить их правильность, но вряд ли они добывались и сохранялись из спортивного интереса. В них наверняка что-то не то! Следовательно, повод для шантажа имеется. Итак, предположим, она совершает первое убийство. Успокаивается. Но тут в конторе появляюсь я. А она следила за своей будущей жертвой и видела с нею меня. Видела, но толком не разглядела. Вот и пыталась выведать, та я или нет. Господи! Я же, кажется, при всех назвала вчера кличку «Амишка»! Кличка-то редкая. Так что если кого-то и впрямь интересовало, связана ли я с Софьей Александровной, теперь он, скорее всего, в курсе. Остается надеяться, что в тот момент любому из нас было не до того, чтобы вслушиваться в чужие слова.

Итак, Светлана Петровна получает письмо с угрозами. Решает, что оно от Лени. Сталкивает его с матраса и не дает всплыть. Кстати, рискованное мероприятие. Рядом мог кто-нибудь оказаться. Да и вообще, вдруг жертва проснется и сумеет спастись? Впрочем, я не права. Риску-то никакого как раз нет. Спихнуть пригревшегося человека с матраса в воду — любимая шутка в определенном кругу. Сколько раз я имела удовольствие наблюдать подобные сцены! Так что всегда легко сделать вид, что дурачишься. Другое дело, что в этом случае не дать всплыть ты не посмеешь, поэтому способ не вполне надежен. И вообще, нереально заранее рассчитывать, что Леня захочет поплавать на матрасе. Впрочем, тому, кому Костины пикники не в диковинку, наверное, реально. Он знает, какая там обычно обстановка. Тем не менее второе убийство представляется мне не совсем схожим с первым. Оно умнее, но все же стихийнее. В нем сильнее элемент случайности. Первое совсем примитивно. Подкараулил, ударил, удрал. А если поймают? И действительно чуть не поймали — даже карман Амишка откусил. Второе же… я не хочу применять этот эпитет к преступлению, однако применю — второе поинтеллигентнее. Гарантий успеха меньше, зато гарантий безнаказанности больше. Хотя, полагаю, ничто не запрещает преступникам совершенствоваться.

Хорошо, вернемся к Светлане Петровне. Чисто физически столкнуть Леню мог каждый из нас. Мы свободно плавали и бродили, не следя друг за другом. А психологически? Психологически сходится не все. Оставим в стороне синтетический спортивный костюм — такие носят и женщины, а наша бухгалтер тяготеет к ярким краскам. Но, прежде чем убить человека, она бы постаралась удостовериться в необходимости подобного шага. Предположим, ей надоело платить шантажистке. Кстати, а как быть с тем, что Софье Александровне на моих глазах привезли антиквариат официально от фирмы «Сириус»? Позволили бы так распоряжаться именем фирмы Светлане Петровне? Вряд ли. Это указывает на Костика или в крайнем случае Леню. В свете последней трагедии — на одного Костика. Вот вам вариант! Она ведь влюблена в нашего директора. Она вполне могла защищать не свои, а его интересы. Шантажировали его, а преступление совершила она. Почему бы нет? Она для меня загадка. Однако одно несомненно — если она знала Софью Александровну, то знала и о моем знакомстве с нею. Как иначе трактовать постоянные странные намеки? И, следовательно, после анонимки должна была заподозрить не Леню, а меня. Или нас обоих. И до полной ясности на убийство не идти.

К тому же я слишком хорошо помню полный горечи взгляд, которым она проводила Костика, услышав о Лениной смерти. Услышанное стало для нее ударом. Неожиданным ударом, я почти убеждена! И она… ну, конечно! Она решила, что виноват Костик. Вот причина, по которой так изменилось, постарев в единый миг, ее лицо. Она не жалела Леню — она боялась за человека, которого любит. Так матери смотрят на покинувших праведный путь сыновей — с бесконечной горечью и бесконечной любовью. Нет, она не совершала второго преступления — и, следовательно, не совершала первого.

Но почему ей пришло в голову обвинить Костика? Очень просто. Предположим, она знала, что Софья Александровна его шантажирует. Догадывалась, что именно он ее убил. А потом… потом наш директор проведал, что его заместитель продает коммерческие тайны конкуренту. Однако избавиться от Лени официальным путем не мог — они слишком повязаны. Вот и предпочел пойти проторенной дорожкой убийства. Неужели это действительно он?

