"Государь" - читать интересную книгу автора (Браун Саймон)

ГЛАВА 5

Прервав обход городских стен, королева Чариона остановилась взглянуть на свою столицу. Даавис превратился в город, дома которого, лишенные камня и дерева, пущенного на ремонт стен, выглядели словно пустые черепа. Всюду она видела своих людей, снующих как муравьи – ремонтирующих городские стены, пополняющих запасы еды и оружия, заботящихся о живности, толкающих тележки и тянущих фургоны – и держащихся в стороне, не будучи в состоянии помочь в работах по молодости или преклонности лет.

Парки и сады были превращены в поля и загоны; крупный рогатый скот забит, а мясо высушено и засолено. Овец и коз оставили в живых ради молока и шерсти, а также в качестве живого запаса мяса. Были вырыты новые резервуары, загипсованы и отмыты до белизны, а затем наполнены водой из реки Барды. Металлические чаши, кружки, столовые принадлежности и ювелирные украшения были собраны и переплавлены в наконечники стрел и копий, в мечи и кинжалы. Параллельно городским стенам рылись новые траншеи, чтобы можно было быстро подвести контрмины под вражеские подкопы. Длинные ряды пожилых женщин рвали ткань на полосы, отбеливали их в баках с мочой, сушили и сворачивали в бинты.

Чариона глубоко вздохнула. Она руководила всей этой деятельностью, отслеживая все сопутствовавшие ей бесчисленные мелочи. Она не могла вспомнить, когда ей в последний раз удалось поспать больше двух часов кряду, и знала, что по ней это становится заметно. Она стала еще более раздражительной и язвительной, чем обычно; еда на вкус напоминала ей опилки, а вино – тошнотворно солоноватую воду. Она уже бог знает сколько времени носила одно и то же платье, пожертвовав на нужды города большинство своих нарядов, не говоря уже о кастрюлях и посуде из дворцовых кухонь. Она даже приказала отправитьь на распилку почти всю дворцовую мебел, чтобы древесину можно было пустить на стрелы и древки копий или на строительство стен.

Но она не жаловалась. Уже второй раз за два месяца ее народ вынужден готовить город к осаде – и она не слышала ни слова критики, ни звука недовольства. Как же могла королева отстать от своих подданных?

Она глянула вниз и обратила внимание на рабочих, копошащихся в одном из контрминных рвов.

– Фарбен! – закричала она, и все в радиусе сорока шагов внезапно застыли.

То есть все, кроме Фарбена, который спешил к ней, пробираясь из задних рядов ее свиты.

– Ваше величество?

– По-моему, я приказала сделать траншеи глубиной по меньшей мере в два шага, не так ли?

– Определенно приказали, ваше вели…

– Тогда почему же эта траншея глубиной решительно МЕНЬШЕ двух шагов?

Рабочие внизу обеспокоено переглядывались. Фарбен ломал руки.

– Не знаю, ваше вели…

– Тогда спустись и выясни! – приказала она, и Фарбен поспешно побежал по ближайшей лестнице вниз, к местному десятнику – рослому волосатому мужчине, хмуро смотревшему на него.

Чариона наблюдала за тем, как спорили двое мужчин. Потом десятник сердито схватил мерный шест, сунул его в траншею, вытащил и помахал им перед носом Фарбена. Тот издал вздох облегчения и поторопился вернуться на стену.

– Ну? – потребовала ответа королева.

Фарбен обливался потом от страха и нервного напряжения.

– Она действительно глубиной в два шага, ваше величество.

Чариона выглядела удивленной.

– В самом деле? – спокойно произнесла она, нагнувшись вторично посмотреть на траншею.

Фарбен энергично закивал.

