"Одна грешная ночь" - читать интересную книгу автора (Робинс Сари)Глава 4– Двадцать одно, – объявил Диллон, бросив на стол карты и показав туза и короля. – Сегодня тебе на удивление везет, Диллон, – заметила Лилиан, стараясь скрыть разочарование по поводу того, что игра закончилась так быстро. Она гораздо меньше огорчалась из-за карточного проигрыша, чем из-за того, что оставшуюся часть дня нечем будет заполнить. Вот уже три дня Лилиан навещала его в Ньюгейтской тюрьме, приносила еду, книги и новости с воли. Оба жили в ожидании первого залпа обвинений на заседании суда, пребывая в некоем подобии чистилища. Стрелки настенных часов двигались мучительно медленно. Лилиан ухитрялась сохранять лицо, развивая лихорадочную активность, центром которой стал Диллон. В тюрьме он чувствовал себя совсем неплохо вопреки ее опасениям. Благодаря главным образом тому, что его отец, герцог Грейстоун, щедро подмазывал алчного смотрителя тюрьмы Джона Ньюмена. Далеко не каждому узнику удавалось занять комнату в квартире смотрителя. Она обвела глазами тесное помещение. В комнате были кровать и секретер, а также диван, стол, стулья и камин. Другие узники ждали своей участи в кишащих паразитами камерах. – Хотелось бы просмотреть газету, – заметил Диллон. – Зачем? – Она протянула ему колоду карт. – Чтобы расстроиться? – Я чувствую себя оторванным от жизни. Общаюсь только с тобой и адвокатом. – Он принялся тасовать карты. – Хотелось бы знать, напишут ли газеты о судебном процессе, когда он завершится. Лилиан было в высшей степени на это наплевать. – Им придется опубликовать опровержение всех обвинений и принести извинения. Ты этого заслуживаешь. – Все настолько плохо? – Я никогда не обращала внимания на то, что новости преподносятся в газетах в совершенно чудовищной форме. Теперь обращаю. Вполне достоверные факты, как правило, отражают в искаженном виде. Только диву даешься. – В таком случае ты права, не стоит читать газеты. С меня хватит дурных вестей. У обоих было ощущение, что смерть занесла косу над головой Диллона. Но Лилиан делала хорошую мину при плохой игре и держалась уверенно. – Завтрашнее заседание пройдет хорошо, Диллон. Вот увидишь. – Но ведь представление ведет Дэгвуд. Она сжала кулаки. – Я знаю, что заместитель генерального прокурора верит в то, что исполняет свой долг, но он заходит слишком далеко. – Адвокат мистер Кент говорит, что если завтрашнее заседание пройдет благополучно, то дело не дойдет до суда и я буду освобожден. Она дотронулась до его руки: – В таком случае будем думать только о хорошем. – Не могу дождаться результатов, которые представит главный дознаватель. Лилиан старалась не поддаваться пессимизму по поводу сэра Патрика и его изысканий. Она попыталась добиться встречи с ним, но он не пожелал принять ее под предлогом занятости. И она утешала себя тем, что он собирает доказательства невиновности Диллона. Более того, герцог Грейстоун обещал ознакомить его с ее подозрениями насчет Кейна. Больше она ничего не могла сделать. – Сэр Патрик ничего тебе не сообщал? – спросила она беззаботным тоном, будто это не имело особого значения. – Отец делает все возможное. И пытается также поддерживать мать. – Ей лучше? – Нет. Она не встает с постели. Он принялся разглядывать свои карты, потом спросил с нарочитой небрежностью: – Рассел снова тебя навещал? – Я разочарована тем, что он до сих пор не был у тебя. Но обещал прийти завтра на судебное заседание. – По крайней мере он не покидает тебя. Никогда не предполагал, что его увлечение тобой приведет к чему-нибудь хорошему. Он указал на ее карты: – Знаешь, Лилиан, лучше прекратить игру, если ты будешь смотреть не в карты, а на свои руки. Она покраснела: – Прошу прощения. Двойка и тройка. Ну может ли быть большее невезение? – Похоже, Рассел возмужал за последние дни. – Думаю, самое время. Ведь ему скоро двадцать два. – Возможно, завтра ты заметишь в нем перемену. – Если он появится на