Логически все совпадает, а психологически у меня снова неувязки. Костик представляется мне совсем не тем типом личности. Впрочем, с типом личности я уже один раз нажглась, мудро вычислив кандидатуру Лени. Видимо, с психологией у меня неважно. Господи, какие надо иметь крепкие нервы, чтобы сперва во всеуслышанье намекнуть будущей жертве, что ты в курсе ее грехов, потом прилюдно ее утопить, а потом распоряжаться с видом Наполеона под Аустерлицем! Не укладывается у меня это в голове. Одно не подлежит сомнению — оба убийства необычайно для Костика кстати. Прямо по заказу. Только мне не верится, что заказчик — он.

Но кандидатур в преступники остается все меньше. Следующий — Юра. Он ненавидел Леню лютой ненавистью. Он чуть не задушил его буквально за час до того, как несчастный утонул. А часом позже он сидел, обхватив руками голову, в полной прострации. Однако если бурная реакция на Ленину смерть — причина для подозрений, то самой подозрительной оказываюсь я. Подойдем к делу с другой стороны. Могу ли я представить, что Юра утопил Леню? Да. А убил Софью Александровну? Бессмыслица! Шантажировать курьера? Чем? Или Лерочку? Лерочка ничего не в силах скрыть, поэтому шантажировать ее свыше человеческих сил. Так что причин для первого преступления у Юры не было, а это оправдывает его во втором.

Следующий… следующий Олег. Не хочу об этом думать! Не хочу, но обязана. Я обещала. Олег… У него связь с женой высокопоставленной особы. Софья Александровна тянет с него за это деньги. Только главное для него другое. Он пребывает в постоянном страхе. Он не уверен, что она будет молчать. Он трус, с ним нельзя пережимать. Нервы его не выдерживают, и он наносит роковой удар. А вскоре приходит анонимка, и выясняется, что кто-то еще в курсе. Значит, ужас неопределенности повторится снова. В ресторане Леня угрожал нам с Олегом и кричал, что отомстит. Намекал на что-то. Следовательно, автор письма — он. Олег не готовит преступления заранее. Он не собирается никого убивать. Он — как там в тесте? — сидит у стены и ждет подходящего случая. И случай тут же предоставляется. Костик посылает Олега за Леней. Олег подплывает, обнаруживает врага спящим и не может удержаться. Словно бы сама судьба дала ему шанс! Он переворачивает матрас, и…

Картина, как живая, встала перед моими глазами, и я в остервенении затрясла головой. Не согласна видеть подобных гадостей об Олеге! Хотя, скрепя сердце, готова признать — вот такое, словно бы даже для себя неожиданное убийство он, вероятно, совершить в состоянии. «Вероятно» — не «наверняка»! Ладно, а как быть с Софьей Александровной? Олег не носит спортивных костюмов — это не его стиль. Надел для маскировки? Смешно, но пусть так. Значит, замаскировался костюмом, запасся тяжелым орудием, подкараулил и ударил. Тут о непредумышленности нет и речи. Этакое тяжеловесное, деловитое преступление. Оно скорее под стать Вите, а не рефлексирующему Олегу с его живым восприятием и быстрым умом. Действительно, а если Витя? Пусть лучше он, чем Олег! Только какая у него причина? В тетради Софьи Александровны про него одно слово — «зависть». Убил ее из зависти? Бред! Кроме того, после смерти Лени Витя выглядел спокойным, как танк. Даже закоренелый злодей вряд ли уж совсем не выйдет из равновесия, утопив сослуживца. Витя фактически отметается.

Кто остался? Михаил Григорьевич. Он по-прежнему самый неподозрительный и подозрителен мне лишь этим. И сказать-то мне о нем нечего! Только одно: если он — убийца, то я — слепая курица. Не вижу ни мотива, ни соответствующего характера. Что же в итоге?

Итог был неутешителен. Костик и Олег — эти двое явно вышли в лидеры. Я же была не согласна ни на одного из них. Особенно на Олега. Но и на Костика тоже. И почему я такая несчастная? А по собственной глупости!

В этом подавленном настроении я услыхала звонок в дверь. На ловца и зверь бежит! Ко мне в гости неожиданно заявился директор «Сириуса».

Лишь впустив его, я вдруг вспомнила, что он на данный момент — главный подозреваемый. А я — главный кандидат в жертвы. И вот мы наедине.