Чариона хмыкнула и продолжила обход, поминутно выкрикивая замечания, которые тщательно за ней записывались:

– Здесь нужно больше камня… переведите рабочих с резервуаров на траншеи… в этом квартале не хватает полотна для навесов…

И так далее, пока не завершила полный обход стен, закончив его у северных ворот. Затем она распустила свиту и еще раз огляделась вокруг, с облегчением замечая, что ремонт уже почти закончен. Больше всего ее беспокоило, что Линан мог напасть до того, как будут ликвидированы все повреждения, нанесенные Салока-ном при штурме Даависа. Сейчас же казалось, что город подготовлен лучше прежнего. Может быть, сегодня ночью она даже позволит себе поспать часа четыре.

Прежде чем спуститься со стен, она посмотрела на север, окидывая взглядом слегка всхолмленные сельскохозяйственные угодья, ныне покинутые жителями и приходящие в запустение. Следующая зима будет тяжелой для ее народа. Но они выстоят. Она не знает как, но выстоят.

Гален и его люди наполнили шлемы водой из ручья и дали лошадям напиться; когда лошади перестали пить и ни одна из них не проявила признаков недомогания, рыцари сами утолили жажду. Вдоволь напившись, Гален намочил шарф, протер лицо и снова обернул влажную ткань вокруг шеи. Прохладная вода, стекающая по спине и груди, принесла заметное облегчение. День выдался жарким, и хотя из доспехов на рыцарях были в основном поножи (ну и, конечно, шлемы), все взмокли от пота. Живя так далеко на севере, эти люди не привыкли к подобной жаре, что сильно сказывалось и на них, и на их лошадях.

К Галену присоединился Магмед, нисколько не походивший теперь на того молодого и заносчивого рыцаря, который несколько месяцев назад выступил в поход из Кендры.

– Уже почти, лето, а этот ручей явно не собирается пересыхать; и трава на вершине обрыва все еще зеленая. Что ты думаешь?

Гален огляделся. Место ему нравилось. Земля пологим уклоном шла с запада на восток, и ручей в конечном итоге пропадал в роще за сто шагов от них. Он кивнул.

– Да. Разместим сторожевой пост здесь. Тут есть вода, лес и хороший обзор местности.

На самом деле Галена очень привлекал этот край. Хотя он и не любил жару, здесь она, по крайней мере, была сухой, в отличие от того зноя, какой бывает летом в Кендре. Трава начинала желтеть, но вокруг еще хватало источников воды и прохладных долин, чтобы выпасать скот, пока не начнутся осенние дожди. «Здесь можно выращивать хороших лошадей, – подумал он. – Выносливых жеребцов для рыцарей Кендры».

Кроме того, признался себе Гален, приобретенная здесь собственность даст ему предлог чаще бывать подальше от Кендры… и поближе к Чарионе. Как член аристократии королевства – Двадцати Домов – он находил, что Арива, пожалуй, сделала Кендру чересчур неуютной; ее неприязнь к людям его круга была хорошо известна.

За последние десять дней он изрядно повидал Хьюм. Его смешанная часть из рыцарей Двадцати Домов и легкой пехоты из Амана быстро установила, что возглавляемая Линаном армия четтов еще не выступила на Даавис. Поэтому периметр района, находящегося под контролем королевства, стал отодвигаться все дальше и дальше к северу от города. Примерно через каждые двадцать лиг широкой дугой устанавливали серию сторожевых постов – каждый с площадкой для сигнальных костров и гарнизоном. Найденное место подойдет для последнего поста в цепи, тянущейся лиг на шестьдесят от Даависа. Это расстояние составляло пять дней пути для большинства армий, три – для войска Галена и два – для четтов, не имеющих себе равных по части мобильности. Гален продвинется еще на двадцать лиг и установит последнее кольцо сторожевых постов. После этого он вернется в Даавис и увидит, что же запланировала для него Чариона.

Он покачал головой, удивляясь. Совсем недавно Гален убедил себя в том, что Чариона ему даже не нравится – но вскоре после того, как он оставил ее в Даависе, обнаружилось, что ему недостает ее ума и присущей ей странной, мрачной красоты, противоположной красоте Аривы.

Да, подумал он. Будет совсем неплохо вернуться в Даавис.