заседании. – Он сказал, что непременно придет и поддержит нас. – Как Фанни? – Фанни, как тебе известно, такие вещи не любит. Но она взяла с меня слово, что я сообщу ей все, как только закончится заседание. – Ладно, будем надеяться, что тебе удастся сообщить ей добрую весть. На следующий день Фанни вошла в гостиную Лилиан с крайне озабоченным видом. – Ну как дела? Как Диллон? Что есть у сэра Патрика? И как насчет заместителя генерального прокурора? Он пересмотрел улики? – О Фанни. Это было ужасно! Лилиан забыла о том, что не должна показывать своего смятения, но ей слишком долго приходилось демонстрировать уверенность, и теперь она буквально упала в объятия подруги. – Дело передадут в суд менее чем через две недели. – Тихо, тихо. Расскажи мне, что случилось, – попыталась успокоить подругу Фанни, усаживая ее в кресло и сама устраиваясь рядом. Лилиан вытащила носовой платок, который в течение всего заседания комкала в руке. Теперь от него остались одни клочья. Она приложила их к мокрым от слез глазам и тяжело вздохнула. – Этот ужасный заместитель генерального прокурора наговорил о Диллоне столько гнусностей. Он сказал, что Диллон кровопийца и сам дьявол и… О, Фанни, видела бы ты лицо Диллона… Слезы обжигали глаза Лилиан, превращая Фанни в расплывчатое облако, окруженное ореолом рыжих волос с молочно-белым пятном лица посередине. – Думаю, нам надо выпить, – решила Фанни. – Скотч лучше всего. – Судья прислушивался к каждому чертову слову Дэгвуда, явно свидетельствовавшему о предубеждении. А этот олух сэр Патрик! О! – Она взмахнула кулаком. – Мне хотелось вдохнуть в него хоть немного мужества. Он сидел там совершенно безвольный и бесполезный, в то время как улики следовали одна за другой. Клянусь, Фанни, этот человек мог бы и не являться на заседание суда, а сидеть дома и считать свои деньги, потому что он палец о палец не ударил с момента ареста Диллона. Фанни налила скотч в бокалы, стоявшие на низком буфете. – Но прошло всего несколько дней. Не так уж много времени для того, чтобы снять с человека подозрения в убийстве. – Время – это роскошь, которой у нас нет! Менее чем через две недели суд решит, повесить ли Диллона! И похоже, никто ничего не делает, чтобы оправдать его! Закрыв лицо руками, она разрыдалась, не в силах больше сдерживаться. Будто прорвало плотину, и полились воды. Лилиан казалось, что слезы никогда не иссякнут. – Выпей! Прохладный бокал оказался в руке Лилиан. Она поднесла его к губам, и пахнущая дымом жидкость обожгла горло. – Поверенный Грейстоуна выглядел потрясенным, а бедный герцог буквально окаменел. Он бы упал, когда выходил из здания суда, не поддержи его Рассел. Бедняга был так подавлен. Трудно себе представить, как он страдает. – Ты поделилась с герцогом своей идеей спасения Диллона? – Он ответил, что скорее даст пожрать свои внутренности червям. – О Господи! Грейстоун никогда не отличался тонкостью чувств. – Напрасно я это сказала, но слово не воробей, вылетит – не поймаешь. – Она отпила небольшой глоток из бокала. – По крайней мере он не угрожал тебе. – Я рада, что мы оказались наедине в адвокатской конторе после поражения в суде и никто не слышал его блеяния. В ее сознании молнией мелькнуло воспоминание о другом разговоре в офисе поверенного два года назад. Бедняга стряпчий, не человек, а призрак, никак не мог устоять против ярости Кейна. Лилиан не могла бы сказать, что агрессивность Кейна стала для нее сюрпризом, но никогда еще он не позволял себе ничего подобного на публике. В желудке у нее забурлило при воспоминании об этом бурном разбирательстве и о том, как кулак Кейна врезался ей в лицо, поранив губу. Поток крови, казалось, никогда не иссякнет. Она содрогнулась при этом воспоминании. Именно тогда она решила изменить свою жизнь. Наследство стало светом в конце тоннеля, едва различимым во мраке и все же сулящим надежду. – Ты в порядке, Лилиан? – встрсвоженно спросила Фанни. – Да, – ответила Лилиан, пытаясь