— Ну, как самочувствие, Надежда?

— Бывает и лучше, — откровенно призналась я, ставя на огонь чайник. — А как дела?

— Дела нормальные. Слушай, у меня к тебе серьезный разговор. Не как мужик с бабой, а как человек с человеком. Идет?

Я, не выдержав, улыбнулась:

— Попробуй.

— Я тебя прошу — не мути воду.

— В каком смысле?

— В смысле Лени. Я тебя понимаю. Ты не дура, и ты считаешь, что Ленчику, возможно, кто-то помог. Ну, отправиться на тот свет. Ведь так?

— Да.

— Может, так оно и есть. А может, и нет. По крайней мере, точно знать мы не можем. Правильно?

— Да.

— Ну, вот. А о том, что мы точно не знаем, языком трепать вредно. Особенно при милиции. Я почему тебе говорю? Бабы обычно языком треплют, поскольку у них на это недержание. Их чем больше предупреждают, тем они больше болтают. А ты вроде не из таких. Ты небось из этих… которые правду ищут. Поэтому я и хочу тебе объяснить.

«Правду ищут»… Простоват-то простоват, а когда надо, умен, как черт! Я заметила:

— Смерть Лени действительно показалась мне странной. Подозрительной. Разве я не обязана рассказать милиции все обстоятельства? Убийство всегда убийство.

— Ну, не знаю. Я против Ленчика ничего не имею, но если его кто и подтолкнул, я на этого человека не в обиде. Ленчик мне подложил такую свинью, что ему поделом. Не представляю, как я бы с ним дальше вместе работал.

— И, чтобы вам не пришлось решать эту проблему, провидение благородно его утопило? — сыронизировала я.

— У-у! — загоготал Костик. — Ну, ты сказанешь! «Благородно его утопило»… А может, и так. По крайней мере, выяснять, оно это или кто другой, я не собираюсь. Меньше знаешь — крепче спишь. Тебя это, кстати, тоже касается.

— Я скорее лишусь сна, — холодно парировала я, — если не буду знать, кто из окружающих меня людей — убийца.

— Ну, — пожал плечами мой собеседник, — тебе у нас работать недолго. Потерпишь. А хочешь, я тебе заплачу, а на работу ходить не станешь.

— Не хочу.

— Впрочем, в связи со смертью Ленчика дел у программистов будет теперь навалом. Ладно, проехали. Ну, предположим, спихнул Ленчика Юрка. Ты что, хочешь сдать его мусорам?

— Почему именно Юрка? — мрачно поинтересовалась я.

— А кто? Ты что, не видала, как он завелся? Если и вправду кто помог, так только он. И я, как мужик, его понимаю. Ленька меры не знал. Леньку тоже можно понять, но и Юрика жаль.

Я смотрела в темные хитрые глаза, и язык не поворачивался спросить:

— А разве его убил не ты? И не пришел ли ты сюда, чтобы отправить вслед за ним меня?

— Так что? — настойчиво повторил Костик. — Сдаешь Юрика или нет?

— Разумеется, нет, — вздохнула я. — Тем более, это, может, и не он.

— Ну, и ладушки. Вот если б ты что-нибудь видела… — он выжидающе помолчал, сердце мое замерло, и я поспешила вставить:

— Нет, ничего.

— Ну, вот. Если б ты видела, тогда должны была бы сказать. А о догадках говорить не должна. Тем более, никто ничего не докажет. Доказать невозможно, понимаешь? Только пыль поднимешь и испортишь нам весь имидж. Коммерция — дело тонкое. Если о нас будут всякое болтать, никто не захочет иметь с нами дел. Люди этого не любят. Так лады? Обещаешь?

Я пожала плечами:

— Я обещаю не говорить милиции об этой смерти того, чего не знаю достоверно. И постараюсь не навредить.

Он кивнул и вскоре ушел. А я не могла забыть той странной паузы, которую он сделал после слов «если б ты что-нибудь видела»… Что случилось бы, если б я, сблефовав, ответила: «Видела». Была бы я сейчас жива? Не знаю. Мне вдруг задним числом стало страшно. Я вела себя, как последняя дура. Мне следовало держаться тише воды, ниже травы, а я еще права какие-то качала. Только невозможно представить себе, что человек, с которым ты знаком, способен тебя убить. Просто невозможно!