День в Кендре выдался светлый, и по южной галерее дворца гулял легкий ветерок. Олио стоял у входа в галерею и наблюдал за летящей высоко-высоко над портом пустельгой. Она описывала в воздухе огромные круги, резко снижаясь и паря, терпеливо дожидаясь подходящего момента для удара. Зрелище заворожило Олио.

– Ваше высочество?

Олио вздохнул и повернулся. Снова этот толстяк в смешной одежде. Олио хотелось увидеться с сестрой, но все не переставали твердить ему, что она слишком занята для встречи с ним. Тогда он спросил, нельзя ли ему увидеться с матерью или Береймой, но они явно тоже были очень заняты.

– А как насчет Линана? – спросил он у одного придворного. – Полагаю, он тоже занят?

Тот не ответил, что показалось Олио странным. И вместо родных единственным, кто мог прийти повидать его, был этот… как там его?..

– Вы меня помните, ваше высочество? Я прелат Эдейтор Фэнхоу.

Ах да, совершенно верно.

– Здравствуйте, Прелат. Что за странное имя…

– Меня зовут Эдейтор. А прелат – это мой титул.

Олио моргнул, глядя на него. Ему не хотелось признаться в собственном замешательстве.

– Вы можете называть меня Эдейтором, – продолжал толстяк.

– Я могу называть вас как хочу, – заносчиво заявил Олио.

– Это верно.

– Я ведь принц.

– И это верно.

– Моя мать – королева Гренды-Лир.

Он услышал, как Эдейтор резко и глубоко вздохнул.

– Вы в этом уверены?

Олио поднял брови.

– Конечно, уверен. Я ведь ее сын, не так ли?

– Когда вы в последний раз видели вашу матушку?

Олио задумчиво наморщил лоб.

– О, давным-давно. Она очень занята. В конце концов, она же королева.

– Не хотите ли пройти на галерею?

Принц пожал плечами. Эдейтор вошел первым.

– Прекрасный сегодня день.

– Над портом летает пустельга.

Эдейтор с миг пошарил взглядом, прежде чем нашел ее.

– Вижу.

– Пустельга – родовой знак моей семьи, – сказал Олио. – Видите? – Он щипнул вышитый у него на рубашке герб.

– Чудесный знак. Это самый знаменитый герб во всей Гренде-Лир.

– Он означает, что я Розетем, – добавил Олио.

– Вы Олио Розетем, принц Гренды-Лир.

– Да. – Он нахмурился. – Да, я принц.

– А вы помните, что еще есть у рода Розетемов, чем не обладает никакой другой род?

– Корона, – сразу же ответил принц.

Эдейтор рассмеялся. Смех у него был приятным, и Олио в первый раз решил, что, возможно, этот человек ему понравится.

– Я имею в виду – помимо короны. Даже более великие символы королевской власти, полные магии и могущества.

Олио снова задумчиво наморщил лоб. И надолго умолк.

– Вы не могли бы подсказать мне?

– Их четыре.

Глаза у него так и вспыхнули.

– А, знаю! Знаю! Ключи Силы! Матушка носит их на цепочке, на шее.

Эдейтор кивнул и провел языком по губам.

– Вы можете перечислить эти Ключи?

– Уф-ф! – шумно выдохнул Олио.

– Знаю, это трудный вопрос.

– Есть один для войны. На нем меч. Он мой любимый. Есть один со скипетром. Это самый важный Ключ. Есть один с кругом. Этот самый неинтересный. И есть один…

– Да?

– На нем… – Олио тряхнул головой, словно надеясь, что ответ выпадет сам. – На нем есть… – Он сердито посмотрел себе под ноги, одними губами произнося слово, которое не желало сходить с его уст. И начал краснеть от гнева.

– Очень даже неплохо, – поспешно вмешался Эдейтор. – Три из четырех. Хотите, я скажу, что изображено на четвертом Ключе?

– Нет, – отказался Олио, неубедительно делая вид, будто ему это неинтересно.

– Ну, я все равно скажу. На четвертом Ключе изображено сердце.