прогнать воспоминания. – Все хорошо. – Грейстоун всегда был пугалом, особенно если ему говорили то, чего он не хотел слышать, – мрачно заметила Фанни. Давным-давно она была любовницей Грейстоуна и, по-видимому, оставила его сама, вместо того чтобы предоставить эту честь ему, как бывало обычно с другими его подругами. Она влюбилась в кого-то другого и последовала зову сердца. – Да, это всегда бывало ужасно, – сказала Лилиан. – А что, собственно, сказал Грейстоун? – Сказал, что уничтожит меня, если я пророню хоть слово на публике об «ошибке его сына». Сказал, что эта «грязная ложь» делу не поможет. – Лилиан обхватила себя руками за плечи. – Он был так озлоблен, что казалось, будто между нашими семьями и не было никаких отношений. – Охваченный страхом, он забыл о ваших добрых отношениях, забыл обо всем на свете. И в данном случае трудно его осуждать. Это была ужасная мысль. – Правда все равно выйдет наружу. Невозможно долго скрывать убийство, – возразила Лилиан, цитируя Шекспира. Фанни усмехнулась: – Всегда любила Шекспира, особенно «Венецианского купца». Но какой бы захватывающей ни была пьеса, это всего лишь пьеса, дорогая. – Но в ней правда жизни, а моя осведомленность о некоторых вещах – единственное средство спасти Диллона. – Предоставь адвокатам его спасать. Грейстоун не допустит, чтобы его сын качался в петле. – Ты не понимаешь, Фанни. Они очень мало могут сделать для его оправдания. Карты в колоде лежат очень тесно. Если бы ты слышала, какие убедительные улики они приводят, то поняла бы, что я имею в виду. Они представили письма леди Лэнгем к ее любовнику, которые пришлись так кстати, чтобы обвинить Бомона. К тому же на суде выступит хозяин гостиницы, готовый во всех грязных деталях сообщить о тайных свиданиях Диллона и леди Лэнгем и об их ссорах. Это все сфабриковано очень чисто. Но игра грязная. А судья, похоже, готов все это проглотить. – Но ведь ты пыталась помочь… – А что толку? Фанни погладила руку Лилиан. Она хлопотала над ней, как наседка. – Ты думаешь, что, если бы вместо сэра Патрика там сидел Редфорд, ситуация изменилась бы? – Да, я так думаю, – помолчав, ответила Лилиан. – В этом Редфорде есть нечто особенное. Он так чертовски уверен в себе, что хочется врезать ему кулаком в грудь, и в то же время испытываешь к нему безграничное доверие. Он не успокоится, пока невинный человек не окажется на свободе. – Я слышала, что Редфорд никогда не нарушал слова и что он не станет злоупотреблять доверенной ему тайной. Почему бы тебе не сказать ему правду о Диллоне? – Он не поверит, – вздохнула Лилиан. – Скорее всего поднимет меня на смех и вышвырнет за дверь. – Вышвырнет за дверь? Щеки Лилиан запылали. – Он сказал, чтобы я не пыталась обольстить его своими дамскими штучками. – А точнее? Лилиан смутилась. – Не могу припомнить. – Ты отлично помнишь каждое его слово. Так что говори! – Ну, что-то вроде… – Она кашлянула и, понизив голос, сказала: – Можете сколько угодно хлопать своими прелестными глазками и покачивать бедрами хоть до темноты, но я не возьмусь за дело Бомона. – Он хочет тебя. – Да, хочет, чтобы я убралась подальше. Фанни снисходительно улыбнулась: – Этот человек заметил и запомнил тебя. Он тебя хочет. И кто его осудит? Ты – произведение искусства, шедевр. – Если я шедевр, то этот шедевр принадлежит тебе. – Уже нет. – Фанни покачала головой. – Возможно, я научила тебя красиво двигаться, вести беседу, одеваться, выщипывать брови, но теперь ты сама по себе. – Однажды эта метаморфоза меня, возможно, спасла, но едва ли бровь красивой формы поможет Диллону избавиться от петли палача. – Лилиан едва сдержала слезы. – Кейн. Этот человек – моя смерть. Я надеялась, что навсегда покончила с ним там, в конторе поверенного, когда мы узнали, что мой дед завещал все свое состояние мне, а не Кейну. Когда он набросился на бедного стряпчего, разбил мне до крови губу и помчался к Диллону. – Слезы потекли по ее щекам. – Не знаю, что