Принц вдруг обмяк, словно прежде все его тело находилось в постоянном и сильном напряжении.

– Да, – слабо произнес он. – Теперь я вспомнил.

Он поднял взгляд на Эдейтора – и прелат увидел, как на лице его промелькнуло что-то от прежнего Олио… но исчезло так же быстро, как и появилось. Олио посмотрел на небо за спиной Эдейтора.

– Пустельга пропала, – ровным голосом сообщил он. – Думаю, сегодня мы ее больше не увидим.

Оркид получил из Амана послание голубиной почтой. Он не вскрывал его до тех пор, пока кабинет не покинули все писцы и секретари. На маленьком бумажном свитке содержалась всего дюжина слов.

«Амемун убедил южных четтов. Ты любишь королеву; Аман все еще может царить».

Оркид тяжело поднялся из-за стола и дал посланию сгореть в пламени свечи. Смысл слов его брата, короля Марина, был достаточно очевиден и вызвал у Оркида и страх, и ликование.

Первая часть послания означала, что его друг Амемун установил контакт со свирепыми южными четтами и каким-то образом убедил их выступить на стороне королевства против своих северных сородичей из Океанов Травы. Оркид ничуть не сомневался, что Гренда-Лир в конечном счете разгромит Линана и его союзников, но вынудив мятежных четтов озаботиться защитой своей южной границы, Аман ускорит неизбежное.

Вторая часть послания представлялась не менее ясной. Великий план – женить сына Марина на Ариве и произвести на свет наследников трона Гренда-Лира с аманской кровью в жилах – трагически рухнул со смертью Сендаруса и его новорожденной дочери. Необходим был другой способ сделать так, чтоб в жилах королей Гренды-Лир заструилась кровь Амана. И Марин говорил, что теперь это задача Оркида.

«Откуда он узнал о моих чувствах к Ариве? – гадал он встревожено. – Неужто они были столь очевидны?»

А затем Оркид вспомнил долгие разговоры с Амемуном, когда тот впервые сопровождал Сендаруса ко двору Ашарны. Амемун тогда засыпал его вопросами об Ариве, окончательно дорабатывая последние детали великого плана.

«А потом, конечно же, доложил обо всем Марину. Мне и не требовалось прямо говорить что-либо Амемуну; он всегда умел читать мои мысли».

Оркид снова сел. Жениться на Ариве он никак не может. Совет воспротивится, а Двадцать Домов будут еще меньше поддерживать трон; а этого он и сам не мог пожелать для нее. И все же…

Собственные чувства подтачивали двойную верность Оркида, о чем Амемун, видимо, тоже догадывался. Канцлер вспомнил, как старый наставник говорил ему, что хотя годы, проведенные Оркидом в Кендре, не притупили его любви к Аману, они, вероятно, дали ему время научиться любить ее правителей. Тогда он не стал этого отрицать – не станет и теперь. Оркид сделал бы почти что угодно ради возможности выразить свои чувства Ариве в надежде – отчаянной надежде, – что та может ответить на них. В этом-то и состояла трудность предложения Марина. Арива видела в канцлере друга, доверенного советника, современника и конфидента своей матери, а не потенциального возлюбленного. По крайней мере на этот счет он был честен с собой.

Мог ли он полностью изменить ее видение, заставить влюбиться в себя? Как раз этот вопрос он втайне задавал себе уже несколько лет – с тех самых пор, как Арива только-только начала расцветать, превращаясь из девочки в женщину. В то время он гадал, не была ли его реакция на нее всего лишь отражением любви к ее матери, недосягаемой Ашарне; но по мере того, как Арива росла и развивалась, росли и крепли его чувства к ней. Он стыдился этих чувств, когда она вышла замуж за его племянника, а теперь этот стыд превратился в чувство вины, так как смерть Сендаруса давала ему шанс, пусть ничтожный, на близкие отношения с Аривой, которых он так отчаянно желал. А теперь он получил еще и благословение Марина. И Оркид понял, что страшился этой возможности, не желая доводить до черты, за которой королева могла с презрением отвергнуть его притязания. Он никогда не боялся ножа наемного убийцы, но боялся отказа Аривы. Теперь же соединение желания и долга побуждало его действовать, и Оркид знал, что даже если бы ему удалось устоять перед желанием, он никогда в жизни не смог бы противиться долгу.

Коннетабль Деджанус закончил вечерний обход дворца. Он стоял посреди огромного внутреннего двора, наблюдая за единственным окном, расположенным высоко в восточном крыле. Он различил сквозь стекло колеблющийся при свете свечи темный силуэт.

«Хватило бы и одной стрелы, – сказал он себе. – Прямо сквозь стекло – в черное сердце этого ублюдка».

От этой мысли приятная дрожь пробежала у него по спине. Раз и навсегда избавиться от канцлера Оркида Грейвспира! Этого он желал больше всего на свете.

Подбоченившись, Деджанус развернулся на месте. Он был силой, большой силой здесь, в самом огромном дворце Тиира. От гордости грудь его сама собой выпятилась. «Мне нечего бояться. – А потом, как всегда, знакомый голос у него в голове уточнил: – Кроме Оркида».

Пар из него мигом вышел, и взгляд коннетабля вернулся к восточному крылу. Прямо у него на глазах свет погас, и колеблющаяся тень канцлера исчезла.

– Если б это было так легко… – вслух сказад Деджанус, а затем огляделся по сторонам, дабы убедиться, что его никто не слышал.

Двор пустовал. Было очень темно, и Деджанус вдруг почувствовал себя беззащитным. Он поспешил в свои покои. Стоящий на посту часовой вытянулся по стойке «смирно», когда коннетабль прошел мимо, и это несколько восстановило его уверенность. Он развалился на постели с фляжкой хорошего вина и мысленно проиграл множество способов, какими можно убить Оркида. «Почему бы и не стрелой? – подумал он. – Нанять лучника, имеющего зуб на канцлера».

А все тот же голос добавил: «Или, будь ты достаточно храбр, мог бы просто воспользоваться своим ножом». Деджанус не мог найти ответа этому голосу. Никогда не мог.

Он прикончил фляжку и уснул, видя во сне один прекрасный день, когда таки будет достаточно храбр.

Всадники Галена двойной цепью въезжали в город через недавно восстановленные ворота. Вдоль ведущего ко дворцу главного проспекта выстроилась приветствующая их толпа, и Амптра заметил удивление и удовлетворение на лицах возглавляемых им молодых рыцарей. Если кампания и не принесла ничего иного, она, во всяком случае, дала осознать, что королевство Гренда-Лир – это не только город Кендра, и страну волнуют не одни только мелкие делишки знати.

«По крайней мере, меня война научила именно этому», – подумал Гален, чувствуя гордость от того, что оказался достаточно молод и умен для беспристрастного понимания. Арива и ее мать были кругом правы. Провинции должны иметь возможность участвовать во всех решениях, которые принимались за них в королевском дворце на далеком заливе Пустельги. Более того, они этого заслуживали! Гренда-Лир определенно не могла позволить себе игнорировать людей вроде Чарионы.

Гален подивился объему работ, проделанных жителями Даависа для подготовки своего города к осаде, и жертвам, на которые они пошли. На некоторых улицах не осталось ни одного дома – весь камень пошел на ремонт городских стен. На месте былых кварталов выросли ряды самодельных убежищ из парусины и полотна, старых деревяшек и одеял.

Отвечая широкой улыбкой на приветственные крики толпы, он искренне желал действительно заслужить всю эту благодарность. Установление системы сторожевых постов не совсем походило на те доблестные подвиги, к которым готовились и о которых мечтали он и его рыцари. Улыбка Галена угасла, когда он вспомнил битву с армией Линана. В тот день они кое-чего заслужили, подумал он. Но какой ценой! Половина его рыцарей полегла в том бою. Сменится по меньшей мере еще одно поколение, прежде чем Двадцать Домов смогут снова выставить в поле полный кавалерийский полк.