бы я делала без него и без тебя… А теперь, – она разрыдалась, – теперь я стала причиной смерти Диллона. – Ну-ну, – принялась ворковать Фанни, обхватив сильной рукой плечи Лилиан. – Не твоя вина, что Кейн – такой дьявол. – Я навлекла его гнев на Диллона. – Но ты не в силах контролировать махинации Кейна. А вот что ты должна сделать, так это доказать свету, что он действительно дьявол. Разоблачить его. – Как? – Перетяни Редфорда на свою сторону. Известно, что он упрямец. Если за этим делом стоит Кейн, Редфорд проследит затем, чтобы справедливость восторжествовала. – Если бы! – У тебя есть хоть какие-нибудь доказательства? – К несчастью, нет. – Именно поэтому тебе без детектива не обойтись. Лилиан фыркнула: – Не знаю, Фанни. Этот человек настроен крайне враждебно. Он даже слышать не хочет о том, чтобы взяться за дело Диллона. – Но ведь ты привыкла преодолевать трудности. Три года назад ты была робкой девицей, никому не интересной и пряталась на задворках общества в надежде на то, что тебя никто не заметит. Ты была гадким утенком. – Ну уж не настолько гадким… – Да, спина у тебя была прямая, словно ты аршин проглотила, одежда ужасная. Лилиан скорчила гримаску, вспомнив мучительные усилия, которые Фанни заставляла ее предпринимать. – Знаешь, почему я согласилась тебе помочь? – Из-за денег? – Ну и из-за них тоже. – Убрав руку с плеч подруги, она продолжила: – Но главное, чтобы ты не чувствовала себя жертвой. Чтобы не считала себя виноватой, несмотря на все издевательства Кейна. – А почему я должна была испытывать чувство вины? – Как это ни печально, многие сами позволяют тирану измываться над собой. Я много раз это наблюдала. К счастью, ты никогда не занималась самобичеванием. – Однако испытывала сомнения и неуверенность, всячески избегала людей. В общем, чувствовала себя отвратительно. Фанни отмахнулась: – Все это нервы. И ничего больше. – Можешь рассказать об этом моей горничной. Я меняла в день по пятнадцать платьев. Кроме Фанни, только слуги были свидетелями этих мучительных поисков образа, этих долгих и утомительных часов перед зеркалом, когда она вырабатывала надлежащую осанку, часов примерок у модисток, длительных уроков красноречия и танцев. Сколько времени она провела перед зеркалом, флиртуя с собственным отражением, ведя любезные беседы с запуганной девочкой, готовой осмеять все ее усилия? – Но ты сумела преодолеть и страх, и нервозность, тебе удалось справиться с Кейном. – Поставив бокал на столик, Фанни помахала изящным пальчиком. – Не могу поручиться за твое благополучие в настоящий момент. Знаю лишь одно: если женщина захочет, непременно добьется своего. – Я не всего могу добиться одна. Иногда мне требуется помощь. Но я еще не готова сложить оружие. – Умница. – Фанни сжала ее руку. – Докажи Кейну, что его интриги ничего не стоят. – Но как, ради всего святого, мне удастся перетянуть Редфорда на свою сторону? Как убедить его, что Диллон не мог сделать того, в чем его обвиняют? Редфорд сказал, что не верит ни единому моему слову. – Он должен понять, что почем. – Что ты имеешь в виду? – То, что два года ты любовница Диллона. Подумай об этом, Лилиан. – Ты переходишь все границы. Фанни пожала своими знаменитыми плечами, получившими известность за те годы, что она прослужила в театре «Друри-Лейн». – Но ведь ты давно мечтаешь об этом мужчине. – Тот мужчина, с которым я виделась несколько дней назад, нисколько не похож на Аполлона моих грез. – Что ты хочешь этим сказать? – Он был таким мрачным, отчужденным, даже привлекательность утратил. – Ну, в это трудно поверить. Возможно, теперь он не Аполлон, а скорее Арес, бог войны. Водя пальцем по краю бокала, Лилиан, избегая встретиться взглядом с Фанни, проговорила: – Не могу сказать, что он показался мне воинственным. – Ну если не воинственным, так вспыльчивым. Разве ты не почувствовала этого? Лилиан смущенно заерзала на стуле. – Не знаю, о чем ты, Фанни. Единственное, что я чувствую, – что