Перед дворцом их ждала сама Чариона. Под ней был тонконогий белый жеребец – слишком изящный, чтобы участвовать в сражениях, – а на голове ее красовалась корона Хьюма. Одежда королевы выглядела замызганной, но при этом ей удавалось сохранять царственный и даже властный вид. Гален спешился и слегка склонился перед ней. Приветственные крики толпы стали еще громче.

– Мы не ожидали такого теплого приема, – признался он Чарионе.

– Они хотят, чтобы вы остались, – отозвалась она. И поймала его взгляд. – Вы остаетесь?

– Если королева Арива не отдаст нам иного приказа, мы останемся. – Он ответил ей таким же пристальным взглядом. – Вы получили от нее какие-нибудь сообщения?

Она напряженно улыбнулась.

– Пока нет, хотя… получила одно от ее канцлера.

– От Оркида Грейвспира? – Гален не мог понять неприязни в своем голосе. И сразу же почувствовал стыд: его новообретенная щедрость по отношению к провинциям явно не распространялась на Оркида, хоть тот и был дядей Сендаруса. – И что у него нашлось сказать?

– Канцлер говорит, что Арива потеряла новорожденного ребенка.

Гален ахнул от удивления.

– Я даже не знал, что она беременна.

– А обычно она открывает своей знати столь интимные тайны? – невинно спросила Чариона.

– Что? – Вопрос этот на миг сбил его с толку. – А, нет, конечно же, нет. Я хотел сказать…

Гален замолчал. Он и сам не был уверен, что, собственно, хотел сказать. Сердце его наполнилось скорбью при мысли об Ариве и погибшем Сендарусе.

По выражению лица Галена Чариона в какой-то мере угадала его чувства и похлопала его по руке.

– Оркид пишет, что она оправляется, но ее брат Олио серьезно пострадал. В тот самый день, когда наша армия столкнулась с войском Линана, в городе произошел сильный пожар. Потому мы и не получали от Аривы известий.

Они дошли до тронного зала, и Чариона приказала слугам выйти. Когда они с Галеном остались одни, она сказала:

– Оркид ни единым словом не упомянул ни вас, ни ваших рыцарей. Я не знаю, как Арива намерена распорядиться кавалерией. При данных обстоятельствах вы вполне можете счесть, что вам лучше всего отправиться в Кендру.

Вот уже второй раз Чариона предлагала ему выход из затруднительного положения. Гален знал, что как аристократ королевства может помочь Ариве там, в Кендре, – но знал и то, что она не доверяет ему, как, впрочем, и любому члену Двадцати Домов, и по части советов и помощи полагается на других, сейчас находящихся при ней. С другой стороны, если Линан нападет на южный Хьюм, их присутствие здесь может оказаться решающим и повлиять на исход столкновения. Он взглянул на Чариону, которая изо всех сил старалась делать вид, будто ей все равно, что он решит.

– Если я понадоблюсь ее величеству, она пришлет за мной, – сказал он.

Чариона таинственно улыбнулась.

– Которая ее величество? – спросила она.

Гален вежливо кашлянул в кулак.

– Та, которая дальше от меня, – ответил он и увидел, как глаза ее слегка расширились.

– Вы, должно быть, устали после вашего рейда, – быстро сказала она. – И запылились.

Гален опустил взгляд на свою одежду, а затем оглянулся. Он оставил пыльные следы на всем пути в тронный зал.

– Я с нетерпением дожидался возможности принять ванну, – признался он.

– Тогда она будет вас ждать. Я отведу вам и вашим помощникам покои во дворце. Мы можем поговорить после того, как вы отдохнете.

– Вы очень щедры, ваше величество.

Он вторично поклонился и начал пятиться к выходу из зала.

– К ночи вы отдохнете, – непринужденно добавила Чариона.

– Вполне, – ответил Гален, улыбаясь той же улыбкой, что и она.