он мне не поможет. – В таком случае верх возьмет Кейн. Лилиан откинулась на стуле. – В том-то и загвоздка. – Послушай, Лилиан. Вспомни свое преображение два года назад. Это из области несбыточного. Ты из засушенной старой девы превратилась в роскошную лилию. Мы знали, что столпы общества никогда не примут тебя в свой круг, но хотели сделать тебя неотразимой. Ты стала женщиной, желанной для любого мужчины, и чаровницей, какой желала бы стать любая женщина. У тебя появилась харизма. А харизма дает силы Наполеону. – Разве не армия дает силы Наполеону? – попыталась сострить Лилиан. – Армия следует за ним. Его магнетизм зачаровывает солдат и подданных и заставляет делать все, чего потребует он. Харизма – это ключ ко всему. – Кое-кто может возразить, что научить этому нельзя. – Возможно, и так. Но к этому надо стремиться, создать легенду и жить в ней. – Фанни взмахнула рукой. – То же и с Редфордом. В свое время фантазия тебе помогла создать его идеализированный образ. Так сделай это сейчас. Особенно хорошо фантазия работает в спальне. Подцепи его на эту удочку, и он не сможет сказать тебе «нет». – А что, если я захочу сказать «нет»? – После того что ты напридумывала о нем? – фыркнула Фанни. – Да ты будешь на седьмом небе от счастья. Лилиан вспыхнула. – Вряд ли он даст себя провести. Сразу поймет, что им манипулируют. – В таком случае, дорогая, не оставляй ему выбора. Лилиан прикусила губу. – У нас мало времени. Процесс начнется менее чем через две недели. – Она отпила виски, гадая, уже не мираж ли все это. – У меня кое-что на уме, и это следует осуществить сегодня вечером. – Сегодня вечером? – воскликнула Лилиан. – Ты позволила Кейну выиграть в этой схватке. Теперь наступил твой черед. Ты будешь генералом в этом сражении. – О чем ты? – Ты соблазнишь Редфорда, и он возьмется за дело. И как только поймет, что Диллон не мог убить леди Лэнгем, станет твоим главным козырем, солдатом, готовым сражаться на твоей стороне. – Он честный человек. – Нет, он сметливый. Он поймет, сколько денег можно заработать, прижав к ногтю истинного виновника. Не говоря уже о награде, обещанной лордом Лэнгемом. Редфорд только что открыл собственную контору. И его известность сама по себе будет капиталовложением. – Не думала, что правосудие настолько корыстно. – Но в нашем случае можно убить двух зайцев, и от этого выиграют все. – Но неужели это должно произойти сегодня вечером? Не рано ли? – Ты ждала двадцать лет и еще три года, пока тебе удалось одолеть Кейна, Лилиан. Неужели намерена ждать следующего солнечного затмения? – Если я должна это сделать, думаю, лучше дождаться темноты… – Это требует мужества, дорогая. Думай о лунном свете в траве и мощном молодом олене. – Ага, ты вынуждаешь меня думать об охоте. Это вовсе не та метафора, в которой я сейчас нуждаюсь. – А что тебе подошло бы больше? – Пожалуй, жертвенный агнец подходит больше. – Как скажешь, дорогая. – Лицо Фанни вдруг просияло: – Вот оно! – Ты о чем? – Когда все остальное подводит, пора обратиться к Священному Писанию. Я подумала об Аврааме, приносящем в жертву Исаака. – Не понимаю тебя, Фанни. Фанни поднялась и заходила по комнате. – Ладно, Лилиан. Я сама обо всем позабочусь. – Обо всем? – с надеждой спросила Лилиан. – Кроме самой важной вещи, мисс Заноза. И дело не в том, что я не хочу и это взять на себя. Такой, как Редфорд, способен соблазнить любую женщину. Лилиан оправила юбки, смущенная столь откровенным оборотом разговора. Она привыкла к тому, что Фанни легко говорит о подобных вещах, но не к тому, чтобы в такой связи говорили о ней. – Так каков план? – Ты должна написать Редфорду записку. Я не умею писать письма, как надо. Потом отправляйся домой и прими ванну с благовониями. Когда стемнеет, приедешь сюда. И захвати с собой несколько хорошеньких ночных сорочек, которые мы купили в прошлом месяце. Но не те, что ты сама выбирала. Сегодня ночью ты не должна походить на монахиню. |
||
|